Двойная жизнь

…Пусть порой мне шепчет синий вечер, Что была ты песня и мечта, Все ж, кто выдумал твой гибкий стан и плечи К светлой тайне приложил уста… С. А. Есенин

Хаус стоял возле дома Кадди и наблюдал за нею через окно гостиной. Она выглядела весьма привлекательной в своей оранжевой кофточке, а каждый ее жест, направляющий кружку с чаем к губам, Хаус находил необычайно сексуальным. Гостиная ее дома в это мгновение представляла собой уютную и безмятежную гавань, тогда как внутри Грега разворачивалась ожесточенная борьба противоположных решений. Одно из этих решений требовало немедленного разворота на 180 градусов и короткой прогулки к мотоциклу. Потом возвращение домой, викодин с бурбоном и полное замыкание в своем одиночестве. Он побыл влюбленным и женатым человеком, но, рано или поздно, все должно было воротиться на круги своя. Он уступит и уйдет, и сейчас она даже не заметит этого. Второе, дерзкое и своенравное решение требовало позвонить в дверь, снова взглянуть Лизе в лицо, уговорить не разрушать их отношений. Их любовь и непреодолимое влечение друг к другу заслуживали яростного сражения как с целым светом, так и с нею самой. Пораженческое настроение, усиливаемое чувством безысходности, повело Хауса назад к мотоциклу. Ноющая боль в ноге вторила сделанному выбору, и с каждым трудным шагом Грег находил всё новые доводы в пользу своего поступка. Он будет один, у Кадди появится ребенок. Хаус уже перекинул больную ногу через сиденье мотоцикла, когда услышал звонкий голос, окликающий его по фамилии. Кадди увидела через окно его удаляющуюся спину и выбежала за ним на дорожку перед домом. Грег снова оказался зажатым в жернова двух противоположных стремлений. С одной стороны, ему следовало повернуть ключ зажигания и стартануть с места на пределе лошадиных Хондовских сил. И в то же время желание подойти к Кадди и переброситься с нею хотя бы парой слов обладало совершенно равной силой. И последнее перевесило. Кадди удивленно смотрела на Хауса, идущего без трости и хромающего сильнее обычного. Перед кем он вздумал покрасоваться, недоумевала она. Еще через минуту в ней мелькнуло ощущение, словно у них с Грегом первое свидание, и он желает скрыть от нее сам факт своей инвалидности, и воображает, что без трости ему это удастся. — Ты все же решил, что нам нужно поговорить? — спросила Лиза, проходя в дом следом за ним. — Не могу заснуть, пока не нарежу нескольких кругов вблизи твоего жилища, — с едким сарказмом в голосе отозвался Грег. С трудом доковыляв до дивана, Хаус буквально рухнул на него. Правая рука тотчас же стала привычно растирать одолевающее свирепыми жалобами бедро. Кадди подошла к нему, опустилась рядом с ним на колени и, аккуратно убрав его руку с больной ноги, принялась уверенно массировать этот болевой очаг. Было бы намного удобнее, да и массаж был бы эффективнее, если бы он снял джинсы. Но Лиза не смела попросить об этом из опасения, что массаж бедра постепенно, помимо ее воли сместится вправо и положит начало новому витку их дурманящих отношений. Грегу же, по-видимому, было все равно, поскольку он закрыл глаза и совершенно безучастно принимал заботу о себе. Боль медленно и неохотно ослабляла хватку, и нахмуренное лицо Хауса стало понемногу проясняться. — Лиззи, — приглушенно хрипящим голосом проговорил Хаус, когда боль окончательно отступила с передовых позиций, — давай расстанемся тогда, когда кто-нибудь выиграет конкурс на умение ублажить мою боль лучше тебя. — Ты же будешь придираться к каждому прыщику даже идеальной конкурсантки. — Конечно, буду, — ухмыльнулся Хаус. — Поскольку ребенок для тебя — промежуточное звено между зверенышем и ночным кошмаром, а викодин дороже самой жизни, нам уже не быть вместе, — ответила Кадди и сделала попытку встать с пола. Полностью подняться и вытянуться во весь рост ей не удалось, так как Хаус обхватил ее за талию и резко усадил на свою здоровую ногу. В следующее мгновение они целовались без малейшей оглядки на суровую реальность, разводящей их по разные стороны пропасти. Губы ласково обхватили друг друга, и, углубляя поцелуй, Грег провел языком по небу Лизы. Ее ответным откликом было страстное поглаживание его языка, неба, внутренней стороны зубов. Затем отзываться на поцелуй стали оба тела, ускоряя кровообращение и сердцебиение, усиливая приток жара к самым интимным органам. — Пора прекращать это, Грег, — сжав в стальной внутренний кулак все свое самообладание, заявила Кадди, обрывая поцелуй и вставая с его колена. Их чувства так и останутся не пройденными до твердой точки, пока они льнут друг к другу, оставаясь наедине. Лицо Хауса в момент обрыва поцелуя приобрело слегка удивленный и ошеломленный вид, вызванный отнюдь не отдалением Лизы, а внезапно посетившим озарением и новой идеей. — Не хочешь жить любовью, давай в любовь играть, — предложил Грег. — Любовь — не мячик, Грег, чтобы можно было постучать ею об стену в твоем кабинете, — заметила Кадди. — Можем сделать вид, словно между нами ничего нет и никогда не было, — продолжал развивать свою мысль Хаус. – И, готов поспорить, через пару недель ты будешь просить меня снова стать серьезным. — Я не попрошу, Грег. — Спорим? — азартно настаивал Хаус. — Это будет жестокая игра без правил, и ты либо будешь играть в нее, либо можешь прямо сейчас навсегда отказаться от замысла пригреть под крылом беспризорный биологический мусор. — Я не буду играть и не откажусь от идеи взять себе ребенка. — И тебе не интересно, что можешь получить ты, если я первым пойду на попятную и, не справившись с игрой, применю пароль на выход из нее? — Играя с тобой, выиграть невозможно. — Но всё бывает когда-нибудь впервые. — И что же за приз может стать моим? — Если я первым скажу «я наигрался», мы будем жить вместе, и я буду отцом твоего приемного ребенка. — Вот только у меня его нет, Хаус! — Так будет, — спокойно пожал плечами Грег. — Это вопрос времени. Если у тебя не будет ребенка, когда ты придешь просить о завершении игры, ты откажешься от идеи усыновления. Если к этой минуте птенцом уже обзаведешься, откажешься от опеки. В ушах Кадди каждое слово Хауса звучало совершеннейшей дичью, но заманчивая сторона этого соглашения могла оказаться единственным шансом обрести сразу два несовместимых желания, преобразовав их в единое целое. И она согласилась, вызвав у него на губах пленительную в своем беспримерном коварстве улыбку. Хаус встал с дивана и, продолжая торжествующе улыбаться, пошел к выходу из дома. Он заранее праздновал триумф. Недавнее основательное решение вернуться в свою квартиру, не поговорив с Кадди, теперь представлялось величайшей глупостью. Не пройдет и нескольких дней, как она навек окажется окончательно закрепленной за ним в образе единой и неделимой собственности. На пороге прихожей он обернулся, два настороженных внимательных взгляда встретились, и Грег сказал: — То, чего между нами никогда не было, это лучшее в моей жизни. — Как и в моей, — ответила Лиза. Они долго смотрели друг на друга в чарующем безмолвии, позволяющем в полной мере ощутить всё недосказанное между ними. — До завтра, Лиззи, — отводя от нее мечтательный взгляд, попрощался Хаус. — Будь в хорошей игровой форме. Я не хочу легкой победы. — Если ты уже заказал себе памятную медаль, отмени заказ, Хаус, — не осталась в долгу Кадди. — В случае чего подарю ее Уилсону для Гектора. — До завтра, Грег, — сказала Лиза и закрыла за ним входную дверь. Профессиональный игроман Хаус, сделав точный расчет заведомо выигрышной стратегии, вскоре на самом деле стал одерживать верх. Кадди поначалу не понимала его замысла. Развороченный ящик письменного стола, хватание за левую грудь. Глупости какие-то. Но всё вокруг преобразилось, когда она увидела в своем кабинете мичиганский стол, пробудивший в ней бурную полноводную реку ярких немеркнущих воспоминаний. Уходя в этот поток с головой и полностью покоряясь своей самой солнечной улыбке, Лиза некоторое время простояла возле неодушевленного старого доброго знакомого. Потом ноги сами понесли ее в сторону лифта. И пока она шла мимо сестринского поста, пока лифт неторопливо вез ее на второй этаж, мыслями она была очень далеко не только от ПП, но и от сегодняшнего дня. В тот день она довольно поздно вернулась из университета. После занятий она засиделась в библиотеке, но увлечена была не книгами, а мыслями о Грегори Хаусе, с которым познакомилась две недели назад и дважды встретилась на студенческих вечеринках. Кроме этого, были уроки эндокринологии, во время которых он поразил ее воображение неординарным умом, нестандартностью мышления, непоколебимой уверенностью в своей вечной правоте. Он передвигался с ленивой грацией благородного хищника, осознающего свою исключительность и неповторимость. Голубые глаза словно видели ее насквозь, вплоть до самых тайных и темных уголков ее души, неведомых даже ей. И при этом он совершенно бесстыдно поминутно оценивал ее раздевающим взглядом, с невозмутимым видом поддерживая любые беседы о медицине, машинах, спорте и собственной одиозной личности. Перешагивая порог крохотной однокомнатной квартирки, снимаемой вдвоем с подругой, Кадди обнаружила соседку занятой поспешным одеванием на вечерне-ночное дежурство в больнице. Кэтрин была постарше Лизы, у нее уже было сестринское образование, и она совмещала работу и учебу. От двери Кадди быстро прошла через небольшую, затемненную в любое время суток, комнату. Темно-коричневый письменный стол с семью ящиками стоял вплотную к окну. Мичиган поддавался чарам первых рассеянных намёков темноты. Пройдет еще не более получаса, и улица станет трудно различимой из окна. Но в эту минуту, когда Лиза едва ли не бегом подошла к столу и села на него спиной к окну, у нее еще оставалась возможность увидеть Хауса, стоящего посреди улицы и задумчиво смотрящего куда-то вверх. Слежку за собой она заметила почти сразу после выхода из университета. Хаус шел по противоположной стороне улицы на почтительном расстоянии от объекта наблюдения. Кадди, ежесекундно одергивая себя от поворота головы в его сторону, продолжала спокойно идти, словно и не было у нее за спиной непрошеного сопровождающего. И даже сейчас, когда, по ее мнению, он не мог видеть ее пристального внимания, она находила недопустимым забраться на стол с ногами и откровенно прилипнуть к оконному стеклу. Ей приходилось слегка отклоняться назад и поворачивать голову немного вбок, чтобы посмотреть на Грега. Наблюдение за ним она чередовала с осмотром бессчетно виденной простенькой обстановки комнаты. И, в очередной раз глянув в окно, Хауса она не увидела. Сердце стремительно рухнуло вниз. Он ушел, она теперь не скоро его увидит, а когда увидит, будет тщательно прятать свое неравнодушие к нему. И не только от него, но и от себя. Не слезая со стола, Кадди закинула ногу на ногу и попыталась подумать о чем-нибудь другом. Мысли не слушались. Кэтрин к этому моменту полностью привела себя в порядок, взяла свою сумку и, коротко попрощавшись с Лизой, пошла к входной двери квартиры. На выходе подруга с кем-то столкнулась, и Кадди с трудом поборола дрожь в своем теле, услышав голос Хауса, спрашивающего о ней. Потом входная дверь захлопнулась, а еще через минуту Хаус прошел в комнату и, обольстительно улыбаясь, подошел вплотную к Лизе. — Зачем ты залезла на стол? — прокомментировал он увиденное, лишь бы начать разговор. — А зачем ты шел за мной от самого колледжа? — Хотел проверить, заметишь ли ты, что вместо одной тени у тебя стало две. — А я собиралась танцевать стриптиз на столе, если ты придешь сюда, — в шутку заявила Лиза и лишь после завершения фразы поняла, чтó она сказала. Своей смелостью она была потрясена до глубины души, но еще сильнее ее ошеломляли собственные желания, готовые в любую минуту расшвырять все сдерживающие заслоны, словно ничего не значащую труху от прошлогодних яблоневых листьев. К ее удивлению, Хаус не ответил какой-нибудь сальной шуткой из своего неподражаемого репертуара, не приказал немедленно приступать к действию. Сверкающие голубые глаза смотрели серьезно, он положил правую руку ей на бедро, и впервые в своей жизни она испытала сильное головокружение от близости желанного мужчины. Хаус наклонился к ней, и она почувствовала горячий шелк его губ на своих губах. Ее ноги самопроизвольно разомкнулись и раздвинулись, Грег властным движением придвинул ее поближе к краю стола и к себе. Она положила одну руку ему на грудь, вторую на затылок и углубила поцелуй, полностью отдавая себя стремлению коснуться языком каждой частицы его рта. Грег уже тогда целовался божественно, и ей было не угнаться за ним в этом умении. Они завершили свой первый поцелуй легким касанием губ. Нужно было перевести дыхание и набрать в легкие воздуха. Не давая отдыха рукам, увлеченным беспорядочными ласками, они сияющими глазами смотрели друг на друга. Кадди обхватила ногами стройную фигуру Хауса, и они возобновили поцелуй. Воспоминания резко оборвались, едва Кадди подошла к кабинету Хауса и увидела рядом с ним постороннюю женщину, самая вероятная профессия которой — проституция. Мичиган исчез, не осталось с Лизой и Хауса, обнимающего ее, целующего, переполненного страстным желанием провести с нею ночь. Возвращение в ПП и в настоящее было слишком жестоким и болезненным, и Кадди не нашла в себе сил войти в кабинет и провести дознание, кто такая та женщина и по какому праву теребит воротник кожаной куртки чужого мужа. Лиза развернулась и пошла обратно к лифту. Хаус нашел себе утешение, в то время как она снова позволила себе по-девчоночьи размечтаться. Ее воспоминания о первом поцелуе с Грегом сопровождались размышлениями о том смысле, который он, без сомнения, вложил в этот оригинальный подарок — мичиганский стол. Они никогда не обсуждали свою самую первую ночь, состоявшуюся в Мичигане, разве что упоминали о ней вскользь. Кадди всегда считала, что Хаус помнит об этом лишь в общих туманных чертах. Стол был доказательством детальных воспоминаний Грега о том вечере, плавно перетекающем в ночь. Этот предмет мебели являлся также свидетельством того, что Хаусу не безразлично то далекое событие его прошлого. Но если проститутка — тоже часть игры, вещественное послание приобретает обратное значение. Утром Кадди проснулась одна, Хаус не звонил и более не появлялся на ее горизонте. И если сейчас он хотел сказать ей именно об этом, то его подарок — попытка причинить боль, напомнить ей, насколько легко, без сожалений и колебаний, он способен бросить ее и забыть.