Мирта, 7 лет
С крыши Дома Управления открывалась обширная панорама на дистрикт и прилегающие земли. Дома на окраине казались крошечными точками, а лес, синеющий вдали у реки, бескрайним морским полотном, по которому ходили лиственные волны, нагоняемые спустившимся с ледяных вершин ветром. Лес протянулся вдоль главной горной реки и шел по ее периметру, окольцовывая дистрикт. Он был естественной оградой деревни, за пределы которой так никто и не перешел. В дистрикте ни разу не было попыток бегства. Все жители знали, что лучше, чем сейчас им уже не будет, да и преодолеть еще два весьма опасных барьера – горы и реку – было посильно единицам, несмотря на то, что люди из Второго считались самыми крепкими и здоровыми во всем Панеме. За лесом, по его границе, протекала горная река, которая славилась у жителей своей буйной непостоянностью. Охотники, добравшиеся до нее сквозь непролазные древесные сети и природные капканы в поисках непуганой дичи, изумлялись ее силе и необузданности. Мощный водный поток мог сбить любого, кто зашел бы в нее. Камни, сползшие с гор за долгие годы, облепили мелкое дно строптивой буянки, образуя естественные водные каскады, разбивая массивные речные потоки. Река пенилась, клокотала, будто протестовала. Вечно бурлящие ледяные потоки воды были устрашающе прекрасны. Чтобы охотиться в лесу и примыкающей к нему территории, нужно было оформлять специальный абонемент, позволяющий человеку убивать животных на лесном пространстве дистрикта. Его цена была приемлема не для каждого, поэтому дичь чаще всего водилась на столах зажиточных рабочих и богачей. Вдоль лесной границы дежурили миротворцы, следящие за тем, чтобы какой-нибудь смельчак, желающий полакомиться бесплатным свежим мясом, не пробежал зайцем в чащобу. Люди в дистрикте уважали миротворцев и безропотно им подчинялись. Чаще всего это были местные ребята, которые проходили военную подготовку в своем родном доме. Капитолий не придавал этому значения, так что надзор за жителями осуществлялся строго, но без применения физической силы и наказаний. На один из таких постов набрели Мирта с отцом, прогуливаясь утром по окрестностям в первый день после окончания 66-ых Голодных Игр. В них выиграла Верити Рэйдж из Дистрикта 2, поэтому сегодня и завтра официально объявили выходными. Предъявив миротворцу абонемент, отец и дочь вошли в лес, изолируясь от мира древесной стеной.***
Пройдя немного по натоптанной редкими охотниками тропинке, Мирта и ее отец, свернули и пошли в известном только мужчине направлении. Едва различимая в подлеске стёжка извивалась змеей по земле, увлекая шественников в мрачные глубины хвойных лесов. С каждым шагом мир вокруг становился темнее и тише, заключая их в лесную клетку. Отец Мирты, Донован Хёрч, был немного старше своей жены. Недюжинный рост выделял его из числа жителей дистрикта. Высокий и статный, он производил на людей приятное впечатление, располагая к себе с первых минут. Донован обладал приятной внешностью: всегда чистые и аккуратно уложенные волосы, тело в хорошей спортивной форме, говорящее о нем, как о человеке, не пренебрегающем физической подготовкой и военная форма, так подчеркивающая его властную и уверенную фигуру. Он был управляющим отдела кадров на военной базе Орешек, располагавшейся на территории дистрикта, в которой готовили будущих миротворцев и производили различные виды оружия. Следуя по стопам отца, мужчина с ранних лет работал на базе, медленно, но уверенно, продвигаясь вверх по карьерной лестнице. К настоящему времени он крепко расположился на своем месте, возглавляя ряды рабочих-старожил. С годами Донован становился более закрытым и отчужденным. С легкостью получая желаемое, он стал вызывать у сослуживцев некое недоверие, что, однако, никак не отразилось на его положении в обществе. Донован обладал секретным оружием, что всегда было при нем, не зависимо от места и обстоятельств. Его глаза. Орехово-медовые, они гипнотизировали каждого, кто попадался им в поле зрения. Хёрч знал, как пользоваться взглядом. Он умел пробуждать в людях весь спектр чувств и эмоций, играя ими, манипулируя, настраивая в нужное себе русло. Донован проникал вглубь человеческого подсознания, выискивая проходные лазейки, слабости, что давали ему преимущество над каждым. Они будто обволакивали, окутывали и переносили в другой мир, умело создаваемый мужчиной. Глаза его околодывали. Донован мог молчать, не произносить ни слова, не пользоваться мимикой и не жестикулировать, а только смотреть. Долго, практически не моргая, вкладывая в свой взгляд то, что хотел выразить, чего желал. Но как бы он ни смотрел, в нем чувствовалась животная сила, готовая за любую мелочь вылезти наружу и показать себя в полной красе. Вот, что представлял собой человек, бодро идущий в самое сердце леса. Но мужчина не был так прост. Люди любят хранить в себе тайны. Донован не был исключением. За маской примерного семьянина и трудящегося военного скрывался фанатичный садист. Он избивал жену, что за последние годы совсем сломалась и перестала сопротивляться, часто, выпивая в гостях или на работе, ввязывался в драки с рабочими, пренебрежительно относясь к каждому из домов «снизу». В дистрикте на главной площади сейчас шли празднества и подготовка к прибытию победительницы домой. Толпы людей вышли на улицы, чтобы отметить еще один удачный год, суливший им дополнительный паек от Капитолия и его снисходительность. Серые улочки, обычно пустующие, сейчас же были переполнены радостными людьми, беспорядочно снующими туда-сюда. Солнце нещадно пекло, нагревая каменные здания. В лесу же редкие лучи пробивались сквозь листву крон деревьев и приземлялись на густой подлесок, нечасто получавший тепло и свет. Сосновые ветки, словно вены на руке у старого рабочего, вплетались в синь неба, образуя непроницаемую завесу над головой. От густого пьянящего соснового запаха кружилась голова, под ногами хрустели опавшие иголки, иногда неприятно впивавшиеся в ступни прохожих. В лесу царил полумрак. Когда Мирта и Донован шли, за ними поднимался столб земляной пыли, освещаемый одиноким лучом, прорезающим его насквозь. На свету можно было разглядеть каждую частицу, плавно лавирующую в воздухе. Наверху птицы переговаривались меж собой, выдавая трели дивной красоты. Маленькая горихвостка быстрыми прыжками добралась от одного дерева к другому, взмахнула легкими, острыми крыльями и стремительно взмыла вверх, растворяясь в листве. Дочь и отец не спеша шли по лесу, наблюдая за его обитателями. Еще совсем юная Мирта с неописуемым восторгом рассматривала мир вокруг себя, находя его столь прекрасным, что, не имея слов, с упоением вглядывалась в доселе незнакомые красоты леса. Глаза ее были переполнены очарованием. Переводя взгляд с одной птицы на другую, замечая белку в кустах папоротника, на лице девочки появлялась улыбка. Лицо Мирты было детским, немного глупым, что простительно ее возрасту. Черные, густые волосы забраны в высокий хвост. Хлопковое бежевое платье прекрасно подходило ей, подчеркивая юность лет. Отец был весел и что-то насвистывал на ходу. Через минут двадцать они подошли к старой сосне, раскинувшей свои ветви далеко в стороны. Они свивались с кронами других деревьев, образуя над головой живую арку, не пропускающую ни солнечный свет, ни ветер, ни дождь. Под зеленым сводом было тихо, отдаленное щебетание птиц, казалось, доносилось из другого мира, плотно граничащего с лесной поляной. -Детка, ты же помнишь, что мы вчера смотрели все вместе по телевизору? – держа за руку Мирту, мужчина опустил на нее ласковый взгляд. Она молчала, продолжая крутить головой и рассматривать природу леса. -Ты бы хотела попасть на Игры? - более настойчиво обратился к Мирте отец, примешивая в свой взгляд жесткие ноты. Донован привык получать ответы на вопросы сразу, без промедлений, не теряя на них своего времени. После этой фразы ребенок медленно вернул взгляд на отца и вспомнил отрывки вчерашней программы. В ее память врезались мальчики, пытавшиеся укрыться от птиц, нападающих на них шквальной волной, девушку с ножом и крики - отчаянные, молящие о помощи. В уголках ее детских глаз собрались капли слез, похожие на чистые кристаллы горного хрусталя. Они тонкими ручейками скатились по ее пухлым щечкам, собрались на подбородке и упали на оголенную шею. -Ты попадешь туда чуть позже. Ты прославишь всех нас. Каждый в дистрикте будет знать имя Мирты Хёрч - победительницы Голодных Игр. Той, что дала ему еще один благополучный год. Разве ты не хочешь, чтобы каждый благодарил тебя? Немного подождав, пока ребенок обдумает сказанное, он продолжил: -О, Мирта, тебя будут знать все. Каждый будет мечтать подружиться с тобой, родители станут угощать тебя разными сладостями. Неужели это не здорово? Пока он расхваливал девочке прелести участия в Играх, взгляд его будто не мог сфокусироваться в настроении хозяина. За доли секунды он менялся с ласкового на угрожающий, с приторно-сладкого на маниакальный. Донован сел на землю, притягивая Мирту к себе и усаживая на колени. Отец не прерывал зрительного контакта и продолжал гипнотизировать дочку, окутывая ее детский разум сладостными грезами. Пока мужчина говорил, в голове девочки все больше и больше закреплялась мысль о том, что попасть на Голодные Игры – ее главная мечта и цель. Донован готовил Мирту к этому с самого рождения. В день, когда он узнал о беременности жены, он решил, что будущий ребенок обязательно станет трибутом-добровольцем, который завоюет сердце каждого следящего за ним. -Ну, мой храбрый воин, что ты решила? Одарив ее уветливой улыбкой подстрекателя, отец дал девочке время подумать, но услышал ответ гораздо раньше ожидаемого. -Я…хочу участвовать в Играх. Голос молодой Хёрч был нерешительным. Казалось, вместо Мирты говорил ее отец, проникший в ее голову и руководящий там, словно полноправный хозяин. Отец, осчастливленный решением своей дочери, сгреб ее в охапку, крепко прижимая к груди, словно боясь, что сейчас она поймет, что сказала, и убежит, страшась его. Донован был рад, что заполучил нужное решение с первого раза, не привлекая в помощь давление или минимальное запугивание. Он ожидал, что с легкостью вычеркнет этот пункт из длительного плана подготовки. -Я принес тебе подарок. Запустив одну руку в карман пиджака, Донован достал из него сверток помятой бумаги песочного цвета, из которого торчала деревянная рукоятка. Поставив Мирту на землю, отец аккуратно развернул упаковку, которая неприятно шелестела под грубыми пальцами мужчины, и представил содержимое ребенку. Тонкая стальная поверхность отражала искаженное лицо девочки. Идеально заточенное лезвие просилось быть испробованным на деле. Мужчина протянул его Мирте рукояткой вперед. Маленькие, тонкие пальчики ловко схватили ее и притянули к себе. Девочка медленно провела ладонью по лезвию, приложила его к щеке, ощутив на коже стальной холод оружия. -Нравится? Не понимая, что ей делать с этим, Мирта протянула отцу нож обратно. -Нет-нет. Это твое оружие. Я научу тебя. Поднявшись с земли, Донован подошел к той сосне, что за долгое время жизни сплела сети над и под землей получше паучьих. -Брось нож в ствол. Я посмотрю, что ты умеешь. Голос и взгляд его стали более жесткими, сладкие ноты затерялись, а властные и настойчивые выбились на первый план. Из отца он резко перешел в тренера, который настойчиво будет идти к цели создания идеального воспитанника. Наблюдая и слушая, Мирта не произносила ни слова, боясь сделать лишнее движение, которое случайно могло вывести отца из себя. Девочка боязливо, очень быстро посмотрела на него, но и этого хватило, чтобы страх, вечно таящийся в больших, почти кукольных ее глазах, снова взял над Миртой верх. Мужчина ждал, давая время дочери привыкнуть к новому предмету. Время, словно остановившееся, заморозило их двоих - Мирту, испуганно взирающую на отца, и Донована, постепенно теряющего терпение. -Давай же, - громко рявкнув в сторону дочери, Хёрч загреб носком ботинка сухую землю. Вздрогнув от неожиданного крика, Мирта резко подняла нож, страшась еще больше рассердить отца. Собравшись с силами, она неуверенно бросила нож в сторону сосны, что недвижно готовилась принять первый удар. -Соберись. Получив новую порцию угрожающих требований, девочка мотнула головкой и повела плечиками, концентрируясь на ноже, что она моментально подняла после неудачной попытки. Маленький шаг, второй, третий, и вот нож уже достиг места назначения. Оружие вошло в древесную кору на пару сантиметров, покачиваясь от столкновения вверх-вниз. От звука, сотрясшего мертвую тишину, две птицы, устроившиеся на нижних ветвях сосны, неожиданно взмыли к самому зеленому куполу. Не найдя лазейки на свободу, они маневрировали в сторону еле видимой тропинки. Довольный упорством, проявленным дочерью, Донован обратился к ней, облокачиваясь на ствол дерева. -Мирта, что можно делать ножом? -Чистить яблоки, резать мясо. Девочка вспоминала то, что мама каждый день делала на кухне. Ее руки выполняли всю работу по дому. Она умело орудовала ножом, как столовым прибором, и легко справлялась с ним, используя в хозяйстве. -А что делаю им я, когда ухожу в лес? – отец настойчиво продолжал опрос, не давая дочери и минуты, чтобы расслабиться -Убиваешь зверюшек. Мирта опять окунулась в воспоминания, воскрешая в памяти вечера, когда отец приходил домой под закат, неся в руках пару зайцев. Они были тучными, с густой шерстью, на которой ярким багрянцем мерцали капли свежезапекшейся крови. Руки отца на охоте всегда были одеты в тонкие кожаные перчатки, которые он не желал марать. -Верно. Еще я могу защищаться ножом, если кто-то захочет напасть на меня. Я хочу показать тебе немного из того, что умею сам. Подойди сюда. Отец жестом пригласил дочь подойти поближе. Быстро оценив два варианта своих действий, Мирта решила последовать указанию. Пока она шла, Донован достал из-за пазухи нож, что органично вписывался в его образ. Массивнее, чем первый, с крупной деревянной рукояткой, нож выглядел по-настоящему устрашающе в руках Хёрча, что замахнулся им, будто готовясь атаковать невидимого противника. Как только главный «зритель» приблизился, мужчина с тихим рыком выпустил оружие из руки в сторону дерева. Нож крепко вошел в кору прямо над Миртиным. Заметив отвлеченность дочери, Донован подбил ее ножку, подставив под тело сильные руки, на которые она благополучно приземлилась. -Никогда не отвлекайся, боец. Отведешь взгляд – ты проиграл. Их глаза встретились. Отец подчинял Мирту своей воле, а она не могла сопротивляться. Весь день они провели на поляне. Донован объяснял Мирте как правильно бросать ножи, что можно делать ими, показал базовые приемы обороны. Когда они закончили, поляна была окутана непроглядным мраком. Давящая тишина заставляла поежиться, а редкий хруст веток, под лапами пробегающих животных, проверял психику на прочность. Спертый воздух обволакивал пеленой, одурманивая. Поляна пустовала. По коре большой старой сосны медленно ползли вниз крупные капли смолы, выкатывающиеся из ножевых зарубок, оставленных отцом и дочерью. Выйдя из пущи, они направились домой по дороге, освещаемой кармазиновым, будто точеным, молодым месяцем, создавая ощущение, что земля тропы была пропитана кровью. Их фигуры, сперва ясно выделяющиеся на фоне затихшего города, окунулись в мрачные тени первых рабочих домов.***
Небо над головой было цвета чернослива. Казалось, что где-то там есть то, что никак не получалось разглядеть, будто оно скрывается за толстым холстом, дразня неоднозначными тенями. Звезды мерцали холодным и одиноким светом. Со стороны улицы небольшой двухэтажный опрятный дом будто весь светился изнутри. Из каждого окна приветливо лучился мягкий ламповый свет, придавая зданию эффект невесомости. Хвои, кольцом окружившие дом, купались в непривычном освещении, даря гостям приятный свежий запах. Внутри царила непринужденная атмосфера подходящего к концу праздника. Гости, сытые и довольные, рассредоточились по всей гостиной, что-то тихо обсуждая. На кухне, за столом, собрались около шести мужчин, все в форме. Во главе сидел Донован, в руке которого был небольшой стеклянный толстодонный стакан. Он что-то сказал, от чего все громко и раскатисто засмеялись, нарушая умиротворенную обстановку. После этого в воздух одновременно взмыли шесть рук с бокалами, до краев наполненных прозрачной жидкостью. В приветливом свете ламп, алкоголь окрашивался медным оттенком, напоминая цветом разбавленный водой виски. Залпом осушив их, мужчины снова рассмеялись, с грохотом обрушив все шесть стаканов на проверенный частыми вечерами стол. -Мирта, дочка, иди сюда, - Донован, разгоряченный напитком, широко взмахнул рукой, подзывая ребенка к себе. Сонная и уставшая Мирта, нехотя поплелась к отцу, ожидая выслушать еще один поток комплиментов и похвал. -Эй, Фин, говорят, ты отдал свою в Подготовительный Центр? – подняв ребенка и усадив его на колени, отец повернулся к рослому мужчине на другом конце стола. -Да, уже год как ходит туда. Слава небесам, жребий так и не выпал ни на нее, ни на твою изумительную дочурку, - Фин приветливо улыбнулся и подмигнул ребенку, от чего та немного расслабилась и еще больше расположилась к разговору. -Я пока не хочу отдавать ее туда. Ей хватит меня. Да, Мирта? Покажи-ка дядям, чему я тебя научил, - Дон вынул из-за спины нож и протянул его дочке. Мужчины, не ожидавшие такого, впились взглядом в совсем юную безобидную девочку, что с большой виртуозностью прокрутила в руках нож, а потом метнула его в деревянную доску, стоящую справа от нее с отцом. Когда гости услышали стук, разговоры резко оборвались, и все повернули головы к источнику звука – маленькой Мирте – гордо наблюдающей за полученным эффектом. -Ай да умница, - поцеловав дочь в макушку, отец отпустил ее обратно к матери, все это время следящей за происходящим. Когда ребенок добрался до Жанис, Донован что-то вновь сказал друзьям и разлил по бокалам новую порцию горячительного, быстро исчезнувшую. Из самого угла гостиной было трудно расслышать то, о чем велась речь на кухне, но слова мужа Жанис услышала отчетливо: «Вы еще увидите ее на арене, орудующую ножом так, что каждый начнет жалеть ее соперников». Вечер подходил к концу. Последние гости благодарно распрощались с хозяевами и оставили их наедине друг с другом впервые за день. Мирта, удобно устроившись на диване, практически необъятном для ее детского тельца, тихо посапывала, скомкав большое пуховое одеяло руками. Жанис, измотанная приемом, ушла на кухню прибирать последствия бурного окончания вечера. -Милая, оставь это, иди ко мне, - подойдя к жене со спины, Донован обхватил ее тонкую талию мощными руками, прижимая к себе. Терпкий еловый запах, впитавшийся в кожу каждого здесь проживающего, окутал мужчину, расслабляя и усыпляя. -Убери руки, - оттолкнув мужа, Жанис повернулась к нему лицом, поднимая глаза. Она часто дышала, немного приоткрыв рот, из-за которого виднелись аккуратные белые зубы. -Ты чего? Не так уж много я и выпил, - не понимая грубости жены, он вновь протянул к ней руки, наклоняясь. -А мне кажется, ты во все пропил свой разум. К чему ты готовишь дочь? - вновь отпрянув от мужа, Жанис проскочила под его рукой и встала за выдвинутый стул. -Донован, во что ты превратился? В убийцу собственной дочери? Когда ты успел променять свое сердце, душу, дочь на престиж, никого не волнующий? Ты стал так много думать, но при этом забыл, что значит любить и быть любимым. Я боюсь тебя, я боюсь за Мирту. Ты человек. Человек с семьей. Человек, который должен защищать ее, а ты самолично отдаешь ее на растерзание. Ты отправляешь дочь на смерть, а вместе с ней и меня. Я не понимаю, кто изменил тебя. Твои мысли, твой разум и твои чувства. Желание быть первым полностью захватило тебя, забрав с головой, отдалило от нас. Как ты допустил это? – выплеснув все на одном дыхании, она остановилась, громко вдохнув воздуха. -Забавно, - с улыбкой приняв ответ жены, он не раздумывая замахнулся и ударил ее по лицу, оставляя на половине лица алеющий след руки. -А теперь иди в спальню. И советую больше не начинать своих дрянных проповедей. Процесс запущен, и ты не та, кто сможет его остановить.