Как в сказке

Дерек все еще ощущал на себе этот взгляд. Он был как грязь, впитавшаяся в шкуру и въевшаяся под кожу — ни избавиться, ни стереть; как его нескончаемый позор, ведущий сквозь тернии унижений и мучений к так необходимому ему искуплению. В своей человеческой жизни он совершал много плохих, очень плохих поступков, из-за которых теперь раскаивался. И этот взгляд, которым Стайлз смотрел на него в тот вечер, был его наказанием. Он заслужил и этот страх, и отвращение, и презрение. Плата за содеянное была слишком велика, и даже вечности ему не хватит, чтобы искупить свою вину, отмыться от этой грязи. Он погряз в ней с головой. Еще немного и его утянет ко дну под тяжестью невыносимой ноши, называемой одиночеством, и лишь немногие догадываются, что оно на самом деле из себя представляет. Одиночество стало вторым именем Дерека, его вторым «я». Произнося его, легко представить безобразное, покинутое всеми чудовище, вынужденное коротать дни, месяцы, года, века почти добровольно в своей темнице. От слова «тьма». Тьма росла, цвела и благоухала цветами забвения в его угасающей, еле теплящейся душе — том, что от нее осталось. Дерек жил тьмой и дышал ей. Она сгущалась, как только заходило солнце; порабощала его, отравляя своим ледяным лунным светом, и превращалась в него, когда он чуял запах Стайлза и из последних сил сдерживал свою тьму и свои порывы овладеть им, окунуть в этот бездонный омут, сотворить из него второе чудовище, чтобы спастись от одиночества. Стайлз не хотел его видеть. Больше — не хотел. Он источал столь сильный аромат животного ужаса, стремительно пропитавший стены замка, что Дереку пришлось уйти. Он не мог дышать. Стальные тиски сдавливали грудь, сжимали легкие, и малейшая попытка вдохнуть необходимый воздух приводила к еще более невыносимым мукам. Нет, он не ушел — он сбежал, трусливо поджав хвост, не желая прямо взглянуть в лицо правде. А правда была такова: «ты чудовище, Дерек, уродливый монстр, внушающий страх одним своим звериным видом. Чего ты хотел, поддавшись уговорам и выйдя на свет? На что наивно рассчитывал? Что этот нелепый мальчишка окажется другим? Что он сможет принять тебя таким, каким ты стал, и помочь?». Смешно. Нелепо. Абсурдно. И все еще больно. Слишком больно. Больше никаких уютных вечерних чаепитий, умиротворяющих утренних прогулок и увлекательных дневных разговоров. Больше никаких манящих созвездий родинок, гладящих губы нервных пальцев, взволнованных вдохов-выдохов и пульсирующей на беззащитной шее жилки. Если Стайлз и хотел его, то только убить. Дерек не решался показываться ему на глаза. Воспоминания о прошлом разе были все еще слишком яркими и болезненными. И вряд ли хоть когда-нибудь они перестанут такими быть. Но он виноват сам. Питал какие-то несбыточные надежды, был ослеплен желанными иллюзиями, хотел того, чем не имел права обладать — ни приязнью Стайлза, ни его телом, ни им самим. Стайлз просто ребенок, который случайно забрел сюда и который больно уж приглянулся заколдованному замку, так что тот не захотел его отпускать. Даже когда давно стало очевидно, что держать его здесь больше не имеет смысла: Стайлз скорее покончит с собой, чем подпустит Дерека к себе. И замок внял уговорам Дерека. На склоне у леса появилась тропа, по которой Стайлз мог вернуться домой. Но он не уходил. Даже не попытался ни разу. Дерек сидел на крыше северной башни и рассеянно глядел в окно выбранной мальчишкой спальни, которая стала его по праву. Сколько времени прошло с тех пор, как он появился здесь? Три недели? Месяц? А кажется, будто минула вечность, которую Дерек был обречен прозябать день за днем. С приходом Стайлза все изменилось. И Дерек уже ничего не понимал: что не так с эти местом, с ним самим и... со Стайлзом. Определенно, Стайлз не дружил с головой, и как только раньше Дерек этого не понял? А теперь чувствовал себя так, будто его огрели дубиной по затылку. Он ушам своим не поверил... Этот безбашенный, сумасшедший, невозможный юнец зовет его? После всего, что случилось, он хочет вновь его увидеть? Зачем? Почему?.. Но со второго настойчивого оклика пришлось поверить в то, что Стайлз серьезен, решителен и уверен, как никогда, в своем желании вновь встретиться со своим ожившим ночным кошмаром лицом к лицу. Он все еще боялся, поэтому выбрал полдень, когда было ясно, светло и не так страшно в компании птиц и бабочек. Местом их встречи послужила открытая поляна, хорошо просматриваемая и кажущаяся более безопасной, чем помещение, где сложнее сбежать и проще быть загнанным в угол. Дерек бесшумно спустился вниз по стене, вонзаясь когтями в нагретые каменные блоки. Мягко спрыгнул на примявшуюся траву, прокрался сквозь кусты и встал на задние лапы, остановившись в десятке метров позади Стайлза. Тот напряженно вглядывался в противоположном, заведомо неверном направлении. Человеческий беспомощный детеныш даже не почувствовал его присутствия за своей спиной. Если бы Дерек в самом деле желал причинить ему вред, Стайлз был бы уже давно мертв. Дерек тяжело вздохнул. — О чем ты хочешь поговорить? — задал он тот же вопрос, что и в первую их встречу. Он все еще не носил предметного характера, и Дерек понятия не имел, о чем Стайлзу в этот раз приспичило с ним поболтать. Но он откликнулся на его зов, внял его просьбе, значит, он хотел узнать, что парень собирается ему сказать. Попросит отпустить его? Так Дерек его и не держал. Хотел бы, да только не мог. Не имел права. — О тебе. — Стайлз медленно повернулся к нему и внимательно посмотрел, не отведя взгляда. Дерек внутренне напрягся, сохраняя пока внешнее спокойствие, готовый к тому, что лицо Стайлза вот-вот исказится в ужасе, но тут этот безумный пацан выдал что-то поистине сумасшедшее: — О нас. О нас?.. О нас?! О Боги! Что несет этот балбес?! — Ты ведь боишься меня. — Дерек, как гора сомнений на земле страхов, а вершина этого грандиозного сооружения — слабая, жалкая надежда, за которую ему даже смешно. Верно, он просто смешон. До жалости. Он до боли стиснул челюсти. «Возьми себя в руки, Хейл. Вспомни, кто ты есть. Чудовище». — Не боюсь. — Стайлз отчаянно хотел казаться смелым. — Врешь. — Но от него разило страхом за милю, и Дерек не мог его не почуять, хотя и старался практически не дышать. Но этот удушливый аромат пропитал и наэлектризовал воздух, как перед грозой, и он чувствовал его буквально своей кожей. Стайлз сжал кулаки, поджал губы, он злился на себя, на свой глупый страх, но, главное, он очень хотел его перебороть. И Дерек, как вдруг оказалось, тоже. Ему не хватит смелости сделать первый шаг, но если его сделает Стайлз... — А ты бы не боялся, будь на моем месте? — бросил дерзкий мальчишка ему в лицо, заводясь. — Я человек, черт возьми, конечно же, я боюсь! Так же, как и ты, потому что, несмотря на весь этот волчий антураж, ты все еще человек. И я... я верю в это, я знаю это, я хочу убедиться в этом. Я хочу помочь тебе... Он сбился. Сердце Дерека тоже. Он думал, что больнее уже не будет? Что ж, он ошибался. Как и всегда. — Прекрати. — Дерек оскалился, Стайлз вспыхнул страхом, но еще держался на своем ослином упрямстве. Как-то раз Дерек так его и назвал — «глупым упрямцем», на что Стайлз возразил, что он «упорный», и Дереку пришлось разъяснить ему, в чем разница между упорством и упрямством: причина первого — сильное желание, а второго — сильное нежелание. И вот сейчас Стайлз упрямствовал, а не упорствовал, не желая отказываться от своей идиотской затеи. Кого он пытался убедить? Дерека? Себя? — Хватит лгать. Ты хочешь помочь себе, потому что хочешь выбраться отсюда; хватит делать вид, будто я тебе не безразличен... — Я не делаю вид! — еще больше вскипел Стайлз. Кажется, Дерек оскорбил его светлые чувства, и поэтому на него сейчас так безудержно орут, распугав всех птиц в саду. — Да, я хочу отсюда свалить! Как и ты! Но я не поэтому хочу тебе помочь, а потому что... потому что ты... ты мне нравишься. Следом за раскатом грома следует гробовая, оглушительная тишина. Дерек вздрогнул и в тот же миг оцепенел. Разумом он еще не понимал ничего, а глупое, влюбленное сердце уже радостно, взволновано трепетало в груди, рвалось наружу, навстречу Стайлзу, хотело оказаться в его руках, в нем, слиться с ним, стать единым целым. И Дерек снова сжал челюсти со всей силы, не давая давно ненужному ему органу выйти через глотку, и сердце застряло комом посередине — ни вдохнуть толком, ни вымолвить хоть слово. Он собирался что-то сказать, он почти придумал, решился, но Стайлз опередил его, мягко, ласково позвав по имени «Дерек» и заставил задрожать. Он сделал почти незаметный, но такой огромный шаг ему навстречу, становясь на бесконечные десятки сантиметров ближе. Дерек быстро, судорожно дышал, потому что ему казалось, что между ними не осталось расстояния; что Стайлз давно, с самого первого мига, как Дерек увидел его на том холме вдалеке, забрался к нему под кожу, и Дерек не мог вытащить его оттуда. Он оказался бессилен, беспомощен и мог только стоять и отчаянно умолять о помиловании всех известных ему богов. Стайлз смотрел ему прямо в глаза, и с каждым пройденным им миллиметром он становился все увереннее, спокойнее, а Дерек, напротив, с ума сходил от страха и волнения. Глупый, самонадеянный мальчишка продолжал настойчиво влезать к нему под кожу, и шерсть на загривке Дерека топорщилась, как первый признак надвигающегося урагана. — Да, меня пугает то, как ты выглядишь, но когда я смотрю на тебя, я вижу... — Заминка, но Стайлз все равно продолжил: — Совсем другое. Тебя, настоящего, каким ты был... Боль, ярость, отчаяние захлестнули Дерека с головой, утопили его, заполнили собой до отказа, он задыхался, захлебывался и ревел: — Ты не знаешь, каким я был! — Он неосознанно отступил дальше от Стайлза, возвращая бесконечное расстояние между ними, и ему стало немного легче дышать. Но воздух все равно рвал сжавшиеся легкие в клочья, его самого словно вот-вот разорвет на части. Стайлз испуганно замер на месте, глядел на него огромными глазищами, нелепо открывая свой дурацкий, болтливый рот. И Дерек незаслуженно наорал на него: — Ты ничего обо мне не знаешь! И об этом месте! Ты просто глупый, своенравный мальчишка, который сыскал беду! И не делай вид, что понимаешь меня! Ничего ты не понимаешь, Ста-а-айлз-з-з! — И он срывается на рык в конце. Дерек не помнил, когда последний раз так неистовствовал, давая выход всему тому, что успело накопиться за минувшие века. Он был испуган, потерян, рассеян, он не понимал, чего хочет от него Стайлз, этот проклятый замок; чего он сам, в конце концов, хочет. Когда он представлял себе, что у него появится шанс спастись, он был уверен, что непременно им воспользуется. И вот его многовековые терпение и надежды оправдались: злой рок привел этого прекрасного ребенка прямо в его звериные объятия. Казалось бы, просто протяни лапу и возьми то, что тебе нужно. Но все так сложно, запутано, так... болезненно. Дерек должен был довериться Стайлзу, а выходило, что сделать этого он не мог. И никогда не мог. Но тут Стайлз преподнес ему еще один сюрприз. Он решил — решил довериться ему первым: — Дженим. Меня зовут Дженим. Стайлз это просто псевдоним. Чтобы ты знал, ты второй во всем мире человек, который знает мое настоящее имя. — Судя по его тону, это значило «пиздец как много». Секрет, который должен умереть вместе с Дереком. — Его даже Скотт и Лидия не знают. Вот. Стайлз все еще стоял посреди поляны, прямо напротив Дерека. Он никуда не исчез, не растворился, как плод его больной фантазии. Безрассудный мальчишка его больше не боялся, не пытался убежать и спрятаться, он рассматривал его с каким-то приятным (до дрожи) интересом, доброжелательностью, а еще... любопытством. Дерек тоже не двигался с места, пригвожденный, казалось, намертво, и Стайлз осторожно продолжил подбираться к нему и словами, и шагами: — Раз уж ты заговорил об этом, то ты сам виноват, Дерек, — укоризненно заявил он, но таким участливым и вкрадчивым тоном, словно хотел его успокоить, а не разозлить. — Что ничего не хочешь мне рассказывать ни о себе, ни об этом месте. Да, может быть, я заблуждаюсь на свой и твой счет; может быть, я тебя в самом деле совсем не знаю, — признался Стайлз, делясь с ними своими сомнениями: — Но мне достаточно того, что я слышу... вижу... чувствую. Ты нравишься мне. — Дерек вздрогнул, как от выстрела. Стайлз не врал. Он не мог соврать, потому что он всегда был честным и открытым с ним, тянулся к нему, просил о взаимности, и Дерек растерялся, а потом услышал то, что взорвало остатки его привычного мира, разлетевшегося вдребезги и похоронившего его под своими руинами: — И я хочу тебе помочь, хочу... быть с тобой. В пустой голове Дерека билась пульсацией одна-единственная осознанная мысль. Стайлз не врал. Не врал. Не врал. Но Дерек все еще не мог пересилить себя. Не мог сделать хотя бы малюсенький шаг навстречу, чтобы эта бездна ужасов и сожалений между ними перестала быть такой страшной и непреодолимой. Стайлз, будто чувствуя, что ошарашил бедного оборотня так, что тот никак не может прийти в себя, поспешно сменил тему, уводя долгожданный разговор в безопасное русло. Раньше он избегал Дерека, а теперь боялся, что Дерек после его признания начнет избегать его. И Дерек тоже этого боялся. — Сюда когда-нибудь приходили другие люди? — спросил Стайлз. Заторможенно Дерек кивнул, подтверждая его верную догадку. — И замок отпускал их, верно? — продолжал развивать цепочку рассуждений Стайлз, подбираясь к сути. Он собирался вернуться к первоначальной теме, но окольными путями, и проверить еще раз, сбежит Дерек или нет. Дерек тоже хотел это проверить, потому что пока он был все еще тут. — А знаешь, почему он именно меня здесь оставил? Потому что я действительно тот, кто сможет снять с тебя проклятье. Если ты, конечно, расскажешь мне, как это сделать. Невольно Дерек нахмурился. Он не сомневался, что Стайлз в теории может снять с него проклятье, но не знал, сможет ли на практике. Сможет ли Стайлз, сможет ли он сам. Если не получится подпустить мальчишку к себе, с мертвой точки они никуда не сдвинутся. — Я не знаю, — честно ответил Дерек, чем подверг бедного паренька в ступор. Но тот длился недолго: — ЧТО?! Что значит, не знаешь?! — Стайлз, видимо, до последнего надеялся, что они отделаются легким испугом и дело будет сделано. Черта с два. Моргана, проклявшая его ведьма, была той еще редкостной сукой, когда перестала прикидываться невинной овцой. Даже столько лет спустя Дерека злость хватала каждый раз, стоило ему вспомнить, как эта коварная рыжая стерва заточила его здесь и, торжествующе хохоча, умчалась за горизонт на его верном лихом коне. Вспоминать о своем боевом друге было больнее всего. И как-то успело позабыться, что Моргана была не просто какой-то ведьмой, на которую он так некстати случайно наткнулся, а его первой любовью — той самой, настоящей, которая казалась любовью до гроба. И, наверное, все сложилось бы совсем иначе, не реши король, отец Дерека, женить его на принцессе из соседнего королевства исходя из политических соображений. Не потому, что он был плохим королем, напротив, он был хорошим королем, но из рук вон плохим отцом. Дерек не был наследником престола, им был его старший брат, но отец не мог оставить младшего принца неиспользованным и свободным, поэтому сделал все, чтобы вынудить Дерека согласиться на этот брак по расчету. Моргана умоляла его сбежать вместе с ней, просила бросить семью и трон, хотела стать для него всем — но так и не стала. Как и сейчас, Дерек колебался, не решаясь сделать последний шаг, и дотянул до самой свадьбы. Пережил брачную ночь, сумев убедить себя, что чувства к рыжеволосой девушке, с которой он вырос и которой первым признался в любви, были ошибочны; спустя пару месяцев порадовал отца новостью о том, что принцесса ожидает появления на свет первенца, а потом... Потом кара его настигла. — Она ничего не сказала, — ответил Дерек, не скрывая раздражения. Это было странно. Вроде века минули, а любые напоминания о Моргане выводили его из себя на счет раз, и он беспричинно злился аж до зубовного скрежета, хотя давно должен был перебеситься, успокоиться и смириться. — Ничего конкретного, кроме того, что я могу снять проклятье, но она сильно сомневается, что когда-нибудь мне это удастся. — Вот сука, — вдруг выдал любящий словца покрепче Стайлз, и Дерек мысленно горячо с ним согласился. Сука, та еще сука. Но мальчишка не терял своего природного парадоксального оптимизма: — Ладно, мы что-нибудь придумаем, будем импровизировать по ходу дела. А для начала хватит от меня скрываться. И хватит пятиться, Дерек! Стой смирно! — громко и твердо приказал он, и Дерек остановился, как вкопанный, только сейчас заметив, что неосознанно опять отходит, не давая Стайлзу приблизиться. Он, затаившись, ждал. Смотрел, как действительно бесстрашный, вызывающий невольное уважение человеческий детеныш медленно приближается к нему вплотную. Между ними оставалось не больше метра. А Дерек был уже весь напряжен, как натянутая тетива лука, готовая сорваться в любой момент, но Стайлз будто этого не замечал: раззявив рот, он пялился на него, рассматривая всего, во всех подробностях, и его шаловливая рука неизбежно потянулась куда-то к животу Дерека. — Можно? — спросил он робко, боязливо, не до конца уверенный в реакции Дерека. А она последовала незамедлительно: — Нет, — отрезал он, в страхе отступая. Для него это было слишком. Слишком быстро. Слишком близко. Слишком горячо. Слишком сильно. Просто — слишком. Стайлз медленно опустил руку. Он был расстроен, разочарован, подавлен, но старался это скрыть. Он надеялся, видимо, что Дерек все-таки позволит ему прикоснуться к себе, но последняя преграда оказалась слишком... высокой. Выше, чем замковая стена, на которую Дерек с разбега запрыгнул, а потом вскарабкался вертикально вверх, стремительно и быстро, пока не скрылся из виду за балюстрадой галереи. — Ты все равно никуда от меня не денешься, Дерек! — прилетел ему в спину раздосадованный крик Стайлза. Он злился, что оборотень снова удрал от него, и не осознавал своего счастья. Потому что когда Дерек все-таки сдался под его напором, случилась катастрофа.