Высший класс

Blue hydrangea, cold cash divine Голубая гортензия, превосходство в деньгах, Cashmere, cologne and hot sunshine Кашемир, одеколон и жаркое солнце. Red racing cars, sunset in Vine Красные гоночные автомобили, закат на улице Vine. And we were young and pretty И мы были молоды и прекрасны... Lana Del Rey — Old Money

Гарри приехал к отелю очень рано. Эвелин сказала, что самым подходящим временем будет десять часов утра, однако сейчас было около девяти, но Гарри уже поднимался на лифте. Он постучал в большую деревянную дверь и удивился, почему нет звонка. Сначала никто не подходил, но затем послышались мягкие шаги. На Эвелин был махровый халат и полотенце на волосах. Щеки раскраснелись от горячей воды, с шеи вниз стекали капли. — Ты рано, — девушка позволила поцеловать себя в щеку, прямо как в старые добрые времена. Гарри совершенно точно был готов простить Эвелин ее долгое отсутствие, если бы она не вела себя так, словно они и не расставались. На самом деле Рошфор чувствовала дикие угрызения совести, что бывало очень редко. Она не хотела тогда бросать Гарри, не хотела делать ему больно. Он был самым дорогим для нее человеком. Впрочем, таковым навсегда и остался. Эвелин удалилась в ванную комнату, оставив Озборна одного. Обстановка номера парня совершенно не интересовала – он уже много раз видел подобное. А вот то, что лежало на журнальном столике практически сразу привлекло его внимание. Он знал, что Эвелин не слишком-то отличалась любовью к ностальгии, однако у нее был альбом с фотографиями. Под каждым снимком была подписана дата, так что Гарри сразу понял, что здесь Эвелин шестнадцать лет. Снимки в основном были с одним и тем же человеком, однако Гарри узнал его только после пятой фотографии. Это была Ингигерда Рихтер, прославившаяся на весь мир тем, что смогла выращивать утерянные конечности. Но даже не это удивило парня, а то, что Эвелин здесь в больничной палате. Выглядела она очень плохо: волос было намного меньше, чем сейчас, цвет лица напоминал старую пожелтевшую бумагу, а губы стали тонкими, словно полоска. Но глаза… Они светились счастьем, которое затмило боль. Рихтер в основном обнимала ее, улыбаясь в ответ. Гарри нахмурился. Но дальше пошли фотографии, которые были ему прекрасно знакомы. Это они на теннисном корте, где вместе сыграли вничью. Эвелин была в традиционной для этого вида спорта форме: короткая белая юбка, такого цвета рубашка-поло и бейсболка. Теннисную ракетку она опустила вниз, а другую руку положила на плечо Гарри. Одному из их друзей удалось поймать момент, где она смеется. Впрочем, Гарри тоже не отличался любовью к ностальгии, так что быстро закрыл альбом. Вместо него он взял один из журналов, которых было на столе в избытке. И снова на первой же странице была она. Эвелин де Рошфор. Парню некуда было от нее деться. Девушка преследовала его везде сама того не зная. Если он был в чьей-то компании, то о ней часто говорили. Если он открывал журнал, то она, скорее всего, тоже там есть. Этот номер не был исключением. Наверху было написано что-то про проект молодого фотографа, который снимал балерину во время ее танца. Эвелин была на этих снимках не в простой балетной пачке, а в легком, казалось бы, невесомом платье. Оно то и дело взлетало, повинуясь ногам и рукам девушки. Эвелин будто не имела веса. — Трогать чужие вещи очень некрасиво, — он даже не заметил, как она подошла сзади. — Тебя разве этому не учили, милый Гарри? «Милый Гарри» для него было словно ведро ледяной воды. Он практически мгновенно пришел в себя от этих слов. Она называла его так, когда хотела поддеть. Парень нахмурился, понимая, что снова попался на ее ловушку. Она ничуть не изменилась за эти два года. Была все так же высокомерна, не показывала своих чувств и кололась, словно кактус. Гарри поджал губы. — Нас уже ждут. Полет был долгим и утомительным, однако это определенно того стоило. Дом был очень большим и красивым. Здание было построено в традиционном тосканском стиле, с колоннами и большим балконом. Идеальные зеленые газоны расстилались на огромное расстояние. По периметру и перед самим строением росли высокие фруктовые деревья, с которых загорелые после жаркого лета юноши и девушки собирали различные плоды. Эвелин и Гарри жили в комнатах, с которых открывался замечательный вид на Тирренское море. Девушка вышла на балкон и вдохнула соленый воздух полной грудью. Казалось бы, нужно радоваться, что оказалась в таком райском месте, однако на душе у Рошфор было хмуро и тяжело. Она не смела приблизиться к Гарри слишком близко, потому что все еще считала, что поступила с ним просто отвратительно. Обычно она не сожалела ни о чем, но сейчас прекрасно чувствовала, что их все еще разделяет глухая каменная стена, которую будет трудно разрушить. Эвелин решила действовать. На дом опустилась нежная прохлада, как бы напоминая, что время уже клонится к ночи. Эвелин надела кашемировый свитер нежно-лавандового цвета, зашнуровала белые кроссовки и застегнула ремень на светлых джинсах. Она спустилась в кухню, которую уже покинули повара, и взяла бутылку красного вина и два бокала из шкафчика над раковиной. Ей казалось, что только алкоголь в крови поможет переступить через себя. Гарри стоял на балконе, облокотившись на светлые перила. Морской ветер развевал его волосы, ничуть не портя внешнего вида парня. Эвелин показалось, что даже наоборот, воздушный поток украшает этим легким беспорядком. Озборн не обернулся, когда девушка вошла. Сначала Эвелин на секунду застыла на пороге, однако затем все же подошла к нему. — Не хочешь выпить? — звон бокалов друг о друга все же отвлек Гарри от каких-то своих размышлений и он поднял на нее свои глаза. Это вышибло из груди Эвелин весь воздух. Она видела в них все: себя, океан и эту невероятную энергию, которая исходила от него. Она снова почувствовала себя неловкой девчонкой, пришедшей на первое свидание. — Отчего же, — Гарри подошел и достал штопор из ящика стола. — Очень даже не против. Вино было разлито, и Эвелин сделала первый глоток. Она только сейчас заметила, что на балконе были огромные мраморные вазоны, наполненные голубыми гортензиями. От них исходил невероятный аромат, который дурманил голову не хуже дорогого алкоголя. Множество запахов смешались в этот вечер: цветы, вино, дорогой мужской одеколон. Эвелин снова посмотрела на Гарри. Они были молоды и прекрасны. Богатые, красивые и влюбленные – что может быть лучше? Они знали друг друга с десяти лет, подружились только через два года. Первой влюбилась Эвелин. Сначала она даже не замечала этого. Ей просто казалось, что это такая дружеская ревность, что эти девчонки, ее одноклассницы, хотят отбить у нее друга. Однако потом она поняла, что ее и Гарри связывает не только дружба. В девушке появилось дикое чувство собственности, которое она была не в силах подавить. В один день она подсыпала крошеного стекла в танцевальные туфли одной слишком надоедливой персоне. Тогда Гарри ее впервые поцеловал. За Озборном всегда бегало много девушек. Многих он не упускал, однако была одна, которая находилась рядом, но никак не давала понять, что что-то чувствует к нему. Эвелин всегда была обжигающе холодна, высокомерна, женственна, прекрасна и… — Скажи, у тебя проблемы с алкоголем? — у Гарри уже слегка заплетался язык, хотя он всячески пытался преодолеть постепенное опьянение. На двоих они выпили почти всю бутылку. — С чего ты так решил? — Эвелин же казалась дико усталой. Словно она скинула наконец свою маску и сидела сейчас перед ним такая настоящая, небрежная, с выбивающимся из всегда идеальной прически прядями. — Просто я заметил у тебя в номере почти пустой ящик шампанского «Кристалл», вот и подумал. — У меня проблемы не с алкоголем, — Эвелин подняла глаза, — а с тобой. Гарри сначала не понял, о чем она говорит. Девушка поставила бокал на широкие перила и сделала шаг к нему, уменьшив и так не слишком большое расстояние между ними. Глаза ее сверкали, обычно бледные щеки покрылись румянцем. Даже без алкоголя в крови Гарри счел бы ее очень красивой. — Что ты имеешь ввиду? — Эвелин сразу поняла, что он хочет прикинуться дурачком. — Я бы хотела попросить у тебя прощения за то, что бросила тогда, — Гарри бы хватило пальцев одной руки, чтобы сосчитать, сколько раз Эвелин извинялась при нем. Чаще всего ее, конечно же, заставляли. Но сейчас это звучало очень искренне. — Поверь, по своей воле я бы никогда так не поступила. — Не могу поверить, что Эвелин де Рошфор извиняется, — Гарри усмехнулся. — Заткнись, пожалуйста. Они оба улыбались, хотя их носы уже касались друг друга. Эвелин чувствовала его дыхание на своей щеке, отчего все внутри нее сжалось. Ей хотелось переживать этот момент снова и снова. — Ты же тоже уже не пьян? — Конечно, нет. Он коснулся ее губ очень мягко, с осторожностью. Эвелин старалась удержать себя в руках, чтобы не расплакаться. Хотелось выжечь этот момент в своей памяти, чтобы не забыть даже после смерти. Чтобы Гарри тоже запомнил ее. В ту ночь она отдала ему всю себя без остатка.