Dark fairytales

      Итак, наши герои были спасены от гадких рук Румпельштильцхена сержантом Буратино, но при этом понесли значительные потери, которые ухудшили отношения в команде. От назначенного пути до следующего штаба пришлось ненадолго отклониться, чтобы зализать шрамы и раны. По пути никто не решался заговаривать, да и желания такого ни у кого не было; разве что сержант Буратино, шедший подле новичка и успевший сблизиться с ним, пытался завести хоть какую захудалую беседу, расспрашивал стандартные вещи и замолкал, когда чувствовал, что болтает слишком много. Сам же Агрономов, на удивление остальным, отвечал сержанту неохотно, с переменчивым настроением, уклонялся от каких-то личных вопросов или же просто молчал, делая вид, что не расслышал. Комета и Карл плелись впереди, обменивались вкрадчивыми взглядами, а затем, словно увидев что-то неприличное, смущались и отворачивались друг от друга — связано это, наверно, было с тем, что ни один из них не попытался помочь Агрономову, и теперь оба испытывали ощущение тяжелого стыда; Незнайка замыкал колонну. Когда наступало затишье после очередного допроса, Саша, дабы хоть как-то разбавить однотипную атмосферу допроса, обращал свой взор на Буратино и внимательно рассматривал его. От того безбашенного, веселого, легкомысленного хулигана, что однажды променял ум и знания на приключения, мало чего осталось: отныне он был не мальчонкой, а возмужавшим мужчиной, ответственным и дисциплинированным — это было заметно не только по огромной фигуре, но даже по его небесно-голубым глазам. Больше Александра в этом бойце привлекал его нос: он был такой же длинный, как и в книге, когда Буратино был юн, но не деревянный, а сделанный из железа. — Извините меня, сержант Буратино, что, может быть, влезаю не в своё дело, но я никак не могу усмирить свой дикий интерес по поводу одной вещи, которая сразу же бросается в глаза в Вашем образе, — впервые за всё время пути Александр решился сам начать диалог; Буратино завертел головой, приободрился и с улыбкой посмотрел на собеседника. — Скажите, пожалуйста, а что же случилось с вашим носом? Он сделан из железа, хотя по канону — в книге — деревянный. — Ах, так ты об этом, а я-то уж подумал, что со мной что-то не так, — с весёлой улыбкой подмигнул комсомольцу сержант, стукнув по железному кончику. — А носик мой, увы, на веки вечные останется железным, и это, признаюсь, меня несколько огорчает. А подарил мне его мой старый знакомый, с которым у меня были личные счёты. Скажи, имя "Крысиный Король" тебе о чём-нибудь говорит? Да-да, именно с ним я был не в ладах, но да не суть. Та крыса давно отбыла на тот свет, но решила оставить подарочек, как вечное напоминание о себе и о нашем вечном соперничестве. А ведь, знаешь, Александр, сколько бы этот нос не рубили, он у меня всё рос и рос… Видимо, срок чудодейственным силам давно иссяк, остался где-то далеко в детстве, — после этих слов он усмехнулся и, достав шёлковый носовой платочек, бережно протёр запылившееся железо.       Среди обломков отыскали запертый, заржавевший от времени и дождей люк с громадным замком на коричнево-жёлтых, осыпающихся железной трухой, ручках. Прикинув на глаз крепость и примерный год, когда в последний раз открывали дверь бункера, Буратино плюнул на руки, растёр их хорошенечко, а затем, сжав золотой черенок посоха, взмахнул им высоко над головой, да и сшиб железные двери мощным ударом; издав пронзительный визг, двери прогнулись, а затем, слетев с петель, с грохотом повалились и шлёпнулись в лужу. Александр с недоверием заглянул в дыру, из которой веяло приятным бодрящим холодком, потянул сырой и влажный воздух, а после, встав и отряхнувшись, отошёл, дабы случайно не упасть. — А скажите, пожалуйста, сержант Буратино, почему мы постоянно должны обязательно лезть под землю? В Детский сал мы с Кометой пробирались через корни дуба, сейчас — без малейшего понятия куда мы идём — опять приходится лезть в очередную дырку. Почему бы просто не добраться напрямую, а не окольными путями? — Почему?.. Ну, Александр, если мне память не изменяет, то менее, чем час назад вы натолкнулись на Румпельштильцхена с Крысоловом, а ещё ранее — на стаю волков Снежной бабы, а перед этим — на огромного дракона, который едва ли вас не съел! Раз на поверхности так безопасно, то, действительно, странно становится: почему же мы ползаем под землёй? — издёвка, которая всегда поджигала в Александре фитилёк от бочки с ненавистью, не осталась незамеченной комсомольцем и сейчас: он и без пояснения потом осознал, к чему эти перемещения под землёй по тоннелям и потайным ходам, но фитилёк уже зашипел, задымился, и искорка раздражения побежала к бочонку. Буратино, не замечая вздрагивающих уголков губ, измерил глубину дыры, а затем, не задумываясь, просто прыгнул и приземлился прямо на дверь; Александр поразился беззаботному поведению друга и решил точно также — смело и пафосно — нырнуть.       Что ж, получилось у юнца не очень: при подготовке к прыжку нога соскользнула с покрытого мягкой грязью выступа, Саша полетел вниз, а при приземлении подвернул ногу. Буратино одарил его насмешливым взором через плечо и скрыл свою улыбку; друзья гуськом последовали за главой разведочного отряда.

***

      Под конец узкий проход стал всё больше и больше расширяться и плавно перешёл в большущую приёмную комнату, устроенную, как гостиная — по форме и убранству она ничем не отличалась от Детского сада, только разве что подле огромного стеллажа, упирающегося деревянным лбом в потолок, имелась какая-то дверь, ведущая невесть куда. И пока ребята располагались и облюбовывали мягкий диван, за дверью тихо зашуршал ключик в скважине, провернулся в замке, и дверь приотворилась, пропустив в тёмную кладовку ниточку света. — Кто там? Кто там пришёл? Неужели это Эболи? Так скоро вернулась?.. — Нет-нет, это не она! Погляди, это же наши мальчишки: Комета, сержант Буратино, Незнайка, кто-то… ещё и Карл. — Ах, Карл! Карл! Дай мне выйти поздороваться с ним, я так долго не видела его и так соскучилась! Ну, пусти же, Нати, ты мне мешаешь! — Цыц, мышка, не хватало, чтобы они… Ах, он услышал тебя, он смотрит прямо в щёлку! Что делать? Что делать? — Закрывай! — дверь постепенно закрылась, а шуршание девочек прекратилось; Агрономов, заметивший нечто неладное первым, сидел, не шевелился и с широко раскрытыми глазами смотрел за странным поведением двери. Когда же чёрная полоска исчезла, юноша, изъяв из штанов нож, отправился на разведку, и даже в какое-то мгновение ему показалось, что враги пробрались в дом…       Подкравшись, Агрономов приложился ухом, стал внимательно вслушиваться и наконец уловил едва слышимое шуршание, похожее чем-то на скребущие по деревянным доскам мышиные коготочки. Тогда, сжав железную рукоять и приняв позу, будто нож был вовсе не ножом, а мечом, юноша со всей силы вмазал по старой двери ногой, но лишь пробил в ней дыру; из-за двери донёсся перепуганный девичий — похожий на поросячий — визг. Александр решил не останавливаться на полпути и продолжить дальше ломать преграду, пока не откроется. На шум сбежались взрослые: Незнайка сначала косился на комсомольца, как на полоумного, а затем, махнув рукой, куда-то ускрёбся, сержант же, переполошившись от знакомых визгов, оттолкнул обезумевшего Саньку и открыл разломанную дверь. А в кладовке, прижавшись друг к другу и дрожа от вида холодного оружия, попискивая и повизгивая, находились две малышки лет восьми. Та, что с розовыми волосами, дрожала сильнее, чем подруга, а когда дверь вовсе открылась, она пронзительно заверещала и отвернулась; другая же, с белокурыми вьющимися локонами, сжимала рукоять шпаги и только выжидала подходящего момента наброситься на неприятеля. Сержант, выступающий для девочек в роли няньки, заговорил волнующимся голосом, заверил, что ничего плохого не случилось и взял их на руки, вынося на всеобщее обозрение. Ошарашенный Агрономов, который никак не думал увидеть девчонок, даже выронил своё оружие и осёкся — ему стало неловко… — Вот он! Вот он! — завизжала белобрысая девчонка и стала размахивать, казалось бы, игрушечной шпажкой, благо, осознав, что она может кого-нибудь покалечить ею, сейчас же перестала махать и устремила на незнакомца недобрый взор. Вторая, с розовым хвостиком, робко повернула шарнирную головку, взглянула на незнакомца сквозь раскрытые веером пальчики, ойкнула и опять отвернулась. — Спокойно, девочки, спокойно, вас никто не собирается обижать, тут все свои, — ласково — по-отцовски — улыбаясь прекрасным созданиям, деревянный опустил их на пол, хотел представить девочек Саше, но та, что робче, спряталась и обхватила Сержанта за ноги; вторая, отличавшаяся от подруги стойкостью и буйным нравом, осталась стоять на месте, держа наготове шпагу. — Девочки, я повторюсь ещё раз: тут все свои, а этот новенький мальчик, который так сильно испугал вас, Александр Агрономов, или просто Сашка. Уж не сердитесь за него, все же совершают ошибки. — Но он мог нас убить! — с негодованием вскричала белокурая и топнула маленькой ножкой в лакированном алом сапожке, а шпагу спрятала в висящие на талии красного с золотыми пуговицами кардигана ножны, оправила юбочку до колен и при этом, ещё чем-то недовольная, фыркнула в знак протеста. — Видите, сержант Буратино, как он испугал Розалину? Она двух слов связать не может, дрожит и мямлит! — Вдох и выдох, вдох и выдох, девочки. Итак, Сашка, это Розалина и госпожа Натали Дроссельмейр, а это, девочки, наш тот самый союзник из Реальности, Александр Агрономов, прошу любить и жаловать, не обижать и дружить с ним, — взглянув на приёмного, а затем на Розалину, которая всё ещё стояла, схватившись за его ноги, Буратино подмигнул: — Он парень ничего, с характером. — Что это значит, батя?! — заметив скользнувший ехидный взгляд, Карл спрыгнул с дивана, как бы засучил рукава и сурово посмотрел то на опекуна-отца, то на девочку, то на Агрономова; Розалина, дышавшая к Карлу неровно, тут же уловила намёк и раскраснелась.       Александр ответил взаимностью, и ребята, раскланявшись друг дружке, разошлись по своим делами. Кто-то ожидал доктора, чтобы продезинфицировать раны и избавиться от ноющей боли, другие дети беззаботно резвились друг с другом, взрослые стояли в стороне и о чём-то активно шептались или спорили, а Сашка просто стоял у шкафа и делал вид, что выбирает какую-то книгу, но на самом деле он изучал боковым зрением здешних обитательниц. Одна из них была проста и скромна - как личиком, так и в манере общения и поведения. Обыкновенное коричневое платье, сделанное из мешковины из-под картофеля, и босые ножки — вот каков был образ этой скромницы. Вторая, бойкая, неугомонная девчонка, выглядела так, словно собиралась на военный парад. Белокурые, кудрявые волосики, ухоженные и красивые, вздымались и опускались, будто белоснежные барашки на волнах, когда их обладательница крутилась, как шило, вокруг своей подруги. Но ещё, помимо этих локонов, Агрономов останавливал свой взор своих глаз на растянутом в улыбке рте с белоснежными зубками, с помощью которых можно расколоть любой орешек.       «Меня поражают её белоснежные зубы… Такие большие и ухоженные… Не каждый может похвастаться такими, в особенности дети, ведь они и сладкое - неразделимые вещи, а если попытаться разделить, то уж быть скандалу. Я знаю, что зубная эмаль — самая твёрдая ткань в организме человека, но крепка ли эмаль у этой малышки настолько, чтобы раскусить неподатливую скорлупу грецкого ореха?» — Э-Эй, девочка, да-да, ты, со шпагой и военной форме, а классные у тебя зубки! Это они такие достались тебе от природы, или же это ненастоящие, накладные? — шкаф отныне не интересовал комсомольца, а чтобы рассмотреть их поближе, юноша не постеснялся и приблизился к обладательнице столь необычного признака. — Что?! ЧТО ТЫ СКАЗАЛ О МОИХ ЗУБАХ, ЩЕНОК?! — зубами — гордость и достояние Натали — восхищались все, кому не лень, все знали, что девочка дорожит ими, как зеницей ока, поэтому никому не позволит отзываться о них негативно, но уж если высказались — ждите беды… Выхватив из ножен шпагу и яростно размахивая ею, она приготовилась было отстаивать честь своих зубиков, как подоспел сержант, выхвативший холодное оружие из рук малышки. Удивление, сверкнувшее в лучезарных глазах малышки, сменилось недопонимание, когда маленькие пальчики сжали воздух; отобрали… Мужчина сурово покачал головой, повторил излюбленную фразу «оружие детям не игрушка» и заткнул себе «зубочистку» за пояс; белозубая клацнула зубами и взглянула на ненавистного ей Александра. — С Натали Дроссельмейр лучше не вступать в дискуссии о её зубах. Они для неё, как родные отец и мать, поэтому, Санька, ты вовремя одёрнул руку от огня! — мальчишки заливисто расхохотались и повалились с дивана, хватаясь за надрывающиеся от смеха животы; комсомолец, нахмурив бровки, потёр образовавшиеся на переносице складочки и крепко задумался, припоминая, где же он слышал такую фамилию. — Дроссе-льмейр? Мне кажется, или эту фамилию я уже где-то слышал… По-моему, в какой-то книге или в какой-то сказке уже читал о таком персонаже, — Агрономов сделал серьёзную, задумчивую моську, наморщил лобик и промычал, а затем, сам того не заметив, стал наворачивать круги по комнатке. — Раз ты не можешь вспомнить, где же слышал эту фамилию, то я попробую спросить тебя в лоб, дружок: Мария Штальбаум — это имя тебе говорит о чём-нибудь? Вызывает какие-то ассоциации? — Натали укоризненно фыркнула, но Саша ещё сильнее сморщил лоб, ибо никак не мог вспомнить название, которое всё крутилось на языке. Тогда девочка, закатив глаза, нетерпеливо прицокнула языком и сама раскрыла свои карты: — Мария Штальбаум из сказки про Щелкнучика, а я её обожаемая дочурка. — А! Теперь-то я понял, точно-точно… Так ты, Нати, оказывается, тамошняя героиня, а я вот не мог всё вспомнить название этой сказки — давно читали мне её, где-то в пять или шесть лет, но она мне не понравилась, поскольку казалась тогда чересчур страшной и недетской… Да и ладно! — Дорогу! Дорогу! Немедленно уступите врачу дорогу! — послышался противный, гулкий, грубый, мужеподобный голос, доносящийся откуда-то позади. Обернувшись, Александр тотчас отскочил, так как него надвигалась какая-то здоровенная женщина в медицинской маске, с походным, в заплатках, ридикюлем. Растолкав локтями беседующих, врачиха кинула сумку на диван, скинула длинный плащ, натянула на руки резиновые перчатки, а затем стала копошиться в чемоданчике, что-то выискивая. — Среди вас есть раненые? — Не горячитесь, доктор Эболи, лишние шум и паника нам ни к чему, а раненые вот, прошу. Комета и Незнайка, а также вот этот новенький дружок, который совсем недавно примкнул к нам, — Буратино взглянул в глаза доктору и спокойно улыбнулся, но по выражению лица только-только влетевшей Эболи, по её отдышке и выбивающимся из-под нахлобученной на затылок шапочки с красным крестом волосам можно было предположить, что женщина бежала впопыхах, очень торопилась, словно боялась куда-то не успеть — было отчётливо видно, что ей не до смеха. Ничего не ответив деревянному с железным носом, она молча подошла к мальчонке и, стараясь придать своему голосу ласковый оттенок, стала расспрашивать о полученных ранах. — Всё в порядке, мой милый дружок, всё хорошо, всё будет прекрасно. Сейчас тётушка Эболи заставит исчезнуть и кровушку, и эти ранки, и инфекцию, которая появилась в ранках, а затем вознаградит тебя за твоё мужество. Не каждый останется «сухим» после встречи с Крысоловом, но тебе, друг мой сердечный, крупно повезло, очень повезло! Счастливчик! Вот тааак, потерпи-ка, потерпи, помажу вокруг, а затем заделаю пластырем, — дабы отвлечь Комету от щиплющей мази, доктор старалась говорить быстро, обо всём, что взбредёт в голову, но только не дать пациенту почувствовать боль. Когда же последняя ранка — самая маленькая из всех — была обмазана по краям белой, источающей сладкий аромат ванили, мазью, Эби чуток подула на неё и заклеила пластырем, а затем отдала коротышке обещанную награду — леденец. Комета, радостный, побежал рассказывать отцу о своём вознаграждении. — Кто у вас здесь ещё раненый? Ага, дружок, ты у меня остался из ребятишек, а потом примусь за старших. Итак, малыш, что у тебя болит? — Да так, царапины, — юный комсомолец потупил глаза и повернул к доктору расцарапанную маленькими коготками щеку, на что доктор покачала головой и принялась приводить его в порядок. — Новенький ты — раньше я тебя среди наших не видела. Наслышана, что ты свалился к нам с неба? Ураганом принесло али метелью Снежной бабы? Ну-ну, погоди, чего ты дрыгаешься, как укушенный осой заяц, сейчас всё затянется, и даже шрама не останется! Сейчас, сейчас… Всех излечит, исцелит добрый Доктор Айболит. — Как я здесь очутился — не имею ни малейшего понятия, доктор! Хотя самому очень бы хотелось это выяснить, ведь я только помню, как заснул… Нет, погодите… я что-то путаю… Погодите, я пошёл с сестрой в библиотеку, чтобы подготовиться к докладу, взял книгу об истории России, принялся её читать, но потом мне наскучило, и я пошёл дальше бродить, и тогда я нашёл потайную дверь, прошёл через неё и оказался в пустом зале с фолиантом… То есть… Я попал сюда через ту книгу?.. Книга-портал? Здорово! — Постой, постой, пацан, — в мгновение лицо Эболи как-то странно исказилось удивлением, глазки забегали из стороны в сторону, словно пытались кого-то найти, а в них сверкнула искра растерянности. Оставив в покое рану, женщина убрала руки и взглянула прямо в глаза Агрономову, которому стало не по себе от пронзительного взора выразительных глаз. Доктор понизила голос и переспросила: — Ты… ты сказал книга-портал? — Я вспомнил, как всё было на самом деле, доктор, и, оказывается, что я сюда попал через книгу… А что? Разве Вам что-то известно про ту книгу? Вы знаете, откуда она взялась в нашей библиотеке в Москве? — Саша насторожился.       Но вопрос, на который Александр хотел получит ответ, оказался риторическим. Эболи понурила голову и погрузилась глубоко в мысли, осмысливая столь необычное заявление. Книга — проводник из реального мира людей в книжный? Неужели все сплетни полоумного историка-путешественника всё же оправдали себя? Маловероятно, ведь слова полоумного человека — это сплошной бред, ребячьи выдумки, игра воображения… Но если же это только бредни, каким же тогда образом этот странный юноша, ни на кого не похожий ни одеждой, ни лицом, оказался здесь? Встряхнула головой, отогнала мысли, быстро сверкнула на пластырь выразительными глазками и ушла к Незнайке; Саша с недоумением проводил взглядом докторшу, после присоединился к друзьям. Весело играли: мальчишки, задираясь, пускали в ход кулаки и в шутку бодались друг с дружкой, а девочки — чаще всего это делала Натали, поскольку Розалине было страшно смотреть, — играющие роль судей, разнимали в нужное время сцепившихся и объявляли победителя. И ничего такого не предвещало беды, если бы не незваный гость: где-то в глубине комнаты, в самом отдалённом уголке, имелась совсем небольшая норка, из тени которой показался кончик розовенького носика. Понюхав воздух и только после этого робко высунув мордочку, крыса огляделась, убедилась в безопасности пути и двинулась меленьким шажком к книжному шкафу, от шкафа шмыгнула под ковёр, вылезла с противоположной стороны и забралась, цепляясь когтями за мягкую обивку, на кресло, где доктор Эболи оставила ридикюль. Подняв кверху носик, разведчица потянула воздух и убедилась, что находится около искомого предмета. Грызун юркнула в сумку, стала шариться, но напоровшись на нечто острое, она отпрыгнула и толкнула маленькой спинкой бок сумки; чемоданчик с медикаментами колыхнулся и упал, вывалив наружу всё, что было внутри — в том числе и незваного гостя. — Крыса! — завизжала тоненьким голоском Розалина и запрыгнула на высокую спинку дивана, дрожа, как осиновый листочек. Остальные, повскакивав с мест, устремили яростные взгляды на барахтающегося на спине грызуна и кинулись ловить; хвостатая, после долгих попыток перевернулась, наконец встала на четыре лапки, села на задние, оглянулась и только решила привести себя в порядок, как вдруг услышала дикие крики надвигающихся детей, выпучила глазёнки и дала дёру по всей комнатушке.       Не видя перед собой ничего, кроме этой погани, дети пронеслись мимо опрокинутой сумки, раздавили хрупкие колбочки, испортили все лекарства, которые могли бы спасти не одну задницу и которые так трудно было достать, и пустились вдогонку за паразитом. Швыряя в неё всё, что попадалось под руки, ребятишки надеялись её хоть как-то прихлопнуть или затормозить, но она, благодаря своему маленькому тельцу, так легко и быстро уворачивалась от летящих в неё предметов и лишь наддавала скорости. Вскоре к погоне подключились и взрослые: оторванные от разговора, они решили выглянуть и посмотреть в чём же дело, а выглянув, тотчас бросились ловить хвостатую. И вот показалась заветная спасительная норка, ребята выбились из сил, но юный комсомолец, бежавший впереди всех, оттолкнулся и прыгнул прямо на животное, схватив беглянку обеими руками; существо, явно недовольное тем, что её поймали и крепко сжимали хрупкое тельце, начала жалобно пищать и махать лапками. Ощущая неимоверный приток радости, Санька вознёс грызуна над головой и только начал было хвастаться, как крыса вонзилась в большой палец и сжала кожу, оставив новый укус. Раздался жалобный вскрик юноши и отчаянный «ПИ!», когда незваная гостья упала на твёрдый пол и повредила себе маленькие рёбрышки. Ощутив второе дыхание, она кое-как добралась до прохода и исчезла, махнув хвостом. Наступила волнующая тишина. — Они знают где мы, — побледнев лицом, прохрипел синими губами Незнайка. — Нам надо срочно покинуть этот аванпост и двинуться дальше, девчонок отправить в Детский сад. Чего стоите, разинув рты, как рыбы? Действуем немедленно.       Но Буратино, руководствующийся не захлёстывающими эмоциями, а здравым разумом, сжал плечо товарища и покачал головой. Не сейчас, не сейчас...

***

      Стирая лапы в кровь, крыса бежала с Тарабарска, минуя чёрные леса и давно забытые кладбища некогда существовавших поселений, направляясь в замок, где обитали сила Зла — эпицентр, где собирались самые гнусные, самые безжалостные и беспощадные антагонисты книг. Подбегая к огромному рву, чрез который растягивался длинный мост-дверь, открытый специально для неё, крыса, выжимая из себя последние соки, понеслась в палас к ожидавшему её хозяину.

***

      Мужчина, одетый в охотничий костюм с тёплой накидкой, украшенной дорогим, отливающим при свете платиновым отблеском, мехом, по краям костюма щёлкали миниатюрные позолоченные мышеловки. Из-под громоздкой накидки, волочась за обладателем, выбивался мышиный, изуродованный, в рубцах, посеревший хвост, которым гордился обладатель. Ухи, огромные, как лопухи, всколыхнулись, заслышав цоканье малюсеньких лапок. Грызунья подбежала к хозяину, уселась на задние лапки, а передними, вцепившись в мех, стала дёргать за полу. Мужчина с благоговейной улыбкой опустил хищный взор на кроху — одна из любимец, - аккуратно усадил грызунью на полную ладонь с длинными, как когти, ногтями и хриплым, но ласковым голосом приказал: — Рассказывай, душка! — и душка начала махать лапками, жалобно пищать, подпрыгивать, вилять по-собачьи хвостиком. Тот внимательно слушал любимицу: когда его что-то раздражало, он хрустел пальцами свободной руки, скрипел зубами; когда что-то радовало или веселило — ехидно улыбался и посмеивался с дочкой. Когда она закончила отчёт о своей разведке, он вынул из-за пазухи маленький кусочек сочного мясца и отдал его в маленькие когтистые лапки дочурке, которая тут же начала жадно поглощать угощение. — Хорошая девочка, хорошая. Не торопись, хвостик мой, не торопись, надо уметь растягивать удовольствие, чтобы полностью прочувствовать эти секунды непередаваемого экстаза, — человек погладил её по головке, отпустил, а сам направил свои стопы к остальным. — Есть новости, Август? — спросил Штильцхен, осматривая карту вместе с Крысоловом, который, скорее всего, стоял рядом с ним как украшение и делал вид, что слушает Штильцхена, нежели рассматривал неинтересный ему клок бумаги. Неподалёку от них сидела, облачённая в дорогие меха песца, женщина и с холодным взглядом курила сигару. — Есть новости, Август? — чернокнижник отвлёкся от дела и с ехидной улыбкой посмотрел на преданного подчинённого; Август подошёл поближе и начал яро шептать на ухо то, что услышал от подопечной. Маг, взвизгнув по-поросячьи, резко отпрянул от карты Сказочного края и принялся с радостной физиономией измерять залу шагами, что-то бормоча под нос. — Уж что-то ты больно рад, Румпельштильцхен, — монотонным голосом изрекла женщина, затягиваясь едким дымом из толстой папиросы. — Друзья! Пора снова пускать в ход когти и клыки! Теперь настало ТО время! — распахнув окно, Румпель гаркнул на спящих воронов. Среди стаи пошло волнение, и чёрная туча, гогоча, взмыла в воздух. — Летите! Летите, вороньё! Настало! Настало наше время! Ха-ха! Летите во все уголки никчёмной страны и кричите, кричите! Несите смерть! Гха-ха-ха! Пора брать мир в наши руки!