God, bless us everyone

Я работал в небольшом продуктовом магазине каждые среду, пятницу и субботу. Большую часть времени я просто раскладывал продукты по полкам или читал. С покупателями у нас было не очень. Только изредка к нам заглядывали жители из домов по соседству, ну, и просто случайные люди или прогуливающиеся парочки, заходящие за пачкой сигарет и, интересующиеся, не продаются ли у нас презервативы. Раньше этот магазин был круглосуточным, но позже наш директор понял, что лишь зря тратит бюджет на увеличенную на два бакса зарплату, поэтому часы моего пребывания тут сократились. Когда я учился в школе, я работал здесь, чтобы накопить на хороший университет, но зарплаты, которую мне удалось скопить, не хватило бы даже на колесо от велосипеда, поэтому я просто продолжил тут работать, не найдя другого выбора. Полупустой автобус, пробираясь сквозь белый тяжелый туман, опустившийся на наш город сегодня, был заполнен тихим перешептыванием людей и рокотом мотора. Я ненавидел ездить в час-пик, потому что любил такую атмосферу покоя, присутствующую сейчас. Обычно, когда на автобусной остановке было много людей, я предпочитал идти пешком. Конечно же, я почти никогда не приходил вовремя, избирая такой путь, но меня не ругали за это, всем было абсолютно все равно. Автобус остановился на остановке, и я попрощался взглядом с людьми, к которым уже успел привыкнуть за время пути и осмотрел новых людей. Я любил размышлять о том, куда может направляться, тот или иной человек. Например, та взволнованная девушка с короткими волнистыми волосами. На свидание? Или, может быть, в больницу к своему другу или родному человеку? Может, она просто устала после учебы или работы и едет домой? Я никогда об этом не узнаю, только если она не подойдет ко мне и не расскажет о своих планах на этот вечер. Рядом со мной сел человек, на которого я не обратил внимания, так как мне кажется, немного странной привычка некоторых людей откровенно рассматривать их соседей по месту. Единственной моей, да и многих людей вокруг меня, плохой привычкой была музыка, которой они заполняли свои мысли. Но сегодня я ехал без музыки, так как одолжил свой плеер Дженне, которая в порыве злости разбила свой. Сегодня она должна была пойти в больницу, поэтому музыка, как поддержка, которую не мог оказать я, была ей необходима. Несмотря на то, что я мог спокойно позволить себе опаздывать на пятнадцать-двадцать минут, оставить магазин на одного Джастина я не мог. — Здравствуй, Келлин. Сначала я не понял, откуда со мной поздоровались, даже подумал, что мне показалось, но потом я повернул голову на своего соседа и увидел Виктора, улыбающегося мне. — Привет. — Я улыбнулся ему в ответ. После того, что произошло между нами, нормально ли это? — Ты избегаешь меня? — Спросил Виктор, мгновенно став грустным. Избегаю ли я его? Полагаю, что так и есть. Просто я действительно не знал, как себя вести с ним, поэтому прятался от него по углам. — Нет, с чего ты решил? — Я решил, что прикинуться дураком будет моим наилучшим выходом, но я понимал, что Виктор не настолько глуп, чтобы мне поверить. — После того дня ты перестал ходить на репетиции, а выступление в воскресенье вечером и вовсе решил проигнорировать. Я надеялся на тебя. — Теперь горечь в его голосе сменилась на откровенную обиду. И знаете, он имел право обижаться на меня, ведь я подвел его перед его семьей. Но когда вы узнаете, что произошло между нами, то, возможно, перестанете считать меня виноватым. *** Я приоткрыл дверь и заглянул внутрь конфессионала. Мне было страшно заходить туда, но мама настояла на том, что мне нужно исповедаться, чтобы путь к моему «излечению» нашелся быстрее. И я послушался, потому что знал, что если ослушаюсь, папа изобьет меня, а потом еще и маму. Я не знал, кто будет слушать мою исповедь, что немного пугало меня, но в, то, же время успокаивало, так как пастырь, который будет за стенкой, не будет знать, кто я. Полная анонимность. Это хорошо. Я сделал глубокий вдох и переступил черту между тем миром и этим. Дверь за мной закрылась и окошко, между мной и пастырем отодвинулось. Сквозь решетку и приглушенный свет не было видно абсолютно ничего, поэтому я окончательно успокоился. — В общем, — начал я, понимая, что, скорее всего, нужно начинать не так. — Мои родители говорят, что я согрешил. Мне стыдно за это перед Тобой. Но я не могу изменить себя. Я с самого детства был заинтересован в том, в чем не должен был. Мне всегда нравились молодые люди, парни. Я знаю, что моя исповедь должна быть искренней, но я не понимаю, почему должен просить прощения за то, что Ты сделал со мной. То, что я гей не делает меня плохим человеком. Я счастлив, и, кажется, влюблен. Единственное, что меня гложет, так это то, мои родители доводят меня до апатии, а мою лучшую подругу изнасиловал какой-то придурок. — Я задумался на несколько секунд. — Какой-то плохой человек. Почему такое происходит с такими прекрасными людьми, как она? К горлу подступил соленый комок. Я не хотел плакать сейчас. Не мог себе это позволить. — Прошу, если сможешь, прости меня за мои грехи. И пусть Дженна будет в порядке, ладно? Окошко задвинулось, и я встал со скамейки, которая была намертво прибита к полу, не знаю, с какой целью. Дверь, к которой я потянулся, открылась, и меня резко затолкнули обратно и через несколько секунд я снова оказался в темноте, но больше не один. — Давно хотел сделать это. — Знакомый голос раздался над моим ухом, и я почувствовал чьи-то губы на своих губах. Я оказался прижатым к стене, потерявшим контроль, не в силах сопротивляться. Я чувствовал знакомый запах, я знал, кто целует меня. Мне нравилось то, что происходило. Его холодные руки коснулись моего лица, и мои щеки в тот же миг заполыхали, будто бы пытаясь согреть его. Все казалось таким нереальным, но я понимал, что это не моя фантазия. Его поцелуи были такими необыкновенными, в смысле, я целовался и раньше, но тогда я не чувствовал ничего подобного. Тогда поцелуй был просто поцелуем, а сейчас — целый букет разных чувств и новых ощущений. Прежде всего, я находился в недоумении, но в, то, же время активно отвечал на поцелуй. Еще я чувствовал покалывающее чувство внизу живота, но это было для меня не в первой. Но было кое-что еще. Я чувствовал радость из-за того, что все, как мне казалось, что я выдумал, на самом деле является нашей общей выдумкой. То, что я чувствую, оказывается взаимным. Как только до меня доходит это осознание, я впадаю в состояние паники. Со мной никогда такого не случалось, никто, как мне кажется, не любит меня взаимно. Я, просто-напросто, не достоин, быть любимым. Никто никогда не говорил мне, что любит меня. А если и говорил, то это было несерьезно. Я не тот человек, который создан для отношений. С осознанием пришли действия. Я резко оттолкнул Виктора и выбежал из конфессионала. Я бежал и бежал, не в силах остановиться, будто боясь, что он гонится за мной. Не знаю, чего я боялся сильнее — любить его или быть любимым им. Мысль об этом приводила меня к мысли, что все в нашем мире непостоянно, и я просто не смогу доверять ему, боясь, что как только позволю ему войти в мою зону комфорта, он сожжет меня, превратит в пепел. *** — Я могу это как-нибудь исправить? — Спросил я, придя в себя. Виктор снова улыбнулся мне. — Ты можешь прийти на обед к нам завтра вечером. Мой отец очень хочет познакомиться с тобой. Я понял, что завел себя в тупик. С одной стороны, я безумно боялся идти в гости к Виктору, где мне придется вести себя нормально и разговаривать с его отцом, который не внушал в меня ничего, кроме ужаса. С другой, я очень не хотел обижать Виктора, который мне нравился. — Хорошо, я приду. — Чаша весов перевесила мою симпатию к Виктору и желание познакомиться с его родными. — Мне выходить на следующей остановке. Автобус поехал как никогда быстро, будто не желая растянуть момент нашего расставания. — До завтра. — Виктор раскрыл руки для объятий, и я подался вперед, обнимая его. Я бы хотел быть храбрым. Хотел бы, чтобы то, что было тогда, в конфессионале продолжилось, чтобы я не сбежал тогда. Я бы хотел, чтобы время в такие моменты единения тянулось бесконечно долго, чтобы я мог надышаться его сладким запахом. Я бы хотел, чтобы Виктор вышел вместе со мной, и мы провели время вместе. Но автобус резко остановился, и я вскочил со своего места, отправляясь на работу, на которой я получал сущие гроши. На работу, где я не хотел находиться ни секунды. Монотонное жужжание ламп, которые периодически мигали, заставляя мои глаза болеть от ряби, скучные лица персонала и едкие разговоры за спинами друг друга. Как это может не бесить? Я не понимал. Атмосфера этого места угнетала, заставляла уйти глубоко в свои мысли и найти еще один повод закрыться в себе. Мой телефон завибрировал, и, увидев, кто мне звонит, сразу же ответил. — Келлс, врач рассказала маме о беременности. — Голос Дженны трудно было назвать спокойным. Она нервничала, как никогда сильно и я это понимал. — Мать с отцом уже едут сюда. Спаси меня. Ее родители очень щепетильно относились к вопросу девственности своей дочери, поэтому эта ситуация заставила их разозлиться, я полагаю. — Скажи им правду о том, что ты была изнасилована, Дженни. — Я отвернулся от придурков, которые пришли за пивом. — Нет, Келлс, я не могу. Эта ситуация была спутанным клубком, который спутывался все сильнее и сильнее, так что распутать его становится все труднее. — Что я могу сделать для тебя? — Если они будут против аборта, поможешь мне с ребенком? — Дженна всхлипнула. — Будем гомосексуальной семейкой, воспитывающей прекрасного малыша? — Конечно, Дженни. Конечно, я помогу тебе. Мы станем самыми лучшими родителями для него. — Я не успел сказать все, что хотел, так как Дженна повесила трубку и больше мне не отвечала.