God, bless us everyone

Его рука прижимала меня к себе, и я чувствовал себя живым, снова, лишь благодаря нему. Я смотрел на него и видел абсолютно все, будто только сейчас он открылся мне. Сейчас, когда солнечные лучи падали на его лицо, переливались на его коже. Он был будто бы мраморной статуей на этих шелковых простынях. Но когда солнце скрылось за очередной тучей, которые слонялись по небу сегодня с самого утра, я снова увидел то, насколько бездонны его глаза. В них будто бы зарождался другой мир, непонятный мне, непонятный никому. Только ему. Это завораживало. — О чем ты думаешь? — Спросил он. — Не важно. — Ответил я и прилег на его грудь. На самом деле, я думал о том, как встреча с этим человеком круто изменила мою жизнь. О том, что я начал ценить счастье и то, что я чувствую. Никогда раньше я представить себе не мог, что когда-нибудь со мной произойдет что-то подобное. Конечно, надежды на «семейное счастье» никогда не покидали меня. Я часто мечтал о том, что когда-нибудь у меня появится семья, и мы вместе будем отмечать праздники вдвоем, ну, или может, в кругу близких друзей. Но я всегда думал, что мечты никогда не воплощаются в жизнь. *** Не буду скрывать, мысль о грядущих «родительских» обязанностях меня пугала до усрачки. Но я все, же подобрал свои яйца и решительно направился в больницу к Дженне, не обращая внимания на крики покупателей, которых мне пришлось выгнать из магазина, чтобы закрыть его на четыре часа раньше обычного. — Что, — Дженна бросилась ко мне навстречу, когда увидела меня. — Что ты делаешь тут? Больница находилась на другом конце города, но я попросил Джастина, который еще не успел уехать далеко, подвести меня на своей машине как можно быстрее. — Я пришел, чтобы спросить, как ребенок? Дженна обняла меня и заплакала. — С нами все в порядке. — Она посмотрела на меня. — Я так сильно благодарна тебе за все, что ты делаешь для меня. — Для этого и существуют друзья. Она не поехала домой с ее родителями, как бы хотелось им, чтобы, в лучшем случае, поговорить с ней обо всем, что с ней приключилось. Дженна взяла меня за руку, и мы пошли на остановку, где сели на автобус, который довез нас до моего дома. Только сейчас я задумался о том, куда мог поехать Виктор. В смысле, конечно, может он направлялся в торговый центр, который находился примерно в том же направлении. А, может, он ехал на встречу с кем-то в большой городской парк. Ревновал ли я в любом случае? Конечно, ревновал, я же, кажется, запал на него. Но все, же сейчас в приоритете была Дженна и ее, вернее теперь наш, ребенок. — Наверное, тебя интересует, почему я оставила ребенка? — Дженна положила свою голову на мое плечо. Действительно, это интересовало меня, но разве это нормально — спрашивать такое у человека, которому ты пообещал быть рядом и помогать с ребенком? — Ну, наверное. — Ответил я. — Мои родители сказали, что я не была жертвой насилия. Что все произошедшее — это просто испытание, которое я прошла и моей наградой стала беременность. Ты представляешь? Мы живем в двадцать первом веке, и мои родители до сих пор считают, что-то, за что должны сажать в тюрьму на много лет, блять, это просто испытание! Она была так расстроена, так разозлена. Я не раз предлагал ей обратиться в полицию, ведь знал, что ее родители не воспримут это в серьез. Если она достигла возраста согласия, по их мнению, то любой половой акт с ней — не насилие, даже если он произошел без ее согласия. На самом деле, задумываясь о своем возрасте и планах на жизнь, я чувствую себя абсолютным ничтожеством. Полгода назад мне исполнилось восемнадцать и та свобода, о которой я мечтал с того момента, как открылся перед родителями, кажется, помахала мне рукой. Дженна была на полгода младше меня, она все еще верит во что-то. Не знаю, продолжает ли до сих пор, но я надеялся на это. Когда мы приехали ко мне домой, я предложил Дженне съехаться вместе, но она наотрез отказалась жить в моем доме. Поэтому я пообещал, что найду деньги, и мы снимем квартиру. Знаете, что—то внутри меня подсказывало мне, что дело тут нечисто. Я подозревал всех и каждого, особенно тех, кого боялась Дженна. Как думаете, после того, как моя лучшая подруга посмотрела на меня до ужаса напуганным взглядом и прошептала «нет, только не тут», я не заподозрю своего ублюдского отца в чем-либо? Когда Дженна уснула, я вышел из комнаты и направился в гостиную. Я знал, что он там. — Почему не спишь? — Произнес отец, когда я сел на диван рядом с ним. Он не посмотрел на меня, даже не потрудился оторвать взгляд от глупой передачи по телевизору, в которой люди издеваются над полными людьми. О, как сильно нравилась ему эта программа! Как громко он смеялся и комментировал каждое их действие, не замечая за собой, по крайней мере, сорока лишних килограммов. — Хотел поговорить с тобой. — Ответил я, буравя его взглядом. Некоторых могло бы удивить то, что мы никогда не общались, как обычные «сын» и «отец». Он никогда не был примерным отцом, никогда не спрашивал у меня о моих успехах в школе. Его не волновал ни я, ни все, что меня касается. — О чем? Он выглядел, как типичный «глава семейства»: растянутая майка-алкоголичка, спортивные штаны, которые я помню еще с тех времен, когда был маленьким и банка пива, которая будто бы приросла к его руке. — Моя подруга, Дженна, как ты мог заметить, осталась у меня сегодня. — Начал я, но он перебил меня. — Да, заметил. Очень рад, что исповедь помогла тебе. — Отец, наконец, посмотрел на меня. — Она беременна. — Продолжил я. — Не от меня. — Зачем же ты тогда привел ее сюда? — Отец ухмыльнулся. Если мои догадки верны, то он еще более дерьмовый человек, чем я предполагал. — Потому что он моя лучшая подруга, и она попала в беду. — Со злостью в голосе ответил я. — Не знаешь, кто мог сделать это с ней? Отец снова уставился в телевизор, начав переключать каналы. — Откуда же мне знать? Я же не слежу за твоей подружкой. — Он остановился на каком-то богом забытом сериале, в котором главные герои вечно пытаются найти повод расстаться, изменяют друг другу и ведут себя подло. — Исчезни, Келлин. Иди и наслаждайся своей «нормальной» жизнью. — Нормальной? Что ты имеешь в виду? — Спросил я, чувствуя, как злость во мне начинает закипать. — Ну, теперь у тебя есть девушка. Сыграете свадьбу, родите ребенка и будете жить счастливо, без твоих глупых наклонностей. Я готов был начать кричать ему в лицо, что мои «наклонности» вовсе не глупые и вполне нормальные. Конечно, без толку объяснять это такому человеку, как мой отец. Он понимает все только лишь в пределах программ про толстых людей и телешоу, раздувающих из пустяка проблему вселенского масштаба. Я решил вернуться в свою комнату, чтобы не расстраиваться еще сильнее. Когда я открыл дверь, то увидел Дженну лежащей без сна. Она будто бы проснулась, как только я ушел, перестав чувствовать себя в безопасности без меня. — Как думаешь, — Я лег рядом с ней, и она положила свою голову мне на плечо. — Не пора ли людям поставить друг друга выше религии? Разве важно, кем человек является в обществе, он все равно неотъемлемая его часть. Давно бы уже можно было понять, что человек это не его раса, национальность, ориентация и гендер. Человек — его поступки, хорошие или плохие. И только это определяет его, как человека. — Келлс, ты прав и я полностью согласна с тобой. Мне кажется, что скоро люди научатся мыслить так же, как и мы и нас станет в разы больше. И все мы придем к абсолютному согласию, и в мире станет на толику меньше ненависти. Люди обязательно поймут, что у любви нет пола и перестанут быть грубыми друг к другу. Может, они даже научатся не судить о книге по ее обложке, но на это, конечно, уйдет больше времени, чем мы можем себе позволить, к сожалению. Дженна замолчала. Я знал, что не должен отвечать, потому, прижал ее к себе, и мы уснули до самого утра. Давно я не спал так спокойно.