Покровитель.

Людей притягивает запретное. Плод с Дерева Познания. Десятая Заповедь. Чужие секреты и собственность... Жизнь другого человека. Чем сложнее достать, тем слаще послевкусие. Не зря говорят, что запретный плод — сладок. А что может быть слаще и притягательнее сверхъестественного? Перебирая записи покойного отца, Уилл боролся с самим собой. Стоит ли ему сделать это? Стоит ли впустить в себя эманации человека, ставшего уже давным-давно чужим? Стоит ли... прочувствовать? В черепной коробке завозились полузабытые образы, оживились, стряхнув пыль времени, ощущения. Подверженные гниению трупы многочисленных жертв психопатов начали выбираться из-под рыхлых воспоминаний, Йог-Софот с переменчивым ликом заворочался, погребенный под толщей успокоительных препаратов и самовнушения Грэма. Потянулись костлявые руки тех, других людей, покрывших себя кровью, зацарапали подсознание... Внизу громко заскреблись — сохатый вновь вышел из леса, чтобы попробовать рогами на прочность столбы около крыльца. Заслышав посторонний, столь реальный звук, мертвецы прошлого замерли. И Уилл решился. Пальцы коснулись мятых листов, чуть сжали. Ну что же? Качнем маятник? Качнем, не впервой. Раз. ...Страшно, страшно, страшно... Ужас когтями стискивает нутро, мешает дышать, заволакивает сознание пеленой... Металлический привкус во рту не дает забыть о том, что времени мало, чертовски мало... Два. ...Нашел и выкопал мандрагору — уши до сих пор заложены... Тварь и правда кричит, если выкопать раньше срока... Громче визжала, лишь упав в кипящую воду... Первый глоток отвара из демонического корня вызывает приступ рвоты, но книги уверяют... Книги не будут врать... Три. ...Кровь на земле почти не видная — но время суток не такое, чтобы было что-то видно вообще... Ровный ли круг?.. Ха-ах, лишь бы был ровным... Легко ошибиться в кромешной тьме, но ошибка сейчас крайне нежелательна... Новолуние — Его время!.. Только сегодня можно привлечь Его внимание, пробудить интерес... ...Главное, чтоб не гастрономический... Четыре. ...Массивный черный силуэт скользит меж деревьев... Он бродит вокруг дома уже несколько дней... Иногда заглядывает в окна, скребется в двери... Будто пробуя на прочность... Высокая тень, голова которой увенчана массивными ветвистыми рогами, внушает уже совсем не надежду... ...Почему Он не показывается открыто?.. Пять. ...Плохо, плохо, плохо... Хуже, чем неделю назад... Предчувствие скорого свидания с костлявой царапает нутро... Куда-то пропал последний корешок мандрагоры — отвар не сварить... Телефон манит и отталкивает одновременно... Темный силуэт со смутно сияющими в полумраке глазами стоит напротив окна каждую ночь — но Он явно не спешит помогать... ...Звонить или нет?.. Шесть. ...Осознание бьется пойманной в силки птицей, душит петлей на шее... Нет, нет, нереально!.. Почему Он не выполняет условия договора, да, Стефан, хочешь знать?.. Но в том-то и дело... ...Был ли заключен этот договор вообще?.. ...Господи Боже, Он же не хочет?.. Семь. ...Огромная тень скользит мимо окон — слышится стук, словно кто-то стучит палкой по стене... Легкий намек, да... Появись у Него желание — и не спасет дубовая дверь... Но Он смиренно ждет... Пальцы из последних сил сжимают трубку... ...Нельзя... Уиллу... Сюда нельзя... ...Но очаровательный женский голосок, доносящийся из динамика, уже обещает уведомить Уильяма Грэма, единственного живого родственника, о сложившейся ситуации... ...Проклятье, проклятье, проклятье!.. Теперь ясно... …«Таков Его замысел».. Маятник замер. Уилл обнаружил себя закрывающим чердак на замок, с эхом бьющейся мыслью в поразительно пустой голове — он сюда больше не вернется, нет, нет, нет... Бред сумасшедшего? Самовнушение? Галлюцинации?.. Эманации Стефана Грэма слишком четкие, слишком красочные, слишком... живые? Да. Живые. Не у каждого психопата такой хороший... осадок. Не любой серийный убийца проживает свои деяние столь животрепещуще. Стефан, сам того не зная, оставил своему сыну невообразимо сильные и четкие эманации. Не пару лет — вот только что, несколько минут назад! Будто едва положил книги, прекратил писать на мятых листах, спрятал скрюченную мандрагору в карман пиджака! Словно... Еще жив. Какой же силы были его чувства, когда он возился на чердаке, погруженный в собственные думы? Уильям не знал. И не хотел знать. Вечером олень вновь обходил дом. Степенно и важно, будто при параде, чеканя шаг... рисуясь? Псы заныкались по углам: Чарли забился под кровать, жалобно поскуливая; Альфред молчаливым клубком вжался в угол спальни; Сэмми спрятался за диваном; и лишь Джереми стойко лежал на полу у камина, нервно дергая обрубком хвоста — бульдог не только боялся, он еще и злился, так, как могут злиться лишь те, кто прошел через суровые побои. Пес знал, что олень... Что нечто за каменными стенами опасно, и был готов при необходимости подороже продать свою жизнь — из принципов, из инстинктов, из желания защитить хозяина, который был к нему так добр в отличие от предыдущих. Уильяма восхищала храбрость Джереми, и в глубине его души ворочалась зависть. Пес может — а ты нет, Уилл? Серьезно? Серьезно, чтоб тебя?! Проклятье!.. Олень неподвижно стоял в нескольких шагах от крыльца. В звенящей, неестественной тишине, царящей вокруг, не было слышно его дыхания — только напряженное сопение самого Грэма. Джереми глухо рычал из недр дома. Огромный зверь стоял подобно статуе несколько долгих минут, и Уилла не покидало странное ощущение — его рассматривают, изучают, сравнивают. Лесной зверь был впервые так близко... Если не считать того случая в парке... И если на мгновение предположить, что тогда и правда рядом с экс-профайлром находилось это существо. Он же не до такой степени псих, правда? Ведь правда же?!.. Олень медленно повернул голову боком, всматриваясь в нервно покусывающего нижнюю губу человека мертвенно-бледным, словно белесой пленкой покрытым глазом. Шумно выдохнул и, развернувшись, царственно удалился, растворяясь среди деревьев, тонущих в парном молоке тумана. Ворчание Джереми, доносящееся из дома, утихло. Уилл стоял на крыльце, продрогший от утренней сырости и стужи, постукивая зубами. Из раскрытой двери донеслось противное пиликанье, оповещающее, что уже восемь утра. Восемь утра... Почему утра? Был же вечер... Провал в памяти, да, Уилл? Наверное. И уже не впервой. К примеру... Уильям мог поклясться, что тогда, в их первую встречу с оленем, глаза сохатого были непроглядно-черными, словно безлунная ночь. Он точно это помнил. Точно. Точно же?..