Часть 13
30 ноября 2015 г. в 19:52
Прихожу в себя я медленно и осторожно. Оставив машину на первой же попавшейся по пути платной парковке, набираю номер всегда спасавшего меня Роя. Договариваюсь с ним о встрече в каком-то отеле и, не помня, на какое именно время мы договорились, плетусь туда медленно, пешком.
Как добрался до отеля, не помню, ноги несли сами по указанному моей отрешенной от реальности головой маршруту. Рой ждал меня уже в номере. Нежный и доступный он сидел на кровати в махровом халате, с влажными волосами и томной улыбкой на губах. Я долго рассматривал его, прежде чем приступить к тому, зачем позвал его сюда, а он и не торопил. Ждал, краснел, отводил взгляд, когда я касался его щеки, волос или обводил пальцами контур губ. Мне сейчас это было необходимо, чтобы понять, чем же зверек отличается от остальных, от Роя. Я искал видимые причины, пытался представить Роя на месте зверька, в моей квартире, в моей ванной, в моих мыслях. Но это не помогало, а наоборот усугубляло ситуацию, даже злило. Я просто не мог видеть на его месте никого, а может, не хотел.
Притянул Роя к себе и коснулся его губ своими, легко, ненастойчиво, как делал это со зверьком, но ощущения не те, другие. Злюсь и начинаю, распыляясь, целовать настойчивее, грубо, как делал это всегда. Мысли путаются, и у меня уже нет возможности остановиться, хотя стоило, ведь совсем недавно я узнал о прошлом человека, который мне, как выяснилось, не безразличен.
Я срываюсь, захлебываясь в собственном эгоизме и безотказности Роя, беру его властно, настойчиво, не давая возможности себе отступить. Хочу избавиться от всего, от чувств, которые резко появились и старательно рушат меня изнутри, подчиняют себе и насмехаются следом, от действий, которыми, возможно, разрушу собственную жизнь и зверька, который стал всему причиной. На время отречься от всего, чтобы потом осознать, что без этого всего теперь мне будет одиноко и больно. Но как же я ошибался, когда думал, что это поможет.
Все закончилось так же быстро, как и началось. На этот раз я кинул Рою пару купюр, поступив тем самым как последняя сволочь и опустив человека, возможно, единственного кто все еще верит в меня и любит, в последнем я уверен. Но теперь я не могу так поступать с ним, когда сам чувствую нечто подобное к кому-то.
Выйдя из отеля, глубоко вдыхаю морозный воздух, немного приходя в себя. Ловлю такси, называю адрес, и меня везут домой к тому, кого отчего-то видеть я сейчас не хочу совершенно. Но бегать от зверька бессмысленно, да и я далеко не подросток, чтобы так поступать. Хочется курить, а еще лучше напиться в первом попавшемся по пути баре, жаль, это тоже мне мало чем поможет.
Сильнее всего меня задело осознание собственной привязанности к человеку, покоробило и даже взбесило. Зверек поселился где-то внутри меня и пытается изменить, что у него, как ни странно, получается. Утопить свое сознание в алкоголе кажется все заманчивее, и неважно уже, поможет или нет, главное, убрать зверька из моих мыслей.
Прошу водителя остановить у ближайшего круглосуточного магазина, покупаю заветную бутылку и становится немного легче. Мне уже поздно обдумывать свои действия и принимать взвешенные решения. Потому что дома меня ждет тот, кого я не хочу видеть, но кем, несомненно, хочу обладать. Это пугает, переворачивает мой устоявшийся внутренний мир, рушит возводимые долгими годами барьеры и просто злит.
Машина тормозит у подъезда, и я покидаю ее, не забыв расплатиться с водителем. Дожидаюсь лифт и только оказавшись внутри, шумно выдыхаю, опираясь на стенку. Сейчас, не откладывая «на потом», я поговорю со зверьком, иначе сведу себя с ума собственными мыслями и добью заодно непонятно откуда взявшимися чувствами, вот только в этот момент я недооценил собственного друга, который способен нарушить мои планы.
Двери лифта разъезжаются в стороны, и я, натянув на лицо маску безразличия, плетусь к квартире. Щелкнув замком, открываю дверь и, не войдя еще внутрь, чувствую запах только что приготовленной еды, на который желудок, не видевший ее с самого утра, отзывается урчанием. Но я не обращаю на это внимания, слишком погружен в собственные мысли. Захлопываю дверь, и в прихожей тут же появляется Игорь.
– Я думал, ты сегодня не появишься, – криво усмехается и облокачивается на стену, скрестив руки на груди.
– Как видишь, я дома, – грублю в ответ, нет у меня настроения на препирательства. Игорь это замечает.
– Что с настроением? Поделишься?
– Не сегодня точно, – вешаю пальто в шкаф и прохожу мимо вмиг ставшего серьезным Гоши. Он знает меня достаточно хорошо, чтобы понять, что со мной явно что-то не так.
Захожу на кухню, которая, к счастью, оказывается пустой, и ставлю купленный недавно коньяк на стол. Порывшись в верхнем шкафчике, нахожу стакан, открываю бутылку и, плеснув в него немного янтарного напитка, почти такого же янтарного, как глаза зверька, делаю глоток.
– Похоже, дело и правда дрянь, друг, если ты даже надраться решил в одиночку, – раздаются слова Игоря за спиной.
– Присоединишься, надерусь с тобой, – безразлично пожимаю плечами.
Достаю второй стакан и, наполнив его коньяком, протягиваю Гоше. Он с минуту стоит, недоверчиво осматривая меня, только затем берет стакан из моих рук и садится на стул, делая движения рукой, прося сесть напротив. Я сажусь.
– Все-таки поговорим, – тут же утверждает.
– Как прошел день? – не обращая внимания на его слова, спрашиваю я.
– У нас отлично, даже странно, что так. Но твой зверек оказался неплохим собеседником. Мы, кстати, кровать заказали, ковер, одеяло и даже подушки, на недели обещали доставить, а еще пару комплектов постельного белья, – подмигнул мне друг, на что я только хмыкнул. – Так, может, лучше поделишься, что там у тебя стряслось? Куда ездил-то?
– В больницу, – устало выдохнул я, делая очередной глоток янтарного напитка.
– В ту, из которой забрал Майка? – спокойно спрашивает Гоша, видимо, даже не удивлен.
– Ага… Врач, который лечил зверька, рассказал мне много того, над чем следует подумать. Кстати, – спохватился я, – а где зверек? – получилось как-то нервно.
– Да здесь он, в комнате, – улыбнулся Игорь. – Я сказал, что хочу поговорить с тобой, вот он и остался там. Не волнуйся ты так, он открыл для себя просторы интернета, поэтому у него есть чем себя занять, – вытянул он руку со стаканом, я повторил его движения, раздался звук бьющихся друг об друга стаканов, после чего каждый из нас сделал по глотку. – А теперь рассказывай, что там с доктором.
Я рассказал почти все слово в слово, как говорил мне Дмитрий Аркадьевич, опустив лишь некоторые моменты, которые, по моему мнению, лучше не говорить никому. За это время я не сделал ни глотка, увлеченный пересказом, а вот Игорь подливал себе в стакан с завидной регулярностью.
– Словно сюжет детективного фильма пересказал, – когда закончил я свой рассказ, удивленно выпалили он.
– Хуже, Гош, я живу с этой историей и, похоже, я… – я замялся, потянувшись к наполовину опустевшей бутылке и плеснув из нее себе в стакан, сделал очередной глоток. Шумно выдохнул, приводя мысли в порядок, думаю, Гоше, я сказать могу. Возможно, станет легче, если я признаюсь в этом кому-то еще, кроме себя.
– Похоже, что? – напрягся друг.
– Похоже, он мне… Ну… Не безразличен, – я серьезно посмотрел на Игоря.
Тот сначала опешил, распахнув в удивлении глаза, а потом засмеялся в голос, давясь воздухом. Я сделал самое скорбное лицо, на которое только был способен, намереваясь уже похоронить нашу дружбу. Я тут ему душу выворачиваю, а он ржет. Сволочь.
– До тебя что, только дошло? – все еще посмеиваясь, просипел Гоша. Я скривился еще больше, показывая все свое недовольство его смехом. – Нет, ты серьезно? – Он, уже не смеясь, посмотрел на меня, после чего уже выпалил удивленно. – Охренеть!
– Вот подобной реакции я и ожидал, – невольно поморщился я. – Не понимаю, что вызвало у тебя смех? Я серьезно.
– Да то, что ты серьезно, я понял, – Игорь сделал маленький глоток, шумно выдохнул и поморщился. – Меня другое интересует, чем ты тогда руководствовался до этого «не безразличен»? Мы же против твоего отца идти собираемся. Ради чего?
– Меня взбесило, что он посягнул на мое, – я пожал плечами. – И к тому же я не хочу быть таким же уродом, как отец, зверек делает меня лучше.
– Так мы собирались рисковать из-за твоего упрямства? – усмехнулся друг. – Ожидаемо, но глупо. Зато теперь я понимаю, что тот Костя, которого я знал всю свою недолгую жизнь, еще сидит внутри этого, – указал он на меня рукой, – потерявшегося в розовых соплях идиота, – и сделал очередной глоток.
Я усмехнулся, потому что выговорившись, стало легче, словно скинул с плеч тяжелый груз. Может, не так уж и плохо, что я влюблен в зверька? Я ведь сам сказал, он делает меня лучше.
– Для начала я закрою наши теневые счета в банках, – Игорь вмиг сделался серьезным и собранным, даже несмотря на достаточно выпитое количество алкоголя. – Я уже занялся этим. Матвей Алексеевич не сможет проследить утечку денег, если он уже, конечно, этого не сделал.
– Не сделал, – уверенно сказал я. – Он не станет молчать, мы давно бы поплатились, прознай он, – Гоша кивнул.
– Дальше уже дело техники... – задумчиво отстукивал пальцами по столу Игорь. – В любом случае, самое главное увеличить то, что у тебя уже есть, и ты станешь хозяином ситуации. Только я сомневаюсь, что наши манипуляции с акциями останутся незамеченными…
– Сам сказал «дело техники», – улыбнулся я.
– Ага, оно самое, влюбленное ты чучело, – ухмыльнулся Игорь и вытянул руку со стаканом.
– Да пошел ты, – беззлобно выругался я и отчеканил движение друга.
Коньяк мы удачно допили, только, как оказалось, на меня он подействовал куда эффективнее, чем на Гошу. Пил я на голодный желудок, да еще не закусывая, в итоге, все, на что оставалось у меня сил, это доползти до дивана и заснуть тяжелым и беспокойным сном, при этом лишь на мгновение зацепившись взглядом за зверька, вернее, за его напряженную спину, ведь он, кажется, так и не повернул головы на мое присутствие, хотя возможно мне это просто показалось.
Проснулся я поздней ночью, на электронных часах высветилось половина третьего. Потянулся и, схватившись за шумевшую от похмелья голову, шумно выдохнул, тут же осознав, что хочу пить. Пришлось приложить немало усилий, чтобы встать и медленными шагами дойти до кухни и тут же застыть в дверном проеме от лицезрения открывшейся картины. Зверек сидел за столом, прижав одну ногу к себе обеими руками, словно мягкую, плюшевую игрушку и положив на нее голову сладко сопел. Я даже протер глаза тыльной стороной ладони, чтобы убедиться, что данная картина мне не померещилась на больную с похмелья голову. Но нет, это был отнюдь не мираж.
Меня интересовало, как в такой позе вообще можно заснуть? И умудриться не навернуться с хлипкого стула во время сна?
Я подошел ближе к мирно спящему парню, который сейчас выглядел настолько невинным и беззащитным, что мое сердце начало учащенно биться, топя тело в приторно-сладкой неге. Такое к спящему человеку я ощущал впервые. Мне не хотелось будить это беспомощное сопящее существо, но меня разрывало и другое более глубокое чувство. Мне хотелось коснуться зверька, ощутить мягкую кожу под подушечками своих пальцев, запустить их в его волосы и провести вдоль спины, чтобы услышать его протестующий стон и увидеть отвращение, которое наверняка будет плескаться в глубине его янтарных глаз. Но стоило мне подумать об этом, как зверек сонно нахмурился и, заелозив на стуле, медленно открыл глаза. Я тут же встретился с взглядом полным непонимания и страха, которого было чересчур в глубине этих глаз. Я буквально чувствовал, как этот страх топил его, еще не отошедшее ото сна сознание, как он опутал своими липкими нитями его душу и держал ее в своих тисках, словно защищая от какой-то известной только ему боли. Мне казалось, что одно мое неправильное движение или слово и зверек, не разобравшись еще, кто перед ним, просто отпрыгнет от меня, сжавшись в свой излюбленный кокон, забьется в угол. Но он, вопреки моим ожиданиям, не делает ничего, просто продолжая смотреть, лишь его взгляд меняется, становясь теплее, а из их глубины медленно исчезает страх.
И меня вдруг резко накрывает осознание глупости всего происходящего, я стою и, не отрываясь, смотрю на спящего парня, который, открыв глаза, застал меня на месте преступления. Побледнев, я поспешно отвожу взгляд в сторону и начинаю перебирать в голове все возможные пути отступления, как понимаю, что вообще-то на кухню я пришел с определенной целью.
Отхожу от стола и, открыв кран, наливаю воду в первый попавшийся под руку стакан, стоявший на краю мойки, и тут же осушаю его. Шумно выдохнув, ставлю его на место и поворачиваюсь лицом к зверьку, который с полуулыбкой на губах следит за каждым моим действием. Вот теперь от разговора с ним мне никак не уйти, хотя я этого и не хочу.
– Нам нужно поговорить, – получается хрипло из-за севшего ото сна голоса.
– Я понимаю, – кивает он.
Я беру зверька за руку и тащу за собой, говорить с гудящей головой, да еще сидя на неудобном стуле, сейчас казалось мне невозможным. Несопротивляющегося и даже не подавшего голос зверька сажаю в кресло, а сам осторожно и медленно пристраиваюсь на диване, подложив под голову подушку. Слушать его я могу и так, главное, не уснуть на середине разговора. Удачней было бы отложить его, но меня сжигало чувство любопытства и тревожило, незнания.
В голове вихрем проносились вопросы, требующие ответов. Но напирать я не мог, есть возможность спугнуть зверька и разрушить и так хрупкое доверие. Поэтому закрываю глаза, стараясь обдумать с чего бы начать.
– Я думаю, необходимо начать с самого начала, – доносится до меня тихий голос, прерывая поток мыслей в голове.
– Твой отец алкоголик, и у тебя был брат-близнец, – усмехаюсь, давая понять, что знаю его предысторию, и что можно перейти к самому главному.
– Я не об этом, – хмуро отзывается он, видимо, недоволен моей осведомленностью. – Я говорю о самом начале, после которого ты либо услышишь меня, либо никогда не сможешь понять. В любом случае, ты первый, кому я это расскажу, а дальше уже тебе решать, что с этим делать.
– Я весь внимание, – отвечаю скорее на автомате, чтобы быстрее уже перейти к сути нашего ночного собрания.
– С самого рождения у меня не было мамы, мне ее заменила бабушка, как и брату. Когда не стало бабушки, единственным важным для меня человеком стал папа. Может, ты и не поймешь меня, Костя, но после смерти бабушки отец стал единственным для нас с братом примером для подражания, – я ухмыльнулся, это я отлично понимаю, потому что тоже самое было и со мной. – Мы были детьми, и только он был рядом с нами, одевал, кормил и поддерживал. Когда у меня были проблемы в школе, я в первую очередь бежал к папе, чтобы пожаловаться и получить свою порцию добра и ласки. Папа любил меня и всегда говорил, что я единственный из всей нашей семьи, в кого он верит, что когда я вырасту, я смогу вытащить нас из нищеты и плохой жизни. Он обнимал и успокаивал, когда меня обижали в школе, что случалось часто, ведь я отличался от других детей хотя бы тем, что у всех каждый год были новые портфели, а я свой донашивал уже пятый год. Папа говорил мне нежные слова и баловал меня, вместе с очередной бутылкой принося из магазина пару конфет, которые ему давали на сдачу, и отдавал их мне, тихо шепча на ухо, чтобы я не говорил об этом брату. Папа был самым добрым для меня, самым заботливым. Я любил своего отца, как любят своих родителей все дети, вопреки всему плохому, – зверек шумно выдохнул. – Но, к сожалению, папа был таким только в моих глазах. Брат же видел другую его сторону.