***
Время — 08:47. Суббота. 22 апреля. Город — Конохагакуре. Улица Азума. — До меня дошли слухи о твоём безответственном отношении к службе, — рассевшись на гостевом кресле, начал Итачи, наблюдая за тем, как младший занял своё рабочее место и деланно выпрямился, пытаясь казаться увереннее. — И не говори, что не понимаешь, о чём я. Каждый свидетель может подтвердить, что видел тебя в клубе по форме. — И что с того? Полицейским теперь отдых в развлекательных заведениях запрещён? — Парировать было бесполезно, но Саске пытался. Отношение к себе, как к маленькому ребёнку, раздражало. Будто он не знал устав, номера приказов или что-то ещё. Подумаешь, сходил разок в клуб не по гражданке. — Ты прекрасно понял, что я этим хотел сказать, — морщина залегла между бровей старшего Учихи. Для младшего это была всего лишь детская игра, а не серьёзная и крайне ответственная должность. Он много раз говорил отцу, что Саске не подходит для этой работы. Но у Фугаку было другое мнение. О котором тот, вскоре, пожалел. — Твоё поведение недостойно сотрудника правоохранительных органов. — Моё поведение недостойно ожиданиям нашей семьи, — улыбка быстро сошла с лица, как Саске понял, что сегодня Итачи настроен, как никогда, серьёзно. Холодный пристальный взгляд пробивал до мурашек. — Свои обязанности я выполняю в меру своего профессионализма и своих сил. — Незаметно. И не только мне, — встав с кресла, оправившись, Итачи подошёл ближе к брату. — Я надеюсь, ты осознаёшь, какая ответственность на тебе лежит. Особенно учитывая последние события. — Эти Акацуки были сколько я себя помню. И ничего нового они не сделали. Подумаешь, зарезали какого-то писаку, — можно было сколько угодно выпячивать грудь, говорить непринуждённо, будто подмечая очевидное, выказывать себя знающим и уверенным, но Итачи знал младшего, как облупленного. — Вижу, твоё отношение не поменялось, — с грустью заметил старший, отвернулся и направился к выходу из кабинета. — Я говорил отцу, что это плохая идея — давать тебе такую власть и ответственность. — И чего ты нагнал тут драмы? Я со всем отлично справляюсь. — Ты не справляешься, Саске. — Твёрдо заявил Итачи, открывая дверь. — И отец тоже так считает. Обладая немалым словарным запасом, Саске не мог подобрать слов, которые бы выразили всё его раздражение и злость от этой ситуации. Старший брат всегда относился слишком серьёзно к службе, собственно, как и все члены их семьи. Только он один, по их мнению, был белой вороной. Но разве можно впасть в немилость из-за таких пустяков? Он всё делает, чтобы доказать, что из него получился отличный полицейский. Всегда вовремя сданные отчёты, статистика раскрываемости, оперативность действий и профессионализм в решениях будто уходили на второй план. Да, порой он косячил, как и все. Но кто не совершает ошибок? Да, увиливал от обязанностей, не появлялся на собраниях, опаздывал на место преступления. Будто никто другой этим не грешил. Но Саске, казалось, не имел права ни на что, кроме как быть идеальный представителем семьи Учиха. Почему только к нему столько претензий? Почему только его держать в ежовых рукавицах? Только из-за того, что его образ жизни не подпадает под традиции? Да кому сейчас, в современном мире, сдались эти дурацкие традиции? — И что теперь? Попросишь Хатаке меня уволить, точнее, принять заявление по собственному? — Последняя попытка вывернуться и поставить мат старшему брату развеялась, как стоило понять, что мат ему самому уже поставлен. — Это уже не мне решать, а отцу. — На мгновение обернувшись, тяжело вздыхая, Итачи добавил: — Сегодня семейный вечер. И ты обязан на нём быть. — А если я не приду? Снова этот взгляд, вызывающий дрожь. Сколько бы Саске не пытался, у него не выходило преодолеть необъяснимый страх перед старшим братом. Итачи знал наверняка, что всё это — не более чем дешёвый спектакль, где младшенький корчит из себя бывалого. Такое отношение к делу, с его подачи, не могло пройти мимо другой многочисленной родни, вызывая должное негодование. Все хотели лично вправить мозги зазнавшемуся парню, указать на его место и его ошибки. С одной стороны, Итачи было жаль младшего, ведь тот не ведал, что на самом деле творил и чем это может обернуться. Но с другой, потерял связь с реальностью и не видел разницы между очевидными вещами. Его было необходимо направить на правильный путь. И тут Итачи был полностью согласен с отцом, прекрасно понимая, что сегодняшний вечер будет далёк от радушия. Дверь едва успела закрыться, а Саске уже хотел разнести весь кабинет в щепки. Ногти впились в ладонь, зубы скрежетали, голова гудела, мысли путались. Его бросало из стороны в сторону от нескрываемой ярости до непреодолимого отчаяния. Чего к нему все привязались? Он не делает ничего такого. Его образ жизни — его личное дело. И работа — тоже. Не было ни одного случая, когда бы он мог опозорить семью. И за что сразу нужно ставить клеймо? Выводить на всеобщее обозрение и публично порицать? Им своих забот мало? Они, что ли, такие идеальные? Саске, как никто, знал о многочисленных скелетах в шкафу собственной семьи. Много неоднозначных историй ходило вокруг его родных. В каких бы государственных структурах он не находился, в какие бы кафе не забегал на обед, везде обсуждали кровавые методы расправ с преступниками, чью причастность к совершённым деяниям ещё нужно было доказать, неприкрытое устранение конкурентов, претендующих на должности в специальных ведомствах, постоянная борьба за власть и влияния между ними и семьёй Хьюга. У первых в руках находились все правоохранительные и силовые структуры, у вторых — вся политическая и правящая верхушка Конохагакуре. Журналистами неоднократно выдвигалась версия, что никаких Акацуки не существует, и всё происходящее в городе — это разборки двух главных семей страны. Но эти люди быстро исчезали, точнее, пропадали без вести, либо их изуродованные трупы находили где-то на окраинах города. В какой-то момент Саске сам поверил в эти россказни, пусть ни у кого не было прямых и неопровержимых доказательств против его семьи. Он не участвовал в большей части семейных собраний — его просто не приглашали. Он сажал преступников, а потом, по приказу начальства или лично отца, должен был освободить их. На все свои вопросы получал лишь пренебрежительные взгляды и совет не лезть куда не надо. Что-то было нечисто, и это длилось годами. И только один Саске не был в курсе происходящего. Видимо, его уже давно не считали достойным. — Да пошли вы к чёрту! — Если его отцу настолько безразлично реальное положение дел, то почему он сам должен переживать и продолжать ишачить? Думают, что нашли идиота? Они просчитались. На этом оценка ситуации была сделана, как и очередные выводы о родне. Рука уверенно достала мобильный из кармана и набрала номер. После гудков послышался сладкий девичий голос, который был перебит грубым мужским: — Надеюсь, ты действительно так хороша, как о тебе отзывается Сасори. Жду через полчаса, адрес скину. Сбросив вызов, Саске накинул залежавшийся ещё со вчерашнего вечера плащ и направился к выходу, игнорируя удивлённые или недовольные лица коллег. Такси приехало в рекордно быстрое время, что немного подняло настроение. Проезжая центр, машина въехала на улицу Ниши, всегда такую многолюдную и шумную. В одном из небоскрёбов, натыканных здесь на каждом шагу, и жил парень, в скромной холостяцкой однушке на высоте двадцатого этажа. Квартира встретила запахом пыли и алкоголя, в углу стоял не вынесенный ещё со вчера мусор, отдавая кисловатой вонью, диван был разложен, где не заправленная постель больше напоминала баррикады из подушек и одеял. Утренний, хоть и запоздалый, душ, освежил, помог немного отпустить проблему и не думать о предстоящем вечере. Но лица родственников упорно лезли в мысли, вставали перед глазами, смотрели на него с укором и разочарованием: отец тяжело выдохнет и отвернётся, брат последует его примеру, дядя вообще сделает вид, что его здесь нет и его это не касается, зато дед вынесет мозги за всех сразу. Убеждённый консерватор, полковник полиции в отставке, последователь правил, устоев и традиций семьи, не терпел даже малейшего несоответствия. Впрочем, не в первый раз Саске будет стоять перед стариком и ждать, когда тот, наконец, закончит свою тираду. Важно было просто выслушать и молча уйти. Вот и сейчас всё пройдёт по сценарию? Ведь так? Мысли прервал звонок в дверь. Ночная стриптизёрша из клуба кокетливо поправила свои блондинистые волосы и сразу сбросила лёгкое пальто, представ перед парнем в одном белье. Затащив девушку внутрь, Саске не собирался больше думать о семье и терять время зря. Всю неделю он хотел избавиться от стресса, раздражения и злости. И теперь его ничто не отвлечёт. Губы блондинки были поистине сладкими и мягкими, руки — шаловливыми и быстрыми, что мгновенно избавили его от верхней части формы. Впрочем, Саске был не намерен отставать, избавляя аппетитную грудь от лифчика. Проследовав в спальню и уронив девушку на кровать, уже снимал мешающие брюки, но женские ручки остановили и сделали всё сами. За снятыми брюками полетело куда-то на пол и нижнее бельё. Пальчики и язычок действительно мастерски работали, заставляя хотеть соблазнительницу ещё больше. Она цеплялась пальчиками за его широкие плечи, прижимала его ближе к себе, сплетая ноги на крепкой спине, временами продолжала целовать, сплетая языки. Всё шло отлично. Мысли вылетали из головы, не оставляя ничего, кроме желания вдалбливать эту чёртову стриптизёршу в кровать, наконец, выбивая из её горячего ротика первые грязные звуки. Но какое разочарование ждало Саске — крики и стоны были до жути наигранными, как из самого дешёвого порнофильма, а грязные словечки заставили желание мгновенно улетучиться, оставляя только нахлынувшее с новой силой раздражение. Понимая, что начатое он уже не закончит, парень скинул с себя удивлённую девушку. — Тебя явно перехвалили, — грубо бросил Саске, отворачиваясь. — И что же было не так? — Удивлённо вопросила блондинка. — Всё. — Ожидание, что категоричность голоса поможет этой особе понять, что в её услугах он больше не нуждается, себя не оправдало. Она упорно пыталась выяснить, что же не так. Пыталась до него дотронуться и развернуть лицом к себе, но только получила по наглым рукам. — Уходи. — Хм, — недовольно бросила девушка, ища нижнее бельё и одеваясь. — Я надеялась, что ты действительно так хорош, как о тебе говорят. Но тебя явно перехвалили. Злость, наконец, достигла своего края и полилась через него. Бросив в уходящую подушкой и попав в закрывшуюся входную дверь, Саске швырнул на пол одеяло, затем оставшиеся подушки, ещё одно одеяло и собирался уже сорвать наволочку, но остановился. Давление пульсировало где-то в районе висков и затылка, заставляя сесть и успокоиться. Бессонная ночь дала о себе знать во всех красках. Сегодня явно был не его день. Мало было внезапного ночного убийства, неприятного разговора с братом, так ещё и какая-то глупая танцовщица ударила по его самолюбию. Разумеется, просто так это не оставит. Он ещё отомстит. Но сперва пошлёт этот день к чёрту и выпьет чего-нибудь. Рука уже взяла с пола недопитую со вчера бутылку виски, как телефон громко зазвонил. Решение игнорировать, сто процентов, назойливых коллег было принято безоговорочно. Стоило сделать пару глотков, как телефон снова зазвонил. Повторное решение не обращать внимание далось труднее. А попытка сделать беззвучный режим тут же прервалась третьим звонком. Это была жутко надоедливая и приставучая Харуно, которая не давала прохода даже на работе. Саске уже не знал, куда от неё деваться, придумывал всё ещё работающие предлоги про сильную занятость, на которые девушка успешно велась. Но долго этот спектакль продолжаться не может. Как бы не раздражали своими нотациями Гаара и Шикамару, рано или поздно им придётся поговорить. От картин, что настойчиво предлагало воображение, становилось смешно. Что он будет объяснять? Очевидные вещи? Неужели эта глупая девчонка не видит, насколько ему плевать на неё? Неужели она не слышит слухов, которые активно гуляют по всему городу? Неужели думает, что своими приходами способна что-то изменить? Как же Саске раздражали недогадливые люди, которые придумывают себе кучу вариантов, только все далёкие от истины. Но с такими приходилось иметь дело, как назло, гораздо чаще. Что ж, почему бы не отнестись к этому, как к работе? Эта мысль прочно закрепилась в голове, давая возможность остыть и понять, что разговор точно будет. Но точно не сегодня. Вызов был безжалостно сброшен. А телефон переведён в беззвучный режим. — Надоедливая, — буркнул себе под нос Саске, наконец одевшись. Пульт от телевизора нашёлся не сразу, где-то под старым креслом, весь липкий и грязный. На центральном канале начинался экстренный выпуск новостей. — Сегодня на окраинах производственного района Конохагакуре случилась масштабная перестрелка. Около десяти погибших, ещё столько же раненных. Полиция уже прибыла на место. Подробнее в материале… — Кажется, у меня появился отличный предлог послать к чёрту этот ужин. — Довольно улыбаясь, парень выключил телевизор. Очередная работа. Но это всяко лучше, что вечер с роднёй. Саске быстро набрал коллегу, который снял трубку с первого гудка и начал было отчитывать за отсутствие на рабочем месте. — Не возникай. Я уже выезжаю. Скоро буду на месте.***
Время — 08:51. Суббота. 22 апреля. Город — Конохагакуре. Улица Кита. Врождённая ответственность не позволяла Гааре уходить с работы раньше времени, откладывать на завтра то, что можно сделать сегодня, увиливать от своих обязанностей и выполнять поручения наполовину. Вот и сейчас, ненадолго покинув участок ради завтрака и по совместительству встречи с сестрой, успокаивал себя тем, что всё успеет, ведь впереди целое воскресенье. Вряд ли кто-то из его коллег разделил бы этот энтузиазм. В отличие от него, все имели личную жизнь, которая требовала не меньше внимания, чем работа. Сам Гаара мог спокойно отвлечься на пару минут, чтобы посмотреть на вид из окна кабинета, чтобы прочитать пару страниц взятого из библиотеки романа, чтобы прогуляться до места назначения, думая о своём. Ему этого было достаточно. Во всяком случае, он хотел так думать. Наблюдая за многочисленными потоками людей из окна своей квартирки, много раз ловил себя на мысли, что хочет провести время с кем-то. Только на ум никого не приходило, кроме сестры, родителей и мужа сестры, по совместительству, коллеги, Шикамару. Гаара не мог похвастать жизнью за пределами дома и участка. Её просто не было. Он был предоставлен самому себе, своим мыслям и книгам. Любая мысль о переменах, попытках познакомиться с какой-нибудь симпатичной девушкой, что, например, сидит на соседней лавке в парке и читает книгу, или стоит перед ним в очереди в кафе, или ждёт общественный транспорт на остановке, вызывала неконтролируемый страх. Что, если он не произведёт хорошего впечатления? Что, если сильно поторопиться? Или, наоборот, слишком промедлит? Что, если заденет неприятную тему? Или он сам не будет интересен? «Не попробуешь — не узнаешь», — гласил совет сестры. Но что делать, если в ответственный момент, когда нужно сказать простое «привет», он молчит, не в силах сказать и слова? «Преодолевать себя — всегда сложно. Но по-другому никак», — говорил Шикамару, приводя личный пример с неудачными попытками подкатить к Темари в своё время. И, вроде, ненадолго становилось легче, получалось поздороваться, завести диалог, но дальше одной встречи никогда не заходило. Либо возвращался страх и неуверенность, либо настигала работа. — Я даже не удивлена, что вас припахали в выходные, — многозначительно заявила Темари, попивая утренний кофе. Старшая сестра никогда не стеснялась выражений. Её прямота порой могла вогнать в ступор своей очевидностью и резкостью. Внешне она мало походила на серьёзную взрослую женщину, хотя такого стремления никогда не ставила. Глупые детские хвостики Темари называла своей особой фишкой, как и весьма откровенный стиль одежды. Казалось бы, не было ничего распутного в обычной белой рубашке и юбке, но прозрачность первой и высокий вырез второй делали своё дело. — Эта работа рано или поздно тебя доконает. — Ты преувеличиваешь, — разумеется, сестра и здесь была права, но признавать это не хотелось. В последнее время слово «выходной» можно было смело выкидывать из лексикона за ненадобностью. Организм требовал полноценного сна и отвлечения. Бледность лица и впалость щёк выдавала младшего с потрохами. — Разве? Когда в последний раз ты проводил субботу с кем-то и где-то, помимо коллег и участка? — Обстановка накалилась, нам нужно цепляться за любую возможность, чтобы покончить с этой преступной организацией. — Ты можешь сколько угодно убеждать себя в этом, но будем честными, — женская рука осторожно коснулась локтя, заставив собеседника смотреть в глаза. — Если бы сегодня ты не работал, ты бы провёл весь день дома или в парке, один. — Я бы просто отдыхал, — пожалуй, это была единственная причина, по которой он виделся с сестрой редко. Она докапывалась до самых неприятных аспектов его жизни. С одной стороны, нужно было что-то менять. Но с другой, готовности к переменам не было. Страх сделать что-то не так каждый раз сжимал в своих тисках, сковывал. Ещё с детства Темари пыталась помочь ему бороться с закрытостью и застенчивостью, давала понять, что ошибки — неотъемлемая часть опыта, но успехов не добилась, по многим, в том числе, не зависящим от неё, причинам. — Гаара, ты живёшь, как затворник. — Никакой я не затворник, — отдёрнув локоть, парень отвернулся, скрестив руки на груди. — Я просто веду себя согласно воспитания. — Ты серьёзно до сих пор веришь в эту чушь? — Их взгляды с Темари всегда отличались. Она не воспринимала слова родителей за чистую монету, пусть и не шла наперекор открыто. Сам же Гаара считал необходимым соблюдать все постулаты, нормы приличия, этикета и целомудрия, потому что его убедили с детства, что так и только так правильно поступать. Но с каждым годом он всё больше убеждался — в жизни всё работает совсем иначе. Что его взгляды считаются устаревшими и глупыми. Даже сестра высмеивала его, слушая бредни, достойные литературной классики нескольких прошлых веков. — Братец, так жить нельзя. Времена меняются и жизнь давно другая. Ты сам это видишь. Признайся, ты просто боишься перемен и отношений и прикрываешься этими глупыми правилами. — Ничего я не боюсь, просто сейчас не время. — А когда оно настанет, это время? — В ответ на справедливое замечание Гаара лишь нахмурился. — Ты так и останешься одиноким до конца своих дней, если не перестанешь трусить и убеждать себя в правильности и непоколебимости своих взглядов. — Разумеется, Темари снова была права. Но признавать это было сложно. Гааре комфортно жить в своём мире, где нет ничего лишнего, ничего смущающего или выбивающего из привычного ритма. Порой в душе закрадывается чувство, что из-за своих страхов и надуманностей он многое упустил, и как многое упустит, если не попытается что-то изменить. Но сил и уверенности не хватало. Зато отговорок было на целый трёхтомник. — Тебе просто нужен человек, который готов показать тебе обратную сторону жизни. Такой человек был. И это Саске. Они совершенно по-разному смотрели на жизнь, отношения, работу. Его распутность не вписывалась ни в одни рамки приличия. И многие в участке с этим согласны. Саске — другая крайность. Другая сторона, которая никогда не прельщала. Этот единственный раз, когда он оказался в клубе с полуголой девушкой на своих бёдрах выбил его из колеи, пусть Гаара и до последнего убеждал себя, что всё хорошо. Он бы соврал, если сказал, что ему не было интересно. Он бы соврал, если сказал, что он не хотел бы понять, какого это — быть с девушкой. Но точно не с такой девушкой, и точно не в клубе. Но тогда с какой и где? Кроме коллег, он толком не был ни с кем знаком. А все коллеги были уже заняты. И Гаара точно мог сказать, что не испытывал интересна к ним. Точнее, никогда об этом даже не задумывался. Но после этой злополучной ночи мысли лезли в голову наперебой, возвращая к смазливой брюнетке, чьи действия вызывали смущение, страх, желание, а в конце — отвращение. Возможно, в свой первый раз многие проходят через что-то подобное. Но повторить всё это точно не хотелось. — Тебе звонил Канкуро? — В очередной раз признав свою трусость, Гаара перевёл тему. — Он давно не выходил на связь. — Опять куда-то влип, ничего нового, — помрачнев и отведя взгляд, девушка начала шумно стучать ложной по стенкам чашки. — Он потерян для семьи. Отец много раз давал ему шанс всё наладить. Но его, видимо, это всё устраивает. Тогда зачем нам волноваться? — Я думаю, что ему ещё можно помочь, наставить на правильный путь, — не сказать, что со старшим братом у Гаары всегда были хорошие отношения. Скорее, они были натянутыми. Пусть и временами истинная сторона жизни познавалась именно благодаря их вылазкам с Канкуро. Но кто тогда мог знать, что это была работа на преступную организацию, которую и пытался ликвидировать их отец. Кто знал, что Канкуро отречётся от семьи, уйдёт в неизвестном направлении и будет выходить на связь только в том случае, если нужна была помощь по вызволению его из серьёзных проблем. Это был чуть ли не единственный случай, когда Гаара шёл наперекор отцу, помогая брату, прикрывая его и закрывая глаза на все его преступные действия, в надежде, что рано или поздно Канкуро одумается. — Ты, всё же, слишком оторван от реальности. Родители явно с тобой перестарались. — За один глоток осушив чашку с кофе, Темари встала, поправляя юбку. — Ты слишком наивен и глуп, братишка. И как ты до сих пор работаешь полицейским? Попрощавшись с сестрой, всю дорогу до участка Гаара пытался дозвониться до Канкуро, надеясь увидеться и ещё раз поговорить с ним. Сколько раз во время допросов удавалось переубедить преступников, помочь им начать законную жизнь. Неужели справиться с родным братом не по силам? Гаара не разделял семейных настроений и хотел верить до последнего, что брата можно спасти из криминальной пучины, в которую он сам себя загнал. Но гудки раз за разом выдавали занятость линии, а позже — сбрасывание. Напряжение застыло на лице, как и недовольство ситуацией. Канкуро никогда не был действительно плохим человеком. Или, может, Гаара плохо его знал? Они редко общались в детстве. А сейчас — ещё реже. Но если общались, то это были настоящие братские отношения, о которых вспоминаешь с теплом. Не имея друзей, младшему хотелось тянуться к старшему, но у второго были свои, непонятные тогда никому, интересы. Возможно, это было ошибкой — жить иллюзиями прошлого. Люди меняются, в том числе родные, и далеко не в лучшую сторону. Работа слишком наглядно демонстрировала суровый факт. Но почему в его семье не могло быть иначе? Бывают же исключения из правил. Почему бы его семье не быть этим исключением? — Господин полицейский, какая встреча, — знакомый голос из-за спины пробил до дрожи. — Кто бы мог подумать, что мы с вами снова встретимся. — Айко, стриптизёрша из клуба, что выглядела такой похожей на обычную миловидную девушку в обычной одежде и почти без макияжа. Но воспоминания упорно возвращали ночной образ, заставляя краснеть. — Надеюсь, у вас найдётся минутка для меня. Уверена, эта информация будет крайне ценной для вас.