***
Время — 19:49. Суббота. 22 апреля. Город — Конохагакуре. Окраины производственного района. Расследование шло, как по маслу. Все такие сговорчивые, выдают детали перестрелки за деталью, добавляя другие, не менее значимые истории о происходящих здесь бесчинствах. Саске, как никогда, охотно ловил каждое слово свидетелей, только и успевая записывать их показания. Запрос на записанные материалы камер наблюдения с трассы также дал первые результаты — номера машин и их дальнейший маршрут после перестрелки, лица некоторых преступников и их виды оружия. Золотая жила, не иначе. Но один момент откладывался до последнего. Точнее, до завтрашнего дня. Нужно было позвонить брату и согласовать совместные действия по расследованию. Но Саске знал, что, если позвонит, то будет тут же направлен на семейный ужин, точнее, на публичное порицание. Телефон благополучно ушёл на беззвучный режим и отслеживался только ради сообщений от коллег и их экстренных звонков. Но таких, благо, не было. Только вечно назойливая Сакура атаковала его звонками, побуждая парня безжалостно кинуть девушку в блок. — Сворачивайся, — голос старшего брата за спиной раздался слишком резко и громко, хотя Саске слышал чьи-то шаги и Итачи говорил даже тихо. И рефлекторно дёрнуться пришлось, понимая, что нужно было валить отсюда куда-нибудь, чтобы наверняка не нарваться. Но кто же мог знать, что Итачи отыщет его среди этих старых замшелых домов? — Нас уже ждут. — Ты не видишь, я работаю, — продолжая усердно записывать свои заметки, Саске протёр дыру в бумаге, тихо чертыхнувшись. — Наши люди уже собрали всё необходимое. Твои старания ни к чему, — отозвался Итачи, подходя ближе, чуть ли не нависая над младшим. — Не то, чтобы я ставил под сомнения работу спецслужб, — самодовольно попытался начать Саске, уверенно посмотрев на брата, но встретившись с холодным взглядом, невольно откашлялся и продолжил куда более формально. — Но есть детали, что мне удалось нарыть, которые, наверняка, будут очень ценными. И я бы хотел перевести их в электронный формат. — Ты займёшься этим завтра, — крепкая мужская рука захватила предплечье в тиски, пусть и не сдавливая его по факту. — А сейчас нам пора. — Если у тебя нет работы, это не значит, что у других тоже, — раздражение всё больше брало верх над скованностью и напускной уверенностью. — Передай семье, что мне очень жаль. Но у меня есть дела поважнее семейных посиделок, — рука уже готова была совершить рывок, освободившись от хватки, но в ту же секунду предплечье действительно сдавили, вызывая боль. — Смотрю, ты так ничего и не понял, — такого выражения лица Саске не видел у брата очень давно, горло невольно сдавило спазмом, вынуждая сглотнуть, но нарастающее раздражение никуда не делось. — Пусти, — попытка вырвать руку ни к чему не привела, а только побудила Итачи наклониться и сказать младшего прямо в лицо, тихо, злобно, голосом, нетерпящим отказа: — В машину. Или пеняй на себя. Предплечье больше ничего не сдавливало, а высокая фигура брата удалялась в сторону тонированного джипа. Злоба накрыла с головой от чувства беспомощности и вынужденной покорности. Глаза метались по сторонам, не желая цепляться за спину Итачи, в поисках манёвра для бегства. Но Саске знал, что это ничего не решит, а только прибавит ему проблем. Повторять прошлые ошибки было бы глупо — тело до сих пор помнило «радушный приём» отца, отдаваясь болью по всей спине, ягодицам, ногам. Размяв мышцы, Саске попытался сбросить неприятное чувство прошлой боли, но ничего не вышло. Оставалось только громко сопеть, выпуская пар, и покорно проследовать за братом в его чёртову машину. Они сидели на задних сидениях, пока водитель с каждой минутой приближал их к семейному поместью. Итачи что-то смотрел у себя в телефоне, равнодушно уставившись в экран. А Саске исподлобья наблюдал, насколько же старший спокоен и непоколебим. Это ещё больше разгоняло пламя злости и желание нарушить затянувшуюся тишину. В конце концов, сколько он может покорно молчать, выслушивая, как его каждый раз отчитывают, как школьника? — Просто признайся, тебе нравится смотреть на то, как меня унижают, — взгляд вцепился в профиль брата, не упуская ни единую эмоцию на его лице. — Никто тебя не унижает. — Итачи ответил так легко и буднично, будто Саске спросил у него, который сейчас час. — Правда? Надо же. Кто бы мог подумать? — Нервный смех сорвался с губ, в то время как профиль оставался непоколебимым. — То есть, всё это время меня хвалили и почитали, а я, такой слепой дурак, принимал это за оскорбления? — Прекрати вести себя, как истеричка, — убрав телефон, Итачи так и не удостоил брата взглядом, он лишь откинулся и прикрыл уставшие глаза. — А как мне себя вести? — На какое-то мгновение удалось обуздать желание закричать на всю машину о том, как же его это достало — не соответствовать нормам, о которых ему никто не хотел ничего рассказывать. Разве это нормально — требовать от человека определённого поведения, не объясняя, какого именно? — Может, кто-то, наконец, выдаст мне эту легендарную инструкцию по нормам поведения, чтобы меня перестали мешать с грязью? — Тебе никто не желает зла, идиот. — Итачи устало потёр переносицу, повысив голос. — Отец не хочет, чтобы ты загубил свою жизнь. И я этого не хочу. — Да с чего вы все взяли, что я гублю свою жизнь? — И снова эмоции взяли верх, позволяя внутренней обиде, злобе и отчаянию выбраться наружу. Да сколько уже можно лезть в его жизнь? Что он такого сделал или не сделал, чтобы заслужить такую немилость со стороны всей своей семьи? — Это всё из-за того, что я не выполняю всех приказов нашего полоумного деда? Или, может, что я не присутствую на всех якобы важных собраниях? Хотя, нет, я же всё ещё не трахнул какую-нибудь девку, перед этим надев ей кольцо на палец. — Мне жаль, что ты воспринимаешь всё именно так, — голос действительно звучал разочарованно, будто Итачи не мог добиться от маленького ребёнка понимания простых прописных истин. Только Саске был уж давно не ребёнком, в чём порой Итачи сомневался, глядя на эмоциональную реакцию. — А как, так? — Подсев поближе к брату, Саске начал готовить медленно, злобно, практически шипя: — Мне хоть кто-нибудь, когда-нибудь, что-нибудь объяснит? Или я должен мысли научиться читать? — Сейчас ты всё и узнаешь, раз до тебя не доходит, — не двинувшись с места, Итачи тяжело выдохнул, явно устав возиться с младшим. — И всё же, тебе нравится видеть, как меня унижают. Признайся уже, — разумеется, Саске знал, что старший — не сторонник таких развлечений. Обычно сдержанный и куда более демократичный, Итачи пытался найти общий язык с Саске, воспитывать и поддерживать. Но в какой-то момент что-то изменилось. Будто вместо Итачи теперь был кто-то другой, более хладнокровный и отстранённый. Что могло стать причиной таких перемен? Как же хотелось, наконец, разобраться, почему, зная, что его там ждёт, Итачи снова и снова тащил его на эти семейные вечера? — Жаль, — прошептал себе под нос старший, повернув голову и посмотрев в окно, где уже виднелись окна семейного поместья. Старинный дом в два этажа, широкий и поистине масштабный. Большая придомовая территория с садами, парковкой. Один из самых известных домов в северной части улицы Кита столицы страны Огня, самого богатого и цветущего района. Многие бы хотели себе такие условия жизни. Но Саске бы с ними поспорил. Да, он имел всё. Но одновременно и ничего. У него были самые лучшие игрушки, но играть в них можно было только по расписанию. У него была просторная комната, но приходить в неё было можно только в двух случаях — сделать уроки и отойти ко сну. У него была самая завидная коллекция мультиков, но смотреть их можно было только раз в неделю, и то в присутствии кого-то из старших. Если Саске не ел то, что велено, но не ел весь оставшийся день. Если не делал то, что сказано, сам выдраивал собственную комнату под пристальным взором отца. Если плохо учился, то не играл с игрушками и не смотрел мультики целый месяц. Казалось бы, это было так давно. Но воспоминания были так свежи, будто он, только вчера, вырвался из-под гнёта семьи и отправился в самостоятельное плавание в оплачиваемую отцом квартиру. — Вы опоздали, — недовольно заявила мать мальчиков, нервно поправляя длинные чёрные волосы и вязанную шаль. Её тёмная глаза будто смотрели в душу, вынуждая мурашки пробежаться по спине. — Прости, мама. Работа, сама понимаешь, — стремясь сгладить углы, молвил Итачи, приобняв женщину за плечи. — Фугаку очень недоволен, — смерив младшего сына презрительным взглядом, Микото развернулась и устремилась в дом. — Все ждут только вас. — Какая честь, — съязвил Саске, нарвавшись на две пары недовольных глаз. Впрочем, никто не стал задерживаться во дворе, проследовав, один за одним, внутрь дома. Судя по количеству машин на придомовой парковке, собралась чуть ли не вся семья. Количество обуви в прихожей лишь подтвердило статус широкой публичности сегодняшнего шоу по тотальному унижению достоинства Саске. Видневшийся из коридора зал вмешал всех, до единого. Доносились приглушённые голоса, будто все пытались говорить шёпотом. И только появление сыновей Фугаку заставило всех присутствующих резко замолчать, разойтись по сторонам и пристально смерить взглядом парней. Микото тихонько просеменила на кухню, видимо, уйдя готовить еду. Итачи же выпрямился и спокойно прошёл через образовавшийся коридор родни, в конце которого, возле фамильного камина, стояли его отец, дядя и дед. Суровые высокие мужчины, все, как на подбор, черноволосые, темноглазые, бледнокожие и совсем не улыбчивые. Приглушённый свет делал атмосферу ещё более гнетущей и напряжённой. Как и гробовое молчание остальных членов семьи. Саске, как вкопанный, застрял в арочном проходе, не решаясь сделать шаг в зал. Нижняя губа еле заметно покусывалась, на лбу показалась испарина, руки завелись назад, пока пальцы терзали друг друга, глаза, неотрывно, смотрели куда-то в сторону кухни, где было светло и уютно, вкусно пахло и где была только, что только для вида играла роль суровой родительницы, дабы соответствовать ожиданиям своего мужа. — Дедушка, отец, дядя, — соблюдая нормы обращения, исходя из старшинства самых авторитетных членов семьи, Итачи учтиво поклонился в знак приветствия. — Благодарю за оказанную честь присутствовать здесь. — Мы уже думали, что ты не приедешь, дорогой племянник, — слово взял дядя Обито, младший брат отца. Начальник антитеррористической службы. Наверное, самый приятный из всей троицы. Он бы никогда не пользовался столь высоким положением, если бы не предотвратил дюжину терактов и едва не погиб при освобождении заложников из торгового центра, получив страшное ранение на половину тела. При своём задорном характере и любви к шуткам, при собственных брате и отце он держался строго и уверенно, пусть и некоторые колкости он себе позволял. Как и сейчас, подметив опоздание племянников, Обито улыбнулся. — Твоя работа крайне важна. Но семья всегда должна быть твоим главным приоритетом, — заявил Фугаку, отец Итачи и Саске. Начальник окружной полиции. Строгий, суровый и лишённый всякой эмпатии человек, о котором в полицейских кругах говорили только шёпотом и то за пределами участков. О его жестокости по отношению к преступникам ходило множество слухов, большая часть которых была правдой. Как отец, он также не прощал неповиновения. Зачастую был груб и несправедлив, но ни у кого не возникало вопросов к его способностям и повышенном чувстве ответственности, как за себя, так и своих сыновей. Саске ни разу не видел, как отец улыбается. И ни разу не слышал его похвалы. По крайней мере, в свой адрес. — Это твоё последнее опоздание. — Да, отец, — снова поклонившись, Итачи обратился к дедушке: — Прошу прощения, что заставил ждать. — Тебе не за что извиняться, — ответил старик, который в действительности мало походил на мужчину преклонного возраста. Если бы не явная седина, то главе семьи Учиха, Мадаре, вполне могли бы приписать возраст его старшего сына. Статный и суровый отставной полковник полиции, сделавший себе имя на расследовании громких дел своего времени и заслужив уважение не только в собственной семье, но и всей страны, был крайне консервативен и твёрдо стоял за сохранение многолетних традиций. Семейные встречи — одна из них. Как и работа всей мужской части семьи в полиции и других правоохранительных службах. Но самым главным приоритетом старика были браки по расчёту. Никто из низкородных горожан не мог примешаться к их семье. Исключения составляли люди достаточно амбициозные, что смогли своими трудом и упорностью заработать себе имя в благородных профессиях. Преданность и покорность — вот что он ценил в своих членах семьи. И не терпел неуважения к этому постулату. — Я знаю, из-за кого ты опоздал. Все присутствующие ту же уставились на всё ещё стоящего в дверях Саске, который продолжал думать о вкусной еде и светлой атмосфере кухни, чтобы отвлечься от предстоящего. Это был всего лишь вопрос времени, когда дед обратит на него свой пристальный надменный взгляд. Незаметно выдохнув, Саске пересилил себя и посмотрел в глаза деда, где читалось по-настоящему вселенское разочарование. Итачи смиренно отошёл в сторону, позволяя теперь младшему быть в центре внимания. На ватных ногах пройдя в зал, Саске уговаривал себя держаться, не позволять эмоциям брать верх, чтобы они не думали, будто он боится их. Попытка выпрямиться выглядела комично из-за своей резкости, как и уверенный взгляд, больше напоминавший взор ягнёнка, устремлённый на волков. — Тебя видели в каком-то гадюшнике, по форме, снова, — медленно начал глава семьи, наблюдая за реакцией внука. — Ты игнорировал все собрания отдела на этой неделе. Привёл в квартиру очередную шлюху. И выставил себя на посмешище, заявившись пьяным на работу. — Я уже могу начать оправдываться? — Насмешливо поинтересовался Саске, из последних сил сохраняя самообладание. — А ты хочешь найти этому оправдания? — Озадачено вопросил отец, как и всегда, тяжело вздыхая. — Зачем их искать, если они есть. И это не оправдания, а факты, — попытка защитить себя и свою репутацию может плохо кончиться, как и всегда. Но терпеть все эти беспочвенные обвинения Саске был не намерен. — Во-первых, нет запрета на посещение питейных заведений по форме. Во-вторых, всю необходимую информацию о собраниях я получал от коллег. В-третьих, моя личная жизнь никого из присутствующих не касается. И в-четвёртых, я не был пьян. — Почему ты такой дурак? — Снова потирая переносицу в сердцах произнёс Итачи, понимая, что такими речами младший подписал себе приговор. — Тебе хватает наглости так разговаривать со мной? — Дед начинал злиться, при этом продолжая говорить тихо. — Ты забыл, благодаря кому у тебя есть работа, жильё и статус? — Как я могу. Вы же мне постоянно напоминаете, — это заявление вызвало у дяди смешок, после чего тот откашлялся, отец покачал головой и отвернулся, Итачи последовал его примеру. Остальные родственники зашушукались. — Как и о том, какое место я занимаю в этой семье. — Другого ты и не достоин, — повысив голос, Мадара сделал шаг к внуку. — Ты ничего не добился сам, не сделал ничего, чтобы получить хоть каплю уважения. Все здесь стоящие — он обвёл руками родственников — рисковали жизнями, жертвовали личными прихотями, работали в поте лица, своими заслугами пробивая себе путь наверх и чествуя гордое имя нашей семьи. А что сделал ты? Обесчестил добрую половину горожанок? Выполнял свои обязанности, спустя рукава? Тратил даже не свои деньги на выпивку, и, Бог знает, что там ещё? И за это ты хочешь, чтобы тебя уважали? — Помолчи, — видя, что младший снова хочет съязвить, прошипел на него Итачи. — Ты — самый большой позор нашей семьи. Никчёмный, жалкий, похотливый мальчишка. Хлёсткий удар кулаком по лицу заставил Саске пошатнуться. Он не мог позволить себе упасть. Не мог позволить себе плакать. Кричать. Возмущаться. Потому что получил бы ещё. И не только по лицу. Попытка замахнуться на деда повлечёт за собой ещё более тяжёлые последствия. Внутри всё кипело от обиды и злости, зубы сжались, как и кулаки, щека, нос и глаз противно пульсировали. Взгляд, полный ненависти направился на деда, который по-прежнему смотрел на внука, как на самую большую ошибку в своей жизни. Отец и Итачи холодно смиряли его, что-то тихо говоря друг другу, а дядя делал вид, что разглядывает картину над камином. Неужели здесь все согласны с этим? То есть, все правда считают его позором семьи? Только по той причине, что он не совершал каких-то там безрассудных подвигов? И вся его работа по расследованию дел Акацуки, по поимке маньяка пару лет назад, по нахождению пропавших детей год назад — пустой звук, недостойный ровным счётом ничего, кроме порицаний, потому что, видите ли, он пьяница и распутник? Да какое им дело до его жизни? Он добросовестно и ответственно подходит к работе. Не было ни одного случая, когда по его вине что-то шло не так. Тогда за что ему всё это? — Единственное, на что ты ещё способен — это заключить брак, ради продолжения рода, — вытирая кровь со своей руки, уже более спокойно начал Мадара. — Твой отец уже занимается поисками достойной невесты. И если я узнаю, что ты опорочил её честь, снова затащив в постель шлюху, я лишу тебя всего. Ты больше не будешь частью нашей семьи. И больше никогда не посмеешь сюда вернуться. — Ты всё понял, Саске? — Уточнил отец, продолжая: — Надеюсь, и к работе ты проявишь более ответственное отношение. Иначе тебя увол… Больше не желая это терпеть, Саске выбежал из зала, наспех обулся и покинул дом. И только выбежав за пределы семейного поместья, он дал волю своим эмоциям — крики смешались с пыхтением и всхлипами. Внутри всё клокотало. Слова деда отзывались громким эхом в голове, побуждая подойти к ближайшему дереву и выпустить пар. Костяшки сбились в кровь, слёзы продолжали течь по щекам, челюсть уже болела от сжатых зубов, как и голова от повышенного давления. Легче не становилось. Хотелось бежать, кричать ещё громче, биться обо что-то ещё, лишь бы перестать чувствовать себя самым большим разочарованием семьи. Неужели он настолько плохой человек? Что он такого сделал, раз заслужил такое отношение? Будто они все там святые. У самих рыльца были в пушку. Но многочисленные подвиги на службе будто смывали с них все грехи. А ему даже не дали шанса. Поставили клеймо и всё. Мирись с этим, принимай это, запомни это. — Да идите вы все к чёрту! — Повернувшись в сторону дома, в сердцах крикнул Саске, подмечая фигуру брата вдалеке. — Доволен?! Смотри и радуйся! Вот он я — самый ужасный человек во всём мире! Бедные вы все, несчастные! И за что только вас наградили таким родственником?! Ему просто нужно уйти. Взять себя в руки, совладать с накопившейся за все эти годы болью и навсегда покинуть дом. Самому. Отказаться от всего. И начать всё сначала. Давно стоило понять, что в этой семье ловить нечего. Он не знал, какого это, услышать похвалу. Даже будучи маленьким ребёнком, пытающимся нарисовать их семью, он получал по рукам за бесполезное занятие. Не знал, как это, ощущать поддержку родных, ведь слышал только упрёки и критику. Не знал, что такое уют и радость в доме, смех и лёгкость, безопасность и уверенность, а должен был быть начеку каждую секунду, чтобы не получить от отца или деда. Он просто хотел знать, какого это, быть частью семьи, настоящей семьи, которая не будет делать из него удобного ребёнка, запугивая, ругая, избивая. Хотел знать, как это, любить. Всем сердцем. Не ожидая ножа в спину. — Что ещё?! — Увидев засвет в кармане, Саске понял, что ему кто-то звонит. И очень сильно надеялся, что это по работе. Домой он точно не вернётся. Как и в свою квартиру. В офисе хоть до утра поспать можно будет. А потом… Что-нибудь придумает. — Ой, привет, не отвлекаю? — Голос прилипчивой бывшей одноклассницы на мгновение вызвал привычный приступ раздражения. Но в голову тут же пришла идея. — Ты как раз вовремя, привет, — стараясь звучать как можно спокойнее и увереннее, Саске откашлялся, придирчиво осмотрел свои костяшки, сбитые в мясо, потрогал опухшее лицо. — Ты сейчас дома? — Д-да, конечно. — Я сейчас приеду, — сказав это, он бросил трубку и собрался вызвать такси. — Езжай домой и всё обдумай, — послышался голос брата за спиной. — Надеюсь, ты всё понял. — Я, как никогда, всё понял, — грубо отозвался Саске, так и не обернувшись. — Надеюсь, и вы тоже всё поймёте. — Только не делай глупостей. — Устало произнёс Итачи, скорее всего, снова потирая переносицу. — Все хотят для тебя только лучшего. — Не знал, что удары по лицу как-то мне в этом помогут, — такси оказалось близко, уже виднелись фары. — Возьмись за ум. Перестань вести себя, как идиот. — Я вижу здесь только одного идиота. И это не я, — такси подъехало, Саске устроился на заднем сидении и напоследок кинул брату: — Подумай об этом, братец.***
Время — 10:11. Воскресенье. 23 апреля. Город — Конохагакуре. Улица Азума. Вопреки своему профессионализму и выдержке, Гаара очень нервничал. Предстоящая встреча с Айко не давала сосредоточиться на вопросах, которые ей необходимо задать. Попытка уйти мыслями в то, что именно за интересную информацию хочет предоставить девушка, возвращала её развратный образ, побуждая краснеть и дёргаться. Прежде проститутки не вызывали у него таких эмоций. «Справедливости ради, ни одна из них не пыталась оседлать меня». Желание перестать возвращаться в тот злополучный клуб не могло быть исполнено. Воображение подкидывало слишком красочные картинки, подавляя своей яркостью голос разума. Как бы парень не отрицал очевидное, но пожизненное воздержание не приводит ни к чему хорошему. В свои почти тридцать Гаара не знал женского тела и до последнего себя убеждал, что это хорошо, ведь видеть он должен только тело жены. Но время идёт, серьёзными отношениями в жизни никогда и не пахло, а организм требовал. И, казалось бы, никто не отменял привычных средств для снятия напряжения, но от одной мысли об этом, парень багровел. — Господин полицейский? — Сладкий девичий голос зазвучал следом за стуком в дверь. — Кхе, войдите, — кашлянув, выпрямившись и тряхнув головой, Гаара остался стоять посреди кабинета, учтивым поклоном встречая вошедшую. — Я немного задержалась. — Вольготно шагая в сторону стола, девушка плюхнулась на стул, сняла лёгкий плащ, являя свой вполне обычный вид. Мятая футболка и длинные мешковатые штаны. Будто к нему пришла не танцовщица. А без макияжа она выглядела моложе и милее. — Порой клиенты так настаивают, чтобы остаться со мной ещё на час. У вас такое бывает? — Не думаю, что кто-то хочет здесь задерживаться, — давая вполне очевидный ответ, Гаара успокоился, взял себя в руки и сел за стол напротив девушки. Она тут же повернулась к нему, сложила руки на столе и игриво моргала глазками, мило улыбаясь. — Вчера вы утверждали, что обладаете важной информацией. — И я не отказываюсь от своих слов. — Айко взяла карандаш, покрутила его в руках и убрала за ухо. — Мне всё ещё есть, что вам рассказать, — пальчики осторожно коснулись сложенных мужских. — И мне бы хотелось, чтобы никто не знал, что именно я предоставила эту информацию. Надеюсь, вы меня понимаете, господин полицейский? — Разумеется, я гарантирую вашу конфиденциальность, — резко убрав руки, Гаара начал что-то строчить на клавиатуре, буквально вбивая клавиши. — Итак, прошу, начинайте. — Я настолько некрасива без макияжа? — Наигранно обиженным тоном спросила Айко. — Ваша красота как-то связана с делом? — Попытавшись осадить девушку, парень задал вопрос как можно грубее, но голос, как на зло, хрипел. — Она связана со мной. И мне важно знать, что вы думаете обо мне, видя меня такой, — она наклонилась, провела пальцами от его кисти до предплечья, задевая ноготками подбородок. — Если вам есть, что сказать, то говорите, — резко обрубил Гаара, небрежно отмахиваясь от чужой руки. — Если вы пришли сюда мешать мне работать, то покиньте мой кабинет. — Какой вы злой и грубый, мне нравится, когда вы такой, господин полицейский, — она снова попыталась провести по его руке, но парень встал, отвернулся, глубоко вздохнул, шумно выдохнул и, специально не смотря в глаза девушке, прошёл до двери и открыл её. — Надеюсь, вы помните, где здесь выход. — Он взялся за дверную ручку, как за единственную опору. — Всего доброго. — Господин Акасуна связан с Акацуки, — это прозвучало так буднично, что Гаара на мгновение остолбенел, продолжая держаться за ручку двери. — У вас есть доказательства? — Вспомнив, что он, прежде всего, профессионал, парень взял себя в руки, закрыл дверь и проследовал к столу, не спуская глаз с Айко. — Если бы не было, я бы сюда не пришла, — из своей маленькой сумочки девушка достала флешку и положила на стол. — Эти записи господин Акасуна велел удалить, но наша администратор заботливо перенесла все данные на эту флешку. — И что на этих записях? — Взяв флешку и воткнув её в компьютер, Гаара стал ждать загрузки. — Закрытые мероприятия, где присутствовали члены Акацуки, объявленные в розыск. — Странно, — заметил парень, просматривая одну из записей. — Зачем тогда ему записывать эти мероприятия, если они изобличают его? — Боюсь, этот вопрос не ко мне. — Она подняла руки в сдающемся жесте. — Но, уверена, мой начальник даст вам ответы. — Что же, благодарю вас, госпожа Канэко. Вы оказали большую помощь следствию. — Уже готовый на всех парах нестись с этим к Какаши, Гаара оказывается остановлен резко вставшей с места девушкой, перегородившей ему проход. — Я вам совсем не нравлюсь? — Кажется, сейчас этот вопрос звучал искренне. Девичьи руки аккуратно коснулись широкой мужской груди, глаза моляще смотрели в ожидании ответа. — Вы очень привлекательны, — максимально спокойно, насколько это было возможно, ответил Гаара, убирая чужие руки. — Но не для меня. — Это всё потому, что я шлюха? Айко была права. Его воспитание и внутренние убеждения никогда не позволят ему связаться с падшей женщиной. Но, с другой стороны, если бы Гаара увидел её где-нибудь на улице, в мешковатой одежде, без макияжа, то вряд ли бы обратил на неё хоть какое-то внимание. И не потому, что её распутный образ был куда более желанным, а потому, что парня пугала сама мысль подойти к симпатичной девушке и заговорить с ней. Мешал не факт низкой социальной ответственности девушки, сколько высокий уровень неуверенности самого Гаары. Но, будь она простой девушкой, стоящей в очереди за кофе, то, возможно, у них мог быть шанс. А сейчас, сама мысль о том, что он свяжет свою жизнь с ней, вызывала противоречивые чувства — стыда и желания. — Это — единственное, что вам мешает? — Она снова коснулась руками его груди, понимая, что попала в цель. Видя его румяные щёки и стыдливо опущенный взгляд, Айко хотела помочь милому полицейскому избавиться от дурацких предрассудков. Пусть и, похоже, это будет нелегко. Но она и не таких раскрепощала. — Вы, можете идти, — выдавил из себя Гаара, стараясь сохранить последние крупицы самообладания и чести. — «Ты, как дурак, запал на милое личико. И думаешь, что она тоже на тебя запала? Ей нужны только секс и деньги. Одумайся, идиот!» Голос разума не сдавался, взывая с новой силой, когда руки девушки плавно проскользили от груди к шее, пальцы ласкали затылок, когда она поднялась на носочки, её дыхание опаляло лицо, запах её духов дурманил. И надо было оттолкнуть наглую девушку, попросить выйти из кабинета и дать понять, что она ему не интересна. Но она видела, что это не так. И делала всё, чтобы добиться своего. Только, чего же именно она хотела? Совратить полицейского для личной коллекции? Поиграться и бросить, как только дело будет закрыто? Добиться от него денег? В любом случае, ничего хорошего ждать не придётся. И, как бы сильно не ныло естество внизу живота, как бы кровь не стучала в висках, как бы ему не хотелось вкусить этот плод, Гаара, наконец, перестал имитировать столб, взял девушку за плечи, посмотрел на неё привычным безразличным взглядом и отодвинул от себя, вызывая её недоумение. — Не покидайте город, госпожа Канэко. Ваши показания ещё могут быть очень важны для дела, — отвесив поклон, парень прошёл к двери и открыл её, ожидая, когда ошарашенная Айко сможет принять тот факт, что у неё ничего не вышло и покинуть его кабинет. — Мне так жаль вас, господин полицейский, — проходя мимо него, девушка поправила ворот его рубашки. — Ваши принципы не дают вам расслабиться. Но не волнуйтесь. Я вам обязательно помогу, — подмигнув парню напоследок, Айко вышла и скрылась за поворотом коридора к неимоверному облегчению Гаары. Громко выдохнув, он осмотрелся по сторонам, завидев подозрительно смотрящего на него Шикамару. Оценив внешний вид и красноту лица, Нара получил в ответ второй тяжелый выдох, что дало понять, что этот разговор дался коллеге с трудом и лучше не задавать ему никаких вопросов, даже если очень хочется. Впрочем, Шикамару не из любопытных, поэтому коротко кивнул и собирался идти дальше по своим делам, но Гаара сам стремительно подошёл к нему и, показывая на флешку, подхватил Шикамару под руку и повёл в кабинет Какаши, которого, к сожалению, в кабинете, как и всегда, не оказалось. — Что это? — Спросил Нара. — Это то, что позволит нам узнать, кто ещё состоит в Акацуки, — взъерошив и без того растрёпанные волосы, Гаара, наконец, отдышался и начал бледнеть. — Записи с камер из «Красных песков». Акасуна проводил там закрытые вечеринки для членов организации. — И записывал их на видео? — Скептически отозвался Шикамару, но тут же одёрнул сам себя. — Хотя, с другой стороны, эти записи могли быть нужны ему для собственных гарантий. — Вполне возможно. Только он хотел от них избавиться. — Тебе эти записи дала та танцовщица? — Мне никто их не давал, — посмотрев на коллегу взглядом, не терпящим несогласия, Нара коротко кивнул. — Точнее, мне их подбросили. — Тогда, я вызываю господина Акасуна на ещё один допрос. Только сперва нужно уведомить спецслужбы. — Кстати, ты нашего горе-полицейского не видел? — Уточнил Гаара, вспомнив, что некоторая информация о перестрелке так и не попала ему на почту или стол. — Он вчера пошёл опрашивать жителей домов. Больше я его не видел. — То есть, в участок он не приезжал? — Выходит, что так. Либо я его не заметил. Но мне бы тоже надо с ним переговорить, — пройдя в соседний коридор, постучав в кабинет коллеги и не услышав ничего, кроме тишины, Гаара попытался открыть дверь, но та была заперта. — Н-да. Ничего нового. — И где его черти снова носят? Ну и морока, — в сердцах отозвался Нара, замечая краем глаза мужчину в светлом костюме. — Здравствуйте! — Обратился он. — Где я могу найти Какаши Хатаке? — Его сейчас нет. — Ответил Гаара, рассматривая незнакомца. — А вы кто? — Неджи Хьюга. Представитель министерства безопасности. — Протянув руку для рукопожатия, представился мужчина. Парни пожали ему руку, подмечая дорогие часы и золотое обручальное кольцо. — Хочу задать пару вопросов о ходе расследования. — Вам же и так приходят регулярные отчёты, — скептически отозвался Нара. — Если бы нашему министру нужны были отчёты, меня бы здесь не было. — Стряхивая руки после рукопожатия, ответил Неджи, небрежно окинув взглядом полицейских. Впрочем, терпеть компанию странного высокомерного чиновника не пришлось, ибо секретарь заботливо предложила ему присесть в зал ожидания. — А вы, господа, работайте. Акацуки не дремлят, а у вас уже два нераскрытых дела. — Как думаешь, этот крендель к нам надолго? — Спросил Шикамару, провожая неодобрительным взглядом мужчину. — Надеюсь, что нет, — разделяя неприязнь коллеги, ответил Гаара, взяв в руки телефон и начиная свои попытки дозвониться до непутёвого Учихи.