***
26 сентября 1998 года. В зале заседаний Визенгамота воцарилась мёртвая тишина. Все: начиная с Риты Скиттер, растеряно покусывавшей ядовито-зелёный кончик своего писчего пера, и заканчивая Министром Магии, стенографистом и секретарём — явно боролись с диким изумлением, безмолвно буравя ошеломлёнными взглядами несчастную свидетельницу защиты. Прозвучавший минутой ранее рассказ, словно яркая вспышка разряда молнии, поразил всех присутствующих, которые крайне удивились бы, узнав, что это даже не начало, а всего лишь маленькая предыстория. Слова Гермионы всё так же грохотом набата звенели в ушах, разрывая барабанные перепонки: Драко никогда не смог бы забыть ни тех сумасшедших поцелуев, подаренных её мягкими, но до одури страстными губами, ни того разговора, который навечно останется незаживающей раной в его сердце. До боли закусив губу, Малфой-младший проследил горькие прозрачные ручейки слёз, скользивших по щекам девушки, которая, исключительно по его вине пережила столько испытаний и бед, но тем не менее защищавшей его задницу точно так же, как и два года назад. Он никак не мог взять в толк, каким волшебным образом Гермиона нашла в себе силы воспроизвести всю эту полную печали историю с такой холодной расстановкой, ведь он сам помнил исключительно чувства, только неумолимо и безжалостно захлестывающие разум эмоции, которые он испытывал тогда с ней. И при всём своём желании, не смог бы поведать словами эту историю — ведь всё это было частью той, ревностно хранимой в душе жизни, которую он благополучно похерил и перечеркнул всего одним своим поступком, который, вне сомнений, никогда не сможет быть отмолен и уж тем более — отпущен. Скользнув торопливым взглядом по трибуне, Малфой нашёл глазами Поттера и совершенно осоловевшего от услышанного Уизела. Ещё бы: наверное, Ронни всегда предполагал, что его целомудренная подруга никогда ни с кем даже и не целовалась, кроме собственной матери. Полузабытое в камере Азкабана чувство злорадства наполнило душу до краёв: бедняжке Визгли сообщили, что его Гермиона когда-то целовалась, да ещё и — о, ужас! — с мерзким, трусливым хорьком! Беда-то какая! Поттер же, вопреки ожиданиям, сохранял хладнокровие, более того, судя по всепонимающей улыбке, посланной едва стоявшей на ногах Гермионе, драгоценный Герой догадывался обо всем с самого начала. Немало оторопев от этого выражения на лице Поттера, Драко даже успел предположить возможность того, что бывший однокурсник мог всё же освоить легелименцию, поскольку — Малфой был уверен в этом на все сто процентов — Гермиона раскрыла эту их общую тайну в первый и, скорее всего, в последний раз. — Мисс Грейнджер, — разнёсся по залу суда учтивый, усиленный магией голос Кингсли. Вновь отхлебнув немного воды из своего стакана, Гермиона подняла взгляд своих заплаканных глаз на председателя. — Ваши показания крайне ценны… Визенгамот объявляет перерыв. Завтра, в 10:00 заседание будет возобновлено, — стукнув молотком по подставке на своей кафедре, Министр добавил: — Всем спасибо. Когда Кингсли стремительно покинул зал заседаний, шелест пергаментов и неразборчивый гомон голосов собравшихся возобновился: очевидно, все они отошли от первичного шока, решив обменятся мнениями об услышанном. — Драко, — тонкие пальцы матери вновь коснулись ладони парня. Переведя взгляд со вновь забегавших между рядами трибун назойливых репортеров влево, Малфой заметил улыбку. Скованную и какую-то совсем нерадостную, но искреннюю улыбку Нарциссы. — Скажи ей что-нибудь, — пробормотала миссис Малфой, кивнув в сторону несмело выплывшей из-за свидетельской кафедры Грейнджер. Напряжённо сглотнув, Драко снова глянул в сторону этой замечательной девушки: подчёркнуто не смотря именно на него, Гермиона шагала к своей свидетельской трибуне, наверное в желании поскорее отправиться восвояси, поскольку заинтересованные, буквально хищные взгляды репортёров были прикованы к ней. Грейнджер вздрогнула, когда Малфой, собрав всю силу воли в кулак, поймал её маленькую ладонь и, осторожно перебирая изящные пальцы, прошептал: — Спасибо тебе… — их взгляды встретились, а сердце Малфоя-младшего вновь остановилось для того, чтобы в следующий миг зайтись в бешеном ритме: в золотом кружеве карих радужек ясно читалось до невыносимой боли в груди знакомая, какая-то страшно беспомощная, безысходная жалость. Пересчитав бледные веснушки на точёном носу Гермионы, и удостоверившись, что на нежной коже как и два года назад — ровно тридцать золотистых точек, Драко продолжил: — Ты опять меня защищаешь… — голос дрогнул от невероятно сильного, безжалостно рвущего лёгкие чувства досады: ведь он не имел права касаться даже мягких подушечек этих тонких девичьих пальцев, а глаза, похожие на ягоды спелой вишни, похолодели. — Завышенное чувство справедливости… — неловко поведя плечом, тихо отозвалась Гермиона и, вновь опустив тёмные ресницы, высвободила свою узкую ладонь из загрубевших пальцев, а затем, развернулась и твёрдым шагом отправилась к ожидающим её у выхода из зала суда друзьям. — Мне жаль, — раздался за спиной скорбный голос матери. Мельком обернувшись, Драко разочарованно вздохнул: в конце концов, именно такой реакции девушки, он и ожидал. Конечно же, в глубине истерзанной души все чёртовы полгода в Азкабане теплилась надежда на то, что она простит, улыбнётся и скажет то, что парень так желал услышать, но… Не сбылось. «Я люблю тебя» — отдавшись эхом в ушах прозвучал её голос, разрывая сердце в жалкие кровавые ошметки: «Я люблю тебя, слышишь?» — вызвало вереницу чёртовых, будто бы чужих воспоминаний, как по команде всплывших перед мысленным взором. Как же жутко знать, что этот голос больше никогда не произнёсет эти слова наяву… — Мне тоже очень жаль, — опустившись в кресло обвиняемого, буркнул Драко, печально покосившись на Нарциссу. — Я отдал бы всё, чтобы… — голос вновь дрогнул, а на плечо опустилась мягкая материнская ладонь. Успокаивающе-нежно погладив своего мальчика по платиновым волосам, миссис Малфой подняла взгляд к потолку, откуда прямиком к её семье спускались больше не сдерживаемые заклятиями дементоры, чтобы забрать всех их в самое ужасное место во всем мире. В Азкабан. Крепко сжав ладонь своего единственного сына, женщина шепнула: — Всё будет хорошо, — встретившись с пустым взглядом Драко, миссис Малфой уверенно кивнула и, ободряюще улыбнувшись, добавила: — Стоит только захотеть. Действительно захотеть, сынок.ГЛАВА 4. Часть 1
6 сентября 2016 г. в 17:14
3 октября 1996 года.
Целая неделя прошла в полном молчании: Малфой будто бы испарился.
По крайней мере, Драко не предпринимал больше попыток завести разговор, любая, даже самая отвлечённая тема которого со стопроцентной вероятностью переросла бы в очередной скандал со взаимными оскорблениями, а потом опять — бойкот. Гриффиндорскую отличницу и впрямь волновал этот факт: почему, чёрт возьми, любое его или её слово, в конечном итоге провоцирует молчаливое раздражение?
Вне сомнений — это какой-то идиотский порочный круг, из которого совершенно точно нет и не будет никакого выхода.
Несмотря на режим почти полного молчания, Гермиона удовлетворённо замечала, что коллега беспрекословно выполняет все возложенные на него обязанности: расписания дежурств и собраний старост были в полном порядке, а во время совместного ночного патрулирования, он, хоть и нехотя, но оштрафовал гулявшего по тёмному коридору студента своего факультета.
Невзирая на в общем вполне приемлемое поведение слизеринца, Грейнджер никак не могла выбросить из головы чёртов поцелуй недельной давности: его едкая горечь, сравнимая, наверное, только со вкусом крепкого отвара хины*, всё так же, как и в тот вечер жёг губы ядом омерзения и раздражения.
Дослушав лекцию профессора Вектор, Гермиона поспешила покинуть кабинет Нумерологии, чтобы подняться в башню Гриффиндора к давно ожидающим её, закончившим свои занятия друзьям.
Твёрдо следуя по коридору, ведущему к повороту на Главную Лестницу, Грейнджер вновь пережёвывала в голове осточертевшие уже мысли о том, почему Гарри всё так же уверен в своих подозрениях к Малфою: веских доказательств, да и хоть каких-либо свидетельств о том, что предплечье зловредного слизеринца уже изуродовал чёртов череп — как не было, так и нет, но Поттер, будто заведенный, неизменно твердил своё. Самое обидное было в том, что Рон тоже присоединился к другу, и теперь, эти двое, с энтузиазмом упёртых ослов наседали на уши несчастной Старосты девочек с утра, в обед и вечером.
Она отчаянно не могла понять причин к тому, зачем друзья выливают на её голову ушаты ненужной, а самое главное — совсем недоказанной, информации. Неужели Рон с Гарри ждут, что она выжмет из Малфоя хоть каплю правды? Если и впрямь так, то ребят ожидает поистине горькое разочарование: вопреки их надуманным обвинениям в предательстве, Гермиона никоим образом, даже на шаг не приблизилась к тому, чтобы делиться какими-то тайнами со своим вынужденным соседом!
Усмехнувшись своим мыслям, Грейнджер свернула в ближайший к Лестнице коридор, рассуждая, что было бы, если она и впрямь немного напряглась и попробовала сблизиться с Малфоем. Это совершенно кретинское предположение, не понятно, каким волшебным образом промелькнувшее в голове, вполне могло вызвать истерический припадок, если б определённая резонность этого вопроса и впрямь не стояла на повестке дня.
— Пс-с, Грейнджер! — раздалось из-за угла.
Захотелось совершенно по-детски зажмуриться и, сильно зажав ладонями уши, умчаться подальше от этого чёртова голоса.
Мученически закатив глаза, Гермиона вспомнила старую магловскую пословицу: «Помяни дьявола, он и появится» — и, обернувшись на ходу, брезгливо бросила:
— Что?
— Иди сюда, — мельком выглянув из-за угла, раздражённо буркнул Малфой, коротко поманив её рукой.
— Зачем? — неосознанно сократив расстояние до угла, шипящим шёпотом уточнила гриффиндорка, язвительно добавив: — Неужто, ты опять решил поговорить со мной?
— Мерлин!.. — сварливо фыркнул Малфой и, резко схватив девушку за плечо, потянул на себя, — Да, Грейнджер, мне вздумалось поболтать, — гадко усмехнулся слизеринец, когда растерянная подобным неожиданным поступком девушка оказалась перед ним. — Пойдём.
Упрямо скрестив руки на груди, Гермиона проводила недоумевающе-возмущённым взглядом белобрысого засранца, даже и не подумав сделать шаг вслед за ним.
Заметив, что его «приказ» явно не будет исполнен, как — впрочем — всегда, чёртов змей оглянулся через плечо и, подойдя обратно, заглянул в карие глаза гриффиндорки, прошептав:
— Послушай, Грейнджер… Нам и впрямь нужно поговорить, — оценив совершенную непробиваемость её взгляда, Малфой предложил: — Выбирай: либо ты идёшь со мной добровольно, либо сейчас я применю Империус, и тогда ты не только поплетёшься за мной, куда угодно, но и будешь полностью подвластна мне, — глаза гриффиндорки округлились в испуге, а дыхание сбилось. Мерзко усмехнувшись, парень почти задорно продолжил: — Представь, как мне будет весело, а, Грейнджер?
— Ч-что ты собираешься делать? — растерянно хлопнув ресницами, заторможенно пробормотала Гермиона, заметив, что ухмылка Малфоя приобрела ещё более зловещий вид, — Ты не посмеешь! Я буду защищаться, — дрожащим голосом пообещала она, вытянув палочку из кармана форменной мантии.
— Экспеллиармус, — в ту же секунду бросил Драко, а миг спустя, оружие гриффиндорки оказалось в его руках. — Вот видишь, Грейнджер, теперь я справлюсь даже без Непростительных, — выдохнул он прямо в ухо девушке. — Пойдём. Ты просто выслушаешь меня, а потом, я отдам тебе её, — покрутив волшебную палочку прямо перед носом Гермионы, он вновь двинулся вперёд по узкому коридору.
Мысленно перебирая тысячу и одну гадость, которую способен провернуть с ней Малфой, Гермиона раздражённо фыркнула, но всё-таки обречённо поплелась вслед за ним: в любом случае ситуация — хуже некуда, а начинать разговаривать с мерзавцем, всё равно нужно…
Дойдя до дверей заброшенного класса Защиты от Тёмных Искусств, Грейнджер напряжённо нахмурилась, наградив подонка уничтожающим взглядом исподлобья, тот только усмехнулся и, пожав плечами, произнёс:
— Не буду я тебя насиловать! — нажав на ручку, слизеринец открыл скрипучую дверь и, указав внутрь, почти галантно, если бы не язвительные нотки, явно для пущей жути добавленные в интонацию, добавил: — Прошу!
Мысленно осыпая жуткими проклятиями чёртова Малфоя и глупую себя за более, чем преступную нерасторопность, Гермиона настороженно шагнула через порог заброшенного кабинета и, опустившись на первую же крышку парты, деловито закинула ногу на ногу, приготовившись выслушать очередной поток идиотизма и дичайших оскорблений.
— Во-первых, Грейнджер, — парень неспешно подошёл к парте и, угрожающе нависнув над гриффиндоркой, упёр обе свои ладони по левую и правую сторону от неё, — я хотел бы извиниться за то, что, возможно, напугал тебя неделю назад.
Дикое, удушающее удивление, густо разбавленное дорогим запахом его одеколона, ослепительной вспышкой разорвалось перед мысленным взором, а правильные черты узкого лица в дюйме от её собственного, мигом вызвали категорически ненужные сейчас ассоциации с тем самым вечером, за который он просит прощения.
— Хорошо, — отогнав от себя глупое наваждение, кивнула Гермиона, тщетно стараясь забыть, мысленно стереть с губ ядовито-металлический привкус того поцелуя. — Что ещё?
— Не ожидал от тебя такой отходчивости, — светлые брови слизеринца приподнялись вверх, а затем его бледные губы вновь искривила странная усмешка. — Во-вторых, если ты не против, конечно, я хотел бы восстановить перемирие.
— Но его и не было! — возмущённо фыркнула Гермиона, пытаясь разгадать чёртов странный взгляд Драко, снова блуждавший по её лицу. — Малфой, мы друг друга ненавидим, помнишь? — оценив его отвлечённый кивок, девушка обречённо заключила: — Хорошо… Теперь, я могу получить мою палочку назад?
— Нет, — отрицание обожгло кожу лица его выдохом, а невесомое касание его пальцев края форменной юбки повергло гриффиндорку в пучину дикой, непередаваемо жуткой паники. — Не бойся меня, Грейнджер, — совсем не успокоило её, наоборот — дыхание вновь участилось, а сердце, казалось окончательно обезумевшее от липкого ужаса, в диком ритме билось где-то в районе горла.
— Я не боюсь каких-то жалких… — Гермионе пришлось замолчать, потому что его пальцы легко, почти так же невесомо проследовали к её плечу, а затем вверх, по нежной коже шеи и, оставляя за собой мириады мелких, морозных мурашек, зарылись в пряди непокорных волос на затылке. — Малфой, — нервно, прерывисто выдохнула девушка, раздраженно поёрзав по крышке парты, — Ты же обещал… Обещал, что не будешь…
— Я и не собирался, — гипнотически заглянув в её глаза, хрипло шепнул слизеринец, прихватив губами её нижнюю губу.
Сработал какой-то импульс.
Какой-то странный, животный инстинкт.
Иных причин, почему, чёрт подери, она схватила парня за грудки рубашки и, притянув к себе, вновь, как и неделю назад, углубила поцелуй, Гермиона решительно не находила!
Почти в полной мере осознавая всю разрушительную неправильность момента, гриффиндорка, вопреки, плясавшим адский танец в её голове, ужасным противоречиям, затягивалась в дурманящее вкусом страсти и дьявольским ароматом малфоевского одеколона действие, одна только крошечная мысль о котором вызывала абсолютное сомнение в собственной вменяемости.
Казалось, различия, неумолимо разделяющие этих двоих были стёрты.
Навсегда.
Где кончается она и начинается он — они не смогли бы разобрать, потому что теперь оба, вместе, с общим оглушающим свистом в ушах, на огромной скорости падали с крутого обрыва, для того, чтобы утонуть в океане сплошного, безрассудно-дикого безумия.
— Нет! — насилу оторвавшись от губ слизеринца, резко выдохнула Гермиона. — Знаешь, я пожалуй, закажу себе ещё десяток новых палочек, — добавила девушка, попытавшись высвободиться из удушающе-стальных объятий.
— Кого из них ты любишь? — невпопад перебил Драко, не давая решительно никакой возможности к бегству.
— Что?
— Золотой очкарик или рыжая сука, Грейнджер? — раздражённо уточнил Малфой, жадно прожигая глазами покрасневшие губы гриффиндорки. — Почему, а? — растерянно прошептал парень, в приступе странной безысходности перехватив девушку за тонкие плечи.
— Что «почему», чёрт тебя возьми? — оттолкнув слизеринца от себя, возмущённо-мучительно протянула Грейнджер. — Я не понимаю тебя! Не могу предугадать, что ты вытворишь в следующую секунду! — встретившись с тяжёлым взглядом до одури печальных серых глаз, девушка порывисто вздохнула, чувствуя, как собственное сердце вновь застыло от ощущения его горячего дыхания на коже и назойливо лезшего в ноздри чёртова запаха его одеколона. — Совсем недавно ты говорил, что не желаешь быть вторым Сириусом, а теперь ты набрасываешься на меня с поцелуями!.. Что с тобой не так, а? Я же маглорождённая, Драко! И я не… — Гермиона застыла, в оторопи наблюдая, как серые радужки парня приобрели какой-то совершенно другой, тёплый оттенок после того, как она, совсем не подумав, назвала его по имени.
— Послушай, — точно так же, как и она — нервно вздохнув, проговорил Малфой, — Я… честно говоря, не могу объяснить тебе, что со мной происходит, но, — он снова легко, невесомо прикоснулся губами к приоткрытым в изумлении губам гриффиндорки. — Но знаешь, что? Вкус твоих поцелуев… Он сводит меня с ума! И я почти умираю, когда вижу золотистый рисунок в твоих глазах. Ты восхитительна, Грейнджер… И… — усмехнувшись, он аккуратно заправил кудрявую прядь волос за ухо оторопевшей от услышанного гриффиндорке, — и ты не ответила, кто он? Кого ты так любишь? Визгли или Шрамоголового?
— Их зовут Гарри и Рон… — фыркнула девушка. — Ни одного из них… — тихо призналась она.
— А в чём же тогда причина? — скептически выгнув бровь, уточнил Драко. — Почему ты с таким завидным упорством отталкиваешь меня?
— Ты всегда был моим врагом… и, наверное, мне гораздо удобнее считать тебя таковым… Ну, понимаешь, «Слизерин-Гриффиндор», «чистокровные против маглорождённых, — тяжело вздохнув, Гермиона продолжила: — Кроме всего прочего, мои друзья подозревают, что теперь ты — раб Волдеморта… — поведя плечом, девушка сразу же осознала, что последнее дополнение явно было лишним: через миг, Малфой выпрямился в полный рост и с горькой усмешкой, расстегнул две пуговицы на левом манжете своей кипельно-белой рубашки.
— Уверена, что хочешь знать правду? — вонзив в неё прямой, испытующий взгляд, тихо осведомился Драко. Дождавшись неуверенного кивка, он медленно закатал рукав и продемонстрировал девушке своё бледное предплечье.
— Нет! — зажмурившись, от ужаса перед Тёмной меткой, разочарованно выдохнула гриффиндорка, прикрыв ладонью губы. — Нет, Малфой! Как?! — вопрос, как она не заметила, как не почувствовала в конце-концов вертелся в голове, вызывая бурю эмоций. — Чёрт подери! Нет… Я ведь… Мерлин, зачем?
— Зачем я её принял? Или зачем показал тебе? — горько прошептал Драко, снова оказавшись около парты. Прочертив кончиком своего острого носа по изящной линии шеи девушки, он выдохнул прямо в её ухо: — Прости, если разочаровал, но у тебя завышенное чувство справедливости. Ты слишком веришь в людей, Грейнджер…
Горький, ядовитый вкус досады застыл на кончике языка, а на глаза навернулись злые слёзы.
Совсем неожиданно до Гермионы дошла вся жестокость неправильного момента: она была обидно и почти преступно неправа. Мало этого: кроме поцелуя с самым неожиданным из всех студентов этой школы, Грейнджер с ужасом осознала, что считанные минуты назад она жадно впивалась в губы Пожирателя Смерти!
И всё это вкупе не поддавалось ни объяснению, ни хоть какой-то логике — решительно ничего не могло спасти гриффиндорку от жуткого, испепеляющего изнутри чувства омерзения, но теперь уже к самой себе.
— Такие, как ты… без разбора убивают таких, как я, — опустив ресницы, пробормотала Гермиона, безэмоционально попросив: — Отдай мне палочку, Малфой…
— Он заставил меня, Грейнджер.
Эти слова застыли в воздухе, разбившись о паркетный пол и с оглушительным звоном вонзились острыми краями в грудь, практически осязаемо разрезая безысходностью тонкую кожу до самого сердца.
Гермиона резко подняла подбородок и, задержав взгляд на беспомощно бегавших по её лицу зрачках слизеринца, будто в желании осведомиться в правдивости его слов, проговорила:
— Как это произошло?
— Я не помню… Знаешь ли, заклятие Империус странно влияет на человеческий мозг… — тяжело вздохнув, констатировал парень.
Ржавые иглы пронзили лёгкие, сковав душу жесткой, ледяной коркой и остановив дикое метание мыслей в голове гриффиндорской отличницы.
— Она болит? — ошарашенно выпалила Гермиона. — То есть, я хотела сказать… Ты ведь не можешь считаться Пожирателем, так?
— Нет… К огромному сожалению. Она жжёт руку, Грейнджер, когда Лорд призывает всех своих рабов, но честно говоря, за месяц она не давала о себе знать. Тем не менее я, как и все его жалкие слуги, буду обязан по первому приказу отправиться в условленное место, — брезгливо поморщившись, процедил Малфой. — Но знаешь, что? Я помню твои слова. И я не хочу выбирать ту или иную сторону. У меня будет своя — третья правда, — он как-то очень грустно подмигнул ей.
Возведя взгляд к пыльному потолку, Гермиона возмущённо предположила, что все мальчишки — как ни крути — одинаковые: совсем недавно, буквально три дня назад, Гарри с таким же «весельем» вещал ей о том, что был бы не прочь встать в нейтральную позицию и не высовываться лишний раз. Но ведь большей глупости, достойной выпускников первой группы детского сада, Грейнджер не слышала: как бы всем им не хотелось, в неумолимо разгоравшейся войне подобной стороны не будет.
Когда древко волшебной палочки наконец оказалось в хозяйских руках, Гермиона напряжённо насупилась, тихо буркнув:
— Прости, Малфой… — быстро глянув в его глаза, она уже более уверенно продолжила: — Но я не нахожу в тебе ничего восхитительного. Не говоря уж об уродливом клейме на твоём предплечье… До встречи, — в миг соскользнув с крышки парты, гриффиндорка поспешила выйти из заброшенного класса.
_______
*Отвар хины — лекарственное средство, отличающееся на редкость горьким и откровенно гадким вкусом.