The price of choice

27 сентября 1998 года       Переливающийся серебристыми искрами луч, выпущенный из палочки судебного секретаря, оформился в призрачно-дымчатую полярную лисицу, призванную защищать от магии дементоров всех тех, кто будет присутствовать на втором заседании Визенгамота.       Грохот тяжёлых входных дверей и шорох бесчисленных шагов по каменным плитам пола, возвестили Нарциссу Малфой о том, что очень скоро, буквально через секунду её запястья вновь прикует к креслу толстая металлическая цепь. Услышав лязг слева от себя, женщина мысленно приготовилась к тому же, что миг назад постигло её свихнувшегося супруга... Но даже минуту спустя, железные путы остались неподвижны так же, как и цепи кресла, в котором в ожидании начала процесса сидел Драко.       Встретившись глазами с растерянным взглядом сына, Нарцисса пожала плечами, шепнув:        — Ну вот видишь, я же говорила! Эти цепи зачарованы таким образом, чтобы распознавать только по-настоящему виновных, — поймав ладонь сына обеими руками, миссис Малфой ободряюще улыбнулась ему и восторженно добавила: — Нас оправдают, Драко, можешь не сомневаться!       Недоверчиво нахмурившись, Малфой-младший покачал головой, явно не желая делать какие-то далеко идущие выводы из крайне сомнительных фактов: он рассудил, что мать, вполне ожидаемо, цепляется за любой, даже самый крохотный довод, который хоть немного доказывал бы, что их вина не столь внушительна.       Наверное, Нарциссе легче жить неоднократно озвученной ею мечтой, но Драко рассуждал более реалистично: все те обвинения, предъявленные ему судом, в конечном итоге, небеспочвенны, во всяком случае — на жизнь человека он покушался и делал это неоднократно, хоть и неизменно безуспешно.       Тяжело вздохнув, подсудимый высвободил свою ладонь из подрагивающих пальцев матери и перевёл взгляд туда, где уже заняла свое место между явно что-то неподелившими Уизли и Поттером та девушка, которую он всё так же, как и два бесконечных года назад любил всей своей измученной душой, несмотря на то, что его чистое чувство причиняет ей явный дискомфорт.       При поверхностной оценке крайне недовольных лиц бывших гриффиндорцев, в голове Драко закралось подозрение, что внутри Золотой троицы вчера произошла какая-то размолвка: Уизли постоянно неприязненно косился на бледную и жутко утомленную на вид Гермиону, а Поттер решительно игнорировал все свирепые взгляды, посылаемые другом, внимательно наблюдая за…       «Чёрт возьми!» — возмущённо фыркнул внутренний голос, побуждая Малфоя отвлечься от разглядывания Гермионы и тревожного анализа причин нездорово-бледного цвета её лица.       Встретившись с поблескивающими из-за стекол очков напряжёнными глазами Поттера, Драко застыл от осознания того, что тот окончательно раскрыл все его карты, понял все мотивы его далеко не замечательных поступков, будто прочитав мысли своего бывшего врага.       Бывшего ли?       Несомненно! Прямой взгляд драгоценного героя кричал о том, что их вражда закончена. Взамен осталась лишь жалость, сострадание или ещё что-то — не важно.       Главное: та безумная неприязнь, с которой что один, что второй жили все школьные годы рассыпалась, подобно бутафорским стенам запретов и пыльным паутинам догм, сотканных достопочтенным Люциусом из белых шёлковых ниток, отравленных ложью.       Вновь стараясь не слышать язвительные шепотки, то здесь, то там раздававшиеся по трибунам, Гермиона прикрыла глаза в глупом и тщетном желании спрятаться.       Чувствуя так же, как и последние десять минут прожигавший её суровый взгляд Рона, она начала мысленный счёт до десяти и обратно. В надежде, что равновесие, всего неделю назад радовавшее полной стабильностью, вновь вернётся в её душу.       Сегодняшней ночью Грейнджер почти не спала: стоило только прикрыть веки, как тот час же перед глазами всплывали картинки её прошлого, а затем — скандала с другом, к которому привели её оглушительно-неправильные поступки во время шестого курса.       Если существовало бы в мире такое заклятие, применив которое можно было стереть себе память, а заодно и паре-тройке свидетелей её показаний — она сделала бы это без лишних сожалений и даже малейших угрызений совести!       Вчера Гермиона в полной мере осознала весь ужасающий своей правильностью смысл пословицы «всё тайное становится явным», но почему, во имя всего святого, высшие силы наказали её таким изощрённым способом?       Почему теперь она должна расплачиваться и выворачивать наизнанку собственную и так искромсанную бедами душу, вырывать с мясом своё глупое сердце перед всей общественностью, по той лишь причине, что осмелилась… подпустить к себе дьявола, мастерски прятавшегося за ангельским обличием?        — Мисс Грейнджер, — встрепенувшись, девушка резко открыла глаза, растерянно похлопав ресницами: за собственными мысленными причитаниями, она не заметила ни как язвительные шепотки за её спиной стихли, ни как в зал заседания зашёл Кингсли, назвавший её имя секунду назад. — Мисс Грейнджер! — раздражённо повторил Министр. — На сколько мне известно, вчера вы так и не закончили давать показания.        — Да, прошу прощения, — тихо буркнула Гермиона, насилу собрав волю в кулак, чтобы подняться на в один короткий миг ставшие ватными ноги.       Подхватив бесполезную папку с планом своего выступления, Грейнджер двинулась вниз по пологим ступенькам лестницы, каждая из которых неумолимо вела к её личному эшафоту, лишь по нелепой случайности называющейся кафедрой свидетелей.       Боковым зрением заметив на себе заинтересованный взгляд Нарциссы, Гермиона облизнула пересохшие от крайнего удивления губы и, вновь, как и вчера шлëпнув папку на крышку кафедры, заняла свое место.        — Итак, готовы ли Вы продолжить Ваше повествование? — учтиво уточнил Кингсли и, удовлетворившись коротким кивком свидетеля, продолжил: — Должен признать, начало Ваших показаний повергло в шок всех, включая и меня, — Министр смерил строгим взором троих подсудимых и, остановив взгляд на самом младшем из них, задумчиво проговорил: — Скажите, мисс Грейнджер, Вы не будете против, если суд предложит Вам Сыворотку Правды?       Коротко поморгав, Гермиона быстро проанализировала услышанное. Если рассуждать здраво, то решение Визенгамота вполне оправданно – во всю эту историю и впрямь сложно поверить, особенно, если брать в расчёт достаточно близкое знакомство Грейнджер с Кингсли.       Во вменяемости своих поступков Гермиона сомневалась и сейчас, но ведь Сыворотка Правды не позволит ей умолчать некоторые совсем уж личные подробности…       Обречённо взглянув на Малфоя-младшего и заметив плескавшийся на самом дне его светло-серых радужек страх, с таким же отчаянием, как, должно быть, в её собственных глазах, Гермиона нехотя кивнула, сухо пробормотав:        — Я не против, господин Министр, — почувствовав, как жадные взгляды мерзких репортёров впились в её лицо, словно сотня пропитанных ядом тщеславия иголок, Грейнджер добавила: — Мне нечего скрывать.        — Отлично, — удовлетворённо пробасил Кингсли. — Мистер Уизли, принесите свидетелю Сыворотку… и воды, пожалуй, — сконфуженно добавил судья, проследив нервную мимику девушки, вновь вцепившуюся взглядом в крышку кафедры.       Неотрывно наблюдая за Гермионой, принявшей дозу зелья, Драко сосредоточенно соображал, почему она с такой жуткой, удушающе-тяжёлой скорбью смотрела ему в глаза?       Конечно, Сыворотка Правды развяжет ей язык, и девушка выложит всё, как было на самом деле, но ведь и вчерашнее её выступление было чистой правдой, с небольшими упущениями в виду природной стеснительности, но кристальной правдой.       После тихого стука, с которым Грейнджер поставила стакан с водой на крышку кафедры, в зале воцарилась абсолютная, почти давящая тишина. Все, включая многочисленных репортёров, с не меньшим интересом впились взглядами в неё в ожидании момента, когда подействует зелье.       Краем глаза, Драко заметил Уизли: злорадство явственно читалось в каждой черте его лица. Конечно же, Рыжий пёс жаждал какого-то разоблачения или обвинения Малфоя-младшего в самых страшных действиях.       Наверняка, его тупое воображение уже сотворило историю, в которой Грейнджер была ведома Империусом или чем-то вроде того... Если бы!       Хмыкнув, Драко покачал головой: беднягу Визгли ждало разочарование. Конечно, вся эта история не станет оправданием или уж тем более доказательством добродетели Малфоя... Которой, признаться, в нём не было отродясь. Однако и Грейнджер явно не собиралась обливать его самым вонючим из сортов грязи. А возможно ли для неё эта история тоже была одним из самых лучших воспоминаний о Хогвартсе?       Как для него, Драко...       Да вряд ли.       Он превратил её жизнь в ад.        — Мисс Грейнджер, не могли бы Вы ответить на несколько уточняющих вопросов по поводу вашего вчерашнего рассказа? — густой, усиленный магией голос Министра вырвал Малфоя-младшего из воспоминаний, закрутившихся было перед внутренним взором.       Лучше не вспоминать.       Переведя взгляд на бледную, совсем не отдохнувшую за ночь Гермиону, Драко мысленно возмутился: надо же, даже словам Героини второй магической войны Визенгамот не доверяет…       Успев подумать о том, куда катится это чёртово общество, окончательно спятившее от счастья Победы над Волдемортом, парень уже приготовился взять слово, тем самым оградив Её от никому не нужного, во всех смыслах насильного допроса, но короткий, почти незаметный кивок, а затем предостерегающий взгляд карих глаз Грейнджер, заставил отложить свои благородные побуждения.        — Правда ли, что мистер Малфой не применял к Вам никаких заклятий или зелий, подчиняющих волю?        — Простите, Министр, но неужели я, по Вашему, так похожа на тупицу? — раздражённо отозвалась Грейнджер под возмущенные возгласы собравшихся. Внутренне стушевавшись от вида Кингсли, ошарашенно вылупившегося на неё, Гермиона закусила губу, мысленно рассудив, что состав судей сам виноват в её внезапной грубости: Сыворотка Правды при всем желании принявшего её не даст сдержать ни истинного отношения к вопросу, ни искренних эмоций.        — Прошу прощения, сэр, это действие зелья и я, к огромному своему сожалению, не могу сдерживать раздражения, — явно изо всех сил стараясь контролировать каждое своё слово, Гермиона язвительно продолжила: — И, несмотря на то, что я считаю весь этот суд откровенным фарсом, отвечу на вопрос: это правда, Драко никогда не применял ко мне никаких заклятий или зелий, или ещё чего-то, сковавшего бы мою волю.       Она упрямо фыркнула и, скрестив руки на груди, негодующе закатила глаза, как когда-то давно...       В прошлой потерянной жизни.       Наблюдая за всем этим, Малфой-младший усмехнулся: а интересно действует на неё зелье!       Нормальным людям стоит проглотить лишь каплю, для того, чтобы выложить всё начистоту без формальностей и прочих лирических отступлений, а Гермиона Грейнджер решила высказать во всеуслышание всё то, что, несомненно скопилось в её до одури правильной, истинно гриффиндорской душе.       Отойдя от очередного недоумения, вызванного этим свидетелем, Кингсли коротко обернулся на Перси Уизли, тот, точно так же побледнев от озвученного замечания, всё же неуверенно кивнул на пергамент, лежавший на крышке судебной кафедры. Быстро пробежав глазами по тексту, Министр вновь строго взглянул в сторону подсудимых и, одним этим заставив Малфоя убрать довольную ухмылку, уточнил:        — То есть, мисс Грейнджер, Вы полностью уверены, что слова и действия подсудимого по отношению к Вам были искренни?        — Да, — нервно вцепившись пальцами в края кафедры, выпалила Гермиона. — По крайней мере, тогда, два года назад, я была уверена в этом на сто процентов, — после короткого диспута с самой собой, уже менее уверенно добавила девушка. — Но, честно говоря, сейчас я не совсем убеждена в общей чистоте помыслов Драко, Ваша честь… — виновато покосившись в сторону бывшего слизеринца, заключила она.        — Вы противоречите самой себе, — раздражённо отрезал Кингсли и, проследив за тем, как Гермиона беспомощно развела руками, взглядом указав на фиал с Сывороткой, утомлённо вздохнул, продолжив: — Я поставлю вопрос по-другому... Скажите, мистер Малфой относился к вам искренне? Он действительно испытывал к вам определённые светлые чувства?        — Не знаю… — пожав плечами призналась Гермиона. Горький ком отчаяния встал в горле, когда через долю секунды, её лицо осязаемо больно прошил неприкрыто возмущённый взгляд серых глаз подсудимого. — Простите… — тяжело вздохнув, пробормотала Грейнджер, — Но я и впрямь не знаю, что ответить… — опустив ресницы, печально добавила она.       В её тихом голосе оглушительным криком сквозило отчаяние, а по бледной щеке вновь скользнула одинокая слеза.       Малфой терпеть не мог девичьих слëз. Тем более её слëз. И не мог больше видеть этот театр абсурда, в котором по воле сумасшедшего режиссёра на публику мучают девушку... Ту единственную, которую он пусть и потерял, но всё так же любил. Пусть и безответно.       Он стиснул зубы, чтобы не закричать на весь зал, чтобы перебить гул громкого шёпота, звучащего из каждого угла... Господи, вся обстановка до смешного напоминала растревоженный пчелиный улей. Рука сама собой поднялась, словно на занятии по зельеварению.        — Мистер Малфой? — скептически вскинув бровь, Министр строго воззрился на подсудимого. — Вы можете что-то добавить?       Что он мог добавить?        — Да, — выпалил Драко, едва выдерживая буравящие взгляды бывшего шефа Аврората, Уизли с Поттером и чёртовой Риты Скиттер, нетерпеливо вертевшей в толстых пальцах Прытко Пишущее перо, в первом ряду, прямо напротив. — Могу я ответить мисс Грейнджер и суду одновременно.        — Прошу! — словно через толстый слой ваты раздался учтивый голос Министра.        — Грейнджер, – она вздрогнула и испуганно взглянула в его сторону, но тотчас же опустила ресницы и сделала вид, будто носки туфель – не самое скучное на свете зрелище.       Почему Малфой никогда не называл её по имени? Да чëрт знает. Возможно, попросту нравилась её фамилия, а может просто по привычке.       Да и, справедливости ради, она тоже редко баловала его, произнося вслух его имя.       — Твои сомнения… Не просто оправданны, они ожидаемы... — пробормотал Драко. — Но, несмотря на то, что я совершил множество не поддающихся простой человеческой логике поступков, тем не менее… Я ведь…       Люблю. Тебя.       Нет. Этих слов недостаточно. Нужно придумать что-то по-настоящему стоящее, достойное... Кого? Его?       Смех, да и только.       И всё стихло. Мир, до этого имевший четкие очертания съëжился в жалкий комок. Никого вокруг больше не было.       Только он. И только она.       Гермиона Грейнджер, которая, снова взялась его защищать не смотря ни на что. Не смотря ни на какую правду... Стояла недвижимо, изучая свои туфли.       — Послушай, чёрт… Послушай, меня! — в горле саднила досада, смешанная в густой коктейль с горьким чувством дежавю, а изнутри что-то очень больно скребло по рёбрам острыми когтями. — Я думал, что сделал всё, чтобы ты поняла мои намерения, — глухо шепнул он, затаив в сердце скромную надежду на крошечную каплю её сострадания, или хотя бы понимания… Но взгляд её так и остался неподвижен, и лишь то, как нервно она покрутила серебристое кольцо на своем тонком пальце.       И это свидетельствовало о том, что Сыворотка не дала побочного эффекта в виде полной глухоты. Как физической, так и душевной.       Разочарованно опустившись в кресло, Драко напряжённо сглотнул и, встряхнув волосами в попытке прийти в себя, пусто пробормотал:        — Ваша честь, я хотел бы уточнить: во всем, что поведает суду мисс Грейнджер, я был абсолютно искренен.       — Спасибо, мистер Малфой, — смерив парня каким-то странным взглядом, снисходительно кивнул Кингсли. — Теперь вы знаете правду, мисс Грейнджер, — тихо констатировал он и, поймав недоверчивый взгляд свидетеля защиты, пояснил: — Перед заседанием к подсудимым так же применялась Сыворотка. И раз мы всё решили…       Министр безуспешно попытался скрыть ироничную усмешку: Кингсли не ожидал, что на заседании ему придётся примирять двух людей, явно испытывавших друг к другу противоречивые чувства.       По крайней мере, из рассказа Гермионы, он понял, что вся эта ситуация закончилась совсем не так, как должна была, а из пояснений Малфоя, Бруствер сделал ошеломительный для себя вывод: история так и не закончилась. Во всяком случае, поведение мальчишки было более, чем красноречивым.       Конечно, бывшему шефу Аврората приходилось видеть многое, встречать разных людей, но такого шока присутствующих в зале суда, вызванного недавней сценой, Кингсли не смог бы вспомнить, даже если очень постарался. Опытному аврору всё стало ясно без каких-либо вспомогательных средств.        — Итак, мисс Грейнджер, — прервав очередной провал молчания, проговорил Министр, — Вы готовы продолжить свои показания?        — Мне бы не очень хотелось, — призналась Гермиона, но в следующий миг закатив глаза и обречённо вздохнув, пробормотала: — Прошу прощения, сэр... Это всё зелье!        — Хорошо, мисс Грейнджер, для облегчения задачи, я уточню, — пробасил Кингсли, быстро сверившись с документом-перечнем вопросов. — Расскажите суду о тех событиях, что происходили с Вами и мистером Малфоем после третьего октября девяносто шестого года.       В голове что-то громко щёлкнуло, а кончик языка начало характерно пощипывать — Сыворотка Правды подействовала, грубо вырывая ответ на прямой вопрос судьи.       Глянув вверх, на сновавших прямо под высоким потолком дементоров, до дрожи напоминавших зомби в адской смеси с приведениями, каких их изображают в магловских фильмах ужасов, Гермиона быстро подумала о том, как, должно быть, жутко находиться бок о бок с этими тварями, не имея даже возможности хоть ненадолго отгородиться от них Патронусом.       Жжение на кончике языка настойчиво требовало слов, а сердце буквально разрывалось от жалости к бывшему однокурснику, бывшему соседу и бывшему же врагу?..       Если бы не доза чёртова зелья, Грейнджер никогда не призналась даже самой себе, что этот человек, по случайности оказавшийся в кресле подсудимых, совсем не чужой ей, даже больше… но всё равно, шрам на сердце, словно выжженный калёным железом, всё так же, как и в конце прошлого лета болел, не давая назвать этого парня любимым, хоть и бывшим.       Внезапное осознание словно ударом молнии пронзило всё её существо: за своими глупыми рассуждениями о «бывших» и жути дементоров, Гермиона совершенно отвлеклась от главного — она пришла сюда, чтобы защитить Малфоя, как бы странно это не звучало.       Прорывисто втянув в себя воздух, девушка остановила уверенный взгляд на ожидавшем ответа Кингсли.