The price of choice

      31 октября 1996 года       Потеплевший металл с силой сжатой в ладони цепочки и жуткое, почти выкручивавшее кости разочарование...       Вот и всё, что чувствовал Малфой, тупо гипнотизируя яркие точки созвездия, в честь которого был назван.       Чёртов ветер трепал и трепал прилично отросшую челку.       Но плевать! Если честно.       И на сохранность до тошноты рафинированной прически. И на внешний вид в целом!       Потому что Драко прикладывал адские усилия, чтобы заставить себя не слышать... Изолировать себя от стука тонких каблуков вверх по каменным ступеням.       Грейнджер...       Внутренний голос буквально орал, разрывая барабанные перепонки...       Всё, что умудрилось свершиться до этого. Как и всё, сказанное...       Настолько огромная. Фатальная ошибка, что...       Впору было бы мысленно репетировать собственный полет на острые камни у подножья Астрономической башни.       Но вместо этого. Сердце билось как ненормальное!       Хотелось жить. Так. Как никогда раньше!       Несмотря на то, что он, Малфой, оказался в откровенной заднице.       Шутка ли?       Будто старой подружке, он показал Грейнджер Чёрную Метку, обосновавшуюся на его левом предплечье. По сравнению с этим, его слова о восхищении гриффиндоркой – детский лепет!       Да и... Сказать по правде, даже сломанный нос дебила-МакЛаггена после этого уже не кажется чем-то из ряда вон...       Но танец. Здесь. На балконе.       Под россыпью звёзд... Незабываемо!       Мерлин! Просто зачем?       Зачем он пригласил Грейнджер? Неужто непонятно, что этот поступок унизил её, должно быть, гораздо сильнее...       Даже хуже, чем его?       Адовы шаги Грейнджер отдалялись, и с каждой секундой...       Драко чувствовал, как заботливо выстроенные Люциусом стены, поросшие мхом и покрытые вековой пылью, рушатся. С оглушительным треском...       Мерлин. Вера отцу попросту испарялась!       Только сейчас, Малфой особенно остро чувствовал это: всё, что выбивалось в его голову с детства – чушь.       В его семье было принято считать магглорождённых чем-то низким. Чем-то, о чём даже не говорят.       И впервые переступив порог Хогвартса, Драко всерьёз полагал, будто магглорождённые – семирукие уроды, лишённые каких-либо талантов в магии.       Но Грейнджер... Чёрт!       Словно нарочно...       Взяла, да и перевернула всё его мировоззрение! Уже на первом курсе, она стала лучшей в потоке.       Школы магии, попасть в которую, по словам отца, Гермиона не имела права по определению.       Варварская теория Люциуса давно трещала по швам – Грейнджер не соответствовала ни одной из низких характеристик, – но Драко верил. Ведь отец был центром его мира.       Теперь же, когда влияние Люциуса, ограничилось...       И центром мира для Малфоя стало кое-что иное, он всё равно с присущим упрямством не понимал, какого рожна его так тянет к ней. К Грейнджер?       Господи. Какая глупость!       Он – Пожиратель смерти. Она – грязнокровка.       Охотник и жертва...       И какие чувства может испытывать охотник к потенциальной жертве? Ничего хорошего...       Если не считать позитивным желание убить.       Драко знал, что не должен.       Но... Чёрт возьми! Чувствовал, как Грейнджер медленно, но верно становилась центральной фигурой в его мире.       Мерлин!..       Это попросту невозможно объяснить. Магия!       Тянущая на дно. В самое нутро болота, полного боли и лжи. В трясину. Выхода из которой нет.       Или...       А может быть, Грейнджер – и есть спасение?       Вдруг, она – луч света, способный выжечь эту дьявольскую топь?..       И поэтому это сверхъестественное притяжение сводит его с ума! Грейнджер – его шанс. Один единственный путь к свободе!       Раскрыв ладонь, Малфой едва удержал ошеломленный вдох, который мог бы выдать его присутствие здесь любому, проходившему мимо.       Древний бриллиант приобрел глубокий синий цвет. Точно такой, как платье Грейнджер...       Какая ирония! Просто... Убиться!       Подобный цвет эта подвеска приобретала лишь в том случае, если девушка, примерившая её – самая удачная пара для владельца...       Едва не зарычав, Драко тяжело прислонился к стене, рядом с выходом в цоколь.       Вот ведь... Угораздило!       Лихорадка путанных, холодных образов заскользила внутри головы в тот же миг.       Колючие взгляды карих глаз, в обрамлении пушистых ресниц... Брошенные в его, Малфоя, сторону, всегда выводили. Бесили.       И заставляли сердце остановиться на миг!       А язвительные замечания и менторский тон гриффиндорской зазнайки всегда задевали так жестоко... И осмысленные аргументы в свою защиту попросту вылетали из головы, а губы сами произносили: «Грязнокровка».       Да. Это ужасно. И по-детски.       Но выхода у Драко не было. Как нет и сейчас.       И, конечно, он не любил Грейнджер.       Разве может он, Малфой, полюбить грязнокровку?       Нет. Серьёзно?!       Однако она притягивала.       Только его интерес.       Да. Однозначно!       Ему просто нравилось её выводить! Нравилось наблюдать за её реакцией на его ужасающие откровения.       А гребанная подвеска...       Плевать. Это же просто бездушная безделушка, так?       Кивнув самому себе, Драко сунул её в карман пиджака... Просто, чтобы не мозолила глаза.       Но сердце больно кольнуло, когда последняя из стен, покрытых паутиной из отцовской лжи... Рухнула.        – Все твои слова, – против воли сорвалось с губ. – Ложь, папа... – Малфой воровато оглянулся. И убедившись, что в цоколе никого, прошептал: – Бред! Всё, во что я верил, благодаря тебе – пустая околесица.       Интересно, а что ответил бы Люциус, услышь он сказанное?       Ничего.       Кривая усмешка. И обычный подзатыльник стал бы самым оптимистичным завершением разговора.       А Грейнджер?.. Что бы сказала она?       Драко печально усмехнулся, неопределённо пожав плечами.       По крайней мере, у него есть возможность узнать.       Если, конечно, она не развлекается с МакЛаггеном в Гриффиндорской спальне...       Эта мысль отрезвила!       Господи... Очнись!       Малфой почти не общался с ней! Грейнджер так волновалась об этом громиле... А, может, они встречаются? Может давно спят?       Он замер у первой ступеньки Главной лестницы.       Да ну! Бред!       Смешно!..       Это же Грейнджер. Старая-добрая ханжа.       И Драко пошагал вверх, полный жажды снова поиздеваться над ней, поднявшись в Башню Старост на восьмом этаже.       Главное, чтобы Грейнджер не спала: ведь удивление от его рассказа о бриллиантовой подвеске будет явно неполным!        – Драко! – раздался до боли знакомый голос.       В рукав пиджака вцепились тонкие девичьи пальцы.       Пэнси.       И Малфой почувствовал, как его губы презрительно скривившись. Почти на автомате!        – Вот ты где! – возмущённо фыркнула она. – Я ищу тебя повсюду уже целую вечность!       Моля всех богов, чтобы Паркинсон оказалась обычным глюком-следствием выпитого моря пунша, Драко медленно обернулся.       Но. Вопреки ожиданиям... Пэнс явно не собиралась испаряться. Напротив – стояла у перил, упрямо скрестив руки на груди. И таращилась так, будто на его, Малфоя, голове завёлся нюхлер!        – Может, спустимся в Большой зал? – пролепетала она.        – Нет.       Наверное, это прозвучало слишком резко, но сейчас Драко было настолько всё равно!       Ему нужно было в башню.       К Грейнджер. Точка!       И посему, он продолжил свой путь вверх по лестнице. И прошёл целый пролёт перед тем, как услышать:        – Куда ты так торопишься, а?       Звук голоса Пэнси вполне ожидаемо перерос в ультразвук, а когда она обиженно заключила:        – Можешь не отвечать. Я и так всё знаю! Как же унизительно, Малфой?.. Таскаться, как верный пёс за грязнокровкой!       Сердце рухнуло в пятки.       Драко не успел даже осознать, как снова стоял напротив подруги.        – О чём речь? – снисходительно приподняв бровь, уточнил он.       Паркинсон злобно усмехнулась. Конечно же, она в два счёта сорвала с его лица очередную маску...        – Я о Грейнджер. С которой ты отплясывал на балконе, – она издевательски сощурилась. – Ах, как романтично, правда? Звёздное небо, грязнокровка... Медленный танец... И какой мезальянс, правда?       Пэнси вновь едко хихикнула, заметив, как отчаянно дрожавшие до этого кисти рук Драко сжались в кулаки.        – Думаю, твоя мать обрадуется такой невестке, – хмыкнула она.        – Обливиэйт! – взмахнув палочкой, выпалил Малфой.       И зрачки Паркинсон расфокусировались.        – Прости, Пэнс... Ты не оставила мне выбора, – пробормотал Драко. – Ты повеселилась на балу. Весь вечер танцевала с Ноттом, и вам было плевать на меня, да?        – Абсолютно. Кому нужен ты, когда есть Тео? – немного растерянно улыбнулась Паркинсон. – Спокойной ночи! – буркнула она и направилась к лестнице, ведущей в холл.       Вздохнув с облегчением, Малфой бросился бежать вверх по лестнице.       Конечно же, ему было жаль изуродованную память подруги.       Но жизнь Грейнджер – определённо, важнее.       Слухи слишком быстро разлетались по школе. А там – недалеко и до одиночки в Азкабане, так?       Что будет, если Пэнси, не способная похвастать лишними костями в остром языке, разболтает эту тайну?       Всё просто. Пройдет совсем немного времени, и Люциус удушит Грейнджер голыми руками, наплевав на все аристократичные ужимки. Если успеет добраться до неё раньше тётушки Беллы с Тёмным Лордом...       Грейнджер настал бы конец в любом случае.       Теперь же, у неё есть шанс жить подольше.       «Какой же ты сопляк!» – разразилась в голове очередная, до боли знакомая фраза отца. «Ты был рождён, чтобы опозорить мою фамилию!».        – Отстань! – процедил Драко сквозь зубы, мысленно отмахнувшись от новых реплик Люциуса.       Невероятно. Но помогло!       Господи. В коридоре восьмого этажа не слышно больше ни звука, кроме звука его собственных шагов.       Но. Чёрт возьми! Почему отец влезал в его голову так... Невовремя?       Унося Малфоя в далёкие воспоминания о том ушате дерьма, который Люциус вылил на его макушку, когда узнал, что какая-то грязнокровка успешнее сына в учёбе.       Это было. Перед вторым курсом.       И в этот же учебный год отец едва не угробил первокурсницу... Джинни Уизли.       Вот это успех, правда, папа?       Какой-то слабый писк, до одури похожий на мышиный, раздался неподалеку, вырвав Драко из воспоминаний своего нелёгкого детства. Быстро сообразив, что никаких грызунов, в этом коридоре быть не должно, ведь толстый рыжий кот Грейнджер сожрал всё живое в окрестностях Башни Старост, слизеринец прислушался в ожидании хоть какого-то тихого шороха или ещё одного писка, но коридор безмолвствовал: только потрескивание редких факелов, высветлявших жёлтые круги во тьме, да собственные осторожные шаги — вот и все звуки.       Почему-то интуиция кричала о том, что здесь творится нечто неладное, сердце вновь зашлось, от дьявольски сильного ощущения опасности.        — Кормак…       Встрепенувшись, Драко обернулся в сторону явно обессиленного девичьего выдоха. Торопливо преодолев расстояние до двойных дверей давным-давно заброшенного класса Древних Рун, Малфой остолбенел, когда до его слуха донесся какой-то грохот и звук треска ткани, а шепот превратился в опасливый, тихий возглас.        — Кормак, не надо…        — Да ладно тебе, крошка! Ну,пошалим немного, ты что же, против? — раздался второй голос из-за тяжёлых дверей кабинета.       Ярость диким раскалённым потоком крови ударила в голову. Хотелось выломать чёртову дверь и, ещё раз, наплевав на кодекс чести, врезать не понимавшему намеков гриффидорскому уроду, но в этот раз не только по кривой переносице, но и по той части тела, которая ещё очень долго после удара будет звенеть от боли. Крепко сжимая древко волшебной палочки, Драко представлял, как будет пытать ублюдка. И, хотя слизеринец совсем не собирался применять заклятие Круцио, сейчас, он понимал, что способен на это: он был зол, как никогда до сего дня. Наверное, под влиянием дикой, бешеной ярости, что бурлила в венах, Малфой вполне мог бы применить даже Убивающее.        — Алохомора, — безнадёжно буркнул Драко, медленно осознав, что пустоголовый гриффиндорец вполне мог применить что-то посильнее обычного Колопортуса. Как и ожидалось, характерного щелчка в замке не раздалось, а в заброшенном помещении снова послышалась какая-то возня и вновь треск рвущейся ткани. В отчаянии грохнув по двери, Драко воскликнул:        — Грейнджер! — он не знал, что ещё можно было бы применить, не испортив школьное имущество, как не понимал, за каким чёртом гриффиндорка попёрлась за этим увальнем — Малфой ведь предупреждал её! — Грейнджер! — вновь громко стукнув в вибрирующую от первого удара дверь, уже угрожающе воскликнул слизеринец.       Звуки стихли, а через секунду за дверью послышался скрип паркетных досок под тяжёлыми шагами. Заклятие было снято, и спустя ещё миг, дверь приотворилась, и в образовавшуюся щель высунулся МакЛагген, изобразив самое наитупейшее выражение из его арсенала на своем, с позволения сказать, глупом лице.        — Чего тебе? — удивлённо выгнув бровь, раздражённо уточнил гриффиндорец. Наверное, МакЛагген сейчас судорожно соображал, почему сегодня, куда он только не пойдет — везде оказывается угрожающий ему Малфой. Но, скорее всего, причина псевдозадумчивости были гораздо более прозаична, чем предполагал Драко: за неимением мозгов в пустой как ведро голове, гриффиндорец просто тупо вылупился на Старосту Школы.        — Мне нужна Грейнджер, — точно так же раздражённо прошипел Малфой, попытавшись мирно отодвинуть МакЛаггена с дороги.       Сердце пропустило удар. И ещё один. Эта фраза чёртова соседа вызвала в голове какой-то странный щелчок, а похолодевшая было кровь вдруг прилила к щекам, заставив глупое сердце вновь зайтись в диком ритме.        — А если я против, а? — едко отозвался Кормак.       Выглянув из-за парты, Гермиона почти задохнулась от происходящего у входа в класс: будто бы довольствуясь своим превосходством, которое являлось весьма сомнительным фактом, МакЛагген молчал, упрямо глядя на оппонента, а тот, точно так же сверля его взглядом, пытался сдвинуть гриффиндорца с дороги. Но, как собственно и ожидалось, Кормак, в силу своей непрошибаемой пустоголовости, совсем не собирался пустить Старосту Школы в заброшенное помещение.       Если рассуждать логически, то сейчас Драко мог применить какие угодно заклинания, исключая, разве что непростительные, чтобы предотвратить акт правонарушения. Торопливо оглядев своё платье, разрывы на корсете и подоле которого, явно свидетельствовали о том, что всё происходившее здесь до стука в дверь было, мягко говоря, не совсем по её желанию, Гермиона нервно закусила губу, попытавшись сообразить, что, чёрт возьми, предпринять!       То, что Малфой вне себя от ярости, чувствовалось даже на приличном расстоянии, а значит, сейчас он не способен рационально соображать, почти так же, как и МакЛагген в обычном своем состоянии, а следовательно в слепой злости, Драко может натворить много такого, после чего он будет либо отправлен в Азкабан, либо — что ещё хуже — отчислен из Хогвартса! Парни снова переругивались, а Грейнджер, стараясь игнорировать эту слабую попытку своего соседа разобраться «по-хорошему», наскоро пошарила ладонью по крышкам ближайших парт, а ощутив наконец древко родной волшебной палочки в своих пальцах, гриффиндорка подтянула разорванный корсет и, выпрямившись в полный рост, шепнула:        — Остолбеней, — луч заклятия ударил в спину Маклаггена, и он моментально рухнул на пол, открыв, наконец девушке путь к отступлению.       Тихо, так, чтобы не слышал предупреждавший её коллега, Гермиона выдохнула, чувствуя, как постепенно нервное отчаяние отпускает свои ледяные тиски, сковавшие всё внутри, и, выйдя из-за парты, прошла к порогу класса, где в оцепенении от неожиданного падения МакЛаггена мялся с ноги на ногу Малфой. Поддерживая корсет платья, Грейнджер обогнула остолбеневшего парня и, прилагая огромные усилия, чтобы не разрыдаться от унижения, уверенно пошагала по коридору, к Башне Старост.        — Подожди, — с грохотом захлопнув тяжёлую дверь, окликнул Драко и, торопливо нагнав гриффиндорку, подхватил ее под локоть. — Грейнджер, я…        — Что?! — возмущённо задрав подбородок, перебила Гермиона. Быстро проследив его внезапно сожалеющий взгляд, блуждавший по её изорванному наряду, гриффиндорка отрезала: — Я знаю, о чём ты думаешь, Малфой, — слизеринец перевел взгляд, воззрившись прямо в глаза, — Я сама хотела этого, — упрямо встряхнув волосами, Гермиона выкрутила руку из его пальцев и вновь уверенно пошагала к портрету Жёлтой дамы.        — А зачем ты тогда оглушила этого олуха? — снова резко остановив её, раздражённо поинтересовался Малфой. — Неужели решила прекратить всё, раз уж я вам помешал? — саркастично вскинув бровь, едко уточнил он, вновь крепко схватив девушку под локоть.        — Да… — выпалила Гермиона, ужаснувшись, как легко это совершенно лживое утверждение слетело с губ, — да, Малфой, всё именно так.        Драко не верил. Ни одному её слову! Чёрт возьми, рафинированно-правильная заучка-Грейнджер никак не могла жить мечтами о том, чтобы заняться грязным сексом в пыльном заброшенном классе с уродом-МакЛаггеном!        — И не мни себя героем, — криво улыбнувшись, хмыкнула Гермиона, — Ты всего лишь не вовремя вломился, — отрезала она, своими жестокими словами повергнув слизеринца в жуткую, огненную пучину разочарованной, дикой ярости.        — Так, значит?! — крепче вцепившись в её руку, прорычал Драко, а когда последовал короткий кивок Гермионы, явно совсем не осознавшей ещё того, с чем она легкомысленно играет, парень резко потянул девчонку в противоположную от входа в Башню сторону.        — Куда ты меня тащишь?! — всеми силами упираясь, панически прошипела Грейнджер.        Когда, резко обернувшись, Малфой прошил её лицо совершенно бесстрастным, ледяным взглядом, а его бледные губы искривила самая злорадная усмешка, которую только она видела в его исполнении, Гермиона поняла: дело дрянь. Вновь тщетно попытавшись высвободить свою руку, гриффиндорка почувствовала, как в груди неумолимо разгорается истерика: от дикой ярости он совсем не контролировал себя.       Мир перед глазами крутанулся, и, сильно приложившись спиной к каменной стене, Гермиона подняла взгляд на своего соседа: тот злился, как никогда раньше, а бывшие минутой ранее светло-серыми радужки его глаз потемнели. Скользнув ладонью вниз от девичьего плеча по затянутой в корсет узкой талии, Малфой наклонился к уху застывшей от жуткого страха Гермионы, зловеще шепнув:        — Что, Грейнджер, любишь пожестче, м?