***
Ведя ставший традиционным вечерний разговор с матерью, Драко Малфой даже и в страшном сне не мог представить, что творилось далеко за пределами его камеры, на другом конце страны, в самом центре Лондона, в доме номер 12 по площади Гриммо. Изучая трещины в побелке высокого потолка собственной гостиной, вечный школьный оппонент нынешнего заключенного Азкабана, Гарри Поттер, размышлял о своей тяжелой доле, о том, почему, чёрт возьми, ему, Герою Волшебного Мира, с завидной регулярностью проходится разгребать все самые непосильные задачи! И в конечном итоге, почему его самая лучшая подруга, которая всегда умела держать себя в руках даже в самых сложных ситуациях, рыдает второй день подряд? Причины, конечно же известны, но почему, во имя всего святого, именно он,Поттер, должен пытаться привести её в себя, если он не имел и малейшего представления, каким образом это сделать! Расположившись на подлокотнике красного кресла, Гарри гладил по волосам захлебывавшуюся слезами Гермиону, вновь ощущая дьявольски сильное дежавю. Лучше бы ему вновь предстояло сразиться с очередным кровожадным чудовищем Тайной комнаты, оседлать Клювокрыла или еще десять раз сойтись в дуэли с Волдемортом, но только не быть здесь, не слышать её надсадных всхлипов, не чувствовать дикого сострадания и не гладить ее по волосам, в слабой попытке успокоить. — Гарри, — хрипло пробормотала Гермиона, отстранившись от его плеча. Порядком отойдя от действия Сыворотки Правды, сковавшей все посторонние мысли, девушка горько шмыгнула носом и, вытерев бесполезные слёзы сконфуженно уточнила: — Эта история… Она ужасна, да? — Нет, что ты?! — выпалил Поттер, быстро отметив про себя, что более нагло он не врал никогда в своей жизни, глядя в эти карие глаза. Грейнджер недовольно фыркнула, скептически покосившись на друга, чем полностью подтвердила сомнения неопытного лжеца в том, что его слова не будут расценены, как истина в первой инстанции. — Ладно, — обреченно буркнул Гарри, — Ваша с Малфоем история — это полная задница, — констатировал бывший гриффиндорец, но когда Гермиона закрыла лицо ладонями, вновь надсадно всхлипнув, поспешил исправить положение, с фальшивым воодушевлением произнеся: — Ну, в смысле… Если бы на месте Малфоя был любой другой парень, или на твоём месте была другая девушка, то вся эта ситуация с вашим тайным трахом… — пронзительный взгляд Грейнджер заставил Поттера замолчать. — Ясно… — прекратив уничтожающе сверлить друга глазами, скорбно кивнула Гермиона. — Я уже смирилась, Гарри, что после окончания слушаний спокойная жизнь мне будет только сниться… — тяжело вздохнув, она поднялась из кресла и, как-то жутко сгорбившись, побрела к плите. — Но ты ведь уже тогда понимала, что любишь… его? — растерянно пробормотал Гарри вслед подруге. Грейнджер застыла, на дюйм не донеся чайник до конфорки. Вопрос повис в воздухе, словно до невозможности несмышленая муха, застряв в густом мёде. Поттеру казалось, что эта вновь необдуманно брошенная им фраза, сломала, разбила вдребезги что-то в ней, и если прямо сейчас посреди гостиной не разразится вспышка молнии, а следом оглушительный раскат грома, то Гермиона никогда больше не проронит и слова. Интуиция подвела Героя Волшебного Мира. Как обычно. С грохотом поставив чайник на конфорку, Грейнджер с каким-то странным для неё остервенением зажгла огонь и, обернувшись, гордо вскинула подбородок, отчеканив: — Я не люблю его! И тогда не любила! — лихорадочный румянец яркими бордовыми пятнами проявился на её бледных щеках. — А почему ты сказала это на слушании? Ты чётко произнесла: «Думаю, я полюбила его задолго до нашей первой близости»? — недоуменно прошептал Гарри. — Это была мимолетная симпатия, что-то похожее, но не любовь… — опустив тёмные ресницы, буркнула она, — Кроме всего прочего, я очень сомневаюсь, что Малфой чувствовал ко мне хоть что-то… — Но он же сказал… — Он говорил, что его чувства ко мне были искренни, Гарри, — она горько усмехнулась, благодаря всех богов за то, что действие Сыворотки Правды закончилось, — но искренней может быть не только любовь, но и ненависть. Думаю, ничего кроме чистой похоти, Малфой ко мне не питал! Пронзительный свист чайника прервал тишину и вопросительные взгляды растерянного таким ответом Поттера, заставив Гермиону, до этого момента упрямо скрестившей руки на груди, отвлечься от безмолвного, подчеркнуто уверенного убеждения друга в своей полной искренности. Залив заварку кипятком, девушка ругала себя на чём свет стоит за откровенное, самое наглое в её жизни вранье, которое со сто процентной вероятностью вскроется, когда на следующем слушании, её обязательно напоят Сывороткой и она продолжит свой жуткий рассказ. И вполне возможно, помимо своей уже благополучно испачканной репутации, она потеряет лучшего друга, который, вне сомнений, не простит ей ещё и сегодняшней порции грязной лжи. Схватив чашку, Гермиона вновь глянула на Поттера и, тяжело вздохнув, пробормотала: — Ты прав, Гарри, — встретившись с торжествующе поблескивающими из-за стекол очков зелёными глазами друга, она добавила: — Но сейчас… сейчас у меня нет никаких чувств. Мне просто жаль Малфоя и его мать… Демонстративно покосившись на круглый циферблат напольных часов, резные стрелки которых показывали всего-навсего десять часов вечера, Грейнджер притворно утомлённо сообщила: — Пожалуй, я оправлюсь спать… Слишком нервный день, — девушка неопределённо развела руками и, прошептав: — Спокойной ночи, Гарри, — торопливо побежала по крутым ступенькам, стараясь игнорировать чёртову совесть, занудно брюзжащую ей о том, что так дерзко лгать друзьям в высшей степени нехорошо, и о том, что именно таким образом, она уже потеряла несчастного Рона.ГЛАВА 7. Часть 1
28 сентября 2016 г. в 17:17
27 сентября 1998 года
На кусочке чёрного неба, только и видневшегося из крошечного оконца, забранного прутьями решётки-насмешки от авроров, яркими огнями зажглись звёзды.
Под прощальный треск фитиля, умиравшего под сползающим пламенем свечи, Драко закончил свой рассказ, полный дикой боли и жуткого отчаяния, горечь которого отдавалась в каждом гулко прозвучавшем слове.
Она заметила. Почувствовала, что с сыном что-то творится, ещё задолго до Азкабана. Там, в их полном несчастья и крови поместье, он вёл себя вполне показательно. И конечно, для миссис Малфой не стало сюрпризом эта их тайная история с мисс Грейнджер. Нарцисса узнала её, ту несчастную девочку, которую с таким наслаждением пытала Белла в каминном зале поместья, и, услышав начало рассказа о, должно быть, самом личном, тщательно хранимом где-то очень глубоко в душе секрете Гермионы, женщина знала точно, чем всё это закончилось. Вернее сказать, Не закончилось. Нарцисса была уверена, что их история должна была сложиться самым лучшим образом, если бы не дикие обстоятельства, затянувшие этих по сути детей в водоворот взрослой Войны.
Несчастный Драко попал в западню, в грязную, полную рокировок и интриг игру, в которой он стал разменной пешкой, и в этом целиком и полностью миссис Малфой винила себя и Люциуса. Родителей, которые должны были защищать и оберегать своё чадо, а вместо этого сломали его судьбу, превратив жизнь единственного сына в самый ужасный кошмар.
Печально глянув на его стиснутые в нервный замок бледные руки, Нарцисса тяжело вздохнула и, горько качнув головой, тихо поинтересовалась:
— Почему ваши версии так разнятся?..
Неопределённо поведя плечом, сын лишь горько усмехнулся, сверля опустевшими глазами расплавленный воск, словно слёзы по щекам девушки медленно струящийся вниз по свечке.
Он помнил. Каждый взгляд карих глаз, каждую мимолетную эмоцию и краткую мысль. Каждое прикосновение к её коже и каждый сбивчивый вздох, звук, шёпот срывавшиеся в тот злосчастный вечер с её горячих полных страсти и страха губ. Воспоминания, сожаления, самобичевания вновь накрыли парня с головой, чему, нужно полагать, несказанно обрадовались слонявшиеся поблизости дементоры. Драко почти представил, как один из этих кошмарных существ, стоя за углом, довольно облизывался, чуя светлые чувства заключенного.
— Сынок… ради всего святого! — прикоснувшись к загрубевшей коже холодных рук, чтобы помочь ему отбросить царапавшие душу вновь и вновь воспоминания, женщина тихо продолжила: — Ответь хотя бы, почему ты предложил ей стать твоей жизнью? Почему такая странная формулировка?
На прошедшем заседании, закончившемся в мёртвой, оглушительно звеневшей в ушах тишине, Гермиона завершила своё повествование глухими, совершенно сухими фразами: «Он предложил мне встречаться… Тайно, разумеется. И я согласилась, о чём очень сожалею…». Только что Нарцисса услышала версию сына и, признаться, была поражена тем, на какое количество эмоций способен этот мальчик! Она даже не подозревала, что он, до невозможности похожий на её мужа внешне, и впрямь мог испытывать столь искренние, сильные чувства… Люциус совершенно точно не мог бы похвастать подобной способностью. По крайней мере в её отношении… Иногда миссис Малфой даже казалось, что в груди супруга там, где у нормальных людей должно биться сердце, спрятан холодный, бесчувственный камень, и, как следствие — полное отсутствие чего-то нежного, невесомого эфемерно-тёплого там, где должна быть душа.
— Так говорил отец, — шепотом буркнул Драко, так и не подняв взгляда от свечки.
— Что?! — удивлённо выдохнула мать, вцепившись внимательными глазами в отросшую платиновую челку, только и представавшую перед ней последние пятнадцать минут.
— Папа всегда говорил, что ты, мам, его жизнь, — глухо пояснил он, безразлично покосившись вглубь тёмного коридора, по которому, судя по морозным мурашками, в один короткий миг пробежавшим по пояснице, скользил дементор. — Поэтому я и сформулировал так свои мысли. Мне хотелось, чтобы она правильно поняла. И я ни на грамм не ошибся в ней, Грейнджер — очень умная девочка.
— Подожди… — растерянно моргнув от неожиданно открывшейся только что истины о муже, пролепетала Нарцисса.
Внутренне похолодев, она ещё раз попыталась уложить всё услышанное только что в голове. Получалось, признаться, весьма дурно, но сложив всё сухие факты, сказанные Гермионой, и произнесённые только что тихим голосом Драко, миссис Малфой скорбно пробормотала:
— Люциус был замечательным… Какие бы ужасные слухи не ходили о нём, но до того момента, пока его не упрятали в Азкабан в первый раз, я всегда чувствовала себя за ним как за каменной стеной!
— Жаль, что Грейнджер не повезло так же, как тебе, мама, — горько усмехнулся Драко, подняв полный жуткого сожаления и, буквально кричавшей о больной, выстраданной любви к этой девочке, пронесённой через все передряги взгляд. После невыносимо бесконечной минуты молчания, совершенно замогильным тоном он признался: — Знаешь, если бы мне дали второй шанс… Ну, чисто теоретически, разумеется… Я ни за что не поступил бы с ней так…
— Ты имеешь в виду добрачную связь? — строго сведя брови, осведомилась Нарцисса. — Если так, то это серьёзно подпортило твою биографию, но, мальчик мой, — женщина вновь успокаивающе погладила сына по холодной кисти руки, — В восемнадцать лет, мало кто из нас в полной мере думает головой… Я, например…
— Я не об этом, — предотвратив намечавшийся поток воспоминаний бурной молодости, перебил парень. Усмехнувшись тому, какие безумства, должно быть творила мать в том легкомысленном возрасте, что, имея в виду её сногсшибательные внешние данные в ту пору и сверхъестественное обаяние, ни в коей мере не удивило бы его, Малфой продолжил: — Наверное, будь у меня возможность прожить тот год заново, я бы в принципе вёл себя иначе… — задумчиво поморщившись, он тяжело вздохнул и, будто бы обращаясь скорее к себе, безнадёжно добавил: — Хотя… кого я обманываю? Всё было бы так, как было…
— А кто её родители? — невпопад, совершенно буднично поинтересовалась Нарцисса и, столкнувшись с непонимающе-скептическим взглядом сына, прояснила: — В том смысле, что мисс Грейнджер ведёт себя очень аристократично, я бы сказала. Ей пришлось рассказать такую… эм… личную историю в присутствии совсем незнакомых людей, но держится она более, чем достойно! — одобрительно кивнула миссис Малфой своему не понимающему к чему она, собственно говоря, клонит сыну.
— Мам… — устало потерев переносицу, учтиво начал парень, — сдаётся мне, что у тебя проблемы со слухом. Ещё на первом заседании, Грейнджер упоминала о том, что она маглорождённая, — намеренно подняв голос на последнем слове раздражённо отрезал Драко, а затем подчёркнуто снисходительно резюмировал: — и значит родители её — маглы.
— Я слушала очень внимательно, — в попытке пресечь совершенно неуместное озорство, скептически сообщила Нарцисса, — То, что они маглы — не самое важное, поверь мне, сынок! Мой интерес в том, кто они. Чем занимаются в магловском мире, что они за люди?
— Слышал бы тебя отец, — иронично цыкнув, притворно разочарованно протянул Драко.
Нарцисса Малфой всегда могла похвастать деликатностью и дипломатичностью. Бывший слизеринец отвёл взгляд, вновь гипнотизируя маленький, весело потрескивающий огонек свечи. Это зрелище было единственным, — кроме, конечно всепонимающих глаз женщины, сидевшей на полу прямо на против, отделяемая толстыми прутьями решетки — что излучало тепло в этом промозглом месте. Так и не решившись продолжить свою мысль, он закончил фразу про себя: «А была бы ты столь дипломатичной, мама, если б два года назад я сообщил тебе о том, что люблю грязнокровку?».
Этот вопрос был риторическим. Конечно же нет. Разумеется, Нарцисса предприняла бы всё, зависящее от неё, чтобы прекратить эту порочную связь! И именно поэтому, в своем письме перед Хеллоуином, Драко рассказал ей о том, что влюбился, только вот имя Гермионы он заменил на имя младшей сестры своей однокурсницы Дафны — Астории Гринграсс, имевшей великое счастье родиться под фамилией, записанной в священном списке двадцати восьми чистокровных семей магического мира, в ответ на которое мать и прислала чертову бриллиантовую побрякушку.
— Ты не знал Люциуса до тех пор, как он занял высокое положение в рядах Тёмного Лорда… — печально заметила мать. — Да, безусловно, твой отец всегда был слизеринцем до мозга костей, но, поверь, чистота крови для него не представляла какой-то значимой ценности, — миссис Малфой тепло улыбнулась встрепенувшемуся и вытаращившему в недоумении глаза сыну. — Задолго до того, как мой отец сообщил мне о скорой помолвке с «молодым лордом Малфоем, сулившей нашей семье небывалый взлёт и дико прекрасную репутацию», на глазах у всего Хогвартса Люциус без каких-либо зазрений совести крутил роман с маглорождённой девочкой, учившейся, по иронии судьбы, на факультете Гриффиндор. Он был совсем другим: озорным, лишённым привычной тебе заносчивости и надменности. Если бы ты знал, Драко, какая это была любовь! Ни для кого не являлось секретом, что в скором времени эти двое обручатся, а после выпускного поженятся, но у твоего деда имелись совсем другие соображения по этому поводу. Абраксас самым жестким образом прекратил отношения Люциуса, а о девочке-гриффиндорке с тех пор никто и никогда не слышал, а потом… — загоревшиеся было глаза Нарциссы потухли, и скорбно вздохнув, она глухо пробормотала: — Потом, сынок, твой отец принял Метку, а через несколько лет, едва дождавшись окончания моего школьного выпускного, родители поставили меня перед фактом необходимости замужества…
— Подожди… — хрипло выдохнул Драко, надсадно стараясь унять чёртов ураган предположений о том, каким образом его родителей, явно не испытывавших друг к другу никаких чувств до помолвки, заставили пожениться. — Но вы ведь любили… Я знаю, отец всегда говорил, что ты — его жизнь и для него не было ничего важнее тебя!
— Любили… — дёрнув уголком бледных губ в подобии слабой улыбки, печально кивнула Нарцисса, — По крайней мере, Люциус всегда старался прятать от меня следы тех жутких преступлений, совершаемых всё чаще в нашем поместье. Ещё до свадьбы я знала на что иду, в полной мере осознавая, что мой будущий муж — Пожиратель… Я прекрасно понимала, какие кошмарные вещи он творил, но, видишь ли, в первый же год нашего брака я забеременела тобой и, памятуя советы повитух, старалась не принимать всё слишком близко к сердцу. К моему стыду, это смирение стало привычкой, почти характером… В конце концов, меня отправили во французское поместье… Там я родила тебя, там же мы и встретили первое падение Тёмного Лорда, — миссис Малфой печально улыбнулась, явно отчаянно сдерживая недостойные дамы её статуса слёзы о собственной горькой судьбе. — И мы любили друг друга, Драко, но знаешь, думаю, позволь Абраксас сыну жениться на той девочке, и я и Люциус были бы не в пример более счастливы, не говоря уж о том, к чему пришла наша семья теперь…
Сердце матери рвалось на части: только сейчас, в эту горькую секунду, она осознала сарказм, злую карму — не столь важно, как называется это совпадение судеб супруга и сына. Неужели это какое-то страшное проклятие, о котором миссис Малфой не имела и малейшего представления? За какие прегрешения её единственного мальчика коснулся злой рок? Когда-то очень давно Нарцисса обещала себе, что никогда не даст Драко в обиду, памятуя свою судьбу, она всегда, отчаянно молилась богам, всем своим материнским сердцем желая, чтобы хотя бы этот маленький лорд был по человечески счастлив, но оказалась настолько слаба, что не смогла спасти его даже от Метки…
— Дантисты, — тихо буркнул Драко.
— Что? — растерянно хлопнув ресницами, выдохнула женщина, всё ещё претерпевая дикие муки совести.
— Родители Грейнджер — дантисты, — усмехнувшись над оторопью матери, повторил Драко, пояснив: — Это такие специалисты, которые людям зубы лечат.
— Целители? — полувопросительно заметила Нарцисса, улыбнувшись сыну в ответ, — Слышала, это очень уважаемая профессия в мире маглов, — одобрительно добавила женщина, погрузив сына в очередной длительный приступ недоумения.