***
28 сентября 1998 года Пусто изучая ставшую почти уже родной крышку кафедры свидетелей, Гермиона поняла, что цепкие взгляды репортёров, как один обращённые в её сторону, и даже неприязненный, почти злобный взгляд Рона, уже не вызывают в душе того яростного взрыва эмоций и дикой безысходности, которая разрывала её изнутри в первые два дня заседаний суда. После нелегко давшегося ей разговора с Гарри и ещё более неприятного, длившегося почти всю ночь диспута с внутренним голосом, беспощадно топившего последние надежды девушки на то, чтобы отмыться от позорной связи с бывшим, но тем не менее Пожирателем Смерти, Грейнджер стало абсолютно всё равно. Едва продрав воспалённые после бессонной ночи глаза, бывшая гриффиндорка пришла к однозначному выводу, что ей даже не обязательно принимать никаких идиотских зелий — в это утро она и так была готова рассказать всё, потому что в один странный момент, её вывернутая наизнанку душа опустела, и от этого страшного чувства, девушке внезапно стало так восхитительно плевать на то, кто и что будет болтать, какую очередную гадостную статейку напишет Рита Скиттер в Пророке, и даже понимание или хотя бы снисхождение брезгливо морщившегося Рона, демонстративно не смотревшего сейчас в её сторону, перестало волновать. Поднеся к губам заботливо приготовленный Перси фиал с Сывороткой, Гермиона позволила себе злорадно усмехнуться, представив, как её уже стопроцентно бывший друг, сидел за большим обеденным столом в «Норе», именно с такой, старательно натянутой маской брезгливости на лице, терпя подколки Джорджа и чувствуя на себе взволнованные взгляды родителей. Наверное, это странное ощущение злобной радости, досталось Грейнджер по наследству, так сказать, от Малфоя, но тем не менее — странное чувство тёмного торжества взорвалось в изорванной душе, когда девушка вспомнила о том, что, согласно магическому праву, несчастный, раздираемый яростью, но всё еще являвшийся участником процесса Рон не имел права разглашать сведения, полученные в ходе следственных разбирательств, вследствие закрытого статуса слушаний. — Итак, мисс Грейнджер, — прикоснувшись волшебной палочкой к горлу, проговорил Кингсли, закончив перешептывания со своим секретарем, — готовы ли Вы продолжить дачу показаний? — равнодушно перелистывая стенограмму предыдущего заседания, уточнил он. Что-то было не так. Определённо. Переведя взгляд с забавно дувшегося Вислого, на безразлично пожавшую плечами Гермиону, Драко заволновался. От девушки за километр чувствовалось холодное, почти ледяное безразличие, совершенно не свойственное ей. По крайней мере, подобная зияющая пустота в её взгляде, была совсем не типична для той Гермионы Грейнджер, которую он знал. В связи со всеми наблюдениями, в голове бывшего слизеринца назрел подозрительный вопрос: «Что, ради Мерлина и Морганы, могло случиться всего за одну-единственную ночь?». — Вы остановились на… — закончив шумное перелистывание папки на своей кафедре, деловито сообщил Министр, обеспокоенно покосившись в сторону подсудимых, и, остановив взгляд на Люциусе, беззаботно оглядывавшего летающих под самым потолком дементоров, вновь воззрился в записи. — Да, я остановилась на нашем первом сексе… с Малфоем, — устало закатив глаза, закончила за Кингсли Грейнджер. Скользнув недоуменным взглядом по лицам возмущённо охавших работников министерства, она упрямо фыркнула, недовольно пояснив: — Прошу прощения, но Сыворотка действует на меня… специфически. Совершенно точно, с ней творилась какая-то чертовщина, совсем непонятной природы. Гермиона Грейнджер, которую знал Малфой, категорически не способна была вести себя подобным образом. Несмотря на огромное число талантов, ей никогда не удавалось скрыть своих истинных эмоций и уж тем более волнение: румянец, яркими пятнами вмиг появлявшийся на коже её щек и нервная, резковатая жестикуляция — всегда выдавали её, но именно сейчас Гермиона вела себя слишком сдержанно. Быстро найдя лицо Поттера на трибуне свидетелей, Драко вопросительно воззрился на него. Судя по совершенной растерянности, ясно читавшейся в недоуменно бегавших глазах, Гарри так же, как и Малфой, понятия не имел, что творится сегодня с Грейнджер. Опустив взгляд на свои нервно подрагивающие руки, Драко отбросил жуткое мысленное предположение о том, что драгоценный мальчик, никогда не обладавший талантом к Зельям (скорее — наоборот), напоил её ведром успокоительного снадобья собственного приготовления, что было бы весьма фатально для любого психически здорового человек, и, в конечном итоге, привело бы либо к мучительной гибели, либо к полному безумию, или к тому и другому, но в противоположной последовательности. — Драко, — донесся строгий шепот слева, — Прекрати ёрзать, это неприлично! — Мам, с Грейнджер что-то не то… — раздраженно отозвался парень, коротко кивнув в сторону свидетельской кафедры. — Мне кажется, что сейчас придётся вызывать целителей. — Мерлин, — тихонько хихикнув, пробормотала Нарцисса, успокаивающе прикоснувшись к напряжённому плечу сына, — думаю, это просто одна из стадий волнения — отрицание и апатия. Скоро девочка придёт в норму и, знаешь… Учтивое покашливание Перси Уизли, грозно выглянувшего из-за спины Министра, прекратило нервное перешептывание подсудимых, а сам Кингсли задержал на матери с сыном крайне неодобрительный взгляд, глухо уточнив: — Мисс Грейнджер, Вы готовы продолжить ваше повествование? — Конечно, — вновь совершенно безэмоционально поведя плечом, отозвалась девушка, риторически уточнив: — Разве у меня есть ещё какие-то варианты? — коротко вздохнув, Гермиона напряжённо поморщилась и, на мгновение закусив губу, пробормотала: — Надеюсь, уважаемый суд не будет возражать, если я пропущу конфетно-букетные глупости и перейду к сути? — проследив короткий кивок Министра и, не обратив и малейшего внимания на разочарованно закусившую кончик ядовито-зелёного пера Риту Скиттер, глухо продолжила: — Самые счастливые дни в моей жизни летели так быстро, что я, признаюсь, не способна осознать ценности тех драгоценных минут, дней, месяцев, любезно выделенных нам с Драко кем-то свыше. Тогда, в то время, мне казалось, что Тёмная метка на его предплечье — не значит ровным счётом ничего, что все проблемы вполне решаемы… Но сейчас, Ваша честь, я поняла, что переоценила свои и его возможности. Я отдала бы всё, что имею, — Гермиона неожиданно всхлипнула, на мгновение замолчав. Встретившись с её сожалеющими глазами, Малфой осознал полную и непререкаемую правоту матери: до невозможности печальный взгляд карих радужек был живым, таким же до одури любимым, как тогда, в тот короткий отрезок счастья, доставшийся им от жестокой стервы Судьбы. Её мягкий голос растворялся в воздухе, едва долетая до слуха, будто бы даже сейчас, кто-то забирает её, словно она вновь ускользала, как вода сквозь пальцы, унося вслед за собой, как всегда. — Прошу прощения, уважаемый Суд, я немного отвлеклась, — хрипло прошептала Грейнджер, опустив тёмные ресницы. — Мы любили друг друга — это было абсолютной правдой на тот момент. Я чувствовала от Драко то же, что сама испытывала к нему. Возможно, мне и казалось, но очень хотелось верить в это. Мне и впрямь было наплевать на последствия, которые уже висели над моей головой, готовые тяжело упасть на мою шею… Но это понимание пришло ко мне гораздо позже, а тогда… Как обычно, неотрывно смотря в любимые черты лица, Драко был готов идти за ней в логово к спятившим мантикорам, даже провалиться вслед за ней в пышущую жаром преисподнюю — куда угодно, лишь бы чувствовать в своей руке маленькую теплую ладонь этой девчонки. От слов Гермионы осязаемо сквозило дикой, непереносимой для одной души горечью, густо перемешанной с огромной, тщательно скрываемой, но все ещё не угасшей в сердце любовью. Как жаль, что только он, Малфой, способен был понять смысл её печальных фраз. Неизменно сходя с ума, с каждой секундой всё дальше и глубже окунаясь в огненную лаву собственного безумия, усугубившегося в стылой тюремной камере, Драко пришёл к твердому решению, что предпримет все возможные и невозможные попытки, чтобы освободиться из чёртова Азкабана. Неважно, каким волшебным образом, но он будет на свободе, а потом, всеми правдами и неправдами добьётся того, чтобы в каждом своём вдохе ощущать лавандовый аромат её кожи и, после бесконечно долгих дней услышать, как её полные губы, шепчут ему на ухо заветные, когда-то категорически недопустимые, совершенно запретные, самые нежные слова: «Я люблю тебя…»***
24 декабря 1996 года Сквозь стекла широких окон Большого Зала пробивались яркие солнечные лучи, а крупные хлопья снега застелили ослепительно-белым одеялом окрестности Хогвартса до самого горизонта. Студенты и преподаватели находились в приподнятом настроении, в явном предвкушении ярких шелестящих обёрток подарков под пушистыми лапами наряженных ёлок и сладости красно-белых рождественских карамелек. Дух Рождества, как в старинной магловской сказке невесомым флером витал по школе, сея какое-то совершенно невозможное в угрозе предстоящей войны ощущение легкости, торжественной радости, и даже зловредный полтергейст Пивз, сжалившись над ежедневно доканываемыми им студентами, пребывал в благостном состоянии души, на время перестав швыряться во всех вокруг чернильными шариками и комьями какой-то отвратительно-мерзкой зелёной слизи. Большой Зал до невозможности походил на пряничный домик из сказки. До такой степени, что, при одном только нечаянном взгляде на цветные стёкла широких окон, у многих, во всяком случае у большинства маглорождённых студентов возникало непреодолимое, навеянное многочисленными магловскими легендами желание отломить кусочек витража, чтобы лизнуть сладкий, как леденец осколок. Глядя на окружающее великолепие, решительно не хотелось верить, что всё это — иллюзия, всего лишь отголосок того, по настоящему прекрасного мира, в который когда-то очень давно получила неожиданную путевку маленькая девочка из семьи обычных лондонских дантистов. Самое незабываемое воспоминание детства всегда всплывало перед глазами Гермионы, когда Хогвартс готовился к Рождеству, но не сегодня. В этот день, плеснув в свой стакан тыквенного сока, гораздо более взрослые глаза Грейнджер, пережившей за последние два месяца ураган эмоций и впечатлений, были прикованы к противоположной стороне зала, откуда среди своих задорно переговаривающихся сокурсников и друзей, точно такими же, блестящими серыми глазами на неё смотрел Драко. Слизеринский стол гудел: ребята всё, как один отправлялись на каникулы к родителям, чему, очевидно были совершенно счастливы, а вот не менее радостные гриффиндорцы, в большинстве своём, оставались в Хогвартсе. Заметив уже привычно добродушную улыбку, преобразившую до неузнаваемости лицо слизеринца, без которого, пришлось признать, невозможно стало дышать, Гермиона так же мельком улыбнулась ему, совершенно наплевав на конспирацию, Слизерин с Гриффиндором и на всё остальное, что так обидно препятствовало тому, чтобы они имели хотя бы крошечный шанс на открытое счастье. В голове всплыли воспоминания о вчерашнем вечере, унося её прочь от Большого зала и от родного факультетского стола под красно-золотыми знамёнами, так далеко, в тот маленький секретный мир, где только она и только он. Тонкие струи воды, бившие из душевой лейки моросью осыпали плечи и, медленно скользя по обнажённой коже, смывали последние противоречия после грандиозного скандала, который Грейнджер устроила из-за происшествия с Кэтти Белл. Жуткое событие, свидетельством которого она имела «счастье» оказаться, произошло во время последней вылазки в деревню Хогсмид. Кто-то передал Кэтти запечатанный пакет с проклятым ожерельем, но девушка, поддавшись традиционно гриффиндорскому любопытству, раскрыла послание и, прикоснувшись к темному артефакту едва избежала гибели. Позже, находясь в кабинете директора, Гарри выдвинул предположение о том, что всему виной Малфой, но вновь не предоставил никаких доказательств. Тем не менее, Рон с яростным воодушевлением присоединился к обвинениям друга, а вот Грейнджер, в отличие от мальчишек решила разобраться, что привело ко вполне ожидаемому скандалу. Сейчас, стоя под прохладными каплями воды, все сомнения Гермионы почему-то испарились. Драко поклялся, что он не покушался на жизнь Кэтти Белл, и гриффиндорка очень хотела верить в искренность его слов. Мокрые ладони притянули насмешливо-довольное лицо с правильными чертами, а губы вновь почувствовали жар его губ. Внешний мир, как и всё вокруг вновь перестал существовать, остались только он и она. Они вместе. Мы. Чёртово слово, произнесённое мысленным шёпотом вызвало в душе ощущение стремительного падения с огромной, просто невыносимо крутой скалы, но теперь, Грейнджер знала, что это чувство — скорее полёт. Вверх, а не вниз. Шум воды стих, а эти губы, без которых теперь невозможно было жить, отстранились. Не желая отпускать дурманящее чувство эйфории, быстрого полёта, Гермиона так и не подняла веки, чтобы не возвращаться в чёртову действительность, но через секунду, на мокрые плечи легло махровое полотенце. — Пойдём. Похоже, ты и впрямь немного остыла, — усмехнулся Малфой и, чмокнув девушку в кудрявый от влаги висок, подхватил её под бедра, — Надеюсь, меня не ожидает новая порция жутких визгов? — поставив девушку на кафельный пол, иронично вскинул бровь слизеринец. — Эээ… — Дальше ножками, — насмешливо хмыкнул Драко в ответ на возмущённый взгляд гриффиндорки. Весело подмигнув ей, парень проследовал в свою спальню, за руку увлекая её вслед за собой. Облизнув пересохшие губы, Грейнджер прикрыла глаза, резонно предположив, что неплохо бы потребовать ещё сатисфакций за вчерашний контрастный душ. — Эй, Гермиона! — резко щёлкнув пальцами перед самым её носом, возмущённо воскликнул Гарри, вырвав девушку из сладостных воспоминаний последующих слишком личных, таких интимных событий. — Д-да? — растерянно хлопнув ресницами, Грейнджер, быстро сориентировшись, цапнула свой стакан с тыквенным соком и, глотнув немного, обеспокоенно пробормотала: — Что произошло? — заметив крайнюю озадаченность на лицах друзей, девушка шёпотом уточнила: — Кто-то снова пострадал?! — Да не то чтобы…— задумчиво потерев затылок, настороженно протянул Поттер. — Просто Гарри орал тебе в ухо раз десять, а ты не реагировала, — хихикнув и шутливо разведя руками, проинформировал Рон и, подозрительно сощурившись, умудрёно проговорил: — Вот мы и подумали, что… — Нет! — резко выпалила Грейнджер, мигом постаравшись выгнать все посторонние, но страшно сладкие мысли из головы. — У меня слишком мало свободного времени для этого! Взгляд светло-серых глаз буквально приклеился к их троице, озадаченно сверля всех гриффиндорцев по очереди. Коротко качнув головой, Гермиона дала понять опасно нахмурившемуся Драко, что волноваться пока не о чем. Вновь ощутив на себе смурные взгляды друзей, Грейнджер опасливо покосилась в их сторону — те вопросительно переглянулись, и деловито кивнув друг другу, одновременно начали: — Гермиона… — вновь, но уже весело переглянувшись, ребята залились громким гоготом, задорно хлопая друг друга по плечам. — Не знаю, что ты имела в виду этим своим «Нет!», — первым отсмеявшись, начал Гарри, — Но мы с Роном начинаем подозревать, что у тебя проблемы. Нервно переведя взгляд с одного на другого, Гермиона напряжённо поморщилась, сделав вид, что решительно не поняла к какой из её так называемых проблем относилась фраза друга. — Со слухом, — хохотнул Уизли, а Поттер, порывисто обняв едва отошедшую от замечательной шутки подругу, вдруг замер и, остановив взгляд на коже между её ключиц, напряжённо пробормотал: — Что это? Сердце рухнуло в пятки, а взгляд расфокусировался. Быстро прикоснувшись к кулону, Гермиона неслышно охнула: глядя на себя в зеркало, она любовалась на драгоценность вчера вечером перед сном и, видимо, забыла его снять… Тяжело сглотнув, девушка встретилась глазами с внимательным взглядом Гарри и, смущённо покусав губу, приняла самый, что ни на есть, невозмутимый вид, как можно более буднично уточнив: — Что именно? — Подвеска. Я раньше не замечал её… — приподняв бровь отозвался Поттер, почему-то покосившись в противоположную сторону Большого Зала. Пробежав задумчивым взглядом по довольным лицам слизеринцев, гриффиндорец кивнул самому себе и, видимо придя к какому-то совсем неоптимистичному для Грейнджер мысленному выводу, сухо поинтересовался: — Откуда она у тебя? Наскоро состряпав такой вид, будто бы резные стены празднично украшенного зала — самое интересное зрелище в мире, Гермиона заправила как всегда не вовремя выбившуюся из хвоста кудрявую прядь. Осознавая полную безнадёжность своего положения, гриффиндорка постаралась торопливо подыскать в мыслях вариант какой-нибудь хоть немного правдоподобной лжи, но тщетные поиски не привели ни к чему. Резко втянув загустевший, как студень воздух с едва уловимыми нотками праздничной корицы, девушка усиленно соображала, как, чёрт подери, ей поступить: выложить всё начистоту или спастись бегством. Наверное, тишина слишком затянулась, поскольку даже сквозь звук заходившегося в панике сердца, бившегося где-то в районе горла, Гермиона отчётливо слышала громкое чавканье Рона, довольно уплетавшего оставшийся без присмотра сэндвич Гарри. Вновь наткнувшись на гневно поблескивающие зеленые глаза Поттера, Грейнджер тяжело вздохнула, печально подумав о том, что лучший друг, вне всяких сомнений, станет лучшим в мире аврором, раз заметил такую мелочь — злосчастную, крошечную подвеску… «Мерлин, помоги» — зажмурившись, взмолилась Грейнджер, собираясь с мыслями, чтобы как-то сгладить острые углы, связавшей их с Малфоем общей тайны. Как-то рассказать Гарри без слёз и заплетавшегося языка… «Каким, чёрт возьми, образом это сделать?! Малфой ненавидит Поттера, равно пропорционально ненависти Поттера к Малфою… Два вечных врага, два разно заряженных магнита постоянно сталкивающиеся в непримиримых баталиях…» Вновь резко набрав в лёгкие густой воздух, она уже приоткрыла губы, чтобы начать свою исповедь (очевидно — последнюю, ведь друзья непременно убьют её на чёртовом месте!), но совершенно неожиданно ей на выручку пришёл Рон, обративший наконец внимание хоть на что-то, кроме еды. Восхищённо присвистнув, он восторженно выдохнул: — Ничего себе, какая штука у тебя на шее! — он резко подскочил из-за стола и, коротко бросив: — Невилл, ну-ка подвинься! — плюхнулся по другую сторону от Гермионы, вперив всё такой же восторженный взгляд в кулон. Целую минуту, Рональд молчал, изучая украшение, а затем умудрено резюмировал: — Так я и знал! — Что? — в один голос, выпалили Гарри с Гермионой. — Надеюсь эта вещь не опасна? — вновь неприязненно и крайне подозрительно покосившись в сторону слизеринцев, буркнул Поттер. — Гарри, перестань на них пялиться! — язвительно заметила Гермиона, сразу же поймав на себе разъярённый взгляд друга. — Рон, так что там с подвеской? — устало закатив глаза, невозмутимо спросила она. — О, эта история стара, как мир, — с видом видавшего виды аксакала* протянул Уизли, буднично отхлебнув тыквенного сока из стакана подруги, — Такие подвески волшебники из древних богатых семейств дарят своим избранницам в качестве помолвочного… — внезапно оторопев от сказанного только что, Рон ошеломленно глянул на Грейнджер будто бы только очнулся от великолепного сновидения и окунулся в жестокую реальность. — Подожди-ка… — вновь минуту помолчав, парень задумчиво почесал рыжую макушку и глухо пробормотал: — Я надеюсь, ты, Гермиона, не принимала никаких предложений? Ну руки там и сердца? Потому что синий цвет камня свидетельствует о том, что… — гриффиндорец замялся, беспомощно глянув на Гарри, пожавшего в свою очередь плечами. — А я надеюсь, подарил не тот козёл, о котором я думаю? — подозрительно вскинув бровь, поинтересовался Поттер. — А то Кэтти уже пострадала от подобного «подарка». Прошив друга уничтожающим взглядом, Гермиона напряжённо процедила: — Нет не он! — возмущённо фыркнув, гриффиндорка перевела взгляд на явно отчаянно не понимающего, о чём идет речь Рона, уточнив: — Так что значит цвет? — Ну… в общем, — с притворным интересом изучив свой не слишком аккуратный маникюр, Рон тихо продолжил: — Давным-давно, когда Уизли ещё не были рыжими, но зато с веснушками, в нашей семье имелась подобная драгоценность. Это очень древняя и ещё более дорогая вещица. Папа рассказывал, что когда эта подвеска была подарена в последний раз, то цвет камня стал чёрным, потом девушка разорвала помолвку и скрылась в неизвестном направлении вместе с украшением, а семья после этого сильно разорилась и пережила немало бед... — Вот это да, — присвистнул Гарри. — Рон, а что это за камень? — сквозь зубы процедила Гермиона, нервно теребя цепочку чёртова кулона. — Синий цвет он приобретает только когда я ношу её, а когда снимаю, в футляре подвеска ещё долго остается таковой, но через несколько часов камень становится прозрачным. — Это бриллиант, Гермиона, — нехотя признался Рон, — Гоблинской огранки… Не знаю, кто подарил тебе это украшение, но цвет, который приобретает камень означает, что ты — единственная и самая подходящая пара для того самого дарителя. М-да… Можно? — проследив короткий кивок подруги, Уизли немного повернул подвеску и задумчиво заключил: — Обрамление и цепочка платиновые, — он поднял восхищенный взгляд. — Платиновые, — прикрыв глаза и обречённо вздохнув, тупо повторила Гермиона, представляя, как она будет убивать чёртова Малфоя за столь непроходимую ложь — надо же — назвать бриллиант побрякушкой? — Привет, — раздался за её спиной язвительный голос. Гермиона подпрыгнула на месте от неожиданности, а Рон с Гарри молниеносно обернулись в сторону говорившего. — Чего тебе?! — злобно сжав кулаки, раздражённо прорычал Гарри. — Какого хрена припёрся?! — полностью скопировав интонацию друга, рыкнул Рон. — В отличие от вас, самых непроходимых обормотов, я — Главный староста, — надменно вздернув острый подбородок, едко заметил Малфой, — и, в отличие от вас, не слоняюсь без дела… — Чёртов хорёк, — первым сорвался Рон. Уизли подскочил из-за стола и, свирепо сверля взглядом насмешливые глаза слизеринца, опасно процедил: — Уйди отсюда, пока кости целы. — Ах, так ты за мои кости переживаешь? — мерзко усмехнулся Драко. — Признаюсь, польщен, но на твоём месте, Вислый, я волновался бы больше за бренное тельце твоего малахольного дружка с крайне идиотской прической. Он же Избранный, — притворно благоговейно пропел слизеринец, изобразив шутовской поклон. Без лишних сантиментов отодвинув злившегося Рона в сторону, слизеринец раздражённо проворчал: — Грейнджер, ты прилипла к чёртовой скамейке? — девушка мельком обернулась. — Расписания на следующий семестр сами себя не напишут! Облегчённо вздохнув, Гермиона поднялась из-за стола и, огибая Малфоя, ощутимо толкнула его плечом, одними только губами шепнув: — Я убью тебя, — и отправилась к выходу из Большого Зала. — Мне кажется, или вашей драгоценной подружкой сегодня явно управляет какой-то демон? — совершенно неожиданно сорвалось с губ. Почувствовав на себе совершенно уничтожающие взгляды двоих гриффиндорцев, Драко криво улыбнулся им и, в попытке исправить положение, брякнул: — Счастливо оставаться, олухи! _______ *Аксакал (от тюрк. ак — белый и сакал — борода, букв. седобородый ) — глава рода, старейшина, почтенный пожилой человек у тюркских народов в Средней Азии и на Кавказе. Слово аксакал относится к старейшинам и мудрецам общины. Аксакалы играют значительную роль в политике племен как советники и судьи. К примеру, в Кыргызстане существует "Суд аксакалов".