The price of choice

25 декабря 1996 года.       Неизвестно, какой из демонов заставил Драко свернуть с Главной лестницы на седьмой этаж замка, но, услышав какую-то возню в глубине тёмного коридора, а затем — к огромному удивлению — мелодичное птичье чириканье и глухой топот явно двух пар вполне человеческих ног, Староста школы, украдкой ухмыльнувшись, предположил, что не зря в течение целого семестра занимал важный пост — его интуиция приобрела почти животные масштабы.       Звуки шагов приближались, постепенно смешиваясь с тихим шепотом, слишком быстрым, чтобы вычленить хоть слово. Не совсем протрезвевший после посиделок с Забини рассудок взорвался гипертрофированным чувством сладкого предвкушения — снятие баллов с ночных гуляк так же, как и в первый день назначения, вызывало в душе Малфоя злорадный, по-детски неконтролируемый восторг.        — Чёртов хорёк!       Проморгавшись после совсем уж внезапного столкновения, Драко с трудом рассмотрел искажённые оглушительной неприязнью черты Уизли прямо напротив себя. Тяжёлое дыхание гриффиндорца, отчётливо пахнущее Огневиски, заставило с почти портретной точностью перенять выражение его лица, а короткий визгливый смешок за спиной — скорее по привычке резко обернуться. Темнота была почти непроглядной, и лица девицы совсем не рассмотреть, но интуиция сразу подсказала — вне сомнений — это одна из тех, мягко говоря, недалеких обитательниц гриффиндорских общих спален, на «прелестное» обитание бок о бок с которыми недавно жаловалась Грейнджер, рассказывая об отрезке своей жизни до назначения Старостой Школы.        — Какого хрена ты здесь забыл? — сурово сдвинув рыжие брови, высокомерно протянул Визгли. Очевидно, этот придурок рассудил, что может таким тупым образом выпендриться перед своей визгливой курицей.       Явно враждебно настроенная стайка птичек, судя по звуку, приближалась, с каждой секундой щебет становился всё громче, но Малфой, догадавшись, кого преследуют пернатые, и вновь упиваясь неконтролируемым злорадством, специально не напоминал собеседнику об этом прискорбном факте, пока девка, всё ещё ошивавшаяся где-то поблизости не взвизгнула снова.        — Вот блин! — коротко обернувшись, с преувеличенным страхом в голосе воскликнул «несчастный Ронни».       Лицо гриффиндорца исказила гримаса ужаса, а казавшиеся белыми во тьме пальцы его рук свела судорога паники, но Уизли на удивление быстро справился с собой и, театрально важно рыкнув:        — Дай пройти, недоносок! — он толкнул не успевшего ничего возразить Малфоя мощным плечом и, в совершенный разрез с собственными словами, сам обошёл слизеринца, а затем — бросился наутёк вслед за по-идиотски хохотавшей, уже удиравшей к лестнице девчонкой.       Стайка птичек пронеслась мимо, а через секунду в глубине коридора послышались визги блондинки, дикие, достойные лишь кабацких пьяниц ругательства Уизела и шелест десятков крыльев летающих «монстров». Посчитав, что в придачу к патологической тупости и полному отсутствию мозгов, оклёванный Визгли получил своё, Малфой лишь криво усмехнулся, коротко обернувшись на звуки, и двинулся вперёд по коридору.       О заклятии Авис — явившемся наказанием для рыжего нищеброда в паре с боевым Оппуньо — рассказывала МакГонагалл ещё неделю назад, а то, что Рон Уизли и его девка испугались этих несчастных птичек — результат крайней невнимательности и безалаберности на уроке декана родного факультета — простейшего заклинания Фините хватило бы, чтобы остановить атаку птиц.       Перед глазами вновь сгустилась тьма, а возгласы отдалялись с каждым не слишком твёрдым шагом вперёд по коридору. Откуда-то из недр подсознания, внутренний голос подсказал слизеринцу, что тот человек, ради которого он покинул праздничное застолье в родном поместье больше похожее на театр самого идиотского абсурда во вселенной и хитроумный создатель замечательных пташек — одно и тоже, весьма симпатичное лицо, скрывавшееся, судя по направлению движения двух недоумков, где-то в глубине коридора.       Конечно, Малфой не сомневался ни на секунду в «восхитительной» способности Визгли извергать из своего рта умопомрачительные глупости, порой ввергавшие в полное оцепенение, но что, во имя всего святого, мог сделать или ляпнуть чёртов нищеброд, чтобы вызвать подобную реакцию Грейнджер?       Тихий, еле различимый звук, похожий на шелест дорогого тончайшего шелка, скользнул мимо и заставил прервать мысленный анализ странного поведения Гермионы и слепо обернуться. Шелест затих, смешавшись с тишиной и тьмой коридора. Сделав небольшой шаг вперёд, Драко протянул руку и, нащупав гладкую материю, ничем не напоминавшую грубый камень стен, осторожно потянул её в сторону. Из-под невидимого капюшона, показалась растрепанная голова, растерянно обернувшегося Поттера, и Малфой, с тщательно скрываемым злорадством наблюдая за воинственным блеском круглых стёкол очков, зловеще шепнул:        — Минус двадцать баллов, светоч.       Поттер дёрнулся будто именно в этот момент, его пронзил удар молнии.        — Гад! — раздражённо выплюнул Избранный. — Надеюсь, ты подавишься своими чёртовыми баллами!        — Сожалею, но они твои, — намеренно мерзко усмехнулся Драко, — Ещё пятнадцать, — невозмутимо пожал он плечами. — За оскорбление Главного Старосты, — услышав гневно-недоуменное пыхтение Поттера, скучающе сообщил Малфой.       Раздраженно поморщившись, Гарри опустил взгляд на невидимые носки своих ботинок, но затем вновь подозрительно воззрился прямо в глаза своего вечного недоброжелателя.        — Какого чёрта ты вообще здесь делаешь? — после короткой паузы, прошипел Поттер, и, ожидаемо яростно стянув с плеч мантию-невидимку, он сделал шаг вперёд, всматриваясь в непроницаемые глаза слизеринца, полушёпотом протянул: — Малфой?       Поморщившись от запаха огневиски, разившего от дыхания Поттера, Драко усмехнулся ещё более мерзко: наверное, перегаром несло и от него, но, в отличие от слишком дерзкого идиота со шрамом, Малфой имел вполне определённые полномочия. Почти задохнувшись от бесспорного превосходства над изрядно растрепанным оппонентом, слизеринец, полностью скопировав таинственность его тона, проинформировал:        — Это совсем не твоего ума дело. Минус десять баллов за распитие спиртных напитков, — сверху вниз глядя на вновь растерявшегося Поттера, он посоветовал: — На твоём месте, я бы собрал запрещённые к использованию в школе побрякушки и уже мчался в Башню Гриффиндора, — Гарри инстинктивно смял мантию, суетливо сунув её в карман брюк. — Хороший мальчик, Поттер. Проводить тебя до гостиной или сам как-нибудь?        — Пошёл ты! — злобно рыкнул Поттер, уже из-за плеча.        — Ну-ну, — усмехнулся Малфой, вслушиваясь в неровные шаги своего неприятеля, скрывшегося во тьме.       Дойдя почти до тупика, Драко быстро оглянулся, пытаясь решить, за какой из дверей спряталась та, от которой уже второй гриффиндорец уходит в явно нерадостном расположении духа. Он повернул ручку первой попавшейся двери, и тихий скрип петель утонул в звуке скорбного девичьего всхлипа.        — Ну что ещё, Гарри?! — донесся из-за двери печальный голос, а Малфой, инстинктивно сделав шаг назад, оторопел.       Прислонившись к стене, слизеринец попытался уложить в голове огорошившую его мысль, что Грейнджер способна плакать. Не из-за его периодически необъяснимых поступков, а, например, из-за какой-то околесицы, сказанной или совершенной святым Поттером. Или недоумком-Уизелом. Или маньяком-МакЛаггеном.       Да не важно, чёрт возьми! Едва не зарычав от вскипевшей ревности, Малфой врезал кулаком по неровной каменной кладке стены: со времени его отъезда в мэнор прошли всего одни чертовы сутки, а вокруг нее уже вьются три парня! Гриффиндорцы, чёрт их дери! Каждый мыслит в меру своей испорченности, но, ради всего святого, — только что Грейнджер находилась один на один в пустом классе с Поттером.       Горечь разочарованного сожаления тотчас почувствовалась на кончике языка — зачем ему понадобилось искать её? Ведь он совершенно точно её искал, как верный пёс! Кому, чёрт подери, от этого стало легче?        — Не стой на пороге, — легкие шаги вернули в реальность, а новый скрип распахнувшейся двери заставил принять невозмутимый вид.       Такое знакомое упрямое фырканье почти привычно вызвало улыбку, но Малфой усилием воли точно так же — привычно — натянул на себя маску невозмутимости.        — Гарри! Прекрати притворяться! — нетерпеливо протараторила Грейнджер и, тихо шагнув через порог, строго добавила: — Я всё равно знаю, что ты здесь! Э-э-э…       Расширившиеся от удивления, поблескивающие в темноте глаза вцепились в его лицо. Как ни старался, Малфой не смог сдержать кривой улыбки, сорвавшей с него чёртову маску. Определённо, небольшая уступка самому себе того стоила — Гермиона выглядела страшно растерянной, даже взвизгнула от неожиданности, отскочив к распахнутой двери заброшенного кабинета. В следующий миг, она воровато оглянулась вглубь коридора и, схватив Малфоя за рукав рубашки с неожиданной для хрупкой девушки силой втянула его в класс.        — Какого… — она прерывисто вздохнула и встряхнула волосами, будто бы желая избавиться от навязчивой галлюцинации, — обвислого Мерлина ты здесь?! — тонкие пальцы больно сжали запястье слизеринца, а общее её поведение создавало весьма противоречивое впечатление.       Лившиеся из широкого окна лунные лучи выхватывали из темноты очертания её бледных щёк, покрытых чуть подсохшими дорожками слёз, а взгляд карих глаз был таким, словно в коридоре она наткнулась на нетипичное для этого замка привидение. Её пальцы разомкнулись, и Грейнджер упрямо упёрла руки в бока, строго сверля Малфоя взглядом. Полные, казавшиеся красными в полутьме губы сжались в непримиримую полоску, приведя слизеринца к совершенно неожиданным выводам. Во-первых: причиной её слёз был не Поттер, а во-вторых: похоже, этот чёртов гриффиндорский осёл успокаивал её…       Не желая даже представлять методы успокоения, Драко зябко передёрнул плечами и, медленно втянув в себя пыльный воздух, попытался подавить ярость и ревность, вновь вскипавшие в душе.       Гермиона заметила. То ли услышала дрожащий вдох, то ли почувствовала и подалась вперёд, чтобы прижаться к его груди, может быть — даже поцеловать. Узкие ладошки скользнули по ткани рубашки, вверх, к плечам, но взгляд её оставался напряжённым. В поле зрения попали её приоткрывшиеся губы, вызвав непреодолимое, нестерпимое желание прикоснуться к ним, чертить языком влажный контур, а затем вновь врываться, завоевывать, сминать их в поцелуе и никогда, чёрт возьми, не отпускать Грейнджер от себя…       Тщетно пытаясь игнорировать россыпь мелких мурашек, остававшуюся на коже после скользящих прикосновений кончиков девичьих пальцев, Малфой поднял её лицо за подбородок и шепнул:        — Что? Не ждала? — она растерянно качнула головой, неловко переступив с одной ноги на другую. — Неудивительно… — почти касаясь её губ и умирая от навязчивой идеи просто коснуться их, выдохнул Малфой. Не удержавшись, он невесомо дотронулся до девичьей щеки. — Твои карманные олухи всегда под рукой, правда?       Прямой, удушающе-тяжёлый взгляд остановился, прожигая лицо в районе переносицы.       — Неужто я ошибаюсь?       Дикое чудовище, дышащее огнём невыносимой ревности вновь больно царапнуло по ребрам изнутри. Почти слыша его утробный рык, Малфой смотрел прямо на Грейнджер, хлопнувшую ресницами, но, тем не менее, не сказавшую ни слова.        — Кто из них? — сквозь зубы процедил Драко, грубо схватив гриффиндорку за предплечье. — Грейнджер? Из-за кого ты ревёшь?!        — Что?..        — Ваша сообразительность, профессор Грейнджер, сегодня просто поражает, — брезгливо выпустив её руку, буркнул Малфой. — Уизли, Поттер или чёртов амбал?       Гермиона вмиг отшатнулась, словно от огня и, разочарованно качнув головой, опустила взгляд на носки своих туфель, пробормотала:        — Не понимаю… — она тихо шмыгнула носом и, потерев предплечье, добавила: — Я не понимаю тебя…       Очевидно, сообразив, о чем идёт речь, Гермиона резко подняла взгляд и, гневно сверкнув глазами, толкнула Малфоя в грудь, прошипев:         — Проваливай!        По инерции отшатнувшись к двери, Драко, ошарашенный подобными переменами в настроении, проследил, как она, нарочито громко стуча каблуками туфель, прошагала к окну. Тонкие руки, упершиеся в каменный подоконник явно свидетельствовали о невообразимой степени её напряженности, а дрогнувшие узкие плечи внушили дикую жалость, выбив из головы почти все рассуждения о чёртовых гриффиндорцах, вившихся вокруг неё.        — Грейнджер… — почти против воли слетело с губ.       Каштановые кудри дрогнули. Видимо, Гермиона хотела обернуться, скорее по привычке — машинально — при звуке своей фамилии, но совершенно издевательски осталась в прежнем положении, неотрывно изображая, будто пейзаж за окном интересует её больше всего в этом мире.       Чёрт подери, это просто невыносимо!       Она невыносима.       Так же, как и он.       Ворочавшееся в груди чудище вновь царапнуло ребра, но почему-то именно сейчас ревность волновала слизеринца даже меньше собственной жизни. Воспользовавшись моментом временной апатии, Драко преодолел расстояние между ними в несколько шагов, окончательно наплевав на семейную гордость, семейную же честь, упрямство — на всё.       Один, пугающе короткий миг — и под ладонями ткань рубашки, обтянувшая хрупкие девичьи плечи. Хотелось сорвать ненужную материю к чертям, чтобы ощутить под подушечками пальцев тепло её кожи.       Что там Забини говорил про то, что ему, Малфою, нужно сворачивать весь этот странный роман? Несомненно — отношения у них с Грейнджер — противоречивей не придумаешь, но если бы только Блейз знал, каково это ощущать мягкость её губ и вдыхать аромат крупных кудрей… Это хуже, чем одержимость. И это же важнее, нужнее и лучше любых, даже самых огромных сумм денег…       Да и какая, к чёрту, разница, какой из дебильных гриффиндорцев — причина её слёз, если в компании невыносимой Гермионы Грейнджер Драко чувствовал себя так… Так невыносимо, непередаваемо прекрасно? Плевать на ревность — ведь только с ней он волен делать то, чего по настоящему желает всей своей чёрной душой!        — Прости, — прикоснувшись губами к кудрявой макушке, шепнул слизеринец, не обратив внимания на странное ощущение после непривычной фразы. — Я перестарался…        — Скажи-ка мне, — тихо всхлипнув, Гермиона резко развернулась и, опасно нахмурив брови, с поражающим сарказмом уточнила: — Когда ты плелся по коридору, случаем, не заметил звонко щебечущих птичек?        — Нет, — не известно, зачем соврал Малфой. — Делать мне нечего, как следить за идиотской живностью! — скучающе добавил он.        — Так значит? — угрожающе прошептала Грейнджер, парень самодовольно кивнул. — Ну, что ж. Пеняй на себя… — театрально вздохнув, она извлекла из нагрудного кармана волшебную палочку. — Авис!       Новая порция пташек взвилась над ними. Мелодичный щебет и шелест крохотных крыльев напомнил Малфою сцену с Уизли, и он невольно хохотнул, чем вызвал ещё большее неудовольствие Грейнджер, которая занесла палочку для второго, уже менее безобидного заклятия.        — Подожди, — мгновенно прекратив веселье, Драко притянул её к себе и впился в губы, о которых мечтал с того самого момента, как переступил порог мэнора.       Чёртовы сутки без неё впервые в жизни казались вечностью, а разговоры в родном поместье — длинными и совершенно бессмысленными, хотя, кажется, тётка рассказывала о чём-то важном. Наверное, об отце или о Волдеморте…        — Я люблю тебя… — шепнул Малфой прямо в поцелуй, вновь совсем не обдумав своих слов. Но эта фраза казалась сейчас абсолютно уместной и правильной.       Взгляд Гермионы обжёг лицо, а её молчание оглушало сильнее, чем самый громкий крик. Щебет птичек уже не казался весёлым, а выдох:        — Знаю, — поверг в полную оторопь.       Малфой думал, что ему показалось.       «Знаю», надо же!       Именно сейчас, он рассчитывал на совсем другой ответ, но короткий щелчок двери за спиной вернул в реальность, и Драко, заметив как в ужасе округлились глаза Грейнджер, вдруг понял: дело — дрянь. В этом пыльном классе был ещё один человек.        — Джинни… — растерянно всплеснув руками, пролепетала Гермиона. С сожалением вздохнув, она выскользнула из объятий слизеринца.       В последний раз печально глянув на Малфоя, Грейнджер распахнула дверь и бросилась вслед за подругой, а пташки, щебетавшие над его головой, спустя миг растаяли в воздухе.       Она всё слышала.       Чёртова Уизлетта теперь знает правду.        От ощущения собственной беспомощности Драко страшно хотелось сломать что-нибудь, но вместо этого, он внешне спокойно ждал, того момента, когда в дверном проёме вновь покажется Гермиона.

***

29 сентября 1998 года.       Капли проливного дождя, словно нарочно звонко бьющие в широкое стекло дома номер 12 по площади Гриммо, впивались в затылок, словно острые иголки, пропитанные едким ядом раздражения. На улице, тщетно пытаясь спрятаться от разбушевавшейся стихии под выворачивающимися от порывов промозглого ветра зонтами, спешили на работу обычные люди, не имевшие и малейшего понятия ни о тайном магическом мире, ни даже об огромном особняке, прятавшемся между домами номер 10 и 14.       Гермиона поморщилась, глянув в атакуемое противным ливнем окно. Голова трещала невыносимой болью, но несмотря на этот прискорбный факт, Грейнджер, будучи жалостливой от природы, искренне посочувствовала несчастным маглам, коротко вспомнив о своих родителях. Если бы им удалось выжить, то, наверное, они точно так же спешили на работу в это утро… и непогода — была бы самой серьезной их проблемой.       Глотнув горячего чёрного кофе, Гермиона вздохнула: только этот бодрящий напиток, в изобилии имеющийся в запасах Гарри, и спасал её с того самого момента, как началась эта лживая вакханалия, по чистой случайности называющаяся судом Визенгамота. Гарри, ещё ранним утром убежавший в Министерство, очевидно не торопился возвращаться, а ведь на 13:00 назначено очередное заседание, и без поддержки друга, Грейнджер совершенно точно не справится с диким, хоть и уже вполне привычным напряжением.       Опасливо покосившись влево, Гермиона вновь воззрилась на покоившуюся на углу обеденного стола газету. Кричащим шрифтом на первой же странице Ежедневного Пророка значилось: «Рита Скиттер раскрывает грязные тайны Пожирателей смерти! Кто они: кровожадные убийцы или жертвы обстоятельств?». Тяжело сглотнув, Гермиона притянула к себе чёртову газету. С обложки из-за стекол очков в зелёной кошачьей оправе на неё хитро смотрела женщина, исказив грубые черты лица в благостно-приторной улыбке. Закусив кончик своего Прытко пишущего пера, Скиттер вульгарно-шутливо грозила наманикюренным пальцем, а в следующий момент заливалась манерным смехом, запрокидывая голову и демонстрируя читателям белые ровные зубы.       Подавив приступ тошноты, Грейнджер торопливо перелистнула газету до указанных на обложке страниц, чтобы хотя бы ознакомиться с текстом несомненно грязной статьи и, по возможности, найти нарушение магического права. Тонкая бумага сухо хрустнула, а Гермиона, внутренне похолодев, брезгливо поморщилась: длинную статью венчал скверно, явно наскоро выполненный монтаж из колдографий Северуса Снейпа и Лили Поттер.       «Ввиду проходящих по сей день громких заседаний Визенгамота над бывшими приспешниками Того-кого-нельзя-называть, почётный сотрудник редакции Ежедневного Пророка, — Рита Скиттер — вдребезги разбившая не одну добрую репутацию, приняла решение собрать все истории так называемых Пожирателей Смерти в один сборник-книгу, в которой будут изложены судьбы, сложившиеся самым причудливым образом. Некоторые из наших читателей зададут справедливый вопрос: «Зачем?»— и в опережение, наша редакция посчитала нужным поинтересоваться мотивами непосредственно у автора.        — О, вы не представляете себе, сколько в жизнях этих глубокоуважаемых господ секретов! — смеется: — В шкафах из ценных пород дерева имеются целые кладбища выбеленных временем скелетов, и, думаю, читателю было бы интересно узнать как затянутые паутиной так и совсем свежие тайны древнейших семейств.        — Но, Рита, что именно сподвигло вас на подобное решение?        — Честно? Изначально — после падения Сами-знаете-кого — я хотела собрать досье на бывших Пожирателей, но копнув поглубже, я нашла такую информацию, что сама, признаюсь, испытала лёгкий шок.        — Например?        — Неужели вы думаете, Эбби, что я стану раскрывать содержание моей книги до выхода в свет? — смеется: — Но кое-что, я всё же могу приоткрыть. Около двух месяцев назад, мне предоставилась информация о том, что Северус Снейп — один из самых приближенных слуг Сами-знаете-кого, профессор зельеварения, а затем — директор школы чародейства и волшебства Хогвартс — и Лили Поттер (Эванс) — более известная, как матушка Мальчика-который-выжил — были друзьями в школе.        — Неужели?        — Именно так. Более того: Снейп питал к мисс Эванс совсем не дружеские чувства, со временем переросшие в настоящую любовь, которую, как оказалось, скромный профессор Хогвартса, пронёс через всю свою жизнь.        — Расскажите ещё что-нибудь!        — Эбби, книга всё ещё не дописана, да и терять потенциальных читателей я не планирую! Тем более — на последнем посещённом мной судебном процессе, я почерпнула информацию, которая, признаться, ещё более захватывает душу, чем история Северуса Снейпа…»       Газетные страницы вспыхнули синим пламенем. Когда Гермиона поняла, на какую душещипательную историю намекнула Скиттер, то приняла решение незамедлительно, не подумав даже о том, что, вполне, возможно, Гарри так и не прочитал выпуск.        — Пожар! — с громким хлопком появившись в тёмном холле, взвыл Кикимер. — Пожар! Грязнокровка задумала спалить дом моей госпожи! — старый эльф вздернул гобелен за которым скрывался портрет его почившей хозяйки, и та, в свою очередь, так же залилась воплями:        — Грязнокровки и предатели крови в родовом гнезде великих Блэков! Бедный-бедный мой Орион*, он бы умер от одного вида этого вульгарного отребья!!!       Торопливо проследовав в прихожую, Гермиона без лишних сантиментов опустила пыльный гобелен на портрет сварливой старухи и, облегченно выдохнув, когда в помещении вновь воцарилась блаженная тишина, пробормотала:        — Иди отдохни.        — Грязнокровки не смеют приказывать Кикимеру! — прокрякал старый эльф, но, тем не менее пошлепал в направлении кухни.       Громкий стук в дверь, прервал увлечённое разглядывание спины сутулого домовика, и, пройдя к очередному источнику шума, Гермиона на минуту задумалась над тем, кто, ради Мерлина, может прибыть сюда в такую рань, кроме Гарри, всегда имевшего ключи от особняка при себе. Наверное, пережитая война слишком больно ударила по психике, сделав её склонной к маниакально-депрессивной паранойе, грозившей перерасти во что-то гораздо более серьёзное. Прекрасно понимая возможность незавидной перспективы стать пациентом отделения для буйных в Больнице им. св. Мунго, Грейнджер выбросила из головы все занудные рассуждения и повернула ручку.        — Привет, — прозвучало, словно гром среди ясного неба, а небрежный, но всё же до боли знакомый, родной вид говорившего поверг в ступор.       Хотелось броситься ему на шею, расцеловать его веснушчатые щеки, а потом избить чем-нибудь потяжелее.        — Что тебе нужно? — подавив вышеописанное желание, сухо поинтересовалась Гермиона, стараясь изобразить как можно более неприступный вид.        — Хотел поговорить… — виновато изучив носки своих кроссовок, буркнул Рон и, не поднимая взгляда, тихо уточнил: — Впустишь меня или так и будем стоять на пороге?       Войдя в просторную столовую, Рон подозрительно оглянулся по сторонам и, покосившись на шедшую следом Гермиону, произнёс:        — Что у тебя здесь горит?        — Ты пришёл, чтобы меня допросить? — вскинув бровь, вопросом отозвалась Грейнджер, опустившись в любимое кресло. Скрестив руки на груди, она свысока воззрилась на растерянного друга и, подняв подбородок, безэмоционально произнесла: — Говори, что хотел.        — Я… э-э-э… — почесал он рыжую шевелюру, — Хотел сказать, что… м-м-м… Ты и Малфой… — он напряженно закусил губу, виновато потупившись на явно старательно сдерживающую злость подругу, — В общем… прости меня, Гермиона… Я был не прав!        — В чём? — беспощадно бросила Грейнджер, закинув ногу на ногу.        — Ну… в том, что обвинил тебя в… во всех грехах, — Рон пожал плечами и, очевидно не найдя больше слов для описания своей вины, выпалил: — Ты совсем не виновата в том, что чёртов белобрысый змей совратил тебя!        — Извинения приняты, — холодно кивнула Гермиона и, заметив в миг расплывшуюся улыбку на лице друга, сухо продолжила: — Рон, ведь мой рассказ ещё не закончен. Ты в серьёз думаешь, что сможешь сохранить нашу дружбу, услышав дальнейшие подробности? Поверь, тебе они не понравятся…        — Да, — перебил он, вновь опустив взгляд. Изучив паркетные доски, Рон понуро пробормотал: — Я думал, что мы будем вместе, Гермиона… ну, после того, как ты вернешься из Австралии. А теперь… после Малфоя…        — Что? — возмущённо выдохнула Гермиона, подскочив из кресла.        — Ну, наверное после Малфоя, я мог бы показаться тебе скучным… или… ну неопытным или ещё… каким-то… — он смущенно ковырнул носком кроссовка стык досок. — Кроме того, я и впрямь думаю, что ты… эм… Ну, что ты все ещё испытываешь какие-то эмоции… К нему. К Малфою…       Тяжело вздохнув, Уизли поднял взгляд и вздрогнул от неожиданности: Грейнджер стояла напротив и непримиримо сверлила глазами его переносицу, а затем, украдкой глянув на его губы, неожиданно усмехнулась, таинственно уточнив:        — Хочешь проверить?        — Гермиона… — чувствуя, как пульс неумолимо учащается, а кровь в венах вскипает, полувопросительно пролепетал Рон, — Ты чего это задум…       Прикосновение её нежных губ заставило замолчать, а движение узких ладошек, скользнувших от кистей его рук вверх по плечам — притянуть её к себе за тонкую талию, судорожно пытаясь подавить восторженную мысль о том, как он мечтал, чтобы всё это произошло когда-нибудь. И даже назойливо сверлившая голову мысль, что чёртов Малфой был её первым, целовал эти губы так же, как и Рон сейчас, не волновала, потому что мир покачнулся, закружив пространство и оставив только обжигающе сильные ощущения.        — Ну что? — прервав поцелуй, невозмутимо уточнила Гермиона.       Горько усмехнувшись, Рон покачал головой и, взглянув прямо в бегающие глаза, мягко отстранил её от себя.        — Ты любишь его, — шепнул Рон, — не обманывай себя, Гермиона… Я знаю, ты считаешь меня не самым умным… Но, поверь, твоя неискренность чувствуется, — чмокнув её в щёку, он добавил: — Ещё раз, прости меня. Ну и… до встречи.       Когда входная дверь захлопнулась, а напольные часы, прервав минутную тишину пробили десять раз, Гермиона безэмоционально глянула в сторону прихожей и, опустившись на стул, уставилась в окно, пытаясь переварить этот чёртов разговор и своё совершенно идиотское поведение, которым, она и повергла Рона в абсолютно необоснованные сомнения.       Приложив пальцы к губам, Грейнджер осознала одну простую вещь — она никогда не сможет быть с Роном. Как бы ни было обидно, как бы не разрывалось её глупое сердце, но одного поцелуя стало вполне достаточно, чтобы понять это, но и Малфоя, вопреки подозрениям друзей, она не любит.       Не сейчас.       Однозначно… _______       *Орион Блэк — муж Вальбурги Блэк, портрет которой и украшает прихожую особняка на площади Гриммо; и отец Сириуса и Регулуса Блэков.