***
29 сентября 1998 года. — Касаемо сегодняшней статьи… Стрелки настенных часов показывали четверть двенадцатого, а Гарри, ожидавший начала разговора вот уже добрых пятнадцать минут, встрепенулся от неожиданно громко прозвучавшей фразы. — Э-э-э… Господин Министр… — подняв взгляд от постукивавших по крышке письменного стола пальцев Кингсли, Поттер растерянно моргнул, — какой ещё статьи? Признаться, Гарри терпеть не мог аудиенции у Министра! Конечно, подобные приглашения не сыпались на него как из рога изобилия, но Кингсли, очевидно, ещё не успев отучиться от аврорских привычек, каждый Мерлинов раз сверлил любого своего посетителя мучительно-испытующим взглядом, пока тот, загипнотизированный уютным потрескиванием поленьев в камине и тихим тиканьем часовых стрелок, ожидал начала разговора. В такие моменты, Поттер искренне радовался тому, что его всё же приняли на стажировку в Аврорат, а не в Главный Аппарат Министерства, но вот Перси Уизли можно было так же — искренне — пожалеть, ведь тот, несчастный, в силу своей должности вынужден был общаться с Министром каждый день. Прошив самого известного новобранца Аврората ещё одним, крайне отдаленно напоминавшим сочувствие взглядом, Кингсли печально усмехнулся и принялся шелестеть бумагами, в огромном количестве и изрядном беспорядке покрывавшими его добротный письменный стол. Одного короткого взгляда стало более, чем достаточно, чтобы понять, о чём шла речь минуту назад. Чёртова газета не выходила из головы всё утро. Ещё бы! Поттер, естественно не единожды поперхнувшись утренним чаем, прочёл статью Скиттер за завтраком, но главная загвоздка была в том, что из его памяти напрочь вылетело: сжёг он издание или оставил макулатуру на столе, дожидаться пробуждения Гермионы. — Как считаешь, Гарри, этично ли пропускать такое в печать? — со злобой шлёпнув газету на стол, Кингсли испытующе покосился в его сторону, но Поттер лишь пожал плечами, тревожно размышляя, в какой из частей света искать Гермиону в том случае, если эта несчастная статья попалась ей на глаза. — Понятия не имею, — апатично буркнул Гарри. — Я же не редактор, — он вспомнил — газета осталась на обеденном столе — и, всеми силами стараясь не заорать от ужаса, что, вполне ожидаемо смутило бы Министра, пробормотал: — Даже и претендовать не хочу… Очевидно, Кингсли, как и подобает людям его профессии, обладал отличной интуицией: вновь воззрившись на посетителя, он тяжело вздохнул и, понимающе кивнув, произнёс: — Значит… всё же прочёл, — Бруствер притянул к себе блокнот с самопишущим пером и, сделав какую-то пометку, учтиво поинтересовался: — И каково твоё мнение? Гарри ещё раз брезгливо покосился в сторону паршивой газетёнки. Какое мнение у него может быть? Конечно, после не самого приятного в мире чтения, он почти чувствовал скрип песка на зубах, будто бы залпом глотнул ушат грязи, вновь вылитой мерзавкой Скиттер на доброе имя его семьи и на него — в частности. Но гораздо больше во всей этой в высшей степени дерьмовой ситуации Поттера волновала реакция Гермионы, на историю которой так же был сделан не менее смердящий намёк. — Мне всё равно, — невозмутимо поведя плечом, Гарри заметил, как брови Кингсли медленно поднялись, — Понимаете, моя мать и Снейп… эм, то есть профессор Снейп… — потерев затылок, он задумался: а стоит ли вообще как-то комментировать это? Но чувствуя на себе прожигающие-удивленный взгляд Министра, Поттер нехотя признался: — Видите ли, я знал всё задолго до выхода этого номера… И, честно говоря, думаю, им, так же, как и мне — плевать… — горько усмехнулся он, подчёркнуто небрежно пожав плечами. Выдержав паузу, Гарри, опустив взгляд на носки своих туфель, тихо добавил: — Они оба мертвы, сэр. — А как же память? — ошарашенно выдохнул Кингсли и неосознанно смял обложку Пророка, а Рита, поправив упавшие с переносицы очки, мерзко сморщилась и, укоризненно глянув на обидчика, покинула колдографию. — Гарри, Скиттер замарала память твоей матери! Это ведь совершенно недопустимо и… — Но это правда, Кингсли! — не выдержав, Поттер подскочил со стула для посетителей, а на одной из сжатых в кулаки кистей его рук проступили вырезанные давным-давно слова: «Я не должен лгать». Заметив побелевшие шрамы, Министр вновь вопросительно глянул Гарри в глаза, но тот, спрятав руку в карман форменной аврорской мантии, только буркнул: — Извините, — и, опустившись обратно, тяжело сглотнул: чёртова война вытянула из него немало нервов, а идиотские статьи, которые с завидной регулярностью приходилось прятать от Гермионы и не менее идиотские суды, больше похожие на публичную расправу, напрочь выжгли способность к терпению… — Пора бы всем понять, что ни моя мать, ни отец — не были святыми. Как, в общем, и все люди, — немного успокоившись, заключил Гарри, приказав себе быть как можно более корректным, ведь если он сорвётся ещё раз — собственная его просьба совершенно точно не будет выполнена даже частично. — Как и твоя подруга, — снисходительно качнув головой, резюмировал Кингсли. — Как и Гермиона, — сквозь зубы раздражённо процедил Гарри, решительно не понимая, на чёрта нужно продолжать теребить эту самую неприятную для него тему, — как и я, и вы, господин Министр, — вновь заставив себя принять долженствующий сотруднику Аврората вид, Поттер безэмоционально повёл бровью. — Знаете ли, люди вообще иногда поступают совсем не так, как мы того ожидаем, но от этого они не перестают быть нашими родителями или друзьями. Проследив за старательными попытками Поттера выглядеть невозмутимым, Кингсли печально вздохнул — эта способность приходит лишь с опытом, если конечно, она не впитана с молоком матери, как, например, у Малфоев. Из того мальчишки-подсудимого получился бы отличный аврор, если б не потускневшая со смертью Волдеморта Тёмная Метка на его левом предплечье и наследственная трусость, способная испортить любое дело в самый неподходящий момент. — Значит, — скрученная в неаккуратную трубку газета полетела в мусорную корзину под письменным столом, — С тиражом мы ничего не делаем? — иронично вскинув бровь, произнёс Министр, Поттер качнул головой и хотел добавить что-то ещё, но Бруствер резко перевел тему, поинтересовавшись: — Так зачем ты записался на приём? — Но, сэр, ведь вы сами пригласили меня, — вновь, опасливо глянув на Кингсли, осторожно напомнил Гарри. — Ах, да… — будто бы только что припомнив, медленно кивнул Министр, — Но ты же записывался! — он быстро пролистал свой блокнот и, очевидно, не найдя нужную запись, разочарованно отодвинул его в сторону, сконфуженно проговорив: — Но, в общем, ты ведь хотел обсудить со мной что-то кроме этой жалкой статейки? Видеть смущённого Кингсли — истинное удовольствие. Редко кому, из ныне живущих, удалось наблюдать это практически небывалое и, к сожалению, недолгое зрелище: вмиг собравшись, бывший шеф Аврората вновь сурово нахмурился и вонзил свой испытующе-жуткий, истинно аврорский взгляд в стажера. — Видите ли, — Гарри замялся, в последний раз мысленно взвешивая пропорцию целесообразности к дерзости своей просьбы. Когда первое всё так перевесило на чаше придуманных весов, Поттер выпалил: — Я хочу увидеться с Драко Малфоем. Черты лица Министра стали каменными, а Гарри пришёл к неутешительному выводу, что, по-видимому, измерительный прибор в его голове немного поистрепался и отчаянно требует замены. — Зачем? — грубо осведомился Кингсли, вновь став похожим на одного из преподавателей по оперативно-следственной деятельности в Высшей школе Аврората, и Поттер опять замялся. По сути, каких-либо веских причин для встречи с Малфоем у Гарри не было, как и весомых аргументов для того, чтобы как-то уломать Кингсли выписать разрешение. В голове снова проходил судорожный анализ, а внутренняя дрожь и волнение за лучшую подругу так и не желали покидать Поттера. — Мне очень нужно поговорить с ним о Гер… — Хорошо! Гарри не поверил своему слуху и даже хотел переспросить, но затем, подняв взгляд на Министра, вновь ожесточенно искавшего что-то в ворохе бумаг, понял — лучше заткнуться. Выдернув маленький кусок пергамента из самого низа одной из исполинских стопок документов, Кингсли раздражённо нацарапал что-то, а после взмахнул палочкой. В мгновение ока листок сложился в самолетик и молниеносно пролетел прямо над ухом растерянно наблюдавшего за происходящим Поттера. — Надеюсь, ты хоть немного понимаешь, что делаешь, — рыкнул Министр, внимательно наблюдая, как Гарри старательно прячет торжествующую улыбку, вот-вот готовую озарить лицо. — Можешь встретиться с ним. После заседания. В камере для допросов номер пять.***
Довольно скаля обведённый красной помадой рот, чёртова Рита Скиттер бесстыже смотрела прямо на Гермиону, занявшую своё место за свидетельской кафедрой, и, раздражающе-нетерпеливо постукивая стальным кончиком ядовито-зеленого пера, явно злорадно ожидала какой-то реакции на свое паршивое интервью. Грейнджер же, выслушав уже привычные вступительные вопросы Кингсли, стиснула зубы, чтобы и впрямь не вылить на зловредную репортершу те многочисленно-едкие словесные помои, которых та, вне сомнений, заслужила! Признаться, Грейнджер изо всех сил подавляла навязчивое желание вцепиться в чёртову идеально уложенную прическу Скиттер, и, памятуя мудрые, хотя и трудноисполнимые советы Гарри, подчёркнуто не обращала на плотоядный её взгляд решительно никакого внимания. Со злостью покосившись в сторону подсудимых, Гермиона встретилась взглядом с непонимающе округлившимися серыми глазами. Конечно же, Драко почувствовал, понял — случилось что-то такое, из-за чего все в этом огромном зале вели себя совсем нетипично. Грейнджер тяжело вздохнула, переведя взгляд на деревянную крышку кафедры: он не виноват. Но, Мерлин, как же Малфою повезло, что в тюремные камеры не доставляют никакой прессы, и он понятия не имеет о том, что циничная ведьма Скиттер уже запустила свои грязные пальцы в их общую тайну. Почувствовав прилив чёрной зависти к заключённым, Гермиона встряхнула волосами в попытке прогнать странный приступ, но навязчивая мысль о том, чтобы скрыться куда-нибудь с этой планеты так и не ушла. Во имя всего святого, то, что сделала Рита не может остаться безнаказанным — врождённое и изрядно повышенное чувство вселенской справедливости оглушающе вопило об этом — ведь чёртово интервью и есть самое настоящее грубое нарушение Магического судебного права, если даже не брать в расчет запрет на вмешательство в личную жизнь каждого гражданина Волшебного мира! — Господин Министр? — наконец справившись с противоречивыми рассуждениями в своей голове, подала голос Гермиона. — В соответствии с законом номер 25 часть 1, могу ли я попросить Вас удалить из зала репортёров? Лицо Риты Скиттер исказила гримаса дикого раздражённого удивления, а Прытко Пишущее Перо, наверное, впервые на памяти собравшихся, выскользнуло из её рук. Поймав одобрительный взгляд Гарри, Грейнджер язвительно усмехнулась: вне сомнений, мерзкая ведьма не могла не знать юридической составляющей своей грязной деятельности. — Вы уверены в целесообразности закрытия сегодняшнего заседания? — с едва заметными нотками иронии в усиленном магией голосе, уточнил Кингсли и, проследив уверенный кивок свидетеля защиты, глянул в папку со стенограммой прошлого заседания. Незаметно усмехнувшись, Министр мысленно поаплодировал хвалёной эрудиции Гермионы, задавшись лишь одним простым вопросом: почему она не додумалась до этого на самом первом заседании? — Прошу всех представителей прессы покинуть здание Визенгамота, — негромко стукнув судейским молотком, пробасил он. Создавалось впечатление, будто бы прямо сейчас, именно сюда ударила молния — такое изумлённое молчание воцарилось в зале суда. Целая минута прошла в казавшейся мёртвой ошарашенной тишине, а потом, сопровождаемые шелестом пергаментов и перьев, явно совершенно недовольные своей участью репортёры начали подниматься со своих мест. Переведя восхищённо-вопросительный взгляд с торжествующей своей маленькой победе Грейнджер на наполовину опустевший зал, Драко отчаянно не мог понять, что за дьявольщина здесь творится: насколько он знал, почти на всех разбирательствах присутствует пресса и ничего предосудительного в этом никто не видел, но сегодня, видимо, произошло что-то совсем уж выходящее за все имеющиеся рамки приличия. Коротко глянув на мать, так же, как и он с безмолвным непониманием провожавшую писак, нестройными рядами покидавших зал, Малфой нашёл глазами довольное лицо Поттера и понял — бывший гриффиндорец точно в курсе этой вакханалии. Наверное, нормальный человек обрадовался б такому повороту событий, но Драко расценил это по-своему: едва сдержавшись от того, чтобы врезать от переполнявшей беспомощности и злости кулаком по чёртову подлокотнику деревянного кресла, он подумал о том, что абсолютно идиотское пребывание в Азкабане, «приятное» полным отсутствием какой-либо информацией о внешнем мире, рано или поздно сведёт его с ума! Хотя, блаженная улыбка, блуждавшая по лицу Люциуса, вновь увлёченно разглядывавшего дементоров, летавших под потолком, явно свидетельствовала о том, что жить со съехавшей крышей очень даже неплохо, совсем наоборот — такая участь просто прекрасна! — Благодарю, — после стука дверей, закрывшихся за последним репортёром, проговорила Гермиона. — Надеюсь, теперь вы сможете продолжить? — переглянувшись с секретарем, бесстрастно уточнил Министр и, проследив новый, но уже смущённый кивок свидетеля защиты, произнёс: — Итак, мисс Грейнджер, в прошлый раз вы остановились на 25 декабря. Насколько мне известно, на следующее утро, случилось страшное происшествие? — Да, — видимо, отчётливо вспомнив события того дня, безжизненно выдохнула Гермиона. — Мой друг, Рон Уизли, чуть не погиб, выпив отравленной медовухи… Названный воровато стрельнул глазами и залился краской до корней рыжих волос, а Поттер незаметно усмехнулся, так же припомнив события, с одной лишь разницей: его воспоминания начинались с того момента, как Рон без каких-либо зазрений совести стрескал все шоколадные котелки, в которых — какая ирония — оказалось приворотное зелье из магазина Всевозможных Волшебных Вредилок братьев Уизли. — Но, послушайте, — пробормотала Гермиона, — Драко не мог совершить этого по всем законам логики! Ведь, как вы, уважаемый Министр, знаете, он был со мной в ночь перед преступлением! — Мистер Малфой, — Кингсли пронзительно взглянул прямо в глаза подсудимого, — признаёте ли вы вменяемое вам обвинение в том, что, воспользовавшись непростительным заклятием Империус, вы заставили владелицу трактира «Три Метлы», мисс Розмерту, продать профессору Слагхорну именно ту бутылку с отравленной медовухой? Коротко глянув на Гермиону, явно совершенно уверенную в своей версии, Драко виновато вздохнул и, покосившись на слишком сильно сжавшую его пальцы мать, тихо отозвался: — Полностью признаю, Ваша Честь, — не зная, куда, чёрт подери, деться от дикого стыда, Малфой опустил взгляд в пол. — Тёмный лорд убил бы всю мою семью… Всех, кто мне дорог, — как заговоренный, монотонно пробормотал он. — И вас, — язвительно закончил за подсудимого Министр. — Совершенно верно, — кивнул Драко и, вновь искоса глянув в сторону свидетельской кафедры, тихо проговорил: — Грейнджер пришлось бы хуже всех… Поэтому я и… — Да, и поэтому этот бесхребетный флоббер-червь мне и соврал! — пытаясь унять разочарование и ярость, едко закончила за него Гермиона, язвительно продолжив: — Вы уж простите несчастного мальчика, он совсем не хотел никого убивать — просто — он так струсил, что совсем не соображал, в какое дерь… Прошу прощения! В какую грязь он втянул всех, кто совершенно незаслуженно его люб… — Да послушай же, чёрт! — нервно подскочив в кресле, воскликнул Малфой, — Если бы ублюдок Реддл узнал о тебе или о том, о чём мы с тобой говорили… А ему непременно стало бы это известно после моей смерти, то тебя бы пытали до сумасшествия, и… — Но меня и так пытали!!! — врезав кулаком по кафедре, оглушительно взвизгнула Гермиона. — В твоём же чёртовом доме… — её голос осекся. Лишь лёгкие шаги от свидетельской кафедры напомнили Драко о том, что он всё ещё жив. А сдавленное: — Читай! — заставило захлебнуться воздухом — Гермиона стояла прямо перед ним, а весь зал во главе с Министром безмолвно наблюдал за происходящим, очевидно опасаясь проронить даже самый тихий комментарий. — Гряз… Грязнокровка… — даже не взглянув на свежий шрам-напоминание об его поместье и родной, слава Мерлину, покойной тётке, сбивчиво шепнул Малфой. Вцепившись в подлокотники своего треклятого кресла, он увидел, как её губы брезгливо скривились. — Грейнджер, прошу… — Всё это из-за тебя! — беспощадно перебила она, — Я думала, что умру… когда твоя «очаровательная» тётушка подходила ко мне… Тогда я считала последние секунды моей жизни, — её шепот доносился до слуха, словно невыносимые звуки ударов плети, но Драко был уверен — никто из присутствующих не слышит его. Эти жестокие слова предназначались лишь ему. — И знаешь, что? Перед первым заклятием, я сделала ошибку — вслух сказала, что люблю тебя, — Гермиона болезненно поморщилась, — И, поверь, больше… я ни за что не совершу подобных промахов! — Я не знал… — Конечно… Откуда ж тебе знать, если ты сбежал оттуда, как последний трусливый слизняк! — жёстко отчеканила Гермиона и, круто развернувшись, пошагала обратно к своему месту. — Я готова оплатить штраф за нарушение судебной дисциплины, — вновь встав за кафедру, обратилась она к Кингсли, тот качнул головой и, опасливо покосившись на подсудимого, казалось всей душой желавшего одного — провалиться под землю, — сказал: — Не думаю, что это необходимо, — впервые за весь период своей трудовой деятельности, бывшему аврору Брустверу стало по-настоящему жаль бывшего Пожирателя. — Продолжайте, мисс Грейнджер. — Спасибо, — благодарно кивнула Гермиона, — Пришел апрель, а страсти после жутких происшествий последних месяцев так и не улеглись. Близились экзамены, а глаза застилала тьма неумолимо несущейся навстречу войны. Никто не знал, когда и как она начнётся, но с каждой секундой и каждым прожитым днём, ощущение опасности всё возрастало, а нервы натягивались до предела.***
5 апреля 1997 года Открыв вентиль смесителя, Гермиона остолбенело следила за бьющей из крана водой, закручивающейся по часовой стрелке и уходившей в слив. Если бы только вода, как гласят магловские легенды, могла забрать с собой тяжесть, поселившуюся в её душе, похоже, очень надолго. Ощущение странной недосказанности, какого-то повисшего в воздухе вопроса между ней и Малфоем не давала спокойно жить, существовать… или что ещё делают нормальные люди?.. Каждый раз возвращаясь из мэнора, Драко вел себя странно. Более того: с каждым разом, он становился всё более нелюдим, жутко выглядел и не менее жутко молчал. Молчал так, будто никогда больше не заговорит, так, словно случилось что-то совсем уж необратимое или… непоправимое?.. Одни вопросы без ответов. Набрав тёплой воды в ладони, Гермиона брызнула на заспанное лицо и глянула в зеркало: глубокие тени залегли под глазами, скулы заострились, а кожа нездорово побледнела. Прикрыв глаза, Грейнджер рассудила: вчера, она забыла про еду… опять. Да и как можно думать о надобности питаться, если в голове, словно целый рой диких шмелей, гудели предположения одно другого ужасней? Тихий скрип петель двери, ведущей в соседскую спальню, вырвал Гермиону из мрачных раздумий, и она, быстро глянув в зеркало, обернулась. Зрелище сонно вплывавшего в ванную и отчаянно зевавшего Малфоя, заставило улыбнуться: если б кто-нибудь в прошлом сказал ей, что этот парень способен так мило выглядеть по утрам — она ни за что не поверила бы! Казалось, в одной из прошлых жизней Грейнджер всерьёз считала, что этот слизеринец всегда «при параде»: причесан, хорошо одет и уверен в себе — но в настоящем всё обернулось иначе, и именно поэтому, наверное, она нашла в себе силы полюбить его. — Доброе утро, — мягко произнесла Гермиона, но Драко вздрогнул и потупился, словно совсем не ожидал встретить её здесь. Он вёл себя странно. Определённо, во всем виноват мэнор! Вернее — не само строение, а его энергетика. Ужаснувшись самому факту возникновения подобного вывода в своей голове, Гермиона мысленно закатила глаза, понимая, она катится куда-то очень далеко, на самое дно, туда, где только небытие и… сумасшедшая Сивилла Трелони. — Привет, — Драко дёрнул уголком губ в подобии слабой улыбки и, словно убедившись в совершенной безобидности девушки напротив себя, шагнул вперёд. Сердце забилось быстрее, а кровь как по команде забурлила в венах, неумолимо приливая к щекам. Чертов румянец выдал Гермиону с потрохами, не дав даже настроится на серьёзный и крайне ответственный разговор, больше напомнивший бы стороннему наблюдателю допрос с пристрастием. Тёплые, сухие после сна губы Малфоя накрыли её рот, настойчиво увлекая в то самое небытие, до краев полное безумия и дикой, почти животной, такой неправильной, запретной страсти, а лёгкое прикосновение кончиков пальцев к его горячей груди — заставляло плавится, словно кусок сливочного масла на солнце и забыть всё то, о чём кричало сознание. Потому что в такие моменты мир переставал существовать. Сердце замирало, чтобы вновь зайтись в бешенном ритме, а время останавливалось, чтобы дать им крошечную возможность на миг обычного человеческого счастья, пахнущего зубной пастой и влагой воздуха в ванне. Гермионе казалось, открой она глаза, всего на секунду, — и что-то очень важное, что-то, безумно нужное рухнет, сломается и рассыплется в пыль, погубив очарование момента, а если поддаться рациональному разуму и оттолкнуть Малфоя — её жизнь закончится в тот же миг. Потому что без прикосновений его тёплых рук и скользящих пылких поцелуев по линии челюсти и вниз, к чувствительной коже ключиц — она знала, что не выживет. Просто не сможет без него. — Почему ты молчишь? — шепнула Грейнджер на ухо Драко, настойчиво забираясь пальцами под резинку его пижамных штанов. — А ты хочешь поболтать? — он легонько прикусил тонкую кожу между девичьих ключиц. Какая, к чёрту, разница, почему его настроение менялось прямо пропорционально количеству проведённых дней в родном доме? И в конце концов, у Малфоя должны быть секреты — он ведь тоже, в какой-то мере, человек, так? Подавшись вперёд, чтобы снова почувствовать жар его кожи, Гермиона вдруг поняла: есть разница. Причины странного поведения могут быть разными: начиная похорон кого-то из близких и заканчивая предчувствием скорого апокалипсиса. Она прижалась щекой к его груди и, стараясь контролировать каждое своё слово, мягко пробормотала: — Просто… — Малфой ждал, казалось, слушая, он даже не дышал, — я подумала, что, может быть, во время визита в поместье, ты узнал какие-то… м-м-м… не совсем приятные новости? Вопрос повис в воздухе. Миг; второй — и его теплые пальцы сильнее, чем того требовалось сжали девичьи плечи, и он отстранил Гермиону от себя. Удивлённо моргнув, Грейнджер с нарастающим внутренним страхом заметила, как его серые глаза затянула ледяная корка, а правильные черты лица окаменели. — Драко, — ласково, как можно мягче шепнула она, — скажи, — Гермиона осторожно, почти невесомо прикоснулась кончиками пальцев к его плечу. Но Малфой дёрнулся, будто от её рук бил электрический ток и отшатнулся на шаг. — Что происходит? — она попыталась двинуться к нему на встречу, но Драко поднял руку, жестом показав ненужность этого поступка. — Не могу, — он сделал ещё один шаг назад и, стоя у порога своей спальни, скорбно повторил: — Я не могу ничего рассказать… Последующие часы, Гермиона не могла думать ни о чем, кроме утренних событий. Ко всему, прибавилось ещё и возвращение Кэтти Бэлл из больницы имени святого Мунго. Гарри пытался выяснить у выздоровевшей гриффиндорки, кто напал на неё несколько месяцев назад в Хогсмиде, но ответ поверг всех в недоумение — Кэтти напрочь забыла злоумышленника. Поттер негодовал и, естественно, за неимением других подходящих кандидатов винил во всем Малфоя. Рон, как и ожидалось, поддерживал друга во всем, а вот Гермиона, принявшая во внимание обстоятельство, что пакет с проклятым ожерельем был передан Кэтти в женской уборной, пыталась вразумить ребят, но неизменно наталкивалась на глухую стену. В двойном эквиваленте. Весь урок трансфигурации прошёл под недовольное бухтение ребят, которые всё так же считали, что Грейнджер что-то скрывает. И если бы они только могли представить масштабы секретов своей подруги, то, наверное, предпочли бы промолчать, но так как Рон с Гарри пребывали в блаженном неведении — с каждым новым днём Гермионе доставалось от них все новые порции ворчания. Шагая по коридору второго этажа, Грейнджер направлялась к кабинету Заклинаний, чтобы закончить этот учебный день, а после — запереться в своей спальне, с какой-нибудь толстой книжкой и ни в коем случае не думать ни о чём, кроме учебы и предстоящих экзаменов. — Это сделал он, — голос Гарри прозвучавший за спиной вызвал очередной приступ раздражения, готового перерасти в настоящую ярость. — Кто? Кто ещё, чёрт? — резко обернувшись, Гермиона встретилась с опасливо округлившимися глазами Поттера, буркнувшего: — Малфой… Мученически закатив глаза, Гермиона развернулась и, плотнее прижав к себе учебники, продолжила свой путь к кабинету профессора Флитвика. Навязчивая страсть Гарри к Малфою уже очень давно напрягала её именно тем, что в последнее время переросла в самую настоящую одержимость. Грейнджер совсем не удивилась бы, если, однажды Поттер по собственной глупости и невнимательности споткнется, например о носок ботфорта одного из рыцарских доспехов, украшавших школьные коридоры, а виноват в этом, конечно же, будет Малфой! — И, знаешь, меня терзают смутные сомнения… Джинни в последние несколько месяцев очень странная! Наверное, чертов гад её заколдовал! — злобно продолжил Гарри. Ну вот… Кивнув самой себе, Гермиона закусила губу, когда смысл сказанного дошёл до неё. Жуткое чувство вины вновь захлестнуло душу — ведь заколдовала Джинни именно она, а не Драко, который, узнав об этом, очень долго ворчал, но что сделано — то сделано. Неужели кто-то в здравом уме и трезвой памяти поверит, что Джинни Уизли, невольно ставшая свидетелем свидания Гермионы и (о, ужас) Драко Малфоя, воспримет этот факт адекватно и спокойно? Конечно же нет! Джин вопила на подругу так, что вся школа могла бы услышать, если бы Гермиона вовремя не бросила в неё Силенцио, а затем — Обливиэйт… — И вообще, думаю, Малфой замышляет что-то по-настоящему зловещее! — Остановись, Гарри, прошу тебя! — нервно всплеснув руками, взмолилась Грейнджер, — он просто бесит тебя самим фактом своего прибывания в замке Хогвартс, так же, как и ты его! Признай это и успокойся, наконец! Поттер подозрительно вгляделся в глаза Гермионе. Целая минута прошла в подобном ключе, пока Грейнджер не выпалила: — Сколько ещё раз я должна повторить, что Малфой не… — Подожди-ка, — Гарри повернул голову влево, напряженно всматриваясь в конец коридора, а затем прошептал: — Кажется, в туалете происходит что-то… — на секунду остановив встревоженный взгляд на лице подруги, он стремительно рванул к уборной. Наверное, со стороны их диалог должен был показаться смешным, но Гермионе, наоборот, стало, мягко говоря, не по себе. Нагруженная учебниками, она едва поспела за другом и, ухватив его под локоть, сбивчиво сообщила: — Гарри, скорее всего, это Миртл плачет о своей несчастной судьбе! Пойдём на Заклинания, — Грейнджер упрямо потянула его в противоположную сторону от чёртова туалета, тоже чувствуя какую-то чертовщину, но отчаянно не желая впутываться в очередную идиотскую историю. Естественно, Поттер оказался сильнее — протащив подругу почти через весь коридор, он отпустил её руку перед самым порогом уборной. — Гарри, заканчивай свою паранойю… Пожалуйста, пойдем! — умоляюще прошипела она в последней попытке вразумить друга. — Т-ш-ш, — приложив палец к губам, Поттер напряжённо прислушался, — Голос мужской, — бросив короткий, но крайне красноречивый взгляд в сторону Гермионы, констатировал он. — Почему ты не хочешь исполнить задание? — раздался звонкий голос Миртл. — Потому что не могу… Гермиона зажмурилась — этот голос и впрямь мужской. И знакомый. До боли в барабанных перепонках. Малфой… — Ну так не делай ничего! — хихикнула Миртл, задорно добавив: — Тоже мне проблема! Я, например, мертва… — Неужели ты не понимаешь?! — Малфой горестно всхлипнул, а затем скорбно прошипел: — Я должен! Обязан сделать это, а иначе… — до слуха друзей долетел дрожащий вздох, — Иначе он убьёт меня, мать, отца, и всех, кто мне дорог… и её. Гермиона опасливо покосилась на Поттера — от гнева, он уже явно не слышал причитаний Драко: злые желваки ходили по скулам, а пальцы его сомкнулись на древке волшебной палочки до белых костяшек. Ему хватило тех слов, смысл которых он смог уловить. — Гарри, — почти неслышно шепнула Грейнджер и попыталась поймать его за руку, чтобы ещё раз попробовать увести его отсюда. Но было уже поздно. Её пальцы схватили только пустоту, а Гарри рванул прямиком в уборную.