***
5 апреля 1997 года — Нет, Гарри, остановись! — бросив стопку учебников у порога, Гермиона резко дёрнула ручку прикрывшейся за другом двери. Треск керамики и шум быстрых шагов, сопровождаемых тихим плеском воды явственно свидетельствовал о том, что вечные враги, вопреки искренним надеждам, не ведут примирительной беседы. — Круцио! Гермиона почувствовала, будто огромный кирпич, сорвавшись из груди, рухнул в желудок. Что, чёрт возьми, он творит?! Мерлин, Малфой!.. — Нет... — выдохнула Грейнджер, сбросив ремень тяжёлой сумки. Послышался новый всплеск воды. Очевидно, одно из заклинаний взорвало трубу, но в эту секунду Гермионе стало восхитительно плевать на сохранность внешнего вида своей сумки, потому что в чёртовом туалете, судя по всему, происходила какая-то отъявленная в своей жути вакханалия. — Экспеллиармус! — донёсся до слуха вопль Поттера, а в следующий миг, послышался звонкий звук удара — должно быть, палочка вылетела из руки Драко и отскочила в стену. Гермиона мысленно послала хвалу Мерлину и всем остальным обитателям неба за то, что Поттер всё же оказался проворнее и, как ни странно, умнее Малфоя. — Сектумсемпра! — взревел Гарри. Незнакомая формула ввела Грейнджер в секундный ступор, но последующий громкий плеск воды в миг отрезвил сознание — заклятие точно из того потрепанного учебника, от которого она умоляла избавиться. — Чёрт! — нарушив воцарившуюся тишину, выругалась Грейнджер, поскользнувшись на мокрой плитке. Не успев ни за что уцепиться, Гермиона рухнула ничком, лишь выставив вперёд руки, чтобы не разбить лицо. Нервно выдохнув, она мгновенно почувствовала саднящую боль в колене, а после с какой-то совершенно страшной апатией заметила, что вода, залившая весь пол уборной, почему-то постепенно приобретала розоватый оттенок. На миг зажмурившись, Грейнджер встряхнула мокрыми волосами и, настойчиво уверив себя, что этот чёртов оттенок розового не значит ровным счётом ничего, неуклюже поднялась на ноги. Она торопливо прошла вперёд, неотрывно наблюдая, как прозрачно-розовая вода, достающая ей до щиколоток, по мере приближения к повороту, приобретает более насыщенный, густой прозрачно-алый цвет. Занудный внутренний голос подсказывал — случилось что-то по-настоящему страшное, но Гермиона упрямо отгоняла дикие рассуждения собственного разума, твёрдо следуя вперёд. «Пожалуйста… Только не это…» — промелькнуло в голове, а желудок скрутило дикой судорогой. «Этого не может быть…» — вновь уговаривала себя Гермиона, когда, набравшись смелости, она оторвала взгляд от кровавых пятен, плывших по поверхности чёртовой воды. Всё внутри разом похолодело, а из горла рвался надсадный, почти звериный крик ужаса, и Грейнджер отшатнулась к стене, чтобы вновь не рухнуть от той жути, что предстала глазам. Такой же, как и она, забрызганный водой и кровью, Гарри нервно ёрзал по полу на коленях, явно судорожно соображая, чем можно было бы помочь мертвецки побледневшему Малфою, лежавшему на этом самом кафеле. Из-под хаотичных разрезов на белой слизеринской рубашке проступала тёмная кровь, толчками хлеставшая из ужасающе глубоких, как от меча, ран на груди Драко. Это было похоже на один из страшных снов, и вжавшись всем телом в стену, Гермиона вновь взмолилась Мерлину, Моргане, Будде, ...Ктулху — всем, кто, чёрт подери, должен был прекратить это! Всем, кто обязан был предотвратить это ужасное столкновение… — Я… я… Гермиона… — Гарри запустил дрожащие, перепачканные кровью пальцы в и без того растрёпанные волосы. Странно, совершенно не типично для себя всхлипнув, он обернулся и хрипло, абсолютно безжизненно пробормотал: — Я… Что я сделал?!… Ты понимаешь?.. Я… Дьявол, Гермиона!.. Я ведь убил… Убил его! Безумец... Гермиона вздрогнула от внезапного звука доносившегося откуда-то из глубины уборной, но в следующий миг — слух притупился, будто кто-то нажал на кнопку уменьшения громкости. Завывания плаксы Миртл, почти досконально дублирующие слова Поттера, уже разносились, казалось, по всему замку, но Грейнджер не слышала. Она зажмурилась, изо всех сил пытаясь сдержать слёзы, рвавшиеся наружу так же, как и дикий панический крик. В голове стучала лишь одна мысль, что если прямо сейчас она не возьмёт себя в руки и хотя бы не попытается как-то повлиять на — страшно вымолвить — сложившуюся ситуацию, то всё, ради чего ещё билось её сердце разотрется и мелкой, бесполезной пылью осыплется на залитый кровью кафель. Приоткрыв отяжелевшие веки, Гермиона сделала шаг вперёд, держась за угол. Алые пятна кристально-чистой крови окружали ноги и приводили к выводу, что больше никогда она не сможет ни слышать, ни говорить. Ни в этой жизни, ни в последующих. — Я… Я не хотел… Я не специально… — рассудив, что помочь здесь нельзя, Гарри неуверенно поднялся, — Я просто… просто… — безумно стреляя глазами из угла в угол уборной, беспомощно лепетал он. — Гермиона… пожалуйста!.. На силу отлепившись от холодной стены, Грейнджер сделала ещё один шаг; второй, а затем ноги предательски подкосились, и она вновь рухнула на пол, рядом с Малфоем, снова забрызгав себя, его и нелепо мявшегося за её спиной Гарри чёртовой кровавой водой. Ушибленное колено, не выдержав второго падения, вновь напомнило о себе резкой острой болью, но Грейнджер не заметила и этого, потому что могла думать только о мелких, но не менее глубоких порезах на бледном лице Драко. Перед глазами вмиг замелькали чёрные точки, а дрожащие пальцы совершенно самостоятельно схватили его застывшую на искалеченной груди руку. Словно во сне или какой-то цветной галлюцинации ощутив, как под холодной кожей запястья слизеринца еле-еле бьётся пульс, Гермиона торопливо пошарила в складках своей насквозь вымокшей форменной мантии. — Найди помощь, — через силу хрипло выдавила она, нащупав наконец древко палочки. Поттер остолбенело молчал. — Гарри, скорей! — Гермиона обернулась, а друг, наконец, поднял взгляд от пропитанной кровью рубашки своего вечного оппонента, — Малфой жив. Приведи мадам Помфри или Снейпа, или кого-то… Ради всего святого… приведи помощь! — Хорошо, — заторможенно кивнул Поттер, — Сейчас я вернусь! После вереницы хлюпающих шагов, ознаменовавших уход Гарри, Грейнджер взмахнула палочкой и, прошептав: — Акцио, Бадьян, — вновь всмотрелась в алебастрово-бледное лицо. Она даже не заметила, как пальцы, до этого покоившиеся на запястье Малфоя, уже осторожно перебирали слипшиеся от крови с водой пряди светлых волос, а губы сами шептали: — Только не умирай… Я… я ведь люблю тебя!.. Драко, ты слышишь меня?.. Люблю… — из горла вырвался скорбный рёв, а из глаз как по команде брызнули так долго сдерживаемые слёзы. — Всё… всё будет хорошо… — она всхлипнула, — я помогу тебе!.. Прошло как минимум пару вечностей прежде, чем склянка с плещущимся в ней янтарно-жёлтым зельем оказалась в руках Гермионы. Выдернув пробку зубами, она попыталась залить страшно глубокие раны, когда Малфой слабо вздрогнул и, зашипев от ожидаемо дикой боли, приоткрыл глаза. — Бадьян не поможет, — шепнул он одними губами. Гермиона вздрогнула от неожиданности, а склянка выскользнула из пальцев и, упав на пол, прощально звякнула. — Мне ничего уже не поможет. — Нет, — упрямо фыркнув, Гермиона резко дёрнула подол своей мантии, оторвав широкую полоску. — Всё будет хорошо! — вновь всхлипнула она и принялась сооружать давящую повязку, — Не бойся! — как можно более решительно отрезала Грейнджер, — Нужно остановить кровь. И раз с Бадьяном вышла неудача, то уж с магловской первой помощью точно получится! — чёртова ткань не желала слушаться и норовила так же, как и пузырек с бесполезным зельем, вылететь из дрожащих пальцев. — Отойдите, мисс Грейнджер, — внутренне сжавшись, Гермиона замерла с наполовину готовой повязкой в руках, а затем, резко обернулась через плечо и, облегченно выдохнув, торопливо поднялась. — Можно ли ему помочь, п-профессор Снейп? — сбивчиво пробормотала Грейнджер, нехотя отойдя на шаг. — Наверное, — явно пряча от посторонних глаз такой же дикий, как и её, ужас, глухо отозвался преподаватель, — если конечно, — он пронзительно глянул ей прямо в глаза, — я узнаю, что за заклинание так изувечило моего студента. Взгляд чёрных глаз мрачного профессора затягивал в бездну, и казалось, будто Снейп буквально пробрался в её голову… Моргнув, Гермиона пролепетала: — Я… я не знаю, — дикое чувство, сжимавшее ледяной рукой душу внезапно прекратилось, а профессор отвёл свой жуткий взгляд, покосившись в сторону всё ещё истекавшего кровью Малфоя. — Сэр, прошу… Сделайте что-нибудь… — Гермиона снова не смогла сдержать скорбный вслип. — Я не знаю, что это за… и я не применя… — Сектумсемпра! — послышался запыхавшийся голос Гарри. — Вы ведь сможете помочь, профессор Снейп?.. — сбивчиво уточнил он. Гермиона оглянулась, послав Поттеру полный недоумения взгляд: если размышлять здраво, Гарри грозит исключение. Снейп, казалось, совсем не ошарашенный появлением Поттера, прочитал над Малфоем какую-то длинную формулу больше похожую на древние песнопения. Секунды казались годами. Сердце Гермионы пропустило удар, когда кровь, пятнами растекшаяся по всей уборной будто бы втянулась в глубокие раны, рассекшие грудь и лицо Драко. Внимательно наблюдавший за процессом профессор удовлетворенно кивнул, когда дикие порезы немного затянулись и, утерев платком оставшиеся на лице Малфоя алые пятна, поднялся. Снейп неторопливо шагнул в сторону изумленных зрелищем гриффиндорцев и, воззрившись в глаза Гарри, прошипел: — Я недооценил вас, — профессор дёрнул уголком губ, — Позвольте узнать, мистер Поттер, откуда вам известно столь тёмное заклятие? — Я… эм… — Гарри беспомощно покосился в сторону подруги, но Гермиона всем своим видом показала, чтобы выкручивался сам, а затем вновь перевела взгляд на слизеринца всё ещё неподвижно лежавшего на кафельном полу. — Я… читал о нём в одной из книг… э-э-э… библиотечных, сэр. — Лжец! — выплюнул Снейп. Проследив взгляд Гермионы, профессор гораздо более спокойно проговорил: — Мисс Грейнджер, — Гермиона сразу отдёрнула взгляд, — мистер Малфой очень скоро очнётся, — Снейп, вне сомнений, заметив это, изобразил какую-то подозрительно-странную гримасу, отдалённо похожую на понимающую полуулыбку, — сделайте милость, помогите ему добраться до больничного крыла, — Гермиона медленно кивнула, а профессор, вновь вонзив свой тяжелый взор в глаза Гарри, угрожающе произнёс: — А с вами, мистер Поттер, — в его голосе отчётливо чувствовался самый едкий из имеющихся на свете ядов, — разговор продолжится в моём кабинете. Прошло ещё несколько казавшихся бесконечно долгими минут, когда суровый преподаватель, внимательно следивший за секундной стрелкой на циферблате своих наручных часов, тревожно покосился в сторону студента своего факультета, а затем на двух гриффидорцев, взволнованно переглядывавшихся между собой. Гермионе страстно хотелось высказать Гарри всё то, что он, несомненно, заслужил. Чёрт подери, ведь она предупреждала насчёт долбанного учебника, заранее зная, что ни к чему хорошему увлечение Принцем-Полукровкой и его странными записями на полях ветхих страниц не приведёт! Почему никто и никогда её не слушает? Почему Поттер внял только Рону, с уверенностью предполагавшему, что Гермиона всего-навсего завидует?! — Профессор? Снейп тот час же дёрнулся к Малфою и, что-то тихо уточнив, помог слизеринцу подняться на ноги, буркнув: — Останутся шрамы, Драко… но если вы не будете забывать об обработке ран Бадьяном, то возможность этого можно свести к минимуму, — дождавшись слабого кивка от слизеринца, профессор вновь сурово насупился и, строго глянув на Гермиону, напомнил: — Мисс Грейнджер, вы… —Да-да, сэр, прошу прощения… я… задумалась, — встретившись с серыми глазами, за взгляд которых всего полчаса назад отдала бы всё, Гермиона торопливо прошагала вперёд к слизеринцу. — Ну… пойдём, Малфой, — изобразив самое брезгливое выражение, на которое только была способна мимика в данный момент, она подхватила Драко под локоть и вывела из треклятой уборной. — И что теперь грозит Поттеру? — медленно приближаясь к тяжёлым двойным дверям больничного крыла, пробормотал Малфой, но Грейнджер лишь пожала плечами. — Можно вопрос? — она утомлённо покосилась в его сторону и вновь повела плечом. — Что ты слышала? — Всё, — хмуро отозвалась она. — Оказывается плаксе Миртл можно многое рассказать, не так ли? — Гермиона потянула резную дверную ручку на себя. — Погоди, Грейнджер, — Драко прислонился плечом к стене и, как ни странно для человека буквально несколько минут назад бывшего на грани смерти, хитро сощурившись, язвительно уточнил: — Так ты ревнуешь? — Я?.. Что за вздор, Малфой? — возмущённо выпалила Гермиона, но он так и не отводил своего многозначительного взгляда. — Да ради Мерлина, ты даже ходить нормально не способен! Какая уж тут ревность?! — и вдруг, осознание того, на что чёртов Малфой намекал своим вопросом, обрушилась на Грейнджер, словно ведро ледяной воды, заставив смущённо закусить губу. — Встречный вопрос… А что слышал ты? Чёртова полуулыбка хитрющего змея, дала понять: дальнейшие вопросы излишни, а когда Драко таинственно шепнул: — Всё. Гермиона почувствовала, как к лицу вновь прилила кровь. — По крайней мере, то, ради чего стоило выжить в этой… — он хмыкнул, — туалетной перепалке.***
25 апреля 1997 года — И знаешь, что учудил этот дебильный очкарик?! — хлопнув по краю больничной койки, возмущённо воскликнул Забини. Определённо, в его последней фразе было слишком много эмоций, совсем не свойственных привычному стилю речи Блейза. Осознав этот ничего хорошего не обещавший факт, Драко, ещё немного поизучав едва заметные трещины в побелке потолка, перевёл взгляд: друг нервно ёрзал на стуле, а выражение его обычно совершенно бесстрастного лица отчётливо сообщало о том, что он всеми фибрами своей хитрющей души желал поддержки в своём нетипичном негодовании. Малфой тяжело вздохнул: вот уже полчаса он слушал рассказы о событиях последних двадцати дней. Оказалось, что Пэнс решила закрутить роман с семикурсником-рейвенкловцем; неделю назад Старая Кошка задала дико сложное домашнее задание, а новость о том, что Поттер выиграл последний матч была рассказана Блейзом буквально в нескольких действиях и с многочисленными литературными отступлениями. — Ну и что же ещё придумал наш Избранный, чтобы показаться лучше, чем он есть? — приняв условия игры, язвительно поинтересовался Малфой. В синих глазах друга зажглись воинственные искры, и, с ожесточением сжав кипельно-белую простынь, Забини ядовито произнёс: — Этот, чтоб его… Поттер… Взял и поцеловал Уизли своими кретинско-слюнявыми губами прямо за гриффиндорским столом! Обычно, Блейз изъяснялся более, чем доходчиво, но сейчас его фраза показалась очень двусмысленной. Прыснув, от вмиг всплывшей в голове картины целующихся в Большом зале закадычных друзей, Малфой едко заметил: — Я всегда знал, что эти двое явно не того оттенка. Всё ещё сжимая простынь в застывших пальцах, Забини ошарашенно моргнул; ещё раз — а затем, закатил глаза и, многозначительно фыркнув, выпалил: — Да ну тебя, Малфой, к фестралам! — он выпустил многострадальную ткань, а затем, видимо совсем не зная, куда деть нервно подрагивающие руки, схватил галеон с края прикроватной тумбочки. — Даже здесь не можешь расстаться с обожаемыми денежками? — подозрительно выгнув бровь, насмешливо протянул Забини, но, получив в ответ лишь каменный взгляд, злобно продолжил: — Я не о рыжем псе! Поттер целовал девчонку. Джинни Уизли. Драко показалось, что какая-то из почти полностью заживших ран на его груди открылась: признаться, так сильно Блейз ещё не разу не удивлял. — Положи монету, — шикнул Малфой и, всё так же, не в силах поверить, что прозвучавшие слова — правда, пробормотал: — Ты ничуть не успокоил меня, дружище… — Блейз наградил его тяжёлым взглядом, достойным только дементора, — Так почему тебя это волнует? Неужто ты, Забини, втюрился в предательницу крови? Задержав пальцы на монетке, Блейз напряженно сглотнул и, опасливо покосившись в сторону приятеля, угрожающе процедил: — О, да кто бы говорил, Малфой! — отстав наконец от галеона, он принял высокомерный вид и, скрестив руки на груди, ядовито уточнил: — Как там твой позорный трах с грязнокровкой, а? Продолжается? — неприязненно скривившись, Драко преувеличенно отрицательно покачал головой. — То-то я смотрю, Грейнджер какая-то… странная, что ли… То ли заплаканная, то ли невыспавшаяся?.. — вцепившись испытующе-гневным взглядом в растерянное лицо друга, полувопросительно резюмировал Забини. — Это неудивительно, — буркнул Малфой, вновь воззрившись в потолок, — Ненаглядный Поттер чуть не стал убийцей! Горе-то какое! Затянувшаяся тишина заставила Драко вновь обернуться, а почему-то крайне разочарованный вид друга — поднять брови в немом вопросе. — Неужели всё кончено? — вновь задумчиво теребя чёртову монету в пальцах, шепнул Забини. Глянув в синие глаза друга, Малфой кивнул, постаравшись вложить в это весь заведомо ложный трагизм. — А зачем, в таком случае, ты держишь этот поддельный галеон рядом с подушкой? — внезапно подозрительно прищурившись, учтиво поинтересовался Блейз. На первый взгляд непробиваемая версия его расставания с Грейнджер пошла прахом: детектив Забини снова одержал безоговорочную победу, но Малфой, отчаянно не желая сдаваться, выдернул галеон из рук Блейза и, точно так же, оценивающе повертев монетку перед глазами, притворно удивлённо протянул: — Быть не может! — Ой, вот только не надо прикидываться, что ты не отличишь фальшивку! — насмешливо воскликнул Забини. — Я знаком с тобой с детства! И знаешь, что? Я прекрасно помню назначение этих галеонов, — Драко скромно пожелал умереть. — Если ты, приятель, не можешь расстаться с ней, то выбор здесь понятен: вали в Антарктиду или в Австралию, или куда-то ещё, главное — подальше отсюда, — скорбно усмехнувшись, Блейз горько добавил: — Только не думай обмануть меня. В последний раз исподлобья глянув на Малфоя, Забини печально качнул головой. Поднявшись со стула, он буркнул: — Удачи, — и пошагал к выходу из больничного крыла. — Погоди, Блейз… — резко подскочив на кровати, Драко болезненно поморщился, — Помоги мне, — прохрипел он, глядя в округлившиеся глаза друга, — пожалуйста, Забини, я… Я люблю её!.. Блейз никогда не слышал и, предполагал, что никогда не услышит подобных слов от Малфоя. Каким, чёрт подери, волшебным образом, он, скромный слизеринский староста может помочь двум безумным, явно не понимающим своего отчаянного положения людям? — Честно говоря, я считаю, Драко, что ты свихнулся, — Малфой скорбно кивнул. — Но… если всё и впрямь так серьёзно… Любовь… — помолчав с минуту, Забини фыркнул. — Хорошо, я к твоим услугам… — Блейз грустно хохотнул, добавив: — Бороться за любовь… это ведь так благородно, правда? Прямо в духе наших великих предков!