The price of choice

      29 сентября 1998 года       Сидя на чертовски, будто намеренно неудобном табурете, Малфой неотрывно следил за минутной стрелкой, медленно скользившей по круглому циферблату настенных часов.       Чёртов Поттер совершенно беспардонно унёсся в абсолютно неизвестном направлении, даже не удосужившись хотя бы намекнуть, куда! Зачем, спрашивается, этот очкастый Герой выцарапал его из лап ставших уже почти родными дементоров, если изначально планировалась какая-то идиотская пауза, казавшаяся сейчас просто бесконечно-огромной вечностью?!       Обстановка в самом, наверное, тесном в мире помещении дополняла к крайне сомнительному энтузиазму от предстоящей беседы с Героем нашего времени ещё несколько «ощутимых плюсов»: зелёно-ржавый, свисающий с низкого потолка на дико скрипучей, цепи абажур лампы оставлял лишь донельзя скучный кружок тусклого света на крышке хлипкого стола, испещрённого трещинами облупившейся и давным-давно потерявшей первоначальный цвет краски.       О чем, чёрт возьми, ещё мог мечтать аристократ в тысячном поколении? Конечно же оказаться ещё разок в этой, с позволения сказать, изрядно обшарпанной халупе…       Вспомнив, какой кошмар и жуткую, почти выворачивающую наизнанку каждую кость брезгливость вызвала эта душная комната всего каких-то полгода назад, Малфой усмехнулся, философски глянув на скованные наручниками худые запястья: если бы он только знал, где ему придётся провести последующие месяцы, а, возможно, и всю оставшуюся жизнь, то эта убогая камера для допросов показалась бы тогда раем на земле. Если когда-то и настанет тот день, когда он сможет выйти из Азкабана, то в его несомненно новом доме никогда не будет помещений меньше пяти метров по площади! Потому что только теперь, имея за плечами совсем не радостный опыт, Драко понял: нет ничего страшнее, чем находиться в четырёх не слишком просторных стенах, почти не имея возможности видеть солнечный свет и не слыша даже чёртова тиканья стрелок, наедине со своими дурными, навязчиво-дикими мыслями, которые, совершенно точно не приведут ни к чему хорошему ни сейчас, ни когда-либо в будущем.       Ленивая минутная стрелка неторопливо, словно нехотя переместилась ближе к цифре двенадцать и одновременно с этим, в замочной скважине стальной двери со скрежетом прокрутился ключ. После оглушительного скрипа давно не смазанных петель, через высокий, порядком поржавевший порог в крайней задумчивости шагнул Поттер. Мерлин, даже эта смурная рожа сейчас вызывала какую-то надрывную воодушевленность, ведь за долгие месяцы в тюрьме, Драко отвык от новых лиц и даже эмоций. Всех, кроме горечи раскаяния и дьявольски сильной, почти невыносимой, жгучей боли в груди, там, где когда-то было сердце.       Малфой с интересом оценил выражение лица своего потенциального собеседника, попытавшись понять причины крайней задумчивости (ведь в Хогвартсе Гарри редко принимал такой вид), а потом, заметив вселивший мгновенный ужас аврорский значок, приколотый к форменной мантии, резко перевёл взгляд на стену, где висели чёртовы самые медленные часы во вселенной. Облупившаяся кое-где краска открывала оптимистично-розоватую штукатурку (единственное яркое пятно в этом удивительно безнадежном месте), которого тогда, полгода назад, Драко почему-то не заметил… Возможно, из-за очередного Круцио, применённого одним из доблестных сотрудников Аврората для допроса?       Тихие, но твёрдо приближавшиеся шаги Поттера казались медленными, способными усыпить или ввести в неконтролируемый транс кого угодно, но когда раздался внезапно громкий стук о столешницу, Малфой встрепенулся и, выйдя из очередного приступа оцепенения, знакомого всем узникам Азкабана, сфокусировал взгляд прямо перед собой. На убогую крышку стола опустился стакан, в котором, судя по почти уютному, если бы не общая атмосфера комнаты, лениво поднимавшемуся парку, плескалось что-то горячее.        — Кофе? — в преувеличенно бодром исполнении Поттера, заставило ещё раз вздрогнуть, а потом подозрительно вглядеться в тёмное содержимое стакана.        — Мерлин, — легко усмехнулся Гарри, небрежно опустившись на табуретку напротив, — Неужто ты думаешь, что мне взбрендило тебя травить? — он внимательно проследил за тем, как совершенно безэмоционально качнув головой, Драко неуверенно пожал плечами. — Релашио, — взмахнул Поттер палочкой, а наручники на запястьях узника щелкнули и, с тихим лязгом упали на неаккуратно уложенные каменные плиты пола. — У меня замечательные новости для тебя, Малфой, — деловито продолжил Гарри, отхлебнув горячего кофе. — Только что Министр Бруствер подписал приказ о полной замене охраны крепости Азкабан…— он снова усмехнулся, вглядываясь в безразличное лицо собеседника, а затем, с напускной печалью в голосе добавил: — Жаль, когда дементоров выгонят, скорее всего, тебя уже там не…        — Чего ты хочешь? — одними губами шепнул Малфой, исподлобья тяжело глянув на бывшего врага, а тот невозмутимо поднял брови и, словно в доказательство своего беспрекословного превосходства, небрежно пожал плечами. — Чёрт тебя дери, Поттер!.. Какого хрена ты сделал это?! — процедил Драко сквозь зубы, полукивком указав на стакан.       Внутренне рассмеявшись от комичности этой демонстрации крайней недоверчивости, имевшей место и до заключения Малфоя в тюрьму, Гарри вновь повёл плечом и, прекрасно поняв, что речь идёт совсем не о напитке, подчёркнуто буднично констатировал:        — Честно говоря, я решил, что ты уже порядком подзабыл кофейный вкус.       Мученически, почти обреченно шепнув: «Мерлин»,— Драко упрямо фыркнул, мысленно возмутившись подозрительно-внезапно возникшей снисходительности к его скромной персоне.        — Кроме всего прочего, пить кофе в наручниках не совсем удобно, не находишь?— бодро заключил Поттер, вновь внимательно изучая реакцию своего вечного школьного оппонента: в качестве ответа, Малфой просверлил Гарри своим фирменным, судя по показаниям Гермионы, ледяным взглядом, но затем, очевидно сообразив, что эта жалкая пародия гипноза явно не произведёт хоть какого-то эффекта, он устало закатил глаза и, скрестив руки на груди, сухо буркнул:        — Спасибо.       Едва заставив себя не открыть рта от шока, Гарри ошалело воззрился на парня, совершенно точно, по крайней мере, на его памяти, не говорившего ничего, даже отдалённо похожего на слова благодарности! В глубине светло-серых радужек плескалось едва заметное, но очень знакомое злорадное удовлетворение от своей выходки, выбившей из колеи собеседника, но в следующий миг, Малфой неожиданно непринужденно отхлебнул кофе и едко уточнил:        — Так мы и дальше будем играть в «гляделки» или всё же…        — А ты куда-то торопишься? — с не меньшим ядом в голосе отбрил Поттер, не желая, чтобы хоть и бывший, но всё же слизеринский гад устанавливал здесь какие-то одному ему ведомые правила, но тот, на удивление, почти смиренно кивнул. — Ладно, — вздохнул Гарри, — Я хотел поговорить с тобой о Гермионе.        — Зачем? — после порядком затянувшейся паузы, напряженно произнёс Драко, нервно вцепившись в стакан. — Неужели тебе, Поттер, мало уже сказанного? Или, может быть, твоей избранной душе не хватило искренности её слов? — злобно сощурившись, язвительно процедил он. — Что ещё ты хочешь знать? Как я к ней относился?! — явно неосознанно ударил он кулаком по столешнице но, через секунду, немного угомонившись, тихо продолжил: — Любил, Поттер. Больше жизни… Как она? Не знаю, но подозреваю, что всё это одно сплошное…        — Да послушай же! — грубо перебил Гарри, поняв, что рассуждения бывшего слизеринца могут увести беседу куда-то совсем не в ту сторону. — Она любила тебя тогда, так же как любит и сейчас, но…        — Да не очень-то заметно! — почти надменно вставил Малфой. — Может, ты слепой? Или глухой? Должно быть, всё же тупой, а, Поттер?! По-моему, Грейнджер на весьма внятном английском языке сказала совершенно обратное! Разве ты не слышал? Она… — Драко побледнел гораздо сильнее обычного, и Гарри показалось, что сейчас он вполне может рухнуть в обморок, — так нездорово он выглядел — но в следующий миг Малфой, казалось, в соответствии былому положению в обществе, взял себя в руки, нервно проговорив: — Она, чёрт возьми, жалеет обо всём, что было! И, честно говоря, я считаю, что здесь больше нечего обсуждать или повторять это в тысячный раз! Всё, Поттер! Отправь меня к родителям!        — Кончай орать, Малфой! — рявкнул Гарри, придав голосу самую большую суровость, какую только мог, видя перед собой этого почти неузнаваемого и категорически раздавленного человека. — Ты хоть понимаешь, что Гермиона рискует своей свободой ради твоей тощей задницы? — процедил Поттер, добавив: — Случаем, не слышал, в чём Перси Уизли обвинил её?        — В измене, — огрызнулся Малфой.        — О том и речь! — грохнув кулаком по хлипкой столешнице воскликнул Гарри. — Ты, Малфой, ведёшь себя как самая неблагодарная скотина во вселенной! И если ты и дальше планируешь обесценивать всё то, что делается исключительно ради спасения твоей чёртовой шкуры, то на этой торжественной ноте разговор и впрямь окончен! — со злостью отчеканил Поттер и, для пущей жути поднялся из-за стола, выжидающе взглянув на явно растерявшегося оппонента.        — Я… — горько начал Драко, подняв почти умоляющий взгляд на Гарри, — Я предал её, Поттер… — с неожиданно резкой жестокостью отодвинув от себя стакан с кофе, он точно так же растерянно продолжил: — И, знаешь что? Я хочу только одного… Чтобы она нашла своё счастье…        — Без твоего в нём участия, так? — угрожающе спокойно уточнил Гарри, неторопливо пройдясь перед дышащим на ладан столом. — Но вы ведь помолвлены и по сей день… Или, может быть, я чего-то не понимаю?        Покосившись на Малфоя, Поттер тяжёло вздохнул: после прозвучавшего вопроса черты лица Драко словно окаменели, а остановившийся на противоположной стене взгляд серых глаз остекленел. Выждав минуту, в скромной надежде на то, что Малфой всё-таки выйдет из своего жуткого анабиоза самостоятельно, Гарри пришлось признать, — этого не случится — и, вновь сев на табурет напротив, он осторожно заметил:        — На заседании ты не пояснил, какие обязательства накладывает на тебя помолвка.        — Я не смогу жениться или даже просто переспать с другой девушкой, пока жива Грейнджер, — безэмоционально сообщил Драко. — Какая ирония, правда? — горько усмехнулся он во вновь вытянувшееся от удивления лицо Поттера, — Как ни странно — отец был прав! Маглорождённая ведьма смогла-таки угробить наш кристально-чистый род… И, кстати, — бывший слизеринец пронзительно глянул прямо в глаза своего бывшего врага, — Грейнджер не знает об этом. И не должна узнать, иначе…        — Предпримет какую-нибудь глупость, хотя бы и из-за пресловутого чувства ответственности и справедливости, — грустно вздохнув, закончил за него Гарри, Малфой точно так же печально кивнул, в подтверждение сказанного, а затем как-то отвлечённо пробормотал:        — Знаешь, если бы в Азкабане я по какой-нибудь глупой случайности наткнулся на боггарта, то, вне сомнений, он принял бы вид погибающей из-за меня Грейнджер… Хотя… — он болезненно зажмурился, — Я уже видел это…        — Когда?! — не сумев сдержаться, выпалил Гарри.        — В мэноре… В моем чёртовом доме, — вновь печально ухмыльнувшись, пояснил Драко. — Я видел её… После издевательств моей проклятой тётки. И это кровавое слово на её запястье… Казалось, что Грейнджер погибла. Из-за меня… — проследив, как Малфой опустил взгляд в пол, Гарри совершенно неожиданно для себя услышал, тихий, вполне живой всхлип. — Больше всего, Поттер, я хотел умереть вслед за ней… — глухо продолжил Драко, — Думал, что прямо там, в моём долбанном доме убью Беллу, отца, а потом…        — Довольно, — выдохнул Гарри, в мгновение ока вспомнив тот кошмар, творившийся в поместье считанные месяцы назад.       Поттер смотрел на Малфоя и вновь, так же, как и после битвы за Хогвартс, не узнавал его: если бы кто-то год назад сказал, что он, Драко, может выглядеть так надрывно-несчастно и произносить подобные по-настоящему отчаянные слова, то Гарри, незамедлительно вызвал б колдомедиков из бригады скорой психиатрической помощи, а сейчас… Теперь, Гарри с горечью понял: психов в этой треклятой истории как минимум двое, не считая его самого. Одной из которых является его лучшая подруга, измученная запретной любовью ко второму психопату: этому чертовски незнакомому ему Малфою!        — Если я постараюсь вытащить тебя и Нарциссу из тюрьмы, — с напускной задумчивостью протянул Поттер, — ты сможешь пообещать, что больше никогда не предашь Гермиону?        — Да, — коротко кивнув, отрезал Драко.       Оценив вновь окаменевшие черты, Гарри предположил: вполне возможно, этот странный Малфой сделал какие-то не менее дико неправильные выводы, но почему-то расспрашивать об этом, желания не возникло. Оценив содержимое стакана, Поттер намерено спокойно проговорил:        — Покажи левое предплечье.       Какой из чертей преисподней дёрнул Гарри произнести это вслух?       В комнате и так не обладавшей радостной атмосферой повисла тяжёлая горькая тишина. Стук, с которым Малфой поставил стакан на столешницу, заставил вспомнить, что в мире всё ещё существуют хоть какие-то звуки, а безучастный вид, с которым он задрал левый рукав своей заношенной тюремной робы — задуматься: Драко старательно тянул время, лишь бы избежать осмотра, а это — слишком подозрительно, чтобы быть случайностью!       Пробегая взглядом по предплечью бывшего врага, Поттер стиснул зубы, чтобы не задать ещё пару каверзных уточнений, совершенно точно не настроивших бы Малфоя на доверительный разговор: потускневшая, но от этого не менее уродливая татуировка на бледной коже была испещрена глубокими царапинами, больше напоминавшими порезы, будто бы Драко действительно надеялся содрать её, или… Но ведь он при всем желании не смог бы достать нож или что-то подобное в тюрьме!        — Ты ведь понимаешь, что твоя смерть ничего не решит? — подняв взгляд от руки, намеренно спокойно поинтересовался Гарри, но ни одна черта каменного лица не дрогнула.       Поттер искренне не понимал, каким образом можно сохранять полное, по крайней мере внешнее спокойствие в подобной откровенно дерьмовой ситуации! Может быть, Малфой и впрямь считает, что, избавя Гермиону от себя, совершит подвиг? Но не может же он быть таким непроходимым идиотом, ведь так?        — Ты ошибаешься, — напряжённо сглотнув, пробормотал Гарри. — Надеюсь, ты не думаешь, что…        — А можно я уже отправлюсь в свою конуру, сэр Аврор? — невозмутимо перебил Драко.       Утомлённо потерев переносицу, Поттер покачал головой: одно в чёртовом негодяе не поменялось — дьявольское упрямство и совершенно нежелание признать собственную ошибку. Вздохнув, Гарри поднялся из-за стола и, вспомнив, что с отставкой дементоров, авроры по очереди будут охранять Азкабан, немного приободрился, буркнув:        — Ну пойдём.        — Подожди, Поттер, — будто только что вспомнив, протараторил Малфой, — Я… я могу попросить тебя?        — О чём?        — О встрече… Всего одной, — прошептал Драко, но увидев, что Гарри не сообразил, о чем речь, пояснил: — Я хочу увидеться с ней… с Грейнджер. Ты ведь сможешь поговорить с Министром или еще с кем-то, ответственным за это?        — Не буду врать, — задумчиво начал Поттер, про себя уже точно представив, каким образом отреагирует Гермиона, предложи он ей подобное. — Я попробую договориться с сэром Бруствером, а вот с ней… Если быть честным, то… Не уверен, — постаравшись не смотреть в сторону, вне сомнений, до оцепенения разочарованного Малфоя, Гарри взмахнул палочкой. Послышался негромкий лязг наручников, тот час же вернувшихся на запястья Драко. — С того самого дня, когда открылись все эти… эм-м… подробности ваших отношений… Я всё никак не могу понять: почему Гермиона? Почему не Паркинсон или не старшая Гринграсс, например? — Малфой поднял светлые брови — ему озвученный факт явно не казался странным. — Неужели ты и впрямь не понимаешь? — нервно всплеснув руками, пробормотал Поттер. — Очевидно же, что найти более неподходящих друг другу людей, чем ты и Гермиона было бы почти невозможно!        — Она похожа на мою мать, — как-то до странного добро улыбнулся Драко, — И, знаешь, среди огромного количества вполне благородных, в большинстве своём, учеников школы Хогвартс не нашлось ни одного, согласившегося помочь неуклюжему идиоту Лонгботтому в поисках его не менее идиотской жабы… — Гарри ошарашенно медленно кивнул, — кроме неё. Только Грейнджер взялась за это.        — Прошло столько лет… Неужто ты помнишь? — ошеломленно шепнул Поттер.        — Всегда, — отрезал он, крайне серьёзно взглянув в глаза почему-то вздрогнувшему от сказанного Гарри. — Как ты считаешь, в какое купе первым делом Грейнджер засунула свой веснушчатый нос в поисках уродливой твари? — поднявшись из-за стола, усмехнулся Драко, надменно добавив: — Я познакомился с ней даже раньше тебя, Поттер. И, поверь, я полюбил её задолго до твоего рыжего дружка.

***

      29 сентября 1998 года        — Гермиона! — прикрыв входную дверь своего особняка, окликнул Гарри.       Голос пронёсся по длинной прихожей и, гулко отдавшись эхом от пыльных стен вернулся к своему обладателю. Сделав несколько шагов в сторону гостиной, Поттер нахмурился, напряжённо обдумывая возможность того, что подруга вполне могла трансгрессировать в совершенно другом направлении. Откровенно говоря, в последнее время, Гермиона совсем не походила на себя: её явно противоречивые чувства и эмоции постепенно, но очевидно успешно брали верх над рациональным разумом — и, если брать в расчёт это обстоятельство, то можно было бы предположить, что сейчас она может находится в каком-то самом неожиданном месте. Например, плакать в доме своих погибших родителей или… у древних стен самой охраняемой в магическом мире тюрьмы…       Сбросив туфли и повесив форменную мантию на крючок, Поттер зябко поёжился от собственных абсолютно странных мыслей и, постаравшись выкинуть эту ерунду из головы, попытался выстроить хоть в какую-то логичную цепочку недавнюю встречу с Малфоем. Как бы ни было досадно, но Гарри пришлось признать весьма неприглядный факт: разговор с Драко не увенчался хоть каким-нибудь успехом — но, всё же, кое-что Поттер для себя уяснил. Во-первых: Малфой не лгал, и, вопреки всем подозрениям, не умел сопротивляться Сыворотке Правды. Напротив: он вполне искренне любил Гермиону, и, вне сомнений, действительно женился бы на ней, не задумавшись о страшных последствиях ни на миг. Во-вторых: у них был какой-то сумасшедший план побега, о котором ни один ни вторая почему-то не посчитали нужным упомянуть. Но, не смотря на зашкаливающую хитрость Драко и незаурядный ум Гермионы, план с треском провалился, но вот почему? Опять же — вопрос. И в-третьих: Малфой свихнулся. Почти. По крайней мере, слишком, опасно близок к этому, поскольку сдирать кожу с итак изуродованного Меткой предплечья аж до костей — удел людей с именно таким, категорически нерадостным диагнозом. Следовательно — Драко срочно нужно вытаскивать из чертова Азкабана, хочет он того или нет, иначе — он либо погибнет таким — жалким, несчастным узником; либо…       Завернув в проём, ведущий в гостиную особняка, Гарри поморщился: даже секундная мысль о том, что творится во взбалмошной голове Малфоя вызывала морозную оторопь, не говоря уж о почти неконтролируемом ужасе, в который она повергала видавшего, казалось, всё Героя Волшебного мира.       Вопреки тревожным размышлениями, Гермиона мирно посапывала в своём любимом красном кресле, комично накрыв лицо громоздкой древней книгой, найденной, должно быть в библиотеке. Присев на подлокотник, Гарри осторожно потрепал её за тонкое плечо и, когда фолиант стремительно сполз вниз, улыбнулся, наигранно бодро проговорив:        — С пробуждением.       Поморщившись, Грейнджер приоткрыла один глаз и, совершенно недовольно зевнув, хрипло поинтересовалась:        — Как работа?        — После обеда я разговаривал с Малфоем, — поймав на себе резкий уничтожающе-испуганный взгляд карих глаз, Гарри втянул голову в плечи, тотчас же горько пожалев о сказанном: залившись бордовым румянцем, Гермиона мигом подскочила в кресле и, подозрительно прищурившись, прошипела:        — Что ещё он наплёл?!        — Э-э… Да ничего особенного… — поспешно ответил Гарри, — Вернее, ничего нового, — притворно спокойно пожал плечами Поттер, но было уже поздно: очевидно почувствовав очередную порцию отвратительно исполненной лжи, Гермиона нервно поднялась на ноги и вновь, как и несколько дней назад принялась метаться вдоль гостиной, раздражённо покусывая сложенную в кулак руку.        — Что происходит? — невинно уточнил Гарри, проследив ещё один из сотни предыдущих кругов, пройденных подругой под аккомпанемент её же возмущённого фырканья.       Гермиона внезапно остановилась и, вглядевшись в плясавшее в камине пламя, отвлечённо пожала плечами, безжизненно пролепетав:        — Ничего.       Услышав тихий, горестный всхлип, Гарри торопливо пересёк гостиную: жизненный опыт и достаточно продолжительное общение с Джинни, показывал — если девушка говорит что-то вроде «Ничего» или «всё хорошо», то дело — дрянь. Ладони почти коснулись тонких плеч Гермионы, в скромной попытке успокоить, но тихое:        — Я идиотка, Гарри, — заставило Поттера быстро отдернуть руки. От греха подальше, так сказать.       Гермиона резко обернулась, а Гарри внимательно смотрел в полные боли и старательно сдерживаемых слез глаза. Он едва уговорил себя, не задавать оголяющий его патологическую паранойю вопрос: «Почему Кормак МакЛагген не стал вратарем сборной Гриффиндора в начале шестого курса?»* — так непохожа она была на себя. Шутка ли? Гермиона Грейнджер — самая умная ведьма в своем поколении — утверждает совершенно обратное!        — Почему? — задал Гарри единственный, по его мнению уместный вопрос.       Гермиона вновь фыркнула, но всё же пояснила:        — Просто… Чёрт… Я обхамила его… при Министре… — заметив, как брови друга поползли вверх от удивления, она надменно проговорила: — Только не думай, Гарри, что мне не плевать на общественное мнение или ещё что-то в этом роде! — непримиримо встряхнув волосами, Гермиона вновь оглянулась на пламя и, задумчиво нахмурившись, прошептала: — Я очень боюсь. От меня требовалось всего лишь помочь, а я подвела их, Драко и Нарциссу… И теперь он, как, скорее всего, и миссис Малфой, никогда не выйдет на свободу. Из-за меня! — какой-то смятый желтоватый листок пергамента, не понятно, каким образом оказавшийся до этого в её руке полетел в камин, — И знаешь, Гарри, — хрипло добавила она, — Думаю, если бы я была хоть чуточку умнее… Ну, к примеру, нашла бы в какой-то книге зелье, нейтрализующее Сыворотку, то всё было бы хорошо, так? А теперь… — она незаметно вытерла нежданную, одинокую слезу, обидно скатившуюся по бледной щеке. — Мне так больно осознавать, что после приговора Визенгамота я никогда больше не смогу даже краем глаза увидеть его!.. И не смогу случайно коснуться его руки… Ну, знаешь, так бывает — в толпе, в лифте или в Атриуме Министерства...       Почему-то, выслушав это пронзительное признание, которого он ждал целую неделю, Гарри почувствовал укол совести — ожидаемое торжество собственной правоты так и не желало наступать, а дикая жалость к лучшей подруге вновь завладела всей его душой. Неосознанно крепко прижав её к себе, Поттер вновь услышал надрывные всхлипы.        — Гермиона, — после долгой паузы, шепнул Гарри, погладив подругу по спине, а она застыла, вслушиваясь. — Хочешь, я расскажу тебе об единственной вещи, о которой просил меня Малфой? — Гермиона вздрогнула, и остановила взгляд своих заплаканных глаз на зрачках друга и через секунду неуверенно кивнула. — Он хотел увидеть тебя.        — Нет, Гарри, даже не думай об этом! — на одном дыхании выпалила Гермиона, в тот же миг высвободившись из дружеских объятий. — Нет! Пожалуйста, не настаивай… Мне хватает лицезреть его на заседаниях… Я не могу больше!..       Поспешно схватив её за плечи, Поттер понял: Гермиону нужно спасать от истерики, поэтому, вновь прижав её к себе, он нарочито спокойно пробормотал:        — Я и впрямь считаю, что вам нужно поговорить. И я не настаиваю, но я мог бы уговорить Кингсли. Конечно, только в том случае, если ты захочешь.        — Ты попал под влияние, — сбивчиво пролепетала Гермиона в плечо Поттера. — Я знаю симптомы этой болезни, Гарри — ведь два года назад Малфой околдовал и меня… Поверь, твоя жалость ему не нужна, так же, как и любое другое человеческое чувство. Я ведь рассказывала: иногда, у меня создавалось впечатление, что он и не человек вовсе — таким холодным, словно мрамор, он был… — Гермиона отстранилась и, тяжело вздохнув, подытожила: — Так что… Прошу тебя, не поддавайся, если не хочешь потом горько пожалеть… Как я сожалею сейчас...       С этими словами Грейнджер резко развернулась и, не прощаясь, пробежала через гостиную, очевидно, чтобы отправиться в свою спальню.       Древние часы гулко пробили девять раз, а Поттер так и остался стоять, гипнотизируя оранжевые языки пламени, пожиравшие поленья в камине и чёртову бумажку, брошенную в огонь несколько минут назад. Жаль, что до одури знакомый тонкий почерк было теперь почти не разобрать — листок слишком обуглился.       Что же, чёрт возьми, натворил Малфой тогда, чуть более года назад? Почему Гермиона с таким упорством отказывается даже от короткого разговора с явно любимым человеком?       Поттер не знал, как и не подозревал, что его лучшая подруга, не дойдя всего несколько шагов до двери своей спальни, тяжело прислонилась к стене и, обреченно оглядывая паутину, «украшавшую» углы длинного коридора, словно причудливая гирлянда, усиленно анализировала, рациональность своих слов.       Малфой, чёрт бы его забрал, перетащил на свою сторону Гарри! И это не самое удивительное, ведь её, Гермиону, он смог очаровать с удивительной лёгкостью, даже несмотря на наличие уродливого клейма-свидетельства полной лояльности Волдеморту! Удивительно то, с каким упрямством Гарри гнул «свою» (читай Малфоя) линию…       Возмущённо фыркнув, Грейнджер резко оттолкнулась от обитой атласом стены и, решив про себя, что ни в коем случае не поддастся снова сверхъестественному влиянию белобрысого мерзавца, обнаружила себя у перил лестницы, ведущей на нижние этажи. Определённо, она медленно, но верно сходит с ума, но во имя всего святого, почему в последнее время, некоторые её действия не поддаются контролю и хоть какой-либо мало-мальски понятной логике? Совсем как на шестом курсе…        — Гарри, — тихо проговорила Грейнджер, тот, судя по негромкому шороху, услышал, — Я подумала, — Гермиона зажмурилась, изо всех сил вцепившись в морёные перила лестницы, — И, наверное, я смогу встретиться с ним.        — Серьёзно? — глухо донеслось из гостиной. После нескольких секунд молчания, явно расцененных как ещё одно глупое согласие, Гарри неуверенно произнёс: — Завтрашней ночью я дежурю в Азкабане в паре с Мэри Морган… Думаю, что смогу договориться с Кингсли перед этим.        — Хорошо, — выдохнула Гермиона, — Но не надейся, что я намерена целовать ему руки! Все это только для того, чтобы раз и навсегда избавить его от каких-то идиотских надежд и странных иллюзий… _______ * Гермиона наложила на Кормака заклятие Конфундус во время отборочных испытаний в команду, чтобы место вратаря занял Рон Уизли. Гарри был настолько удивлен признанием Грейнджер, что подумал об оборотном зелье (прим. автора).