***
1 октября 1998 года В голове стоял тяжёлый гул, а в глаза будто бы специально насыпали по горсти песка. Все многочисленные лица собравшихся сливались в одну сплошную разноцветную муть, и это обстоятельство заставило бы любого нормального человека задуматься, а не выпил ли он вчера пол-литра Огневиски? Но Драко знал: даже самое дичайшее похмелье близко не сможет сравнится с тем мерзким чувством, которое вызвал в груди вчерашний рассказ Люциуса. Стук судейского молотка уже не внушал ничего, кроме апатичного ощущения смирения и готовности выложить всё начистоту, а неотрывно сверливший его, отдалённо напоминавший сочувственный взгляд Поттера сегодня не вызвал никакого, даже самого глупого вопроса. Сегодня, как и всю ночь перед заседанием, Драко всерьёз думал о том, что его жизнь никогда больше не станет прежней. Ещё бы: теперь, жизнь Гермионы Грейнджер, пусть даже и не испытывающей больше к нему хоть каких-либо чувств, кроме презрения, зависит от чёртовой побрякушки! И каким образом, ему теперь существовать, зная обо всей этой ереси?! — Драко Люциус Малфой, — строго обратился к нему Кингсли. Драко нервно вздрогнул и, вопросительно взглянув на Министра, безжизненно кивнул. — Ответьте, не возражаете ли вы против присутствия репортёров на сегодняшнем заседании? — Малфой безэмоционально покачал головой. — Отлично, — подытожил Кингсли и, перемигнувшись с секретарем, открыл перед собой папку со стенограммой прошлых заседаний, — Итак, мы остановились на… — На том, как я сделал самую ужасную глупость в своей жизни, — меланхолично закончил за министра Драко. Презрительный взгляд со стороны свидетельской трибуны почти осязаемо больно чиркнул по лицу, а Малфой в ответ незаметно усмехнулся. Грейнджер. Из карих глаз лилась концентрированная ненависть… Да и плевать! Пусть ненавидит, пусть презирает, сколько ей влезет, зато — жива. — Совершенно точно, — умудрённо кивнув, сэр Бруствер подозрительно покосился в сторону подсудимого, имевшего сегодня донельзя странный вид даже для узника Азкабана. — Мистер Малфой, расскажите суду, что произошло дальше? Ведь, если верить показаниям мисс Грейнджер, вы должны были пожениться и, сбежав в Сидней, скорее всего уже нянчили бы наследника. Объясните, что разрушило ваши планы? Драко зажмурился: последняя фраза Министра ударила по сердцу, словно плеть. Если бы кто-то в этом зале, да и вообще в чёртовом мире знал, как Малфой хотел, чтобы та, приключившаяся с ним и Гермионой история закончилась именно так: долго и счастливо, как в многочисленных детских самых глупых сказках! Если бы хоть одна живая душа прочувствовала то, что в полной мере испытали они, то, возможно, не было б ни этого сборища тщеславия, почему-то называемого судом, ни совершенно идиотских, даже отдаленно не способных пролить свет правды вопросов… Не было бы ничего этого. Гермиона носила бы его фамилию, была б хозяйкой в его, свободном от эльфов доме* и, может быть, в последствии всё действительно остались бы счастливыми и даже живыми?.. — Кто разрушил? — язвительно переспросил Драко, а Министр, с изрядным беспокойством изучая подсудимого, кивнул. — Чёртов ублюдок Рэддл… Кто же ещё? — безразлично пожал плечами Драко и, встретившись с испуганным взглядом Гермионы, почувствовал, как сердце вновь, как тогда разрывается в жалкие кровавые ошметки. — Мы с мисс Грейнджер продумали всё. Почти. Только поняли это слишком поздно, — Малфой тяжело вздохнул, быстро покосившись на отца, всё так же увлечённо изображавшего сумасшествие. — Ночью пятого июня мы с Грейнджер отмечали день моего рождения, а за пределами Хогвартса, тем временем, был совершен долго разрабатываемый план Тёмного Лорда. План побега Пожирателей из Азкабана… _______ *Драко представлял их общий дом именно так: ведь Гермиона ярая противница эксплуатации эльфов-домовиков.ГЛАВА 10. Часть 1
19 января 2017 г. в 18:41
30 сентября 1998 года
Скука и безысходность горьким комом стояли в горле. Исчезновение дементоров почему-то совсем не улучшило общего до тошноты терзавшего чувства вины. Наоборот: теперь, после памятного указа Министра, больше не на кого стало валить собственное с каждым днём всё сильнее затуманивавшее разум безумие.
Миг; ещё один: с улицы, из до смешного маленького оконца до слуха доносился свист ветра, должно быть срывавшего листья с окрестных деревьев, звук дождя, крупные капли которого тяжело и звонко барабанили по и так еле державшемся в раме стеклу. Свежий, приятно-солёный запах, пробившийся сквозь трещины в стекле, разбавил затхло-тяжёлый воздух тесной комнаты и заставил её единственного обитателя представить, как высокие свинцовые волны, разбиваются о стальные скалы и, оставляя на острых камнях свои молочные пенные шапки, вновь сползают в штормовое, похожее на кипящее в котле зелье, море.
Жадно глотнув непривычно свежего воздуха, Драко мысленно подсчитал: как давно он не видел моря? Оказалось — больше двух лет, что, в общем, совсем не удивительно: за последнее время, более всего напоминавшее девятый круг Ада по Данте*, он вообще не видел ничего, хоть отдаленно напоминавшего бы о том, что его душа всё ещё жива, а не скована древним беспощадным льдом и не разодрана в мелкие самые жалкие клочки на потеху всем чертям преисподней.
Густая тьма, окутавшая и без того всегда сумрачную камеру, почти убивала: казалось, что этот чугунный колпак не позволит больше сделать ни одного вздоха. «Человек — это самое хитрое животное. Он может приспособиться к любым обстоятельствам» — прозвучал в голове наставительный голос Грейнджер, и от этого почему-то стало легче, несмотря на всю абсурдность этой фразы. Ведь человек не животное, так? Коротко усмехнувшись своим мыслям, Малфой вновь вгляделся в темноту, решив, что, если в этом дьявольском месте когда-то и были часы, то их стрелки показывали бы сейчас около одиннадцати.
Тихий шорох шагов авроров, заменивших дементоров, да отдалённые вопли должно быть недавно прибывшего узника — вот и все звуки, а значит — традиционный ночной разговор с матерью, очевидно, отменяется. И Нарциссу можно было понять: сегодня состоялось слушание по её делу, которое наконец-то дало Драко небольшую передышку от каждодневного и абсолютно немилосердно разбавленного с сывороткой Правды перемывания его и Грейнджер костей.
Самым драматичным, вернее — хоть немного заинтересовавшим моментом стало совершенно неожиданное появление незнакомой Малфою до этого дня старшей сестрицы матери — Андромеды Тонкс. Когда-то давно, Драко тогда ещё был совсем маленьким, Нарцисса шёпотом рассказывала о ней: Меди (как называла тётку мать) — единственная из сестёр Блэк, имевшая счастье (и изрядную наглость) выйти замуж по большой и чистой любви.
За Тэда Тонкса.
Выпускника Хаффлпаффа, чего, откровенно говоря, было бы вполне достаточно, чтобы вызвать инфаркт у бабули Блэк, если б не ещё одна, маленькая, но совершенно ужасная, с точки зрения теории чистой крови, деталь: Тэд был маглорождённым.
И конечно же, это досадное обстоятельство ввело в оторопь (очень скоро переросшую в дикую ненависть) почти всех членов огромного семейства Блэк. Драко так же разделял мнение материнской семьи, ровно до тех пор, пока перед ним, как и перед тёткой, не встал выбор между семьей и настоящей любовью.
Примерно до второго семестра на втором курсе школы Чародейства и Волшебства Хогвартс. До тех пор, пока на Грейнджер не напало чудовище Слизерина.
Только вот тётушке Андромеде повезло гораздо больше. А, может быть, она просто имела более решительный нрав? Мать ведь всегда говорила о том, что у всех настоящих Блэков не все дома... Вот и все тётушки и дядюшки Драко были с явственным «приветом»: о безумстве Беллатрисы даже говорить нечего; Андромеда вышла замуж за магла, Сириус ещё в детстве имел наглость поступить на гриффиндор, водить дружбу с оборотнем и отпрыском маглолюбцев Поттером, а потом (о, ужас!) вступил в Орден Феникса; а дядюшка Регулус вообще пропал в неизвестном направлении, явно же назло любимой матушке Вальбурге!
Перед внутренним взором вновь всплыла картинка, как Нарцисса смотрела на свою родную сестру: в небесно-голубых глазах застыл испуг, удивление и горькие, еле сдерживаемые слёзы. Наверное, он, Драко, продемонстрировал общественности такое же (только во сто миллионов раз глупее), выражение лица, увидев, кто осмелился свидетельствовать в его защиту.
Кстати, о Грейнджер.
Стоит ли упоминать о том, что, в отличие от её дружков, всё так же воодушевленно наблюдавших за процессом бичевания ненавистных всему белому свету Малфоев, она не пришла.
Рыжий лоботряс, очевидно, в принципе не понимал, какой чёрт его занёс на заседание, а вот Поттер подозрительно-приторно делал вид, будто бы всё идет по плану, хотя очевидно же — стряслось нечто, явно выходящее за рамки нормального!
Почему хренов Поттер притворяется, что всё отлично?
И с какого перепугу чёртов Герой вообще отреагировал на «открывшиеся — как он выразился — подробности» совсем не так, как предполагал Драко? Вне сомнений, Поттер должен был рвать и метать, орать, как псих или, в конце концов хотя бы попытаться свернуть ему, Малфою, шею с особой жестокостью и крайней степенью изощренности изгиба позвонков, но тот Гарри Поттер, которого все знали, точно не мог так спокойно воспринять всё это, чёрт возьми!
Возможно, Грейнджер была права, а он, как бы ни было обидно, ошибался, и Поттер действительно испытывает к ней искренние дружеские чувства? Ведь, если быть до конца справедливым, то когда Блейз случайно проболтался о своих планах на Джинни Уизли, Малфой хоть и подшучивал над другом, иногда даже жестоко, но не чинил ему решительно никах препятствий, не смотря на то, что был совсем не рад всему этому. Скорее всего потому, что сам Забини точно так же вёл себя, когда узнал о его явно совсем неправильных отношениях с Грейнджер. И, наверное, закрути Пэнс с каким-то не совсем подходящим ей по статусу парнем, Драко точно так же смирился бы! Это ведь и есть настоящая дружба, так?
Вспомнив о Забини, Малфой болезненно зажмурился: его проказливой улыбки и не менее донельзя креативных советов отчаянно не хватало. И одна мысль о том, что даже если он, Драко, когда-то и выйдет на крайне эфемерную свободу, то лучшего друга он не увидит при всём желании, резанула сердце. На седьмом, последнем курсе обучения в Хогвартсе, Блейз имел глупость записаться в сомнительный кружок гриффиндорцев. И в апреле, когда Амикус Кэрроу по чистой случайности рассекретил место встреч этой организации, Забини погиб. Глупо и бессмысленно, как бы сказали очень многие из сокурсников-слизеринцев, но Драко, в отличие от них всех, знал — Блейз ценой собственной жизни защитил Джинни Уизли. Спас девчонку, которая никогда не принадлежала ему и никогда не любившую его, загородив от убивающего заклятия Кэрроу. Это ли не геройский поступок, вполне достойный уважения?
Малфой смежил веки ещё крепче, чтобы не дать горячим слезам брызнуть из глаз. Блейз не дожил до Победы всего каких-то двух недель и, может быть, после этой чёртовой войны, у него получилось бы что-то с Уизлеттой, но… Не судьба.
Прошёл как минимум час до того момента, как лицо лучшего и единственного друга рассыпалось перед мысленным взором, а голову вновь заполонил вопрос: почему, ради всего святого, Поттер вдруг так снисходителен? Он же стажер Аврората! И тщательно завуалированная, незначительная или даже досконально просчитанная лживая симпатия к бывшему Пожирателю смерти явно не принесёт ему успеха в карьере! Так зачем, в таком случае, Гарри предложил рискованную для него же самого сделку?
Малфой отчаянно не мог разобраться в запутанных мотивах бывшего недруга, но больше всего, он хотел бы надеяться, что вчерашний, до одури странный разговор и его не менее спонтанная просьба к Поттеру не поспособствовали тому, чтобы Грейнджер не явилась на сегодняшнее заседание.
Резко подскочив на кровати под скрежет ржавых пружин, Драко ошарашенно поискал глазами хоть что-то, способное ненадолго зацепить взгляд, чтобы успокоиться и не зарычать от внезапно озарившего его предположения. Тщетно. Почему-то в эту секунду, ловя губами остатки свежего воздуха, Малфой понял, по крайней мере, хаотичные мысли о странных поступках Поттера и не пришедшей Грейнджер встали в относительно логичную версию! Вне сомнений, Его очкастое Величество вылил на голову Гермионы все новости вчерашнего дня разом. В лоб! И, естественно, Поттер не забыл уточнить её согласия, насчёт его, Драко, просьбы.
— Долбанный дебил! — в темноту рыкнул Малфой, с досадой рухнув на жалкое подобие подушки.
Чёрт подери, и как же он раньше не сообразил?!
Нет, конечно, Драко никогда не испытывал лишних иллюзий по поводу карманных олухов Гермионы, но, ради Мерлина, по сравнению с рыжим тупицей Уизли, Поттер почему-то всегда создавал впечатление человека, обладавшего хоть каким-то, пусть даже крошечным интеллектом!
Похоже, что дементоры за полгода вытянули из него остатки интуиции… Ну не мог же он сам так дико ошибиться в чёртовом Поттере, так?
— Драко! — раздался тихий возглас, а Малфой, тяжело вздохнув, устало закатил глаза.
Почти непроглядно-тёмную каморку осветил тусклый свет. Должно быть, Нарцисса зажгла свечку.
— Что ты там бормочешь? — с каким-то странным озорством хмыкнув, поинтересовалась она.
— Мам, я… — Малфой глянул на сидящую на полу Нарциссу.
Её тонкие пальцы обхватили прутья решетки, отделявшую их камеры, а выжидающе-задумчивое выражение на моложавом лице, заставило Драко заткнуться, вместо продолжения своей мысли том, что сегодня ему совсем не до разговоров, и вообще — если б прямо сейчас ему под руку подвернулся какой-нибудь малахольный встрепанный очкарик, то он, не задумываясь, задушил бы этого хренова чахлика к чёртовой матери.
— Ты кого-то ругал, — строго нахмурившись, заметила Нарцисса. Проследив за тем, как Драко опустился на холодный пол, напротив, она наставительно проговорила: — Сынок, это совсем не соответствует твоему…
— Да плевать я хотел на все ваши аристократические догмы! — намеренно изучая неровные стыки каменных плит, тихо буркнул Малфой. — Грейнджер сегодня не было в суде… — печально глянув на мать, подытожил он.
— Ну и что с того? — притворно бодро подхватила Нарцисса. — Драко, — она погладила его по сжатой в кулак ладони, — Ты воспринимаешь всё слишком остро! Неужели ты думаешь, что у девочки нет других занятий, кроме как ходить на заседания, как работу? Да и к тому же, мне показалось, она уже закончила свой рассказ.
— Это ещё не всё… К сожалению, — напряжённо наблюдая за потрескивающим огоньком на кончике свечи, проговорил Драко, — Просто… Знаешь, я боюсь, как бы она…
— Да, сынок, я тоже, — встревоженно перебила Нарцисса, — Лишь бы только в её голову не пришло снять то треклятое, как она выразилась, кольцо…
По инерции — не иначе — Малфой задумчиво кивнул, согласившись с матерью, но в следующий миг, его мысли прорезала мгновенная, словно яркая вспышка молнии, мысль, заставившая сердце забиться в разы чаще. По спине пробежали морозные мурашки, будто один из дементоров вновь решил посетить этот забытый Мерлином узкий коридор.
— Мам… — выдохнул Драко, чувствуя как на лбу выступила ледяная испарина, — Что ты имеешь в виду?.. — Нарцисса удивлённо вскинула брови. — Что с чёртовым кольцом?! — с яростью прошипел Малфой, едва не сорвавшись на крик: судя по растерянному выражению лица матери, он действительно не знал о проклятом украшении что-то, несомненно имевшее вес, а интуиция всё же не совсем покинула его.
— Сынок, ты только не волнуйся, — нервно всплеснув руками, суетливо пробормотала Нарцисса, очевидно, быстро сообразив что к чему, — Я… мм… Видишь ли, это очень долгая история, — притворно небрежно отмахнулась она, резко стрельнув глазами куда-то вглубь тёмного коридора. — Давай лучше я расскажу тебе о чём-нибудь другом?
— Чёрт подери! — рыкнул Драко, всеми силами стараясь унять неподобающую лексику рвущуюся на волю. — Что с кольцом? — ещё раз отчеканил он, проследив, как мать вздрогнула от его, наверное слишком жёстко прозвучавшего голоса.
— Я… Драко, — она быстро-быстро покачала головой, будто в готовности разрыдаться, а затем, не выдержав прямого тяжёлого взгляда сына, скорбно призналась: — Прости, но я не знаю всех подробностей… — вновь умоляюще глянув в непримиримо сверлившие её серые глаза, Нарцисса болезненно поморщилась и тихо продолжила: — Только общих чертах… Помнишь, я рассказывала про гриффиндорку, с которой встречался твой отец? — Малфой медленно кивнул, чувствуя, как сердце замерло в ожидании какого-то очередного скелета, очень долго хранившегося в семейном шкафу. — Я, честно, не знаю эту историю во всех нюансах, но…
— И не старайся, Цисси. Я расскажу.
Этот внезапно раздавшийся хриплый голос, которого вот уже полгода не слышали ни мать, ни сын, заставил их вздрогнуть от дикого шока. Нарцисса с Драко обменялись непонимающими решительно ничего взглядами, а затем, почти синхронно оглянулись в ту сторону, откуда секунду назад раздалась хриплая фраза. Освещённый лишь подрагивающим огоньком свечи коридор безмолвствовал, внушая странное ощущение одновременной слуховой галлюцинации.
— Её звали Фрида, — тихий, но до одури горький вздох вновь прорезал тишину, — Любовь, ради которой следовало бы отдать жизнь… Её имя переводится, как «Свобода». Такой она и была. Для меня…
— Папа… — первым ошарашенно выпалил Драко, пытаясь не слушать почти осязаемое шуршание собственной немилосердно покидавшей его крыши. — Что с ней стряслось? И что с этим кольцом? — на время опустив многочисленные вопросы о внезапно отступившем безумии, протараторил он, попытавшись выглянуть из своей камеры, чтобы хоть мельком увидеть Люциуса.
Что-то скользкое и холодное противно шевельнулось в груди, а в ушах зазвенел мученический девичий визг. Прошедшее время, с которым отец говорил о своей любви насторожило, даже напугало. Драко с ужасом ждал продолжения истории, и он мог бы поставить любую самую дорогую для себя вещь на то, что, кажется…
Не кажется: Малфой-младший почему-то точно знал, чем… вернее — ЧЕМ(!!!) всё это закончилось.
— Ты, сын, с удивительной точностью повторил то, чем согрешил я… С одной только разницей, — Люциус печально усмехнулся.
Из-за полного несоответствия привычного образа его надменного, иногда чрезмерно строгого отца и этого внезапно излечившегося от безумия незнакомца, Драко, как ни пытался, не мог нормально анализировать чёртовы печальные слова. Ему казалось, будто от этого жуткого чувства, не поддающегося никакому хоть мало-мальски внятному описанию, его голова взорвется прямо сейчас, а Малфой-старший как ни в чем не бывало продолжил:
— У меня не хватило ума, да и, что уж скрывать — дерзости, чтобы утаить всё это от отца. После окончания Хогвартса я был намерен жениться на ней, но, как, наверное, и следовало ожидать, твой дед велел мне прекратить неравные со всех сторон отношения, и даже дал вполне заботливый совет, каким образом сделать это как можно более безболезненно: наложить на неё заклятие Памяти — и дело с концом… Но после выяснились скрытые возможности чёртова кольца: я понял, что ни одна другая девушка не привлекает меня, да и, честно говоря, мне не сильно и хотелось заводить какой-то новый роман — ведь фактически, я потерял любовь всей моей жизни… Прости, Цисси… Естественно, я благополучно промолчал об этих не самых радужных перспективах для нашей семьи, но отец, быстро распознав мой обман, конечно же не смог оставить всё как есть. Наверное, он посоветовался с Тёмным Лордом, с недавнего времени ставшим и моим хозяином, и, спустя всего несколько дней, мне сообщили, что я обязан убить Фриду. В приказном порядке, разумеется.
Такой тишины, мёртвой ледяной поволокой сжиравшей пространство, Драко не помнил. Он не мог поверить! При всем своём желании, не был способен уложить этот рассказ в голове и только тихий, почти неуловимый всхлип матери вернул его в реальность. Проследив, как по её бледной щеке скатилась слеза, Малфой-младший вновь попытался найти глазами лицо отца, но тщетно: наверное, тот намерено не показывался из тьмы своей камеры. Ещё бы…
— Но она… Фрида ведь жива, так?! — прекрасно понимая, что порет полнейшую чушь, пролепетал Драко. Покосившись влево, он заметил, как Нарцисса мельком качнула головой. Люциус молчал. — Папа… — чувствуя, как душу скрутило в ледяной узел, выдохнул Малфой-младший, — Ты… ты что? Неужели ты смог убить любимую женщину?!
— Да, — спустя ещё одну, невозможно долгую минуту молчания глухо отозвался Люциус.
— Что?!.. Да, чёрт подери!.. Как ты вообще смог?
Душераздирающие крики Грейнджер из прошлого усилились, пронзая сердце как острый меч. Казалось, барабанные перепонки не выдержат, как и его хваленое наследственное самообладание. Сейчас Малфой всей своей изорванной душой желал проснуться — ведь этот ужасный рассказ, как и вполне адекватный голос отца не могут быть явью!
— Как это произошло? — сдавленно спросил Драко, понятия не имея, какого дьявола ему жизненно необходимо услышать ответ.
Девичий визг из прошлого всё так же звучал в ушах, как в тот проклятый апрельский день, отдаваясь диким эхом, причиняя невыносимую, невозможно сильную боль, такую, будто кто-то беспощадно голыми руками раздирает сведённые судорогой ужаса лёгкие.
— Он просто снял кольцо с её пальца, — тихо отозвалась за отца Нарцисса, а потом печально добавила: — А через несколько лет подарил его мне…
Фонарь выскользнул из в миг похолодевших пальцев и с диким дребезгом разбился о каменные напольные плиты. Осоловело глядя на осколки, в которые превратился единственный источник света, Гарри оперся ладонью о шершавую стену, почти захлебнувшись пахнущим керосином воздухом. Тщетно пытаясь восстановить дыхание, Поттер уверенно рассудил: от услышанного любой другой на его месте хлопнулся бы в обморок!
И почему, чёрт возьми, по абсолютно глупому стечению обстоятельств он всегда слышит те разговоры, без знания содержания которых вполне можно было бы и обойтись? Нервы-то, в конце концов, не железные!
Тем не менее, только сейчас Поттер осознал ещё кое-что: Гермиона носила проклятое кольцо, не снимая как раз с мая 1997 года, более того — она не сняла его даже после «увлекательного» путешествия в Малфой-мэнор. Что это? Чистой воды везение или дикая, почти животная интуиция? Гарри был уверен: Гермиона точно не могла прочитать об этом ни в одной из книг, только если, конечно, не добралась до кодекса рода Малфоев, если такой, вообще существует; так же как и Драко, судя по разговору, не знал об этой жуткой особенности подаренного им украшения…
— Она умерла через неделю… В собственной постели, — вновь раздался горький голос Люциуса, а Поттер вздрогнул, изо всех сил напрягая слух. — Магловские целители сказали, что она захлебнулась… Будто бы утонула. Говорили, что смерть слишком странная и что-то ещё, но мне было наплевать. Я понимал только одно — это конец. Настоящий конец всего, что было мне так дорого… Через несколько дней, я похоронил мою Свободу, а вместе с ней, под мерзлыми комьями земли на магловском кладбище оказались и моя надежда, и вера хоть в какое-то будущее…
________
*Гермиона, очевидно, читала Малфою «Божественную комедию» Данте, пока тот лежал в больничном крыле.
На девятом круге ада, согласно повествованию, — огромное ледяное озеро, посреди которого сам Сатана, Иуда Искариот и остальные известные предатели. Используя эту терминологию, Малфой считает, что на девятом круге ада ему самое место.