***
Ночь с 4 на 5 июня 1997 года До тщательно продуманного побега остались считанные дни, но, как ни странно, Драко так же, как и месяц назад, терзали дикие, почти неразрешимые сомнения: в каждую секунду что-то может пойти не так, а следовательно — весь их с Грейнджер замысел, как и все их мечты и надежды грозят накрыться медным тазом, и придется в спешном порядке принимать слишком быстрые решения, а это может значить только одно — провал в любом случае. Ведь ни один наспех сколоченный план никогда не проходил хоть немного успешно, так? Сквозь разноцветную мозаику стрельчатых окон виднелось чернильно-чёрное небо и висящая на нём слишком большая луна, окрашенная кое-где алыми, словно брызги крови подпалинами. И эта картинка почему-то не вселяла излишнего оптимизма, зато вдребезги разбивала чёртовы иллюзии, розовым флером застилавшие глаза весь последний месяц. Но, Мерлин, как же хотелось, чтобы все эти идиотские мысли и в буквальном смысле интуитивно-рефлекторные страхи в последствии оказались ничем! Простым, не стоящим даже секунд сомнений пшиком. Почти такой же торжественно забытой ересью о чистоте крови, которой когда-то была забита голова Малфоя. Громкое, назойливое тиканье резных стрелок старинных напольных часов в общей гостиной старост почти успокаивало: ведь, если мыслить здраво, то каждая секунда, отмеченная звуком стрелок, приближала их к счастливому исходу. Чего ещё, чёрт возьми, нужно для полного и безоговорочного счастья? Уютный треск поленьев в камине усыплял и, успокаивая порядком расшатанные нервы, заставлял вспомнить о, казалось, совсем далёком, таком нереально беззаботном детстве и уносил все мысли туда, где никогда не было, да и быть не могло, никаких странных и страшных обязанностей, диких планов побега от всего мира, а было только ощущение вселенского добродушия, любви ко всему окружающему и тихий голос матери, нежно шептавший: «Драко, задуй свечки, милый». Многочисленные эльфы поместья тогда собирались вокруг стола в малой гостиной, с благоговением взирая на молодого хозяина, и даже отец, с трудом понимавший странное действо, явно позаимствованное Нарциссой у маглов, улыбался, наблюдая, как маленький сын, загадав какое-то своё наивно-детское желание, задул пять разноцветных свечек на несоизмеримо большом торте. Тогда Драко мечтал о новой метле и — смешно вспомнить — о магловском велосипеде, а сейчас, став на четырнадцать лет старше — он молил Мерлина, Моргану и всех остальных обитателей небес о том, чтобы его и, положившую кудрявую голову на его плечо Грейнджер просто оставили в покое. Наверное, это скромное, на первый взгляд, желание можно было бы расценить, как высшей степени дерзость — ведь, если смотреть правде в глаза, Тёмному Лорду просто необходим мальчик для показательного битья, каким, по иронии судьбы, и оказался он, Драко Малфой. И, какая, во имя всего святого, ситуация может быть ещё гаже? Если оглянуться назад, пусть даже всего на год — такого дерьма, в которое благороднейшее семейство Малфоев изволило вляпаться в полном составе, ни он, Драко, ни его мать, ни отец, ни даже косвенно относившаяся к упомянутой выше семье бесноватая тётушка Беллатриса — никто из них не смог бы представить даже в самом жутком ночном кошмаре. Если бы этот самый кошмар не превратился в явь. Благо, змееподобному выскочке Реддлу до сих пор невдомёк, что у «преданной» марионетки слишком давно и безвозвратно оборвались ниточки — теперь, даже родители не были главным в жизни Драко, он, наконец, перестал быть безвольной игрушкой в руках чёртова психа. Подобно магловскому шулеру, сегодня Малфой прятал крупную козырную карту в рукаве. Гриффиндорскую. С тридцатью золотистыми веснушками на чуть вздёрнутом носу, такой же непокорной, как и нрав, шевелюрой и с редкой гениальностью, стоящей тысячи Тёмных Лордов. Скоро, всего через несколько дней, она станет только его. Полностью. Только эта мысль согревала в те моменты, когда чёрная депрессия завладевала всем существом, заставляла губы растянуться в беззаботной, почти такой же, как в радужном детстве улыбке и блокировала совершенно уродское желание вновь и вновь думать о долбанном невыполнимом задании от Реддла, заранее предполагать неутешительный конец их истории и просчитывать каждый свой чёртов поступок на десять шагов вперёд, потому что теперь в ледяном сердце Малфоя появилась, наконец, крохотная, но ослепительно светлая надежда, подкрепленная самой сильной в мире магией — взаимной любовью. Высокий фужер, наполовину полный красного вина, с тихим стуком опустился на пол перед каминной решёткой, почти живописно отражая оранжево-жёлтые всполохи пламени, так же как и самые дорогие Драко карие глаза, неотрывно задумчиво наблюдавшие за огнём. Казалось, Гермиона вновь напряжённо анализировала что-то, тщетно пытаясь собрать мысли в кулак, однако, судя по всему, её хвалёная гениальность благополучно утонула в выпитом сегодняшним вечером вине. — Хороший вечер, да? — почти неслышно сорвалось с её губ, а потом, Гермиона оторвалась от камина и, взглянув прямо в глаза заторможенно кивнувшему Малфою, хмельно усмехнулась, и, вновь положив голову ему на плечо, она задумчиво протянула: — Как было бы замечательно, если б мы с тобой могли провожать так каждый день, проведённый вместе, правда? Вечер и впрямь был волшебным. Казалось, даже время остановило свой быстрый ход, чтобы дать им минуту редкого счастья. Драко прикрыл глаза, наслаждаясь невесомым прикосновением её мягких губ к своей шее, а сердце пропустило удар, чтобы через миг вновь зайтись в тревожно быстром ритме: может быть, ему показалось, но в голосе Грейнджер гораздо более отчётливо слышалась интонация безысходности, нежели традиционной для девчонок мечтательности. И это, чёрт возьми, заставило заволноваться — ведь Гермиона никогда не унывала по-настоящему. Погладив свою «почти-что-жену» по волнам каштановых волос, Малфой вспомнил о том, что даже в тот злополучный день, когда припадочный дегенерат Поттер чуть не укокошил его своим непонятно откуда взявшимся заклятием, Гермиона умудрилась сохранить относительный оптимизм. Что произошло сегодня? Они ведь продумали всё. Абсолютно. Или нет?.. — Осталась всего неделя… — Малфой обнял её лицо и, легко коснувшись губами её горячих губ, добавил: — Ты ведь помнишь, Грейнджер? После последнего экзамены мы… — Т-ш-ш, — как-то нервно кивнув, Гермиона углубила поцелуй, а затем, до их слуха донесся громкий двенадцатикратный бой часов. Мир вокруг дрогнул, а её пальцы зарылись в светлые волосы Малфоя, оставив на его затылке тонкие дорожки мурашек. Казалось, ничто на свете не сможет разлучить их. Даже самое хитроумное, самое чёрное и сильное проклятие. Хотелось прижать её ещё крепче, ещё ближе и никогда, ни при каких, даже самых идиотских, обстоятельствах больше не отпускать — ведь сейчас не было ничего более правильного, необходимого и… — С днём рождения, — выдохнула Гермиона в поцелуй и, порывисто обняв Малфоя ещё крепче, почти по-детски обиженно протянула: — Девятнадцать лет! Ничего себе! Мне вот ещё целых полгода ждать! Её кокетливое хихиканье и очередной короткий поцелуй в щёку слились в одно сплошное мутно-чёрное пятно перед глазами, потому что левое предплечье Драко вдруг разразилось безумной, невыносимо-резкой болью, такой, будто бы кто-то категорически сумасшедший вознамерился заживо содрать кожу с его руки. И Малфой точно знал, кто. Проклятье… Уродливая татуировка жгла, безжалостно выкручивая кости, так же, как и в день её создания, а Драко, изо всех сил пытаясь скрыть дикую боль, судорожно соображал, что же, чёрт подери, могло произойти именно в эту ночь?! Волдеморт решил закончить свою — с позволения сказать — жизнь самоубийством или, не дай Мерлин, поймал Поттера?! Одно другого не краше… Порывисто втянув в себя тёплый, невообразимо сногсшибательно пахнущий лавандой воздух, Драко облизнул пересохшие от насилу пережитого приступа невыносимой боли губы и, немного отстранив Гермиону от себя, на мгновение вгляделся в её глаза: за золотистой паутиной карих радужек плескалась только искренняя радость и изрядная беззаботность. Очевидно, красное вино творит чудеса даже с гипер-умными ведьмами: она не заметила — и это обстоятельство немного расслабило, но чёртов череп, словно плотоядно вгрызаясь в бледную кожу, вновь обжег предплечье беспощадной болью. — Грейнджер, — сквозь зубы прошипел Малфой, изо всех сил стараясь не заорать, она испуганно моргнула; ещё раз, а затем, опустила взгляд вниз и, очевидно, заметив, как побагровело уродливое клеймо, резко вдохнула, прикрыв подрагивающими пальцами в миг побледневшие губы. — Я сейчас, — сдавленно сообщил он, торопливо поднявшись с пола. Дверь ванной комнаты с грохотом захлопнулась за спиной, а из зеркала на Малфоя смотрело какое-то совершенно незнакомое осунувшееся отражение. Тяжело сглотнув, Драко резко открыл вентиль смесителя и, набрав в ладони холодной воды, плеснул на горевшее лицо, но, как бы ни было обидно, эта мера не помогла: невыносимое жжение не утихало, а раздражающие сознание мысли, метавшиеся в голове, словно рой взбесившихся пчёл, не желали приходить в нормальное состояние. Засунув чёртову руку под струю ледяной воды, словно через слой ваты Малфой услышал тихий тройной стук в дверь. — Да? — мельком оглянувшись в сторону звука, через силу выдавил он. После негромкого скрипа петель, через порог медленно и как-то неловко шагнула Грейнджер. Её побледневшее лицо выражало абсолютный ужас понимания того, что, чёрт подери, произошло несколько минут назад в гостиной. Взволнованно глянув в глаза Малфоя, Гермиона задержала долгий, полный тревоги и страха взгляд на его предплечье. Неуверенно переступив с одной ноги на другую, она горько хмыкнула, а затем тихо, дрожащим голосом уточнила: — Ты должен идти? — Нет, — фыркнул Драко, морщась от дикого жжения. Какого дьявола он соврал? Грейнджер ведь всё равно задала вопрос с чисто риторическими намерениями! Она прекрасно, знает ответ! Судорожные, хаотичные мысли о том, что, во имя всего святого, ему теперь предпринять, прервались в ту секунду, когда острый, укоризненный взгляд почти осязаемо полоснул по лицу. Поняв, что пришло время сворачивать свои эгоистичные внутренние причитания, Малфой до боли закусил губу и, собрав всю свою хваленую, но порядком притупленную диким жжением Метки силу воли в кулак, признался: — Должен. Грейнджер всплеснула руками. Беспомощно, безысходно. Опять. Казалось, сейчас Гермиона готова была совершенно по-девчоночьи, в голос разрыдаться, но, вопреки не слишком оптимистичным прогнозам Малфоя, сдержалась. Умница. Кто-то должен быть сильным. Лишь короткий, печальный вздох рассёк удушающе звенящую тишину в ванной комнате, а затем, она сделала неуверенный шаг вперёд. Миг — и её тонкие руки обвили шею, а Драко даже не заметил, как выдернул свою проклятую руку из-под крана, чтобы неловко обнять Гермиону в ответ. Чёртово мёртвое молчание убивало, а девичьи слёзы промочили чёрную ткань рубашки и, добравшись до плеча, каленым железом обожгли кожу. И сердце. И всё то, что ещё осталось живым после вызова долбанного Лорда. — Грейнджер, — осторожно погладив узкую, обтянутую тонким атласом спину, спустя минуту буркнул Драко, — Да плевать на него… Я останусь. Я не должен… Ты же говорила, что… — О чём ты?! — встрепенувшись, Гермиона резко отпрянула и, жестко воззрившись прямо в глаза, отчеканила: — Мы ведь всё продумали, помнишь?.. Просто… Я боюсь, что он может… — Он убьёт меня в любом случае, — убрав непокорную каштановую прядь ей за ухо, со странно-апатичным, совершенно точно больным спокойствием сообщил Драко, за что в ту же секунду получил ощутимую затрещину. — Чёрт… Грейнджер, ты что? Сдурела?! — потерев ушибленный затылок, он проследил, как её тёмные брови строго нахмурились, а это по определению не обещало ничего оптимистичнее очередного подзатыльника. — Ладно… — горестно вздохнул Малфой, немного помолчав в ожидании хоть какой-то реакции, но Гермиона непреклонно сверлила его своими укоризненно-непримиримыми глазами. — Мы ведь вполне можем больше не увидеться, Грейнджер, — почти с умоляющей интонацией продолжил он, но Гермиона лишь упрямо фыркнула и встряхнула непокорными волосами. — Да чёрт возьми! Неужели ты не понимаешь? — Драко панически вцепился в её плечи, — Чёртов ублюдок прочтёт мои мысли и убьёт меня, но и это не самое страшное! После, этот урод доберётся и до тебя!.. Я… — Не дождешься! — надменно вскинув подбородок, отрезала она. — Грейнджер, прошу тебя… Умоляю, чёрт возьми… — задыхаясь от дикого страха сбивчиво прошептал Драко, тщетно пытаясь найти каплю сочувствия или хотя бы понимания в непроницаемых карих глазах, — давай сбежим сейчас… к чёрту всё это! Её губы дрогнули, но лицо осталось абсолютно бесстрастным. Катастрофически. — П-пожалуйста… — обессиленно прошептал Малфой. Кожей, сердцем, душой — да всем своим существом, Драко чувствовал, нет — знал, что все их общие надежды пойдут псу под хвост именно сегодня. Сейчас. Ему отчаянно, невыносимо нужно было, чтобы хоть кто-то… Гермиона… Чтобы она озвучила то самое последнее слово, которое вытянуло бы его из чёртова смердящего болота, пожиравшего его прямо в эту долбанную секунду. Ведь всё, чёрт возьми, должно было сложиться совсем не так! — Мерлин, да успокойся же ты наконец! — встряхнув его за грудки чёрной рубашки, крикнула Гермиона, точно так же, как и Драко отчаянно пытаясь подавить истерику, стремительно и неумолимо разгоравшуюся и в её душе. — Мы ведь договаривались, что ты должен будешь явиться к нему! К тому же, ты ведь всё ещё владеешь окклюменцией? — Эм… Видишь ли… — намеренно долго изучив кафель на полу ванной комнаты, Драко поднял виноватый взгляд: карие глаза посылали громы и молнии, вне сомнений — Гермиона мгновенно всё поняла и даже успела подписать ему приговор. Смертный. На протяжении недели Малфой честно занимался со Снейпом, но в какой-то момент что-то пошло не так, и Драко, как и следовательно ожидать, благополучно забросил уроки, ни разу даже не подумав о последствиях своего наиглупейшего поступка. Гермиона упрямо уперла руки в бока, а это совершенно точно значило если не убийство с особой жестокостью, ради свершения которого ей пришлось бы стоять в очереди как минимум из троих человек, то неминуемый страшный скандал со взаимными оскорблениями. Напоследок. — Я занимался, ясно? — огрызнулся Драко. — Но?.. — ещё более зловеще сверкнув глазами, угрожающе подхватила Грейнджер. — Но мы с профессором Снейпом немного повздорили и наши занятия прекратились, — глухо признался Малфой, вновь опустив взгляд, чтобы хотя бы так спрятаться, чёрт возьми, от её разочарования. — Повздорили, значит?! — нервно всплеснув руками, панически пискнула Грейнджер. — А что же теперь ты будешь делать с Волдемортом?! Вздорить? — язвительно прошипела она. Драко, как ни старался, не мог сообразить, что можно было бы ответить: по справедливости, она была целиком и полностью права. — Значит так, — строго начала Гермиона, — прямо сейчас, ты бежишь к Снейпу. Просишь у него прощения, а потом… — Малфои не извиняются! — надменно брякнул Драко, всё так же в тайне надеясь, чтобы она остановила его. — Помолчи! Ты попросишь помощи у профессора Снейпа! Понял?***
В последний раз убедившись в том, что после обоюдоострой взаимной истерики с Грейнджер, его внешний вид хотя бы отдалённо соответствует человеческому, Малфой остановился у портрета, закрывавшего выход из гостиной. Несмотря на данное себе твёрдое обещание не оборачиваться, он всё же глянул через плечо. Чёрт подери, и почему все обещания и мысленные нравоучения, прочитанные и данные самому себе советы за этот самый странный учебный год так и не были исполнены? Почему Гермиона, точно так же давшая обещание не провожать его, замерла на последней ступеньке лестницы, что вела в спальни? — Грейнджер, — против воли сорвалось с губ, — я ведь и правда могу не вернуться… — не узнавая звучания собственного голоса, Драко ужаснулся безнадежности собственной интонации, а скорбное: — Знаю… — заставило вздрогнуть от ледяного окончательного понимания того, что всё сказанное — отнюдь не пустое сотрясание воздуха. Это и впрямь настоящее испытание. Первое в его никчемной жизни. И, может быть, он всё же докажет Грейнджер, себе и всем остальным, когда-либо окружавшим его, что его существование стоит хотя бы того фальшивого галеона, который покоится в кармане брюк, ожидая своего часа? — Послушай, — вновь шепнул Драко, мельком глянув на застывшую в полушаге от него Грейнджер, — если я не вернусь, то… Держи, — он сунул в похолодевшую, должно быть от страха узкую ладошку связку ключей. — отправь родителей в Австралию, а потом… спрячься сама… — неотрывно глядя в глаза и разрывая этим своим жалобным, полным тревоги взглядом сердце Драко в мелкие осколки, она нервно закусила нижнюю губу, — Ради Мерлина, Грейнджер! — Малфой неосознанно обнял её тонкие плечи, понимая только, что всё это, скорее всего, в последний раз. Противный ком непреодолимо-жуткой досады встал поперек горла, не давая решительно никакой возможности даже дышать, но Драко, превозмогая чёртово удушье, тихо продолжил, почти касаясь губами её маленького уха: — Спрячься у Поттера, Уизли или где-нибудь ещё — всё равно, — надсадный, тяжелый девичий вздох — вот и всё, что можно было различить за дико громким, заходившимся стуком собственного сердца, отдававшегося гулким эхом в ушах. — Главное — останься в живых. Пожалуйста, Грейндж… Гермиона!.. Обещаешь? — Да, — прозвучал тихий, дрожащий ответ, утонув в дурманящем, сводящем с ума аромате лаванды и с последним до одури горьким поцелуем, смешанным с обжигающими слезами, беспрерывно льющимися по её, а, может быть, и по его щекам.