***
Сердце сжалось в крохотный холодный комок, чтобы в следующий миг зайтись в бешеном ритме, беспощадно пробивая грудную клетку, а чёртова камера, всего секунду назад напоминавшая один из филиалов ада на земле, неожиданно приобрела какой-то невесомо-уютный флер. Это категорически безумное ощущение Малфой мог бы объяснить исключительно тем, что за хлипким столом, сидя на неустойчивой табуретке, терпеливо ждала она. Гермиона Грейнджер. Почему, ради всего святого, там, где есть только она, ему, Драко, становилось так необъяснимо хорошо? Иногда совершенно в разрез с обстановкой… и даже вполне резонные размышления по поводу того, что Поттер, должно быть, предпринял все аврорские ухищрения, лишь бы досконально прослушать весь их разговор — в один молниеносный миг рассыпались, потому что сейчас Малфою хотелось только молчать, просто смотреть на опущенные длинные ресницы Грейнджер и неотрывно наблюдать, как её тонкие пальцы нервно теребят манжет синей рубашки. И ещё, хотелось исчезнуть, полностью раствориться в воздухе, стать лавандовым ароматом, чтобы никогда, ни на секунду не отпускать её, путаясь в непослушных каштановых кудрях. Казалось, прошли тысячи человеческих жизней, с тех пор, как Гермиона была настолько близко, так, что разум отказывался воспринимать эту информацию, как реальность: впервые за долгие полгода, она здесь… с ним, наедине, а непреодолимое желание протянуть руку, чтобы кончиками пальцев коснуться нежной кожи узких ладошек сводило с ума и представлялось самым важным, самым правильным действием, которое только может быть. Абсолютно самостоятельно рука дёрнулась, чтобы выполнить невыносимое желание, но критический разум, наконец, взял верх. Откуда-то из самых глубоких отделов мозга, внутренний голос язвительно сообщил Малфою, что если поддаться перехватывающим дыхание эмоциям, то единственное, чего он добьётся — пощечина. В лучшем случае. В худшем — Гермиона просто уйдет, а пустота и дикий холод вернётся, вновь сковав лёгкие ледяной коркой апатии. — Почему ты молчал? — тихо-тихо, почти неслышно шепнула она. В голове взорвалась как минимум пара атомных бомб, а язык примёрз к нёбу от звука её голоса. Малфой не знал, что имелось в виду, но одной-единственной фразы стало вполне достаточно, чтобы сердце замерло. Снова. — Тогда… в Выручай-комнате, — продолжила Грейнджер, — почему ты не сказал мне о том, что мерзавец Реддл пытал тебя? — её губы дрогнули, но взгляд так и остался прикован к облупившейся крышке хлипкого стола. Гипнотизируя движение её тонких пальцев, переставших, наконец, теребить рубашку, Драко старался быстро собраться с мыслями, чтобы дать хоть сколько-нибудь адекватный ответ: ведь было бы самой большой, даже преступной глупостью пытаться донести до неё то, что творилось в его голове тогда, в самую критическую минуту в их жизнях. И, наверное, бессмысленным кретинизмом звучал бы душещипательный рассказ о том, что молчание — лишь попытка защитить её. Подняв взгляд, Малфой встретился с карими глазами Грейнджер, встревожено оглядывавшими его лицо. Совершенно точно — сегодня не время для рассуждений о горящем, заставляющем кровь вскипать в венах и по сей день чувстве, поэтому, он лишь горько усмехнулся и уточнил: — А что бы это изменило? — заметив напряжённую складку между тёмных бровей, он быстро резюмировал: — Ты всё равно осталась бы, — взгляд, против воли, задержался на её нижней губе, которую Грейнджер неосознанно закусила, как делала всегда, когда нервничала, или увлечённо думала о чём-то — неважно… насилу уговорив себя отвлечься от разглядываний, благодаря которым он слишком походил на неуравновешенного маньяка, каким и был, по своему скромному мнению, Малфой продолжил: — Уверен, расскажи я о чём угодно, даже о том, что я грохнул половину Пожирателей и тяжело ранил Волдеморта, ты всё равно осталась бы, так? — тихо, но упрямо фыркнув, Гермиона повела плечом. — Честно говоря, думаю — это к лучшему. Ведь Уизли с Поттером и суток не продержались бы без тебя, — зачарованно добавил он, чувствуя, как взгляд карих глаз прожигает его замершее сердце и рвущуюся навстречу Грейнджер душу, лишая последних капель здравого смысла — ведь это, чёрт подери, просто невыносимо! Она невыносима! Как, впрочем, и он сам… Вопреки пережитым ужасам войны, Грейнджер не изменилась. Совсем. И осознав это, Драко мысленно взмолился всей небесной братии, даже хвалёному магловскому богу, чтобы она с той же дерзостью, как тогда, казалось в прошлой жизни, в два счёта разбила его идиотскую версию! Чтобы уверила его в том, что, если бы не его аристократические ужимки, то, конечно же, она пустилась бы с ним в бега на чёртов край света! Не смотря ни на что! Наплевав на все те совершенно кретинские обстоятельства, раздражающе путавшиеся под ногами. Что она любит его, так же, как и он её! Так же, как год и два назад… Любит!.. — И без тебя, — шепнули её губы, разорвав все сумасшедшие надежды. — Кстати об этом, — Грейнджер мельком улыбнулась, — почему ты не хочешь рассказать о том, что было дальше? — Считаешь, суду было бы полезно знать? — вскинув бровь, заискивающе поинтересовался Драко. Гермиона порывисто вдохнула, едва заметно покраснев. — Думаешь, им и впрямь интересно слушать про то как мы… то есть ты… и я… Ну, в общем… — Но ведь благодаря этому… — суетливо перебила Гермиона, смущённо поморщившись. — Если бы ты рассказал о том, что было дальше, то мог бы полностью оправдать себя перед общественностью! Ну а то, что мы… — Продолжили заниматься форменным непотребством, — облизнув пересохшие от одного только всплывшего перед внутренним взором воспоминания губы, подсказал Малфой, неотрывно глядя в поблескивающие странными искрами глаза. — Ты права, — преувеличенно серьёзно кивнул он, попытавшись унять напряжение в паху и жгучее, почти животное желание прямо сейчас сорвать с неё всю одежду и повалить её на чёртов стол, чтобы заняться диким, безумным сексом, вопреки всему. Как тогда, год и два назад. И абсолютно плевать: пусть хренов Поттер слушает всё! Пусть завидует! — Есть только одна, но очень весомая проблема: честно говоря, я не горю желанием, чтобы тебе всё же предъявили официальное обвинение в измене святому Ордену, — её чертовы губы, а вернее слишком живые, слишком свежие воспоминания об их прикосновениях, совершенно не желали покидать голову, бесконечно убивая невозможностью их повторения. — Кроме всего прочего… Несмотря на всё, что творил отец, я не хочу окончательно топить его. Судя по тому, какой густой румянец разгорелся на бледных щеках Грейнджер — она точно так же, во всех красках и подробностях вспомнила все те «непотребства», которые творили год назад пара безумцев без ясного будущего, но с давным-давно подписанным смертным приговором… только за то, что не были способны отказаться друг от друга, невзирая даже на то, что находились по разные стороны баррикад. Изначально. Суетливо поёрзав на табуретке и закинув ногу на ногу, Гермиона мигом взяла себя в руки, подозрительно протянув: — Подожди-ка, — тёмные брови строго двинулись к переносице, — насколько я знаю, Люциус лишился рассудка и, принимая это во внимание, можно предположить, что максимум, который ему грозит — принудительное лечение в Мунго… лет на пять-шесть. — Не ожидал, что ты так жаждешь отказаться от ордена Мерлина, — цыкнув, Драко улыбнулся, проследив, как рот Грейнджер возмущённо приоткрылся, очевидно, в готовности выпалить все соображения по поводу долбаных привилегий, доставшихся ей по итогам войны, — а заодно и от свободы, — добавил он, вновь отчаянно подавляя невыносимое, почти непреодолимое желание, послав к дьяволу все кретинские причины невозможности этого события, впиться в чёртовы губы. Малфой почти захлебнулся воздухом, когда внутренний голос противно шепнул, что на шестом курсе существовало гораздо больше причин, чтобы даже не касаться Грейнджер. Тем не менее, он, Драко, почему-то плевал на них, стирал их для себя в никчемный порошок… А сейчас?.. Наверное, просидев в камере Азкабана продолжительное время, он просто стал не в пример более осмотрительным. Или попросту — трусом. — И, честно говоря, — разведя руками, тихо произнёс Малфой, — я не совсем уверен в огромном желании, чтобы ты винила меня и в этом, посему — я решил прервать показания. И, поверь, больше я не скажу и слова в суде... Кстати, что ещё за свидетель? Ты ведь должна знать! Грейнджер хихикнула, видимо заметив, что манера разговора у них так и осталась до жути похожей и, хитро сощурившись, чем вызвала новый приступ жара у несчастного Малфоя, таинственно протянула: — Предлагаю сделку, — уголки губ Драко поползли вверх. Неудивительно, он всегда был более чем азартен. — Ты расскажешь мне, почему так переживаешь об участи Люциуса, а я, в свою очередь, открою имя свидетеля. До боли знакомая кривая усмешка, преобразившая его осунувшееся измученное тюрьмой лицо, заставила вспомнить то страшное, но дурманяще-приятное ощущение падения с огромной высоты, а плескавшееся в серых радужках совершенно неуместное сейчас озорство, вызвало невольную ассоциацию с тем Драко Малфоем, которого знала только она, Гермиона. С тем, которого смогла полюбить, несмотря на почти непреодолимые разногласия и Тёмную метку на его предплечье! И с тем Драко, которого без зазрений совести предала прямо перед исчезательным шкафом в Выручай-комнате… за шаг до побега в другой, гораздо более счастливый, только их общий мир. Если бы он только знал!.. Если б только мог хотя бы на секунду ощутить, как сильно Гермиона сожалела о своем ужасном поступке, слушая храп своих друзей, одинокими ночами в палатке. Как она хотела бы изменить, вернуть назад тот момент. Даже сегодня, сейчас! Ведь если бы она приняла тогда единственно правильное решение, то не было бы ничего этого: ни незаслуженного заключения в Азкабан, ни смертельной опасности, нависшей над ними после того инцидента, ни чёртовой пытки в Малфой-мэноре... Словно удар тока пронзил грудь, когда большие, тёплые ладони Малфоя подхватили её покоившуюся на крышке стола руку. Короткое, но в миг обжегшее кожу прикосновение его губ к пальцам — немилосердно сбило дыхание, а чёртов пронизывающий насквозь взгляд серых глаз, на самом дне которых отчётливо плясали черти, заставил зажмуриться в исступлённом желании спрятаться от него, убежать от мгновенно промелькнувшей в голове обличающей мысли: она, Гермиона Грейнджер, всё ещё любит его, Малфоя. Даже сильнее, чем тогда, когда они были вместе… Хватило одного мига, чтобы сердце вновь приняло это, но слишком рациональный разум не желал даже на секунду запечатлеть неоспоримую мысль… почти аксиому, чёрт подери, и, подняв веки, Гермиона только тихо осведомилась: — Что ты творишь, Малфой? Светлые брови взлетели в неприкрыто притворном удивлении, а в серых радужках вспыхнула какая-то совсем уж странная ирония, заставившая Грейнджер тяжело сглотнуть — должно быть, он спятил… — Вызов принят, мадам, — заговорщицки подмигнув, усмехнулся Драко. Глупое, совершенно не желающее учиться хотя бы на собственных ошибках сердце пропустило удар; и ещё один; и ещё… Огненный след от короткого поцелуя Малфоя всё так же горел на коже, а Гермионе неожиданно расхотелось знать какие-то новые подробности, касающиеся Люциуса. Главным сейчас представлялось только позорное и недостойное бывшей гриффиндорки и, по совместительству, Героини второй магической войны бегство. Ведь, как показывал опыт почти двухгодичного общения с Драко, чёртовы взгляды, подобные этому, и её собственные явные проблемы с ритмом биения сердца не ведут, ровным счётом ни к чему хорошему… Только к слёзам, горю, предательству и полному хаосу. — Мой отец, как оказалось, совсем не лишен актерского таланта, — глухо пробормотал Малфой. — Видишь ли, Грейнджер, он водил всех за нос, притворяясь безумным. Представь себе, Люциус почти полгода, молча, слушал наши с матерью разговоры! — И когда же он разоблачил свою великолепную маскировку? — сморгнув туман, заполонивший разум, пролепетала Гермиона. — Тогда… — Драко замялся, судорожно подыскивая правдоподобную версию вечернего разговора с Нарциссой. Ведь Грейнджер ни при каких обстоятельствах не должна узнать о реальном действии кольца, которое он подарил ей. Чёртов кретин! — В общем, тогда... когда я объяснял матери пропажу министерских жетонов в сентябре прошлого года, — он вновь усмехнулся и, вознеся мысленную хвалу Мерлину за дарование простому смертному дикой находчивости, продолжил: — Короче, отец, видимо, не смог вынести той дерзости, с которой я стянул их из его рабочего кабинета, и отчитал меня, — мысленно восхищаясь самому себе, нагло лгал Драко, — Из этого я и сделал вывод, что Люциус пришёл в себя. Ну, по крайней, он сейчас явно гораздо более адекватен, чем большинство обитателей Азкабана. Повисла пауза, во время которой Грейнджер сверлила его недоверчивым взглядом, и Малфой даже успел мысленно перебрать несколько десятков вариантов, каким образом вывернуться из ситуации, в которой она, конечно же, не поверила в наглейшую из его выдумок. — Ясно, — скрестив на груди руки, вздохнула Гермиона. Если б на её месте был любой другой человек, то Драко остался бы удовлетворён произведённым эффектом, но сейчас, в голову пришла мысль о том, что Грейнджер, по неизвестной причине, не поняла даже слова из озвученного, не говоря уж о смысле. — Касаемо свидетеля… — Гермиона почувствовала, как Малфой буквально осязаемо напрягся, — Прости меня, но я не знаю. Гарри откопал его где-то, однако имя этого человека почему-то хранит в секрете. Могу сказать только одно: свидетель очень многое знает о тебе… и обо мне. К сожалению… — А ты и впрямь не изменилась, — качнув головой усмехнулся Малфой, а Грейнджер удивлённо моргнула. — Как и раньше, ты с поразительной лёгкостью вытянула из меня нужные сведения. Знаешь, думаю, старая Шляпа всё-таки ошиблась… Ты определённо должна была учиться на Слизерине! С твоей-то хитростью… — Только вот с происхождением вышел промах, да? — нахмурившись, едко уточнила Гермиона. Чёртов вопрос прозвучал, как звук рассекающей воздух плети — по крайней мере, если б кто-то поинтересовался бы ассоциациями Малфоя, то он охарактеризовал это именно так. Фраза — горькое напоминание о его идиотском языке, с которого сорвалось поганое слово «грязнокровка». Он не помнил, да и не понял, как поднялся на ноги и, обогнув чёртов стол, оказался прямо перед Грейнджер. Должно быть, он напугал её: карие глаза смотрели снизу вверх, то ли панически, то ли умоляюще цепляясь то за одну, то за другую черту его лица, а её бледные губы шепнули: — Прости… я не хотела задеть тебя… — Но, определённо, тебе это удалось, — сквозь зубы процедил Малфой, резко подняв её на ноги, — Грейнджер… Ответь на вопрос, — он помедлил, вспомнив об инструкции Поттера, но раздражение, смешанное в ядовитый коктейль с банальным любопытством пересилило любые разумные доводы, и Драко продолжил: — Зачем ты до сих пор носишь чёртово кольцо?! — Это память, — испуганно пролепетала Гермиона, попытавшись отойти на шаг, но Малфой, вовремя среагировав, схватил её за запястье, — Послушай… Ты не прав! Я… я изменилась! Очень сильно!.. я… я стала не в пример более злой, чем… — Не мели чушь! — рыкнул Драко, неконтролируемо грубо притянув её ещё ближе к себе. — Ты ведь любишь меня, как и раньше… Не обманывай хотя бы себя!.. — С чего ты… — возмущённо начала Гермиона, вновь попытавшись вырваться, — Нет, чёрт возьми! То, что я ношу твоё треклятое кольцо не значит ровным счётом ничего! — его тяжёлый взгляд сводил с ума, а ноги предательски подкосились, когда тёплые, такие знакомые губы Малфоя накрыли её рот. И этот поцелуй невыносимо огромной волной непередаваемо прекрасного больного счастья накрыл Грейнджер с головой — воспоминания недавнего, но казавшегося таким нереальным прошлого, с огромной скоростью пронеслись под закрытыми веками, а пальцы, неконтролируемо вцепились в светлые отросшие волосы на его затылке. И если б в эту минуту кто-то поставил Гермиону перед выбором: умереть или оторваться от самых родных, самых любимых губ — не задумываясь, она выбрала бы смерть. Чёрт подери, неужели Малфой — её пожизненный крест?! Приговор… или чем ещё он может быть? Ведь это абсолютно невозможно: безумно любить и одновременно испытывать дикую боль от разрывающего лёгкие чувства вины, так? Неужели её многочисленные ошибки могли привести к такому финалу? — Я люблю тебя, Грейнджер, — шепнул Драко в поцелуй, мягко погладив её по заплетённым в косу волосам. Пелена больных, горячих слёз мешала сфокусировать взгляд: конечно же, сердце Гермионы разрывалось, а внутренний голос в буквальном смысле оглушительно визжал о необходимости ответить взаимностью — ведь этот самый ответ был бы чистой и неоспоримой правдой, почти истиной, но вслух она пробормотала: — Всё это безнадежно… Наши отношения невозможны, Малфой… Мне очень… — Знаешь, что такое безнадёжность? — прошипел он, — Безнадежность — это тогда, когда сначала ты сходишь с ума от душераздирающих криков девушки, которую ты любишь больше своей чёртовой жизни и ничего не можешь поделать с этим! А потом, Грейнджер, просто представь, ты заходишь в каминный зал своего родного дома и видишь её… Бездыханное тело. И ты молишь Мерлина только о том, чтобы она оказалась живой. Пусть обезумевшей после пытки, но живой… — он перевёл сбившееся дыхание и хрипло продолжил: — А потом, когда всё же оказывается, что она жива, ты решаешь послать всё и всех к дьяволу под хвост… В который, чёрт подери, раз! Пытаешься аккуратно поднять её с пола, а она, стопроцентно узнав, шепчет: «Ненавижу тебя» — вот что, Грейнджер, безнадёжно… — Драко… — тихо шепнула Гермиона, — Я не знала… — А что ты вообще знала, а, Грейнджер? — со злостью процедил он. — Ты выстроила в своей голове какую-то идиотскую версию, которую не поддерживает даже Поттер! А я, чёрт возьми… Раздался пронзительный скрип давным-давно не смазанных дверных петель, а в следующий миг, через ржавый порог шагнул бравый стажер аврората. — Помяни чёрта… — нервно буркнул Драко, с раздражением покосившись на старательно делающего вид, будто всё отлично Поттера. — Тебе пора, — звякнув наручниками, строго констатировал он, вопросительно глянув на остолбеневшую после гневной отповеди Грейнджер. Чёртовы наручники сковали запястья, вновь напомнив о полной несвободе, а тяжёлая дверь почти захлопнулась за спиной, когда Малфой услышал тихое, почти обречённое: — Я выхожу замуж, Драко…ГЛАВА 11. Часть 3
21 февраля 2017 г. в 06:23
1 октября 1998 года
Совершенно невзрачный, узкий коридор заставлял морозно поёжиться в попытке прекратить трусливый бег мелких мурашек вниз по позвоночнику. С каждым новым шагом вперёд, отдававшимся гулким эхом от сложенных из небрежно обработанного камня стен, в ушах всё громче звучали страшные вопли боли и ужаса всех тех несчастных, когда-либо испытавших на себе бесчеловечные допросы «доблестных» сотрудников Аврората.
Малфой слишком хорошо помнил эти крики.
А после подобных, слишком часто прерываемых печально известным заклинанием Круцио, допросов, он, наверное, катастрофически поздно, понял — в этом мире нет абсолютного света, так же как и абсолютной тьмы — как ни крути, всё серо, подобно чёртовым обшарпанным стенам его жалкой тюремной конуры! Подумать только: общепризнанная элита, доблесть и честь британского магического сообщества — авроры — способны иногда творить такие жуткие, просто не поддающиеся какой-либо здравой классификации вещи, что любой, даже самый лютый, самый жестокий и искусный в своём тёмном ремесле Пожиратель Смерти изошёлся бы ядом чёрной зависти, а некоторые приспешники Тёмного лорда, напротив — иногда способны на вполне положительные поступки.
Например, Драко, ─ «гордый» обладатель порядком потускневшего, но от этого не менее уродливого свидетельства причастности к рекам крови, лившимся по всей стране в течение целого года на левом предплечье ─ не собирался, даже если б мог, скрывать правду о том, что способен любить всей своей изорванной душой, не смотря ни на какие, даже самые весомые препятствия.
Интересно, а задавались ли авроры вопросом, бывают ли Пожиратели бывшими? Судя по всему — нет, да и суть слишком сложна для закостенелых мозгов блюстителей первостепенной добродетели. Бывший Пожиратель — слишком уж спорная личность… только вот он, Драко, считал себя таковым. Странные рассуждения, которые вёл сам с собой Малфой, постепенно утопали в полной тишине этого до тошноты безнадёжного места, а плотная, почти непроглядная поволока тьмы прерывалась лишь крохотным холодным огоньком на кончике волшебной палочки Поттера, уверенно шагавшего впереди.
Наверное, только великий Мерлин знал, каким волшебным образом этот гений попал в Аврорат! Бесспорно — роль Поттера в борьбе с Волдемортом совершенно неоценима, по мнению общественности, но Драко, будь он на месте Гавейна Робартса, возглавившего штаб-квартиру после повышения Кингсли Бруствера, ни за что не принял бы в штат человека (пусть даже трижды героя волшебного мира), который вот так просто способен повернуться спиной к обвиняемому в нескольких особо тяжких преступлениях. Тем более к давнему врагу. Пусть даже к бывшему. Со всех сторон, чёрт подери!
И, конечно же, все они, несостоявшиеся выпускники Хогвартса 1998 года, изменились, но, приходилось признать, что Поттер вёл себя уж слишком нетипично для себя прежнего. Видимо, Гарри, едва переживший страшные годы войны, как и сам Драко, переосмыслил очень многое, и точно так же пришёл к лежавшему почти на поверхности болота, сотканного из беспросветной лжи и крайней жестокости выводу: он, Поттер, на протяжении всей своей жизни был лишь пешкой в шахматной партии двух старых интриганов — Тома Реддла и Альбуса Дамблдора.
Ладно, — только он, Малфой, был никчемной и изрядно трусоватой пешкой, которую планировалось сбросить с доски, когда настанет время… но Гарри также являлся лишь деревянной фигурой — королевой или слоном — не важно, главное: вне сомнений, чёртовы игроки пожертвовали бы им, не задумываясь!
Ради общего блага. Как бы горько ни было это осознавать...
Невзирая на навязчивое подозрение к внезапному снисхождению Поттера, Драко испытывал безграничную благодарность к бывшему неприятелю именно за странное рвение вытащить его с Нарциссой из Азкабана и ещё больше за то, что Гарри организовал встречу с девушкой, в руках которой навсегда осталось ледяное сердце Малфоя.
Почему-то, обострившаяся и ни разу за время войны не подводившая его интуиция буквально кричала о том, что Поттер предпринимал это не ради их недавнего уговора*, а повинуясь чисто-гриффиндорскому альтруизму. Когда-то, Малфой считал это качество полнейшей глупостью, но сейчас, ему пришлось признать — он всегда думал о Гарри гораздо хуже, чем тот заслужил. И как бы странно не звучало: Поттер почти такой же, как и Грейнджер, только в мужском обличье. Разве что, немного более снисходителен…
— Итак, инструкция номер один, — не оборачиваясь, слишком внезапно даже для себя, начал Поттер, — ты не будешь давить на неё.
Поразившись подобному выступлению, Малфой на мгновение остановился: чёртов Герой-всея-волшебного-мира, собрался учить его, каким образом общаться с Грейнджер? Серьёзно?! Да ради Мерлина, Малфой ведь прожил бок о бок с ней целый год и, наверное, мог бы разобраться самостоятельно!
— Да я и не собирался, — буднично пожав плечами, глухо констатировал Драко, но Поттер, (чтоб его…) внезапно обернулся и, вонзив в того пронзительный взгляд, преувеличенно спокойно проговорил:
— Кого ты обманываешь? — он печально усмехнулся и, продолжив движение вперёд, задумчиво произнёс: — Далее… сделай одолжение, не смотри на неё так. Ей и без того досталось.
— Как? — ошеломлённо моргнув, уточнил Малфой, едва сдерживая раздражение: ну и инструкции у предводителя близоруких мозгошмыгов** — ничего не скажешь!
— Так, как ты глядел только что на меня, — хмыкнул Поттер, остановившись у стальной двери с покосившейся латунной цифрой пять. Он выловил из внутреннего кармана своего пиджака ключи от камеры и иронично добавил: — Вообще, я посоветовал бы тебе ещё причесаться, но…
— Да Мерлин! — возмущённо выдохнул Драко и, торопливо пригладив волосы, едко поинтересовался: — Так устраивает, Ваше величество?
— Я польщён, лорд Малфой, — отвесив шутовской поклон, саркастично хохотнул Поттер, и притворно критически оглядев прическу вечного оппонента, кивнул: — Вполне.
Челюсть свело от злости: не смотря на всеобъемлющую благодарность к Гарри, Драко не был готов терпеть чёртовы занудные поучения, вне сомнений, являвшиеся форменным издевательством!
— Слушай, Поттер, давай ты не будешь заваливать меня своими идиотскими рекомендациями, — язвительно огрызнулся Драко, — иначе…
— А ты, Малфой, не станешь сыпать ещё более дурацкими условиями, — без тени гнева или раздражения, надменно сообщил Поттер, — не забывай, что здесь не мэнор, а ты не начальник ситуации. В противном случае — мигом отправишься в Азкабан. И поверь, я больше и пальцем не пошевелю, чтобы помочь тебе!
— Напугал, — поморщился Драко, мысленно закатив глаза. — Ты даёшь мне какие-то совершенно кретинские советы с таким видом, будто бы это ты, а не я на протяжении года спал с Грейнджер, — ревниво прорычал он, лишь на секунду представив озвученное.
— Возьму на себя смелость предположить, что если б ситуация была противоположной, и на месте Гермионы была, скажем… Паркинсон?.. С ней-то ты точно не спал? — риторически уточнил Поттер. — Ты вёл бы себя в точности также. Ведь Пэнси тебе так же дорога, как и мне Гермиона, — в примирительном жесте пожав плечами, он принялся открывать ржавый замок.
— С чего это ты взял, что я не… — подозрительно сощурился Малфой, но Поттер резко обернулся и, наградив его ещё одним фирменно-аврорским взглядом, строго отрезал:
— Просто знаю.
Если б Драко ещё в школьные годы не изучил своего бывшего врага так досконально, то предположил бы, будто тот с крайней старательностью скрывает что-то. Или блефует. С какой-то, ведомой только ему, целью. Но ведь Поттер до омерзения честолюбив — иначе Шляпа не распределила бы его на факультет Гриффиндор, так? Поэтому, Малфой решил отложить раскопки страшных тайн Мадридского двора и совершенно ненужные, явно не играющие ему на руку препирательства на неопределённое «потом».
Желательно навсегда.
Явно прочитав мысли своего оппонента и, очевидно, согласившись с ними, Гарри с ясно читавшейся в глазах жалостью взглянул на него и, тяжело вздохнув, тихо резюмировал:
— Надеюсь, мы закончили, — Малфой смиренно кивнул. — Я хотел бы попросить… да, это именно просьба: сделай милость, не накосячь в стотысячный раз, — Драко настороженно потупился, видимо, повинуясь давней привычке, искал второе, если не десятое дно в его, Поттера, словах, но Гарри, решив раз и навсегда развеять глупые подозрения, пояснил: — Видишь ли, если ваша встреча пройдёт… ну, хотя бы без увечий… Как физических так и моральных… Думаю, тогда процент удачи в пути к твоей свободе значительно возрастёт, — он нажал на скрипучую дверную ручку.
— Погоди, — тяжело сглотнув, выпалил Драко, — я хотел бы… в общем, — с лязгом цепей, сковавших запястья, он протянул Поттеру обе руки, — я хотел бы поблагодарить тебя… за то что… За Грейнджер.
Задержав долгий взгляд на слишком серьёзном лице Малфоя, Гарри усмехнулся и, взмахнув волшебной палочкой, буркнул:
— Релашио, — наручники со звоном ударились о бетонный пол, а Поттер, всё же сжав на миг ладонь Драко, проговорил: — Да пока не за что… Честно говоря, она сама решила встретиться с тобой.
Чувствуя, как пульс учащается в какой-то совершенно сумасшедшей прогрессии, Малфой не мог поверить своему слуху: должно быть, он окончательно обезумел и, как и многие узники Азкабана, страдает теперь галлюцинациями — ведь то, что сказал Гарри по определению не может быть правдой! Та Гермиона Грейнджер, которую знал он, никогда не согласилась бы на подобное сомнительное мероприятие добровольно!
Очевидно заметив растерянность в лице собеседника, Поттер с напускной небрежностью развёл руками, подытожив:
— Неужели ты не знаешь, что принудить Гермиону к чему-либо просто невозможно? — ещё раз усмехнувшись, он как-то смущённо потёр затылок. — Думаю, приручить бешенного дикобраза было бы значительно легче, чем провернуть подобное с ней… ну что ж, — покачал головой Гарри, но затем преувеличенно бодро хлопнул по плечу своего бывшего врага, добавив: — Удачи, Малфой…
Металлическая дверь скрипнула давным-давно не смазанными петлями, открыв вид на тесную каморку, стены в облупившейся краске, и, встретившись взглядом с такими же, как, наверное, и его перепуганными глазами Поттера, Драко шагнул через ржавый порог, потирая затекшие от наручников запястья.
_______
*Речь идёт о недавней беседе между Поттером и Малфоем, во время которой последний пообещал ни при каких обстоятельствах больше не передавать Гермиону в обмен на освобождение из Азкабана (прим. автора).
**Отсылка к Луне Лавгуд, с которой Гарри Поттер был дружен в Хогвартсе. Девочка была с изрядными странностями и верила в нарглов, мозгошмыгов и т.п. (прим. автора).
Нарглы — существа, выдуманные Ксенофилиусом Лавгудом, отцом Луны.
Мозгошмыги — такие же мифические, как и нарглы, существа, в которые верит Луна. Судя по всему, мозгошмыги невидимы, а так же имеют возможность летать и забираться в уши зазевавшимся волшебникам, что непременно приведёт к размягчению головного мозга.