ID работы: 3562931

The price of choice

Гет
R
Заморожен
228
Размер:
300 страниц, 40 частей
Описание:
Посвящение:
Примечания:
Публикация на других ресурсах:
Уточнять у автора / переводчика
Поделиться:
Награды от читателей:
228 Нравится 280 Отзывы 104 В сборник Скачать

ГЛАВА 12. Часть 2

Настройки текста
      2 октября 1998 года        — Ты осознаешь, каких глупостей натворила? — устало отложив очки на край обеденного стола в гостиной особняка Блэков, разочарованно-тихо говорил Гарри, словно пытаясь достучаться, а, возможно, хоть немного разобраться в мотивах, сподвигнувших Грейнджер брякнуть самую ошибочную в её жизни фразу. — Может быть, сейчас ты совсем не понимаешь, Гермиона, но, поверь, очень скоро ты пожалеешь. И тогда…       Очевидно, не разглядев и малейшего интереса к разговору, Поттер поднялся из-за стола, создав при этом максимум шума, чтобы привлечь хоть какое-нибудь внимание со стороны подруги, но, вопреки искренним ожиданиям, Гермиона молчала, неотрывно наблюдая за каплями холодного дождя, лениво сползавшими по стеклам широкого окна. Будто бы вторя звонкому дребезгу разыгравшейся стихии, мысли, способные убить любого нормального человека, метались в её голове, подобно летавшим с бешеной скоростью над полем для квиддича бладжерам.       Гарри, как обычно был прав, за исключением одного: Грейнджер понимала весь трагизм ситуации гораздо лучше, чем все невольные её участники, но, тем не менее, решила промолчать: отчего-то ей казалось, что прозвучавший вопрос и разочарованная отповедь друга не требовали ответа, поскольку любая реплика, которую она способна была воспроизвести в этот вечер неизбежно привела бы к окончательному переходу обоих в разряд сумасшедших.       Навсегда.       Ведь точка невозврата, к сожалению, уже пройдена, а Грейнджер, наперекор всем данным себе обещаниям не поддаваться чёртову сверхъестественному обаянию Малфоя, снова позволила случиться безумному, самому лучшему в её жизни поцелую, унесшему с собой её самообладание, и уж тем более итак изрядно поехавшую крышу. А ведь это совсем уж непростительно, так?       И Гермиона жалела.       Никаких слов, фраз или даже эмоциональных выражений не хватило бы, чтобы описать, как сильно она сожалела о содеянном. В тот момент, когда железная дверь камеры захлопнулась, Грейнджер желала только одного: просто, по-магловски вскрыть себе вены, чтобы не было на свете настолько глупого, способного лишь бесконечно жалеть о своих в высшей степени тупых поступках человека, который с упорством осла наступает каждый раз на одни и те же грабли, но на деле же, её гриффиндорской смелости хватило лишь на то, чтобы разнести в щепки ни в чём не повинный убогий интерьер чёртовой каморки.       И, наверное, большего идиотизма, чем махать палочкой, не особенно даже задумываясь о последствиях, попросту не существовало, но тогда Гермионе казалось, что этот, достойный покойной Белллатрисы Лестрейндж способ, поможет ей хоть на секунду унять выкручивающую душу боль, подобную той, которая раздирала грудь в тот проклятый всеми богами день, когда Драко едва не пал жертвой ужасного заклятия «от врагов», наскоро нацарапанного на полях ветхого учебника Принца Полукровки.       Но всё это было тщетно.       Даже хуже.       Вчера точно так же, как почти два года назад, в уборной, залитой холодной водой, смешанной с кристально-чистой кровью, Гермиона не хотела слышать увещеваний Гарри, лишь заторможенно понимая, что в душе, благодаря её собственной невыносимой глупости, что-то умерло.       Кто-то.       И на сегодняшний день, уже не столь важна правильная трактовка её чёртова лживого признания: ведь Грейнджер лишь хотела немного охладить пыл Малфоя, заставив его рационально соображать. Теперь же на первый план встал совсем другой, гораздо более важный, но совершенно неутешительный факт: подобно убогим табуреткам, рассыпавшимся вчера в труху от столкновения с обшарпанными стенами, прямо на глазах разрушились её жизнь и даже крошечная, смутная, но теплящая кровь вера в будущее. Но самым страшным осознанием вчерашнего вечера стало то, что она, умница и отличница, чёртова Гермиона Грейнджер, собственными руками разрушила, уничтожила и, в конечном итоге, убила свою любовь. Это треклятое открытие было хуже, чем даже гипотетическое признание самой себе в особо тяжком преступлении.       Наверное, лучшим и, признаться, самым лёгким решением проблемы было бы просто по-человечески извиниться перед Драко, рассказать ему правду, в конце концов… Он, естественно, понял и, скорее всего, даже простил бы ей эту дурацкую ложь, так?       Однако Грейнджер не находила в себе сил последовать собственным рассуждениям, и дело совсем не в пресловутой гриффиндорской гордости или ещё в каких-то уму не постижимых межфакультетско-кретинских соображениях: невзирая на вполне резонные сомнения в своей правоте, она почему-то отчаянно верила, что Малфой, как и подобает настоящему мужчине и, конечно же, истинному аристократу, возьмёт-таки себя в руки и, абстрагировавшись от своей любви, придёт, наконец, к здравому решению, что, несмотря на множество идиотских передряг, он обязан приложить все усилия для своего освобождения из чёртова Азкабана!       Потому что она, Гермиона Грейнджер, просто обязана его спасти… Хотя бы в память о том, сколько раз он вытаскивал её из лап неминуемой смерти!       И пусть он будет ненавидеть её всю оставшуюся жизнь, зато — на свободе!       Гермиона считала это необходимой, или, если угодно, сакральной жертвой: после её жестоких слов, он должен начать действовать, пусть даже назло, из дикой ревности — всё равно! Он обязан выкарабкаться, если, конечно, исхудавший парень в потрепанной тюремной робе именно тот Драко Малфой, которого она знала и любила.       До сих пор.       Сильнее, чем когда-либо.       И, видит Мерлин, Гермиона пообещала себе: когда по его делу будет вынесен оправдательный приговор — она даст ему шанс.       Может быть, не один. Вероятнее всего — бесконечное число шансов, лишь бы только он сделал пресловутый правильный выбор!       Гипнотизируя крошечные стрелки, скользившие по циферблату наручных часов, Гарри нервно поморщился и, ещё раз бросив короткий взгляд вниз, на тяжёлые дубовые двери зала суда, угрюмо буркнул:        — До начала заседания пять минут… Где, чёрт возьми, носит этого шута?!.. — воровато оглянувшись по сторонам, Поттер наигранно спокойно исправился: — То есть, свидетеля, — взглянув в печальные карие глаза подруги, он тяжело вздохнул и, ободряюще улыбнувшись, поинтересовался: — Как ты?       Как-то странно, будто бы находилась до этого момента в трансе встрепенувшись, Гермиона скорбно вздохнула и, устремив взор в сторону подсудимых, виновато шепнула:        — Прости меня… — встретившись со страшно пустыми серыми глазами Драко, она тотчас, словно обжегшись, отдёрнула взгляд и, обессилено откинувшись на спинку скамьи, смущённо осведомилась: — Тебя же не отчислят из высшей школы Аврората?.. Ну, из-за того, что я натворила в камере для допросов?       Настороженно вглядевшись в лицо подруги, явно наскоро прикрытое маской невозмутимости, Гарри ошеломлённо покачал головой, решив промолчать вместо ответа, ведь, как ни старался, он не мог уложить в голове, каким, чёрт подери, образом, Гермиону вообще может волновать судьба раскуроченной убогой конуры, после того, что сделали одни только её слова с живым человеком! А ведь Малфой теперь мог натворить всё, что угодно, лишь бы, неважно: морально или физически — уничтожить себя. Хотя, если быть честным, Гермиона, судя по её же редким признаниям, далеко не всегда отдавала себе отчёт в том, что Драко — живой человек, а следовательно, не принимала тот факт, что у него точно так же, как и у неё, и у Гарри с Роном, могут быть свои чувства и переживания.       Интересно, что бы сказал, узнав о рассуждениях Поттера опытный целитель-психотерапевт? Наверное, его, Гарри, диагнозом стал бы комплекс героя, знающего, точнее, высокомерно предполагающего, что знающего всё обо всех, а вот Гермиона, очевидно, получила б штамп эмоциональной тупости… И, стопроцентно, этот неутешительный вердикт, вывел бы её из равновесия даже сильнее, чем далёкие, произнесённые почти шесть лет назад Сивиллой Трелони слова: «Ваша душа, мисс Грейнджер, такая же сухая, как страницы учебников, которые вы так любите».       Жаль только, что Малфой, занятый, должно быть, на уроке прорицаний трескотней с Пэнси и Забини, так обидно прослушал тогда эту пророческую фразу…

***

      После чёртова признания Грейнджер, Драко не спал почти всю ночь, мучаясь вопросами: неужели, всё это правда? Неужто всё то, во что он верил, и всё, что он чувствовал оказалось Колоссом на глиняных ногах? Снова… Почему, чёрт подери, одной-единственной фразой можно разрушить всю жизнь, казавшуюся до этого если не самой счастливой, но, по крайней мере, вполне понятной? И, в конечном итоге, зачем ему, Малфою, теперь какая-то совершенно идиотская и крайне эфемерная свобода, ради достижения которой ещё нужно будет доказать свою не такую уж и чистую невиновность, если всё то, в чём он был почти полностью уверен, рассыпалось с лёгкостью карточного домика?.. Неужели его судьба с самого начала заключалась лишь в том, чтобы всю свою жизнь провести в полном одиночестве и изредка, а, может быть, каждую Мерлинову секунду, наблюдать за любимой, но абсолютно недостижимой для него девушкой только через страницы газет?       Тихое перешептывание родителей, считавших, очевидно, что их сын видит десятый сон, да потрескивание фитиля свечи — вот и всё, что слышал Драко сегодняшней ночью, помимо собственных идиотских душевных метаний, вертясь с боку на бок на своей, с позволения сказать, кровати. Люциус воодушевлённо вещал о том, что если Гермиона Грейнджер станет женой его «замечательного» сына, то все проблемы семьи закончатся…       Чёрт подери, если что-то ещё и способно измениться в мире, то меркантильность и крайний цинизм Люциуса к этому, разумеется, не относятся! Не стоило даже и надеяться.       Отца совсем не смутило даже возражение Нарциссы о том, что Гермиона, вообще-то, выходит замуж…       Замуж…       Чёртово слово, как острая стрела вновь и вновь вонзалось в сердце, отравляя сознание и не давая никакой возможности рассуждать хоть сколько-нибудь рационально! Подумать только — всего пару лет назад Драко смеялся над магловской пословицей: «Словом можно убить» — а сейчас, сполна прочувствовав весь её разрушительный смысл, он попросту не мог найти себе места. Малфой понимал только, что Гермиона в прямом смысле убила его, не используя даже волшебной палочки и заклятий...       Невидяще глядя в темноту своей камеры, Драко вспоминал всё то, что подкинула им с Грейнджер жестокая судьба, всё те, несомненно, взаимные чувства, что накрывали их с головой, но никак не мог взять в толк: неужто всё это было зря? Неужели оправданно то, что из-за этой огромной любви, он теперь — человек с выжженной заживо душой и вырванным сердцем, оставшимся бесполезно валяться на грязном полу каморки для допросов?       Только тогда, когда за крошечным забранным решеткой оконцем погасли звёзды, а небо вновь затянули тяжёлые дождевые тучи, Малфой понял, что, чёрт подери, смущало его во всей этой дьявольски ужасной ситуаций: как ни странно, но этой неизвестной переменной явилась его позиция!       Он ведь сам почти полгода мысленно поливал отца дерьмом именно за такое же поведение! Он, Драко, незаметно для самого себя превратился в жалкого, донельзя немощного флоббер-червя! Он сам вёл себя таким образом, что теперь, естественно, не достоин даже снисхождения, не говоря уж о прощении или хотя бы понимании со стороны Гермионы.       И, конечно же, всё это показалось бы несусветным бредом любому нормальному, если б эти самые безумные рассуждения неожиданно не отрезвили Малфоя: сердце ускорило ритм, и даже спёртый воздух тесной комнаты показался самым, что ни наесть свежим, когда он понял, наконец, что должен… Нет, просто обязан предпринять всё, что в его, Драко, силах, чтобы доказать всем, и ей в первую очередь, свою непричастность к грязным играм Волдеморта! А после, когда долбанная тюрьма навсегда останется в прошлом, Малфой решил доказать ей, Грейнджер, ещё кое-что. Ни один другой парень, пусть даже имевший преимущество в виде отсутствия Тёмной метки на внутренней стороне предплечья, не достоин её! Плевать на чёртово кольцо и все родовые проклятия! Все это не значит ровным счетом ничего, ведь рано или поздно, Гермионе придётся признать, что только с ним, с Драко, она будет счастлива.       А он сделает всё, чтобы это осознание произошло в самом скором времени.       Потому что Малфои не сдаются!       Вот и сегодня, встретившись с полными сожаления карими глазами, Драко остался при своём мнении, и даже настроил себя на дополнение показаний незаявленного свидетеля, если это понадобится. Ведь ему срочно нужно было оказаться на свободе — чего бы это не стоило, иначе — Грейнджер выйдет замуж, а значит — всё будет потеряно раз и навсегда.       Внезапно, захотелось жить ещё сто, нет — тысячу лет, а затем точно так же — внезапно — сознание пронзил дикий стыд за то омерзительное представление, которое он, Малфой, устроил вчера перед Поттером, а потом и перед матерью. Но, во имя всего святого, неужели Драко, мог хоть сколько-нибудь контролировать себя, когда в венах, вместо крови, кипело растворенное в жуткой, несравнимой ни с чем ревности отчаяние?       Проследив за тем, как Министр Бруствер занял место за судейской кафедрой, а скорчивший надменно-важное выражение лица Перси Уизли, положил на судейскую кафедру какой-то лист пергамента более, чем официального вида, Малфой снова быстро глянул в сторону свидетельской трибуны: Поттер опять недовольно сверлил глазами циферблат своих наручных часов и, похоже, грязно ругался себе под нос, на что Грейнджер, вопреки обыкновению, не обращала никакого внимания.       Она вообще, казалось, не осознавала, где находится...       Странно, Визгли её что ли покусал?       И Гермиона убила его за это на месте.       Может быть, поэтому милый Ронни не явился на сегодняшнее заседание?        — Добрый день, — после короткого стука судейского молотка произнёс Кингсли, устало отложив бумагу с регистрационной записью незаявленного свидетеля на край крышки кафедры. — Продолжаем рассмотрение дел подозреваемых Драко, Нарциссы и Люциуса Малфоев, — краем глаза он покосился на венчавший монотонно-мелкий текст заголовок и раздражённо продолжил: — Суд вызывает свидетеля защиты Бруно Антонио Фелини, — встретившись недоумевающим взглядом с Перси, точно так же удивлённо пожавшего плечами, Министр напряжённо нахмурился, сурово стрельнув глазами в растерянно озиравшегося по сторонам Гарри.       Явно находившийся в совершенно не радужном расположении духа ещё с утра, Кингсли гневно хмыкнул и, раздражённо смяв листок, опасно спокойно уточнил:        — Мистер Поттер, явка сеньора Фелини обеспечена?        — Прошу прощения, сэр, — нервно закусив губу, Гарри вновь беспомощно глянул на часы, будто этот жест мог изменить хоть что-то, — похоже, мой свидетель задерж… — он резко замолчал и, как практически все собравшиеся воззрился в сторону скрипнувшей двери.        — Mi dispiace, caro corte*... — последовало вслед за негромким хлопком.       Чувствуя, как былое оцепенение вновь возвращается, Драко напряжённо сглотнул: голос сеньора Фелини показался ему слишком, почти нереально знакомым, как и ритм неторопливых шагов, заставивший усомниться в собственной вменяемости.       Поддавшись скорее инстинкту, нежели пресловутому любопытству, Малфой мельком глянул в сторону свидетельской кафедры, место за которой уже занял этот… Бруно Антонио.       Слабо стукнув о рёбра, сердце тотчас остановилось, а кожу лба в долю секунды покрыла мелкая изморось холодного пота, когда чёртов итальянец, до жути похожий на Забини, как ни в чем не бывало, дружелюбно улыбнулся ему.       Схожесть свидетеля с лучшим другом повергла Драко в полный в шок и вызвала ещё более реальные, но от этого не менее дикие предположения о том, что долбанный Азкабан, как бы ни было обидно, всё же довёл его до ручки. Во имя всего святого… Блейз ведь мёртв, так?!       Не желая больше рассматривать плод своего сумасшедшего воображения, Малфой перевёл взгляд на каменные плиты пола, всеми силами пытаясь успокоить чёртовы мысленные причитания о том, что его страшное прошлое никогда не оставит его в покое...       Перед глазами медленно поплыл туман, а спустя долю секунды кто-то милосердный выключил свет. И звук.        — Мистер Малфой, — пару вечностей спустя, дошло до слуха, словно сквозь толщу воды.        — Драко, милый… ради Мерлина… — дрожащий шепот, уже ближе, заставил предпринять титаническое, но от этого не менее тщетное усилие, чтобы хотя бы попытаться открыть свои чёртовы глаза. _______ *Прошу прощения, уважаемый суд (итал.)

***

       — Дружище, — донёсся до слуха ужасно, до боли знакомый тихий голос, заставивший Малфоя задуматься об откровенно паршивом качестве своей души, которую не берёт к себе ни дьявол, ни Мерлин с Морганой, ни даже хвалёный магловский бог.       Он ведь умер, наконец-то, так?       А в следующий миг, чья-то крепкая рука встряхнула его за плечо.        — Мерлиновы кальсоны!.. Какой же ты костлявый, приятель! Тебя что же, совсем не кормят в чёртовом Азкабане?! — ворчливо продолжил этот самый дико знакомый голос.       На силу подняв казавшиеся свинцовыми веки, Драко заставил себя сфокусировать зрение, чтобы снова увидеть чёртову обширную галлюцинацию, в виде обеспокоенного лица погибшего более полугода назад лучшего друга, опустившегося перед ним на корточки.       Несколько раз моргнув, в скромной надежде прогнать или хотя бы ослабить проклятый морок, Малфой опасливо покосился в сторону матери, дрожащими пальцами вцепившуюся в стакан с хаотично плескавшимся в нём прозрачным содержимым, и хрипло осведомился:        — Ты тоже его видишь?       Кивнув, вместо ответа, Нарцисса протянула Драко стакан и, ласково проговорив:        — Выпей, дорогой, — погладила сына по сжатой в кулак холодной ладони. — Это всего лишь вода, — торопливо пояснила она, явно предвосхищая ряд подозрительных уточнений.       Отхлебнув из стакана, Малфой вновь воззрился на сидящего перед ним Блейза, категорически не веря в правдивость всего происходящего.       А может быть, всё, что случилось за последний год его жизни — тоже какой-то странный глюк? Возможен ли вариант того, что Волдеморт вместо печально известного Круцио применил тогда в мэноре Убивающее, и теперь он, Драко, попросту галлюцинирует в предсмертной агонии? Может быть, они все погибли, Тёмный лорд победил в войне, а суд Визенгамота, Грейнджер, внезапно добрый Поттер, оставшийся даже после смерти дебилом Уизли и волшебным образом выживший Блейз — всё это — его, Малфоя личный ад?       Очевидно, именно так, ведь других версий, чтобы объяснить весь этот сумасшедший театр абсурда, Драко просто не смог бы найти в обессилевшем разуме!        — Приятель, — скорбно вздохнув, тихо повторил Забини, — как же ты меня напугал!.. — горько усмехнувшись, он выпрямился в полный рост и, похлопав друга по плечу, шепотом добавил: — Я обо всём расскажу, как только вытащу тебя из этого дерьма.        — Итак, — проследив, как незаявленный ранее свидетель вновь занял место за кафедрой, Кингсли пробежал взглядом по строчкам, написанным на изрядно измятом листе официального вида пергамента, — если мы всё выяснили, — задумчиво проговорил он, подняв суровый взгляд от крышки своей кафедры, — то я попрошу вас, сеньор Фелини, представиться, — свидетель непонимающе глянул сначала на Министра, а потом, перевёл свирепый взгляд в сторону Поттера.        — Ваше реальное имя, мистер?.. — сурово потребовал Кингсли.        — Забини, — секунду помолчав, сквозь зубы признался свидетель, — Блейз Забини, Ваша честь.        — Отлично, — удовлетворенно кивнул Министр, сделав какую-то пометку в блокноте. — Из предоставленных суду сведений ясно, что во времена учёбы в школе чародейства и волшебства Хогвартс, вы были дружны с мистером Драко Малфоем, верно? — Забини мельком кивнул, ещё раз гневно покосившись на Поттера, — следовательно, вы можете быть пристрастны в своих защитных показаниях, — проследив, как свидетель нервно сглотнул, опасно спокойно резюмировал Кингсли.        — Прошу прощения, сэр Бруствер, — дерзко вскинув подбородок, Блейз заговорщицки подмигнул Драко и надменно проговорил: — Если Суд считает меня пристрастным, я готов принять дозу Сыворотки Правды, чтобы развеять ненужные сомнения.        — Думаю, подобные меры мы применять не станем, — переглянувшись с секретарем, спустя несколько секунд, неуверенно протянул Министр. — Мистер Забини, сможете ли вы дать согласие на проверку подлинности показаний, путём изъятия ваших воспоминаний после сегодняшнего заседания? — подозрительно сощурился Кингсли, очевидно считая, что свидетель, как и подобает бывшему слизеринцу, н при каких условиях не позволит каким-то явно не заслуживающим доверия людям шарить в своих мозгах, но озвученный, к удивлению всех присутствующих, легко кивнул и, небрежно пожав плечами, констатировал:        — Я согласился бы даже на то, чтобы вы препарировали меня после заседания, — по многочисленным рядам зала суда заскользили шепотки и тихие, но от этого не менее недовольные вздохи министерских работников. — Малфой… Господин Министр, он мне больше, чем друг! Он был для меня почти братом, и поэтому ради этого человека я пойду на всё, — воинственно сверкнув своими синими глазами, Блейз усмехнулся, едко добавив: — Даже на правду.        — Хорошо, мистер Забини, — сдержанно отозвался Кингсли, — в таком случае, сообщите, пожалуйста, суду те сведения, без которых штаб-квартира Аврората совместно с отделом Правопорядка не желают закрывать это дело, — он раздражённо покосился на Поттера, а тот втянул голову в плечи. — Итак, — Министр неторопливо пролистал папку со стенограммой предыдущего заседания. — Мы остановились на событиях, датированных 5 июня 1997 года.        — Меня немного ввели в курс дела… То есть… Я хотел сказать: спасибо, Ваша честь, — коротко глянув на застывшего в своём кресле и явно всё ещё не отошедшего от ужаса Малфоя, Блейз кивнул и, переведя взгляд на Кингсли, решительно проговорил: — Как, наверное, и любой из всех присутствующих, я узнал о том, куда делся мой друг на пару с деканом нашего факультета, Снейпом, после убийства профессора Дамблдора из газет… Вообще-то, Драко должен был быть уже на полпути к Австралии вместе с Грейнджер, но… очевидно, у них что-то не срослось, а я не стал уточнять. Честно говоря, я думал, что в их плане что-то поменялось… поэтому и не спросил. Сейчас я очень жалею об этом… — скорбно вздохнул Блейз.        — Мистер Забини, — устало закатив глаза, учтиво произнёс Кингсли, — Ближе к делу, пожалуйста.        — Прошу прощения, — изучив носки своих туфель, растерянно буркнул Блейз. — После похорон директора, я отправился домой, и половину летних каникул мать не выпускала меня за пределы поместья и думала, что я, как послушный мальчик сижу в своей комнате, а я… эм… — поймав на себе раздражённый взгляд Министра, Забини кашлянул, в тщетной попытке загладить очередное своё лирическое отступление. — Да, вы правы Ваша честь, сейчас не об этом, — угрюмо произнёс он и продолжил: — В общем, в одно солнечное летнее утро, я как раз собирался посетить одну деревню пока матери не было дома, чтобы встретиться… эм… Кое с кем, но моё, так сказать, чемоданное настроение испортил Малфой, заявившись ко мне в совершенно нерадостном расположении духа, но зато с бутылочкой хорошего, выдержанного Огневиски…

***

      31 июля 1997 года       Задумчиво изучая наполовину опустевшую бутылку, стоявшую на крышке письменного стола в своей комнате, Блейз безрезультатно пытался переварить услышанное только что от человека, сидевшего напротив. Конечно же, если рассуждать здраво, его лицо и остальные внешние данные были хорошо знакомы Забини, но те страшные вещи, о которых он рассказывал заставляли задаться вполне резонным вопросом: а точно ли этот странный незнакомец — его, Блейза, лучший друг?       Определённо, белобрысый парень, рассказавший несколько минут назад самую душещипательную из тех, что когда-либо слышал Забини, историю о том, как он расстался с любовью всей своей жизни — точно был Малфоем, но вот когда он перешёл к последующим эпизодам этого лета…        — Так зачем ты мучаешь всех этих людей? — едва придя в себя, осторожно поинтересовался Блейз.        Он прекрасно осознавал, что своим идиотским уточнением, может вызвать какую угодно реакцию лучшего друга, особенно, если учесть все те ужасы, которые тот рассказал, но Драко лишь просверлил Забини тяжёлым взглядом, а затем и вовсе — безэмоционально пожал плечами.        — Малфой… Можешь убить меня, но я не могу понять, каким, чёрт возьми, способом можно заставить человека применить непростительное, тем более, пыточное заклятие к другому человеку! — всё так же осторожно продолжил Блейз, проследив за тем, как приятель одним глотком осушил очередной бокал.        — Что тут непонятного? — вскинув бровь, буднично отозвался Драко. — Применив другое непростительное. Империус, например, — он намерено спокойно плеснул в свой бокал ещё виски. — Видишь ли, Тёмный лорд теперь в курсе, что я… ну, не способен на убийство, а значит — бесполезен для боевых действий. После того, как я с треском провалил задание, чёртов… Тёмный лорд решил наказать меня именно таким способом — он заставляет меня мучить их всех… Понимаешь?        — Маглов? — с ужасом выдохнул Блейз.        — Всех, — болезненно зажмурившись, скорбно признался Малфой, — кто не угоден Ему, — брезгливо поморщившись, он махнул ещё виски. — Слушай, Забини, — горько усмехнувшись, протянул Драко, — давай сменим тему, а? Не могу больше об этом.        — Хорошо, — пообещав себе разговорить друга позже, кивнул Блейз. — Так что с Грейнджер? — поймав на себе непонимающий и еще более тяжёлый взгляд Драко, он торопливо пробормотал: — Неужели ты допустишь, чтобы всё… Ну, в смысле, ваша любовь так бездарно закончилась? А как же борьба, Малфой? Ты ведь не должен сдаваться! — проследив, как по острым скулам друга угрожающе заходили желваки, а покоившиеся до этого на коленях ладони сжались в кулаки, Забини заискивающе продолжил: — Судя по общей трагичности твоего рассказа, я подумал, что, возможно, ты намерен продолжить… ваше с Грейнджер общение, не так ли?        — Рад, что немного развлёк тебя, приятель, — спустя минуту, язвительно процедил Малфой. — Только вот как ты себе всё это представляешь, а? — он быстро порылся в карманах брюк. — Вот, смотри, — со звоном бросив золотую монету на крышку стола, он пояснил: — Фальшивый галлеон, — Забини заторможенно кивнул. — На ребре монеты не появилось и буквы с того проклятого дня! И, скорее всего, Грейнджер больше никогда не отправит мне ничего, потому что я, чёрт подери…        — Да-да, ты полный кретин, — задумчиво подтвердил Блейз, вертя перед глазами галлеон, — Мы уже обсуждали это пять минут назад, если ты не забыл… — пожав плечами, констатировал он и поинтересовался: — А зачем тогда ты постоянно таскаешь его с собой?        — Не знаю, — вздохнул Драко, — наверное, несмотря на всё то, что я натворил… Я до сих пор надеюсь, что она всё-таки напишет. Хотя бы для того, чтобы дать знать о том, что жива... Я ведь понятия не имею, где они…        В душе у Малфоя всё похолодело, от одной только мысли о том, что могло произойти с Гермионой за целый месяц! Чёрт возьми, да её же могли убить в любой заварухе с участием Ордена и Пожирателей, а он, Драко, даже не удосужился попытаться узнать её судьбу!        — Да уж, похоже, я тоже тот ещё олух! — хлопнув ладонью себе по лбу, воскликнул Забини. — С Грейнджер всё хорошо. Она жива-здорова, а ты даже не думай сейчас уходить в излюбленный тобой астрал, дружище! — усмехнувшись, посоветовал он, проследовав к книжному стеллажу. — В общем, есть у меня одна идея, — шурша страницами одной из книг, воодушевленно проговорил Блейз и, вытащив какой-то конверт без надписей, резюмировал: — Только не спрашивай, Малфой, откуда мне это известно, но в доме Уизли завтра намечается радостное мероприятие…        — И что, ты на него приглашён? — недоверчиво вскинув бровь, уточнил Драко.        — Ну почти, — скромно улыбнувшись, хохотнул Забини. — Короче, завтра Билл, самый старший из детей Уизли женится на Флер Делакур, которая участвовала в турнире трех волшебников. Свадьба обещает быть грандиозной, а значит, никто не заметит двух незнакомцев, — заговорщицки подмигнув, Блейз показал завёрнутый в кальку состриженный почти такой же как у лучшего друга, светлый локон. — А вот и моё приглашение, — с благоговейным придыханием пояснил он.        — Ничего не понял, — встряхнув волосами, смущённо признался Малфой.        — Ох, Мерлиновы панталоны! — театрально всплеснув руками, мученически протянул Блейз. — А Тёмный лорд, случаем, не высосал из тебя способность к логическому мышлению? — едко осведомился он. — Короче, помнишь, когда ты валялся в больничном крыле, мы с тобой обсуждали девчонку Уизли?        — Забудешь такое, — ядовито хмыкнув, кивнул Драко. — Ну и?        — «И»? Да ты что же, Малфой?! — взмолился Блейз. — Я встречаюсь с ней почти каждую ночь... Или день. Ну, в общем, как получится, — мечтательно улыбнулся он, проследив за тем, как глаза друга округлились от удивления. — Джинни Уизли дала мне прядь волос… чью-то… Но это не важно! У меня есть достаточно оборотного зелья, чтобы принять приглашение на завтрашнюю свадьбу и взять с собой друга.        — А в кого ты хочешь превратить меня? — постаравшись быстро уложить этот ворох информации в своей голове, уточнил Драко. — В Поттера? Или может быть в Вислого? Или в одного из близнецов?        — Ну, во-первых: Поттера на свадьбе не будет, — оскорбленно заметил Забини, — а во-вторых: понятия не имею... Найдём кого-нибудь! В конце концов, Малфой, ты ведь хочешь просто присмотреть за Грейнджер, так какая разница, под чьей личиной ты туда заявишься?        — Ты прав… — кивнув каким-то своим мыслям, угрюмо буркнул Драко. — Я в деле, — допив оставшийся в бокале виски, он поднялся из-за стола и, пройдя к камину, тихо поинтересовался: — Когда отправляемся?        — Завтра в восемь часов утра прямо отсюда, — строго отрезал Забини, наблюдая за всполохами изумрудного пламени, — и без опозданий, лоботряс, — добавил он, — а то… знаю я тебя! Будешь ещё причесываться два часа перед встречей.
По желанию автора, комментировать могут только зарегистрированные пользователи.
Права на все произведения, опубликованные на сайте, принадлежат авторам произведений. Администрация не несет ответственности за содержание работ.