***
1 августа 1997 года Один из самых саркастичных персон на свете, Люциус Малфой, должно быть, с изрядной долей садистского удовольствия посмаковав весь ужаснувший бы любого нормального родителя трагизм ситуации, скорее всего, долго смеялся б, если ему каким-то волшебным образом удалось б заглянуть в мысли своего сына. А потом, вне сомнений, последовал бы резкий взмах палочки, и изумрудно-зелёная вспышка отработанного годами заклятия без капли жалости, промедлений и лишних эмоций унесла б жизнь единственного, когда-то любимого сына и наследника великого семейства Малфоев по совместительству к Мерлину и Моргане, в рай, к магловскому Богу или в ад, к дьяволу — неважно, главное: короткая магическая формула навсегда вырвала б заболевшую, позорящую честь семьи и вечно дерзящую надоедливую ветку из родового древа. Несомненно, так и произошло бы, и отец, совместно со всеми родственниками и многочисленными знакомыми, конечно же, только вздохнул б с огромным облегчением от содеянного, не отбери Змееподобное чудовище у Люциуса волшебную палочку, превратив того в нечто совершенно немощное, второсортное — почти в магла. Только за это Драко мог бы поблагодарить Тёмного лорда. И, наверное, великого Мерлина, за то, что обделил Люциуса способностью к легелименции. Жуткие события, происходившие в мэноре всего около недели назад не давали спокойно спать: за считанные дни Малфой-младший видел такое количество мучительных смертей, которое даже Поттеру, скорее всего, показалось бы некоторым перебором. Выражение глаз Чарити Бербидж, преподавательницы магловеденья в Хогвартсе, полных ужаса перед неминуемой гибелью, Драко не смог бы забыть никогда — эта картинка всплывала перед внутренним взором одной из первых, сразу перед вереницей искажённых дикой болью лиц несчастных, которых он пытал собственноручно. Эта женщина, профессор Бербидж, погибла за свои убеждения. Так же, как и Сириус Блэк. Так же, как должен был погибнуть он, Малфой, но почему-то до сих пор топчет чёртову землю, вновь и вновь слушая набившие уже оскомину треклятые отцовские догмы и выдержки из насквозь прогнившего кодекса чести аристократа, утратившие хоть какую-то актуальность в сложившихся обстоятельствах, не говоря уж о том, что свод пыльных правил давным-давно не был интересен никому, кроме, разве что, Малфоя-старшего. И в первую очередь на затерянную где-то среди исполинских библиотечных стеллажей мэнора книжицу, было наплевать этому самому единственному наследнику, должно быть, самого чистокровного среди семейств магического мира, ему, Драко Малфою. Даже если мысленно оглянуться на год или два назад, попытавшись проанализировать все свои соображения тогда на счёт всех этих идиотских правил, Драко не смог бы с точностью ответить, когда случилось так, что его мнение встало в уверенную оппозицию мнению Люциуса. Казалось, всё это произошло в один молниеносный миг… В тот самый, когда сердце впервые замерло при звуке её голоса. С тех пор, как она, словно глоток свежего морского воздуха ворвалась в его жизнь. Гермиона Грейнджер. Вопреки всем чертовски варварским увещеваниям отца, самая лучшая ученица, гениальная умница Гермиона никогда не требовала соответствия чему-то, никогда ни о чём не просила. Она приняла Драко таким, какой есть, со всеми его внушительными тараканами. Только Грейнджер предпочитала скорее отдавать, чем брать, совершенно незаметно делая его лучше. Это ли не настоящая, искренняя любовь? И почему тогда, ещё в школе, он, Малфой не мог оценить всё это по-настоящему? И каким, чёрт подери, образом в его душе способно уживаться такое бесконечное множество слабостей, апогеем и венцом которого являлась и является до сих пор необьяснимая, но всплывающая в самый неподходящий момент трусость? Ведь он мог, наплевав на её, Гермионы, слова, настоять на побеге, чтобы в конечном итоге остаться с ней. И быть самым счастливым человеком на свете. Или мертвым. Но зато вместе с Грейнджер. Ведь маниакально преданная полукровному Лорду тётка Белла, вне сомнений, не пощадила б их и, столкнувшись в темном проходе между исчезательными шкафами, немедленно расправилась с обоими. И, конечно же, Блейз был абсолютно прав, проницательно заметив однажды, что эта больная привязанность к Гермионе когда-нибудь сведёт его, Драко, в могилу. И Малфой был готов умереть тысячу раз, лишь бы эта самая сильная на свете магия никогда не покидала его сердце. Да и к тому же, каким образом Забини повёл бы себя в аналогичной ситуации? Ведь трусливое бегство стало бы полным провалом всей их конспирации, поскольку Виктор Крам стопроцентно согласился б просто потанцевать с ней, так? Затуманенный дурманом, но всё ещё сохранивший способность здраво рассуждать разум подсказывал Малфою, что все аргументы звучат категорически по-кретински даже мысленно, но Драко, как и в прошлом, казалось, недостижимом теперь году, отмахнулся от вредного внутреннего брюзги. И, когда они с Грейнджер оказались на середине танцпола, ему стало восхитительно плевать на осязаемо больно врезавшиеся в спину, подобно острым наконечникам отравленных стрел, громы и молнии, посылаемые из противоположной стороны свадебного шатра, из грозных глаз дегенерата-Уизли; на ошалелый, прикованный к ним взгляд Блейза, на время остановившего свои безумные, вызывавшие некоторые подозрения стороннего наблюдателя в ориентации Луны Лавгуд, брачные игры с Джинни; и даже на гипотетическое мнение Люциуса, беспрекословно поддержавшей бы мужа матери или проклятого, ещё более безродного, чем всё грязнокровки магической Британии самозваного лорда, милостиво, и, очевидно, навсегда поселившегося в мэноре. Потому что вся эта несусветная ересь не стоила даже кучерявого волоса, упавшего с головы Гермионы. И все кошмары этого лета меркли, исчезали без остатка, превратившись в мелкую пыль, сейчас, когда живой, до оцепенения настоящий взгляд карих глаз неотрывно изучал его, Малфоя, лицо, пусть даже измененное до неузнаваемости оборотным зельем. Невыносимо горькая, неумолимо возвращавшая в более счастливое прошлое, музыка, тёплая узкая ладошка, наверное, гораздо сильнее, чем следовало, зажатая в его руке, и ещё более, чем когда-либо, почти невыносимо нужные пухлые, обведённые алой помадой губы Грейнджер — всё это помогло Драко забыть о том, что вокруг них толпа танцующих, и даже об их с Блейзом строгом уговоре ни при каких обстоятельствах не прикасаться к Гермионе. Забини знал, о чём говорил: ведь одно только короткое, невесомое касание её рук, заставило сердце Малфоя зайтись в каком-то отчаянно-быстром ритме, а звук её голоса — попросту сойти с ума в который уже раз за этот невозможно длинный день. В голове, сердце и душе билась только одна, восторженно-безумная мысль: его скромное, но самое заветное желание исполнилось! По крайней мере, частично: ещё на четвёртом курсе, перед Святочным балом, Драко отчаянно мечтал пойти на чёртов бал с ней, а не с Пэнси, которая тогда, как, впрочем, и всегда оставалась только верной подругой. Но в то время, в силу изрядной природной и, очевидно, наследственной трусости, а, может быть, из-за ещё не полного осознания однозначности своих противоречивых чувств к Грейнджер, Драко не решился. Не осмелился пригласить её. Вместо него это сделал более взрослый, и, признаться, не в пример более смелый парень — Виктор Крам. Однако здесь и сейчас, находясь под личиной того самого болгарского ловца, Малфой почти умирал от близости обтянутого тонким шёлком платья красивого тела Гермионы, несмотря даже на то, что она, как и все присутствующие, наблюдает совсем не его лицо. Плохо это или хорошо — пока неизвестно, главное другое: никто и никогда не в силах даже под пыткой отнять у Драко это самое счастливое воспоминание, которое, он был уверен в этом на сто, нет — тысячу процентов, будет биться в его сердце до самого последнего вздоха. Всегда. — Ты так и не ответил… — полностью подтвердив мысли Малфоя, относительно полной его неузнаваемости, проговорила Грейнджер, на миг отстранившись, чтобы положить голову ему на плечо. Драко показалось, что она прислушивается к запаху кожи у основания его шеи. Мгновенный ужас от осознания, что Гермиона в шаге от позорного разоблачения его личности, заставил попытаться наскоро подыскать в затуманенном рассудке хотя бы одну, достоверно-логичную причину, по которой он заявился сюда, устроив самый настоящий балаган. Но, естественно, все попытки оказались тщетными, а встревоженные поиски — напрасными, поскольку Грейнджер, вновь покачиваясь в ритм музыке, смущённо продолжила: — Рон зачем-то увёл меня… Слава Мерлину, я, наконец, добралась до тебя! Как ты, Виктор? — её невесомый шёпот обжёг кожу, а Драко вздрогнул и, не успев взять себя в руки, шумно втянул воздух сквозь зубы. — Мы так давно не виделись… И, знаешь, я… — Всё хорошо, — поспешно отозвался Малфой, коротко глянув на Гермиону, внезапно помутневшими глазами искоса взиравшую на него, — просто отлично… — завороженно и абсолютно правдиво добавил он, когда их взгляды встретились. Казалось, сейчас, она прекрасно понимала, что за внешностью Виктора Крама скрывается он, Малфой. По крайней мере, Драко искренне хотелось, чтобы она узнала его. Что Гермиона предпримет: убийство на месте, или, напротив, простит ему те ужасные, абсолютно случайно сорвавшиеся с языка слова, наверное, навсегда отвратившие её — неизвестно. Главное: она бы дала знать, что даже под чёртовым оборотным зельем, всегда узнает Малфоя, а значит, невзирая на все почти непростительные ошибки прошлого, она, Грейнджер, так же, как и почти год назад, способна вновь полюбить его. Или хотя бы дать шанс. — А как же та девушка, о которой ты писал? — удивлённо хлопнув ресницами, спросила Гермиона. — Дев… Что? — насилу выплыв из своих престранно-невесомых размышлений, выпалил Малфой, но когда тёмные брови приподнялись, наскоро припомнил, о чём вёлся разговор и, намеренно небрежно пожав плечами, протянул: — Да брось, Грейнджер, я шучу, — он нервно хохотнул, — а с той девушкой мы давно расстались, так что… Ладонь, покоившаяся на обтянутой легким шёлком девичьей талии, ощутила, как, застыв, Гермиона напряглась, словно натянутая скрипичная струна, вот-вот готовая лопнуть, оставив вместо себя лишь оглушительно звенящую пустоту — Сочувствую, — опустив взгляд на носки своих туфель, печально шепнула она. — А твой парень, как я заметил, не слишком-то рад тому, что ты танцуешь со мной, да? — продолжая играть в непринужденную беседу, заметил Драко, с досадой слушая последние аккорды мелодии и изо всех сил желая хоть бы и разговором задержать её возле себя. — Он не «парень»… — поведя плечом, язвительно фыркнула Гермиона, двинувшись к находящемуся неподалеку столику с пуншем. Налив себе немного, она обернулась, и убедившись, что собеседник всё ещё рядом, смущённо продолжила: — То есть, парень, конечно, только не мой. Рон, он просто… немного вспыльчивый и… — В любом случае, — насилу оторвав жадный взгляд от её влажных после глотка пунша губ, ревниво перебил Малфой, — ты ведь так красива, Грейнджер! Особенно сегодня, — Гермиона внезапно поперхнулась, чуть не выпустив из рук бокал, а затем вновь странно красноречиво воззрилась прямо в глаза Драко, невозмутимо продолжившего: — и, следовательно, у тебя ведь должен быть кто-то, кто… — Ну, если тебе так интересно, — медленно поставив на обтянутую белой скатертью крышку стола осушенный бокал, таинственно протянула Гермиона, — я могу рассказать тебе. Но по секрету… И без свидетелей, — хмыкнула она и, схватив Малфоя за руку, торопливо пошагала к выходу из шатра.***
Всего считанные минуты назад слепо следовавший попятам за девушкой своей мечты, Малфой остановился, так же, как и она. Гермиона увела его достаточно далеко в глубь густого фруктового сада, так, что до слуха доносился лишь шелест листьев, а зрение улавливало только сумрачные очертания её вмиг посуровевшего лица. Мысленно осыпав себя самыми страшными проклятиями за патологический кретинизм и неспособность адекватно оценивать последствия собственных поступков, Драко тяжело сглотнул, когда прохладный кончик волшебной палочки Грейнджер коснулся его горла, а последующее за этим язвительное: — Расскажи-ка мне, Виктор, — повергло в ужас. Задержав взгляд на усыпанном крупными звёздами чёрном небе, Малфой проклял себя ещё тысячу раз за свои идиотские желания, имеющие совершенно отвратительную особенность сбываться в самый, чёрт возьми, не подходящий для этого момент. Коротко, но вполне опасно усмехнувшись, Гермиона продолжила: — Не помнишь ли ты, — сердце Драко замерло, и впору было бы трусливо, по-детски зажмуриться, но её едкий, неторопливый тон слишком вывел его из себя, воззвав к наследственной, изрядно гипертрофированной гордости и не позволив вновь, в сотый раз ударить перед ней лицом в грязь, — о чём ты просил меня после второго испытания Турнира Трех Волшебников? * Утром, когда предчувствие какой-то чертовщины не давало спокойно соображать, Малфой почему-то надеялся, что до катастрофы такого огромного масштаба не дойдёт… Хотя, наверное, ему нужно было давно понять, осознать и принять неоспоримый факт: он неудачник. Он, Драко, попросту не способен выполнить ни один даже выверенный до малейших деталей план. При этом, почему-то совершенно неважно, угрожает ли провал его никчёмной жизни или жизням других. — Н-не помню, — искренне и отчаянно покопавшись в собственных туманных воспоминаниях тех событий, хрипло резюмировал он. Не опуская волшебной палочки, Гермиона сделала шаг вперёд, сократив расстояние между ними до минимума. Прекрасно осознавая, что это событие, так же как её пристальный, почти азартно изучающий взгляд не принесёт ему ровным счётом ничего позитивного, Малфой совершенно не к месту ощутил, как одна, из бусин холодного пота скатилась по спине, оставив за собой морозную изморось мурашек вдоль позвоночника. — Кто ты? — прошипела Гермиона сквозь зубы, а затем, секунду помолчав явно ожидая реакции собеседника, отрезала: — Можешь не признаваться, — она нервно вдохнула ароматный свежий воздух, — только сворачивай, ради всего святого, свой бездарный спектакль! Он не знал, что ответить. И мог бы свихнуться окончательно от осознания этого до тошноты простого факта — ведь раньше, ещё год назад он способен был отбить любую словесную атаку, а сейчас… Словно кто-то издевательски применил заклятие косноязычия или ещё что-то — неважно. Драко казалось, что ещё миг — не без его участия изрядно потрепанные нервы Гермионы сдадут, и она убьёт его на этом самом месте. Но прискорбного срыва не случилось. Ни через минуту, ни через две. Тонкие пальцы Грейнджер лишь крепче обхватили его запястье, а затем волшебная палочка выскользнула из её ослабевшей правой руки, мягко упав в густую траву под их ногами. А потом, произошло совсем уж неожиданное: приподнявшись на носочки, Гермиона осторожно, будто очень сомневаясь в адекватности своего поступка, прикоснулась губами к его губам. Шелест широких листьев плодовых деревьев, звуки музыки, еле доносившиеся до сюда и невероятное, почти фантастически звёздное небо — весь чёртов мир разбился в дребезги и перестал раздражать своим зыбким существованием, оставив вместо себя лишь звон и оглушающее ощущение полёта, когда Грейнджер углубила поцелуй. И, чёрт подери, Драко, как ни старался, не способен был сопротивляться безумному дурману, застилавшему разум. Пожиратели смерти и Орден Феникса, Гарри Поттер и Волдеморт могли быть отправлены на свалку времен, похоронены там и забыты, потому что главный фактор их противостояния не значил ничего. Ни для кого. И в первую очередь для Малфоя, чуть не умершего от тихого выдоха: — Драко... — прямо в поцелуй. Из уст грязнокровки. Которую он должен был ненавидеть всей душой. Просто по определению. Но почему-то, вопреки всему этому маразму, типа теории о праве рождения и прочей ереси, он любил её больше жизни и не мог поделать решительно ничего с этим для кого-то крайне прискорбным фактом. Что это? Сбой в генетике? Грейнджер когда-то говорила о том, что многочисленные родственные браки ведут к вырождению потомства… Чёрт возьми, а может быть всё это попросту глупость? Его личный, Малфоя, бесповоротный идиотизм? И несмотря на все внутренние самобичевания, ему отчаянно хотелось рухнуть перед Гермионой на колени и, обняв её стройные бедра, просить чёртова прощения за все свои прегрешения, лишь бы только она ещё раз произнесла его имя. — Что? — изо всех сил подавив дикий, достойный разве что буйно помешанного порыв, Драко невозмутимо приподнял брови, предприняв последнюю, робкую попытку ввести её в заблуждение. И, кажется, ему удалось: прикрыв ладонью губы, Грейнджер испуганно глянула на него и, подняв свою волшебную палочку из травы, смущённо проговорила: — Я… я, должно быть, ошиблась, — она горько всхлипнула и, двинувшись в сторону праздничного шатра, растерянно буркнула: — Прошу прощения… Миг; второй — Драко тупо гипнотизировал тонкие стволы трёх молодых яблонь, казавшихся в темноте единым целым. Если рассуждать здраво, то лучшего завершения этого длинного дня, как и их истории в целом, даже и придумать было бы невозможно: как ни странно, ему удалось выкрутиться из почти безвыходной ситуации, заодно убедившись, что с Гермионой всё отлично. И Малфой мог бы прямо сейчас, покинув территорию Норы, преспокойно трансгрессировать к себе в мэнор, если бы не противная, шевелящаяся в груди, ледяная пустота, способная сожрать заживо любого, даже самого сильного человека. — Подожди! — окликнул он, и шорох травы под маленькими девичьми ступнями стих, сменившись коротким печальным всхлипом. — Что-нибудь ещё? — сдавленно отозвалась Гермиона, явно проглотив душащие её слёзы. Благо, она не успела уйти достаточно далеко, чтобы пришлось искать. Изучающе глядя в чернильное небо, Грейнджер стояла у хлипкого забора и, услышав шаги за спиной, мельком обернулась, почти виновато проговорив: — Я должно быть схожу с ума… — она вновь всхлипнула, — мне показалось, что… Под твоей личиной скрывается один мой знакомый. — Правда? — неосознанно погладив тонкие девичьи плечи, тихо уточнил Малфой. — А что за человек? Он тебе дорог? — Более чем… — вздохнула Гермиона, — но сейчас это уже не имеет значения, потому что… — Нет, — хмыкнул Драко, наклонившись к её уху, шепнув: — Сейчас это самое важное, Грейнджер, — она внезапно вздрогнула и резко повернувшись к нему, попыталась что-то сказать, но Малфой перебил её, поинтересовавшись: — Так каким же образом ты разоблачила меня, а? Её ладонь резко поднялась в воздух, и Драко уже приготовился к пощечине, которую, откровенно говоря, заслужил, но в следующий миг, её тонкие пальцы сжались в кулак, и Гермиона с каким-то беспомощным разочарованием опустила руку, процедив: — Так я и знала, что ты та ещё заноза! — упрямо фыркнув, она продолжила: — Ты назвал меня по фамилии, а Крам никогда этого не делал, — поняв, что аргумент не совсем убедил оппонента, Грейнджер смущённо покусала губу, — когда я поцеловала тебя… Это было последней проверкой. Моё сердце… оно чуть не выскочило из груди и… — Так? — поймав активно жестикулировавшую ладошку, Малфой приложил её к левой стороне своей груди. Она заторможенно кивнула, а из-под опущенных ресниц по её щекам заструились слёзы. Порывисто прижав Гермиону к себе, Драко неуклюже погладил её по узкой спине и рассеянно проговорил: — Как же я люблю тебя, Грейнджер. Если бы ты только… — Была чистокровной, да? — дерзко, но совершенно ошибочно предположила она. — Или хотя бы полукровкой. — Если бы ты только знала, как я беспокоился, — с нажимом продолжил свою мысль Малфой, сделав вид, что не слышал её едкого замечания. — И я не собираюсь обсуждать состав твоей крови, как и моей! Твоя кровь, моя… Всё это полная чушь, Грейнджер! Ты самая настоящая ведьма! — Ты сейчас серьёзно? — уточнила она, ошарашенно глянув снизу вверх. — Конечно, — ядовито усмехнулся Драко, — самая натуральная. Как из этой… — он на мгновение нахмурился, вспоминая название сказки, о которой когда-то рассказывала Гермиона. — Как из сказки про Белоснежку. Злая и хитрая. — Вся в тебя, — злобно отрезала Грейнджер, оттолкнув его от себя. — Ты заговариваешь мне зубы, Малфой! — упрямо уперев руки в бока, она сурово отчеканила: — Если ты здесь, то где Виктор? Но Драко пропустил этот вопрос мимо ушей, потому что в чернильном просторе неба, в эту самую секунду разразилась необычно яркая вспышка холодного бледно-голубого света. — Малфой! — крикнула Грейнджер, будто бы предполагая, что он оглох. — Куда ты, чёрт возьми, дел Крама?! — Это уже не важно… — опустив взгляд, констатировал Драко, — Видишь ли, я хотел предупредить тебя… Думал, что время ещё есть… Но, — она раздражённо фыркнула. — В общем, Тёмный лорд и Пожиратели, похоже, совершили переворот, — её глаза округлились от ужаса, — и тебе, Грейнджер, лучше прямо сейчас уходить отсюда. — Да… — вцепившись в ремешок бисерной сумочки, растерянно кивнула Гермиона. — Да, только заберу Рона и… эм… — она дёрнулась в сторону праздничного шатра. — И того рыжего парня, кузена Уизли, — нагнав её продолжил Малфой, — Это ведь Поттер, так? — Откуда ты?.. — Только что догадался, — небрежно ответил Драко, крепко держа её ладонь в своей. Так, словно больше ему никогда не предоставится такая возможность. — Прошу тебя, Грейнджер, будь аккуратней, — остановившись у кромки сада, шепнул Малфой, а из-под свадебного навеса уже раздался глубокий, усиленный магией голос: «Министерство пало. Скримджер убит. Пожиратели смерти скоро будут здесь!» — Я тоже люблю тебя… — пролепетала Гермиона, так, будто кто-то невидимый заставил её выдавить эту фразу из себя. — Спасибо, — на миг обняв Драко за шею, уже искренне добавила Грейнджер и, отстранившись, горько шепнула: — Прощай! — а затем, рванула ко входу в шатер. — До встречи… — тяжело вздохнул Малфой, и услышав первые хлопки трансгрессии, решил последовать примеру гостей. _______ * После второго испытания ТТВ Виктор Крам просил Гермиону приехать погостить к нему, в Болгарию. Весь сарказм в том, что Драко должен был знать содержание разговора — ведь Рита Скиттер (подслушивавшая участников турнира в образе жука) раструбила об этом в своей колонке в Ежедневном Пророке.***
2 октября 1998 года — Драко, — шептали покрасневшие от поцелуев губы Гермионы, а её тёплые ладони скользили по его обнажённому торсу, — я хочу тебя, — выдохнула она прямо в его ухо, оставив на коже его шеи несколько пылких поцелуев, — но у меня урок… через десять минут! А потом… собрание старост, а потом… — Грейнджер… — старательно подавив нетерпеливый утробный рык, Драко подхватил Гермиону под бедра и, посадив её на борт раковины в ванной старост, сквозь зубы поинтересовался: — Почему, чёрт подери, тебе нужно болтать в самое неподходящее для этого время? Хихикнув, Гермиона пробежала кончиками пальцев вниз от груди Малфоя к самому низу живота, подцепив резинку его пижамных штанов. Игриво прихватив губами мочку его уха, она неожиданно громко провозгласила: — Пора вставать! Бледная кожа на внутренней стороне его предплечья была чистой. — Что? «Нет чёртовой метки!» — восторженно вопил внутренний голос! — Доброе утро, соня! «Ни одного намека на позорное клеймо!» — взрывалось сознание, а пальцы неосознанно комкали рваную тюремную простыню. — Малфой, блин! Чья-то рука крепко схватила его за плечо, а затем ощутимо встряхнула. — Грейнджер, ты?.. — осторожно поинтересовался Драко, отчаянно не желая возвращаться в отвратительно-мерзкую реальность из яркого, до слёз настоящего сновидения. — Ну почти, — язвительно хохотнул голос, до обидного мало напоминавший голос Гермионы. Поверхностного, всё ещё сонного анализа произошедших за секунду событий хватило, чтобы испуганно вздрогнуть, и, торопливо натянув на себя тонкое одеяло до подбородка, мигом поднять веки. В глаза тот час ударил луч света. — Твою мать! — зажмурившись, выругался Драко и, моментально сев на своей, с позволения сказать, кровати, мельком заметил круглую оправу очков. — Убери чёртов фонарь! — раздражённо прорычал он, а незваный гость вновь тихо засмеялся. — Хватит ржать, Поттер! Убери свой… — Да ладно-ладно, — насмешливо отозвался тот, с помощью заклятия подвесив источник света в середине камеры. — Уютно тут у тебя, — философски заметил Гарри, намеренно беззаботно уточнив: — И чего ты жалуешься? — Я не жалуюсь! Могу просидеть здесь всю оставшуюся жизнь! — Да не ори ты так! — тщетно пытаясь подавить совсем уж неуместное веселье шикнул Поттер. — Ночь на дворе, — указав взглядом в сторону маленького оконца, пояснил он, добавив: — К тому же, ты ведь не хочешь разбудить Рудольфуса? — проследив, как Малфой, мученически поморщившись, закатил глаза, Поттер издевательски уточнил: — Или ты всё-таки не против послушать очередную байку о великолепных делах Рудольфуса и Беллатрисы Лестрейнджей во времена первой магической войны? — Дядюшка Руди уже рассказал всё, что можно, — устало выдохнул Драко, — и даже, кажется, то, чего нельзя… У нас тут, так сказать, тёплая семейная атмосфера, — печально подытожил он. — Так может и останешься здесь? — подчёркнуто доброжелательно поинтересовался Поттер, саркастично добавив: — В качестве солидарности. А почему бы и нет? — обращаясь скорее к самому себе, вздохнул он, красноречиво покосившись в сторону бывшего недруга.— Гермиона хоть замуж выйдет спокойно… — Зачем ты припёрся? — мигом поменявшись в лице, прошипел Малфой, исподлобья сверля взглядом Гарри, а тот внутренне взбодрился, решив, что «пинок» Гермионы, очевидно, возымел небольшой, но всё же — успех. — Какой же ты грубиян! — наставительно заметил Поттер, невежливо и с громким скрипом опустившись на край тюремной нары. — Поверь, общение с тобой не доставляет мне хоть какого-то удовольствия. Сегодня просто моя очередь дежурить в этих мрачных застенках, — натянуто спокойно признался Гарри, и, выудив из кармана стопку желтоватого пергамента, он увеличил её размер до исходного. — Дело в том, что Забини не в лучшем состоянии после того, как его показания проверили в Аврорате… — Что с ним? — взволнованно встрепенулся Малфой, оторвав взгляд от стопки макулатуры. — Всё хорошо, — уверенно соврал Гарри, — очень скоро Забини придёт в себя, — поспешил бодро добавить он. — Но я пришёл посоветоваться с тобой. — Что? — Ох, Мерлин… Малфой, ну пошевели же ты мозгами, — нетерпеливо затараторил Поттер, — если ты отказался давать дальнейшие показания, что я лично считаю несусветной глупостью, Гермиона уже закончила со свидетельством, а Забини к завтрашнему дню явно не возвратит себе ораторский талант, то… — Неужели Уизли будет меня защищать? — выпалил Драко, и только секунду спустя, оценив выражение лица Гарри, понял, какую чушь он только что сказал. — Может быть отправить тебя на психиатрическое освидетельствование? — вздёрнув бровь, строго уточнил Поттер. — Значит… — не обратив на идиотское замечания внимания, панически пролепетал Малфой, — завтра свидетельствовать будешь ты? — Да не трусь, — внезапно дружелюбно отрезал Гарри, хлопнув вечного оппонента по плечу. — Смотри, — он сунул Драко озвученную стопку бумаг, — я записывал все показания Блейза. Слово в слово. Почитай их и, думаю, у тебя будет, что дополнить. — Хорошо, — смиренно вздохнул тот, взяв протянутый ему простой карандаш. — Только к чему такая спешка? Мне казалось, дело немного затянулось… — Напротив, Кингсли теряет терпение, — угрюмо парировал Поттер.— По крайней мере, он явно не прочь закрыть это дело побыстрее, и, вероятно, не отпустит завтра никого до поздней ночи. Он заставит Визенгамот вынести приговор либо уже на завтрашнем заседании, либо послезавтра. Так что готовь последнее слово.