The price of choice

      2 мая 1998 года       Перед глазами под плотно закрытыми веками пролетали воспоминания собственной недолгой жизни.       Некоторые из них были тусклыми, какими-то совсем уж скучными, вроде сцены, где отец надменно читал заунывную лекцию о правилах поведения в Хогвартсе, прогуливаясь с Драко в саду Малфой-мэнора, но большинство — яркие, казавшиеся до оцепенения реальными: первый полёт на первой же собственной метле, нападение всбесившегося гиппогрифа-питомца Хагрида, момент, когда на коже левого предплечья появилась чёртова Метка.       Хотелось вернуться, прожить все эти моменты заново, по-другому...       И её глаза. Гневные, счастливые, смеющиееся, блестящие из-под длинных ресниц...       Грейнджер...       Мерлин, неужели мозг и впрямь издевается, показывая напоследок подобные вещи?!       Малфой не помнил, как выбрался из пылающей выручай-комнаты, не помнил, каким образом вообще остался жив и, кажется, относительно цел... Однако сейчас почему-то не сомневался, что и это внезапное счастье ненадолго.       И отчего-то умирать расхотелось.       Особенно после того, как глупый Крэбб сгинул в огненной пасти собственноручно вызванного Адского пламени, с которым так и не смог совладать.       Перед глазами, словно нарочно, медленно проплыл и этот совсем недавний эпизод, а секундой позже запах затхлой вековой пыли ударил в ноздри.       И, если честно, не вызвал отвращения, наоборот: Драко не был так счастлив со времени свадьбы Билла Уизли, когда Гермиона узнала его, несмотря на оборотное зелье, великий актерский талант и прочую ересь, неожиданно легко простив чёртовы случайно брошеные грубые слова про её происхождение.       Он выживет.       Непременно.       Хотя бы ради того, чтобы вновь дерзнуть перед жестокой судьбой — попытаться вымолить прощение Грейнджер, или получить шанс на крошечную каплю понимания...       И, в конечном итоге, наплевать, чем завершится вся эта бессмысленная бойня, затеянная двумя старыми интриганами (пусть даже один из них — абсолютный свет, а второй — беспросветная тьма) — он, Драко, выстоит.       Потому что Грейнджер не заслужила того, чтобы читать сухой текст на чёртовом пергаменте.       Она ведь непременно всё поняла бы, так?       Она же умница...       В отличие от него.       Слева, буквально в дюйме, послышался тихий, почти неразличимый от навязчивого гула в ушах болезненный стон.       Только Мерлин и, возможно, ещё парочка его коллег по небесной канцелярии, могли узнать, каким титаническим усилием Малфой заставил себя приоткрыть глаза: всё вокруг, включая и его самого, было засыпано толстым слоем пыли и обломками мелких камней, словно посреди коридора восьмого этажа взорвалась бомба немалой мощности.       Только всё это, вне сомнений, ужасающее зрелище потеряло какую-либо значимость. Потому что среди этих самых обломков Малфой заметил маленькую ладонь, тонкие пальцы которой плотно сжимали переломанное древко метлы.       Метла...       Но Гермиона ведь боится высоты!       По крайней мере, всегда было так, а теперь, выходит...       Мерлин, неужели, это она спасла их с Гойлом жизни? Конечно же, не одна, но инициатором точно явилась она!..       Пыльный ком встал в горле.       Неужто Гермиона всю жизнь будет вытаскивать его за уши из наинатуральнейшего дерьма, вновь и вновь доказывая его собственное полное ничтожество?       Не говоря уж о том, что она снова пострадала, благодаря...       Кому бы вы думали?       Правильно, чёрт возьми!       Единственному и неповторимому Драко Малфою, не ясно с какой целью, однако с завидным упорством влипающюму в кретинские истории.        — Грейнджер, — прохрипел Драко и закашлялся: должно быть, он провалялся здесь не меньше пары часов.       А может, дней?       Попытавшись неуклюже повернуться, Гермиона вновь застонала, и признаться, причины для этого были: не замечая дикой боли в затылке, которым неплохо приложился, свалившись с метлы вместе с неожиданно вспомнившимся именно сейчас Поттером (коего, кстати нигде поблизости не наблюдалось), Малфой заметил, как из-под припорошенных пылью и казавшихся из-за этого абсолютно седыми, кудрявых прядей Гермионы струилась кровь, заливая добрую половину лица.        — Гарри... — прохрипела Грейнджер. — Гарри, жив?       Мерлин... Неужели она всегда думает о своём Драгоценном дружке?       Собственная жизнь уже не в чести?       Хотя, о чём речь?       Это же Гермиона!       Старая-добрая ничего не опасающаяся Грейнджер...        — Не знаю, — коротко констатировал Драко. Врать ей смысла больше не имело — он и впрямь не видел Поттера. — Послушай, Гермиона... — начал Малфой, а мысленный голос взвыл, призывая заткнуться, ведь сейчас действительно не самый лучший момент для задушевных разговоров.       Однако Драко представлялось обратное: Грейнджер лежит на полу, и, очевидно, ей очень больно, а значит — она выслушает его в любом случае...       Какой бред, Мерлин!       Высшая степень эгоизма, как раз в стиле молодого профессора Снейпа!..       И, возможно, стоило вспомнить, каким грандиозно-ужасным боком вылилось всё это для бывшего декана, но Драко уже не мог (точнее не хотел) остановиться.       Ведь Малфои, как бы горько не звучало, не сдаются, верно?        — Ради всего святого... — слабо взмолилась Гермиона. — Уйди или заткнись!.. Дай мне спокойно умереть!        — Но ты должна выслушать! — возмущённо парировал Малфой, не обратив даже малейшего внимания на смысловую нагрузку прозвучавшей просьбы.       Он отвесил себе мысленный позатыльник лишь за то, что выразился, как обычно, неверно: ведь больше Гермиона ничего не должна (как, собственно и было изначально), кроме одного — ещё год назад она обещала выжить.        — Я не подсылал Люциуса... — попытался исправить ситуацию Драко, — Это была полностью его инициатива. Помнишь, галеоны, с помощью которых мы общались? Грейнджер, отец...        — Я поняла, Малфой, — сдавленно произнесла Гермиона, болезненно поморщившись. — Конечно, ты ни в чем не виноват, а всё, что случилось — коварные происки макаронного монстра!        — Кого? — выпалил Драко, однако в следующий момент решил не разбираться в замудрёной мифологии маглов.       Макаронный монстр... Надо же!..       Не в этот раз!       Ведь уверенность в том, что времени на разговор оставалось критически мало, сверлила голову даже хуже боли от удара.        — Послушай, прошу тебя, — вздохнул он и, услышав тихое, но упрямое фырканье, пришёл к единственному за сегодняшний вечер позитивному выводу: Грейнджер не умрет. По крайней мере сейчас. — Я хотел бы поблагодарить тебя за то, что спасла мою идиотскую жизнь...        — Расслабься, я о тебе даже не вспомнила, — жестоко отрезала она, — тебя и твоего мерзкого Гойла спас Гарри. Его и благодари!        — Но... — скулы свело как от съеденного разом лимона, а сердце оборвалось: в последние несколько минут Малфой предпочитал свою версию событии — его спасла Гермиона. Точка.       Однако, вестись на провокации, так же как на каких-то кретинских монстров времени решительно не оставалось и, проглотив и это, Драко проговорил:        — Знаешь, думаю, ты просто нагло врешь! — она вновь красноречиво фыркнула. — Как мне, так и себе... Я люблю тебя, Грейнджер, слышишь? Всё равно. Как бы ты сейчас не язвила — это не изменить. И, поверь, я никогда не допустил бы, чтобы...        — Мне плевать, — сообщила она гораздо более живым голосом. — Потому что, слава всем богам, я наконец-то умираю! И надеюсь, больше никогда тебя не увидеть, чёртов трус!        — И даже перед лицом смерти, ты так и не готова признать очевидное? — риторически уточнил Драко, а Грейнджер приоткрыла глаза и, уничтожающе покосившись в его сторону, тяжело вздохнула. — Ты тоже всё ещё любишь меня, — шепотом продолжил Малфой, только секундой позднее, поняв насколько по-маньяковски прозвучала эта фраза. — Грейнджер, ты ведь просто обижена... Просто...        — Как ты смеешь?! — как кобра, прошипела она, а Драко, едва сдержав смешок, намеренно небрежно пожал плечами, вновь и, скорее всего, в последний раз, любуясь раскрасневшимися от гнева девичьими щеками. — Мерлин, Малфой, да ты совсем свихнулся?! — взвизнула Гермиона, заметив очередной маскарад. — Какого чёрта ты хочешь?        — Честно? Хотел, чтобы ты ожила, что, собственно, и произошло, — печально усмехнулся он, — и оставь, ради Мерлина, эту щепку в покое, — Драко указал на обломанное древко, которое Грейнджер всё ещё сжимала в руке, — всё равно больше ты никуда не полетишь. Во всяком случае, на этой метле — констатировал Малфой и, должно быть, только благодаря неимоверному усилию воли, поднялся на ноги, а потом, всего на миг задержав взгляд на напряженной складке между тёмными бровями Гермионы, побрел по полуразрушенному коридору к Главной лестнице.       Точнее в направление того, что от неё осталось.        — Что это он нёс? — шепнул Гарри, прятавшийся всё это время под обломками.        — Понятия не имею, — покусав губу, растерянно пробормотала Гермиона, с явной жалостью провожая Малфоя взглядом. — Наверное, Драко слишком сильно ударился затылком... И рехнулся, — она подчёркнуто небрежно повела плечом.       Поттер предпочёл сделать вид, будто это странное обьяснение удовлетворило его любопытство, но в следующий миг, Грейнджер резко обернулась и, вскрикнув:        — Гарри! — порывисто обняла его, словно только сейчас осознала, с кем вела беседу.       Однако Гарри заподозрил другие мотивы явно преувеличенного в несколько раз счастья подруги. Всё это — лишь фарс, чтобы отвлечь внимание от случайно услышанных слов Малфоя!       А значит... Подозрения не беспочвенны.        — Я так рада!.. — надрывно прошептала Гермиона, — так счастлива, что ты жив! А... а где Рон? — Гарри пожал плечами. — Мерлин! — с напускным ужасом выдохнула она. — А как же диадема?       — Сгорела, — поискав взглядом рыжую шевелюру друга среди обломков, угрюмо отозвался Гарри, — вместе со всем хламом выручай-комнаты, — тихо продолжил он, покосившись в сторону Гермионы, потерявшей уже всякий интерес к беседе: она вновь неотрывно гипнотизировала взглядом пустой коридор.        — А с каких пор ты называешь Малфоя по имени? — учтиво поинтересовался Поттер и, когда Грейнджер, нервно вздрогнув, обернулась, прочитал ответ в её полных сожаления глазах.       Конечно, сейчас не время для откровений, как и для внезапных открытий, однако логические пробелы в мыслях Гарри по поводу всех тех странностей в поведении Гермионы на протяжении последних двух лет заполнились.       Быстро отведя взгляд, она судорожно вздохнула и, буркнув:        — Нужно найти Рона, — тяжело поднялась на ноги.

***

      Когда-то сквозь витражные стекла окон пробивался солнечный свет, рисуя на резных стенах Большого зала причудливые разноцветные узоры, а сам Хогвартс был полон детского смеха и радости.       Иногда казалось, будто только на этом и стоит древний замок вот уже тысячу лет.       Сегодняшний же рассвет приносил только пустоту, выжигал душу до тла. Длинные факультетские столы оказались разбитыми в щепки, и угадывались, скорее, по привычке. Сквозь лишенные теперь стекол проемы окон виднелось озаренное красным небо, а прямо над вытоптанной землей, пропитанной кровью и болью, летали чёрные птицы, до жути похожие на кладбищенских воронов.       Словно ничего не произошло, и жизнь не раскололась на «до» и «после», непонятно, каким образом выживший в этой битве Филч пытался гонять птиц своей нелепой шваброй...       Наверное, завхоз так до конца и не понял, что школа не нуждается сейчас в его услугах, а, может, Филч просто свихнулся.       Однако всем, по крайней мере, Малфою, Хогвартс действительно напоминал погост: из-за каждого угла доносился безутешный плач. Семейство Уизли в полном составе собралось вокруг носилок, на которых лежал неподвижно один из близнецов, невольным свидетелем гибели которого он, Драко, и стал перед роковым походом в выручай-комнату. Рядом, рука об руку лежали погибшие профессор Люпин и Нимфадора, кажется, являвшаяся племянницей Нарциссе... Их сын, которому нет и года остался сиротой...       Чёртова война!       Укоризненный взгляд карих глаз чиркнул по щеке, и Малфой оглянулся: лицо такой же, как и все Уизли заплаканной Грейнджер выражало только одно — дикую неприязнь.       Здесь, в этом зале, он со своей чёртовой Меткой, чёртовым происхождением и чёртовой же фамилией — лишний.       И, конечно, Гермиона была полностью права. Как всегда.       После всего, что он натворил, после всего того, что Грейнджер вытерпела из-за него — он попоросту обязан уйти. Из замка, из её жизни и из этого чёртова волшебного мира! Не мучить больше ни себя, ни её...       Сбежать, как и подобает отъявленному трусу.       Слава Мерлину, Малфой сохранил свою никому не нужную жизнь, и Гермиона никогда не прочтет чёртова письма.       Хотя наверное, Джинни итак не до игр в почтовую сову.       Не важно, чьей будет победа...       Он уже проиграл.        — Гарри Поттер мёртв! — плоснуло слух, словно опасной бритвой, а рядом — шестикурсница-рейвенкловка осела на пол в углу, с силой зажимая ладонями уши.       Пронзительные крики слились в какофонию звуков, и толпа защитников Хогвартса высыпала в школьный двор. Выйдя из холла одним из последних, Малфой сощурился, не веря своему чёртову зрению!       Должно быть, он попросту сошёл с ума!..       Но коллективно-громкий вздох защитников замка опроверг нереальную догадку.       От опушки запретного леса, тянулась несколько поредевшая толпа Пожирателей, впереди всех тяжело шёл израненый Хагрид. Заливаясь огромными слезами, бывший лесничий нёс в сложенных на подобие исполинской колыбели руках бесчувственное тело.       Тело убитого Гарри Поттера.       Внутри всё похолодело, а когда взгляд остановился на счастливом (насколько возможен быть счастлив уродливый череп, обтянутый белым, как старый пергамет кожей) лице Волдеморта — сердце рухнуло в пятки.       В буквальном смысле!        — Надежда волшебного мира! — даже не глянув в сторону поверженного врага, издевательски-надменно произнёс Тёмный лорд, вальяжно расхаживая перед толпой защитников замка.       Один из Пожирателей, трусливо прятавший лицо под маской грубо прихлопнул очки в круглой оправе на переносицу погибшего Поттера, а змееподобный ублюдок протянул:        — Вы храбро сражались! Лорд Волдеморт умеет ценить отвагу и мужество. Посему, даю вам шанс сдаться и перейти в стан победителей. И вы будете прощены, избежав участи проигравших.       Мерлин, какая чушь! Неужели даже самый слабоумный на свете кретин способен повестись на подобную бессовестную ложь?!        — Драко! — раздался голос отца в полной тишине.       Малфой зажмурился: большего позора он не испытывал ни разу со дня своего рождения! Он чувствовал направленные на него взгляды защитников замка и Пожирателей смерти во главе с Волдемортом, однако не двинулся с места.       Он сделал свой выбор.       И если цена этого выбора — гибель — пусть будет так.        — Сынок... — тихо позвала Нарцисса, и Драко покосился в сторону бледной как сама смерть Грейнджер, стоявшей рука об руку с Роном Уизли.       Она никогда не оценит всего, что он, Малфой сделал ради того, чтобы просто быть с ней. Чтобы быть достойным её внимания.       Он был готов предать собственную мать, лишь бы видеть в карих глазах своё отражение, лишь бы ещё всего раз прикоснуться к её губам и вдохнуть аромат каштановых кудрей...        — Драко! — громче повторила Нарцисса.       Мерлин, почему взгляды, неважно: гневные, укоризненные, уничтожающие, посланные Грейнджер — никогда не причиняли такой боли, как теперешнее абсолютное равнодушие?       В этот мимолетный миг Малфой готов был отдать всё, чем владел, лишь бы Гермиона остановила его! Ему хватило бы незаметного взгляда из-под ресниц, но она всё так же не обращала на него ровным счётом никакого внимания, а мать взирала с огромной мольбой, и даже обычно непроницаемые черты лица Люциуса, каким бы он ни был, тронула неподдельная тревога.       Почти такая, какую должен испытывать любой нормальный отец к своему ребенку.       Горло сжало чувство безысходности, а чёртовы ноги сами проделали ровно десять уверенных шагов до импровизированной линии разграничения, которую изображал из себя Волдеморт, надменно расхаживающий по школьному двору между толпой своих бездумных рабов и преграждающей вход в замок толпой непримиримых поборников света.       Неприязненные и проклинающие взгляды множества глаз осязаемо впивались в спину, будто отравленные едким ядом ненависти наконечники стрел, но Драко, как ни странно, было всё равно...       Его же и так ненавидели почти все в этой чёртовой школе!       За долбанную чистую кровь, за деланную надменность и, в первую очередь за убийство Дамблдора, которого он не совершал...       Малфой чувствовал, словно подобно существу, созвучному с его именем, дышит огнём: лёгкие обжигала дикая досада, а сердце саднило от осознания очередного неправильного поступка. И заняв своё место рядом с матерью, он думал о том, что, очевидно, называя его так, родители надеялись, что их сын вырастет сильным, смелым и мудрым, как дракон...       Но не сбылось...        — Поттер жив, — донёсся до слуха невесомо тихий голос Нарциссы.       Брови автоматически взлетели от неожиданности информации, однако встретившись взглядом с незаметно кивнувшим отцом, Драко, всё ещё не до конца веря собственным ушам, растерянно переспросил:        — Что? Но ведь Гарри же... — он беспомощно махнул рукой в сторону лесничего, так же, как и несколько минут назад рыдавшего над телом Поттера.        — Всё потом! — с нажимом прошипела Нарцисса, коротко покосившись в сторону Невилла Лонгботтома, вышедшего на середину двора, и не слушая его высокопарной речи. — Держи, — она быстро сунула в руки Драко неизвестную волшебную палочку.        — Постой, — тихо начал он, повертев палочку в пальцах, — что я должен?..       И осекся, потому что в эту самую секунду двор Хогвартса наполнил нечеловеческий оглушительно-дикий вопль.       Малфой успел запечатлеть лишь тот миг, когда исполинская голова вставшей на дыбы змеи-любимицы Волдеморта полетела прочь, и выражавшее печальную радость лицо Лонгботтома, всё так же сжимавшего в обеих руках поблескивающую рубинами рукоять меча Годрика Гриффиндора.       А потом, случилось невозможное.       Всего через долю секунды после вопля Лорда, Гарри скатился из рук растерявшегося Хагрида, и в рядах Пожирателей раздалось несколько ошеломленно-громких возгласов: «Поттер бессмертен! Валим!» — а крик матери:        — Палочка! — заставил вновь дышать.       И вспомнить, наконец, Что он должен делать!       Ведь этот непобедимый засранец спас его жизнь!        — Поттер! — срывая горло крикнул Драко, пытаясь выбраться из толпы метавшихся в панике рабов Тёмного Лорда.       Плевать.       С самой вершины Астрономической башни!       Пусть его, Малфоя, благородного поступка никто не заметит и не оценит, пусть завтра его запрут в одиночной камере Азкабана...       Послышались первые хлопки трансгрессии: Пожиратели, видимо, оценив всю опасность положения, попросту сбегали, как грязные крысы с тонущего корабля.       Чёртовы трусы!        — Поттер! — тот резко обернулся, а Малфой бросил палочку, потеряв всякую надежду догнать бывшего врага. — Лови!       Многолетние тренировки по квиддичу, вне сомнений, принесли результат: Гарри в прыжке схватил древко и, больше не отвлекаясь, помчался в замок.

***

      Битва закончилась.       Однако облегчения, и уж тем более радости — как не бывало. Особенно, если вспомнить, даже навскидку, число погибших в этой войне.        — Чем планируешь заняться дальше? — тихо спросила Джинни, явно нуждавшаяся в собеседнике.       Немудрено: в её семье стало на одного человека меньше, благодаря чёртовой бессмысленной войне!       Бедный Фред!..        — Думаю, отправлюсь в Австралию, — пожала плечами Гермиона, — нужно снять заклятие Памяти с моих родителей. А потом... Не знаю, Джин, смотря...        — А как же?.. — шепнула Уизли, указав взглядом в сторону троицы, жавшихся друг к другу в полном одиночестве Малфоев.       Грейнджер только успела подумать, что каждый из этого семейства явно чувствует себя лишним здесь, однако никто не выгонял их.       Никто даже их не замечал.        — Знаешь, Джин, наверное, ответ покажется тебе жестоким, но... — Гермиона опустила взгляд на носки своих пыльных кроссовок и сдавленно продолжила: — Для меня он погиб. Пусть будет так. Ведь лучше храбрая смерть, чем трусливая жизнь, верно?       Джинни ошарашенно покачала головой: конечно, Малфой — самый ужасный засранец, какого только видывал свет, однако смерть? Неужели, Гермиона настолько возненавидела его?       Но расспрашивать подругу не хотелось: рассуждения о добре и зле, любви и ненависти сейчас казались абсолютно бессмысленными.        — Раз так, — вздохнула Уизли, достав из кармана рубашки записку, — Он просил передать тебе, в случае его гибели. И раз ты считаешь его мёртвым, то... — она протянула подруге сложенный из пергамента квадратик.       Гермиона фыркнула; и ещё раз, — а затем неприязненно покосилась в сторону чёртова листка.        — Ладно тебе! Прочти, — почти умоляюще протянула Джинни. — Ну ради меня!       В светло-карих радужках вновь зажглись огоньки озорства, и, болезненно сморщившись, Гермиона вырвала квадратик из пальцев Уизли.        — Хорошо, — буркнула Грейнджер, — но только ради тебя! — и с показной ожесточенностью, словно надеясь разорвать несчастный пергамент, развернула листок.

***

      «Грейнджер,       Если ты читаешь это, значит, я всё же мёртв.       Прости, что снова обращаюсь к тебе по фамилии — она напоминает мне о той лохматой девчонке-третьекурснице, которая так и не смогла противостоять зловредному заклятию Дантисимус...       Помнишь, насколько вымахали твои передние зубы? А насколько красивыми они стали после этого!..       Я шучу, Грейнджер.       Ты всегда была прекрасна: с огромными зубами, лохматыми волосами, носом приклеенным к книжкам...       Мерлин, ты была живым опровержением нытью моего отца о «заполонивших волшебный мир грязнокровках, не способных ни на что».       Знаешь, Люциус всегда говорил, что я был рождён исключительно для того, чтобы позорить его фамилию, и меня, признаться, всегда бесили эти слова. Я долго пытался доказать обратное.       Однако только тогда, когда мы с тобой стали невольными соседями, я понял наконец, о чём вёл речь отец.       Я отверженный.       И своими, и чужими, а теперь — и тобой.       Почему я не прошу прощения, не пишу, как глубоко сожалею о том, что случилось с тобой в моём чёртовом доме?       Да потому, Грейнджер, что я представляю выражение твоего лица, прочти ты эти дурацкие оправдания, и как это письмо в мгновение ока вспыхнет синим пламенем.       А мне ещё столько нужно тебе сказать!       Посему, если я и впрямь умер, то хочу попросить тебя только о том, чтобы ты помнила лишь хорошее обо мне.       В свою очередь, обещаю, что в тот миг, когда меня убьют, все мои мысли и чувства будут только о тебе.       Вспоминай наш первый поцелуй, наш первый танец под звёздным небом на балконе...       Помнишь, как ты узнала меня под оборотным?       А помнишь, как мы трансгрессировали во Францию, в надежде сбежать от войны хотя бы на ночь?       Я уверен, Грейнджер, сейчас ты улыбаешься. Пусть так будет всегда...»

***

      3 октября 1998 года        — «Я уверен, Грейнджер, сейчас ты улыбаешься,» — Гермиона и врямь улыбалась сквозь слёзы, безостановочно скользившие по бледным щекам.        — Пусть так будет всегда. Будь счастлива и никогда не вини себя ни в чём, ты никому больше ничем не обязана. Если ты читаешь это, значит ты выполнила своё обещание...», — вздохнул Гарри, и свернув обгоревшую по краям записку, резюмировал: — Что ж... На этом, Ваша честь, я намерен закончить мои показания.       Мёртвая тишина, накрывшая Зал заседаний, звенела, как натянутая до предела скрипичная струна. Женщины-работницы министерства промакивали кружевными платочками набежавшие на глаза слёзы.       Это дело и впрямь оказалось сложнее, чем предполагалось изначально.        — Добавлю только одно, — тихо проговорил Гарри, глянув в сторону подсудимых, — По моему мнению, Драко и Нарцисса Малфои заслужили оправдания гораздо больше, чем когда-либо заслуживал Игорь Каркаров.       Отхлебнув воды из стакана, Кингсли переглянулся с оцепеневшим Перси, а тот лишь повёл плечом, словно так и не поверил в прозвучавшие показания.        — Мистер Малфой, — наконец выдавил Министр, а Драко нервно вдрогнул, — всё это... — он замялся, видимо, и сам так и не смог переварить услышанное. — Скажите, всё, что поведал суду мистер Поттер — правда?        — Да, — в один голос отозвались Малфой-младший и подскочившая на ноги Гермиона.        — Сэр Бруствер, могу ли я узнать, какова судьба профессора Снейпа? — умоляюще глянув на Министра, пробормотал Драко.       Все присутствующие в Зале впились в подсудимого ошеломлёнными взглядами.        — Неужели вы не в курсе? — с жалостью уточнил Кингсли, озвучив немой вопрос собравшихся, Драко покачал головой вместо ответа. — Он погиб, мистер Малфой... Тёмный лорд убил его в разгар битвы за Хогвартс.        — Не может быть!.. — скорбно вздохнул Драко, обиженно глянув на Поттера: они ведь столько общались в последнее время, а тот не удосужился обмолвиться и словом о гибели профессора!       Прозвучал тройной стук судейского молотка, а следом усиленный магией голос: — Все свидетели и подсудимые дали свои показания. Визенгамот удаляется для постановления приговора, — все замерли, а Министр продолжил: — Объявляю перерыв на час.