***
— Гарри, дай пройти! — суетливо буркнула Гермиона, попытавшись обойти друга. Вокруг слышались звуки возни. Репортеры, явно преисполнившись чувством выполненного долга, собирали свои многочисленные пергаменты. После короткого взгляда, брошенного вскользь на одинаковые лица, складывалось самое неприятное ощущение, будто все они, вне сомнения, мерзкие и жадные до грязной, однако абсолютно мнимой славы людишки, возомнили, будто они все, как один, в некотором роде причастны к сотворению Вселенной. — Подожди, — решив не заострять внимания на чёртовых журналистах, шикнул Гарри. Всего несколько месяцев обучения в высшей школе Аврората дали свои плоды, и он уже наперёд знал причину суетливой грубости Гермионы. Сомнений быть не может. — Постой, — Гарри успел ухватить подругу под локоть, но та, даже не оглянувшись, только нетерпеливо фыркнула. Видимо, так и не смогла подобрать ни одного более осмысленного аргумента. — Гермиона! — Она ловко выкрутила свою руку, но Гарри попытался вновь поймать подругу. — Дай ему хотя бы попрощаться с отцом!.. — беспомощно продолжил Поттер, однако Грейнджер, обогнув не успевшую вовремя сориентироваться Пэнси, уже спускалась вниз. Малфой был прав. Во всем, что касалось бывшего слизеринца, Гермиона совершенно невыносима. * Неужели сознание вновь решило пошутить? Саркастично и совершенно издевательски. Неужто всё это — обширная галлюцинация или цветной, до оцепенения реальный сон, после которого он, Драко, откроет глаза в своей до тошноты серой тесной камере? По-другому Малфой не смог бы объяснить то невозможное, что случилось всего через миг после того, как чёрт (точнее — отец) дёрнул его обернуться. Неуверенно остановившись на последней ступеньке, Гермиона, до этого смотревшая исключительного на него (?..), опустила взгляд на носки своих туфель. Интуиция подсказывала, что ей до крайности нужно что-то обсудить или рассказать о чем-то. Только вот о чём им теперь говорить? Неужели, она хочет спросить совета об организации скорой свадьбы с недоноском Перси? Или, может, решила попрощаться? Навсегда. И, наверное, секундная стрелка не успела сделать и шага, как все эти идиотские, категорически деморализующие мысли вылетели из головы. Потому что Гермиона, очевидно, наплевав с самой высокой башни Вестминстерского аббатства на неотрывно следящий за её действиями колючий взгляд из-за ядовито-зеленых очков Риты Скиттер, торопливо пересекла зал. И мгновение, за которое Грейнджер оказалась прямо перед ним, остановившись всего в нескольких сантиметрах, показалось ещё одной вечностью. Ведь, от неё можно было бы ожидать всего, чего угодно, верно? А потом, его, Малфоя, ладони самостоятельно и совершенно неловко легли на тонкую девичью талию. Драко даже не успел дать себе отчет о том, что за дьявольская сила сподвигла совершить подобное. Однако чувствовать хлопок простой рубашки в клетку под своими пальцами — само по себе счастье, а то, что Грейнджер даже не дёрнулась, чтобы предотвратить недопустимое — вновь навело на мысли о нереальности событий. — Я так рада, что ты свободен, — обожгло шею, и звук её мелкого дыхания моментально свёл с ума. Как всегда. И думать о ней, как о почти замужней даме расхотелось. Потому что Грейнджер его. Слишком его, чтобы даже попробовать оторвать её от своего страшно трусливого, но так же, как и вчера, как год и два назад любящего сердца. Тонкие ладошки настороженно скользнули по плечам вверх, а он, Малфой, так и не смог вымолвить и слова. Это невозможно. Точка. Это всего лишь сон, так? — Я... Я люблю тебя, Драко, — вновь сбивчиво прошептала Гермиона. Сердце пропустило удар, а в глазах защипало. Предательски и совершенно не к месту. Это ведь точно лишь очередная галлюцинация? Так случается: Азкабан просто довёл его до ручки, или... — Повтори, — собственный голос показался Драко категорически серым, бесчувственным, не своим. — Я люблю тебя, — сорвалось с нервно искусанных губ Грейнджер. И мир рухнул. Рассыпавшись по гранитным плитам пола в миллион крошечных острых осколков. Потому что, приподнявшись на носочки, Гермиона коснулась его губ своими. Словно вновь, как два года назад впервые пробовала их вкус. Точно так же, как во сне вчерашней ночью. Так же, как во всех снах, терзавших его, Драко, душу последние полгода. Словно по мановению волшебной палочки Мерлина, а может быть какого-то другого могущественного мага, всё вокруг исчезло, стихли звуки болтовни, и казалось стихли мысли о Перси Уизли, благополучно скрывшемся за двойными дверьми. Все стало настолько незначительным и мелким, по сравнению с таким знакомым, до боли приятным чувством падения. Полета и свистевшего в ушах вихря. Непреодолимо хотелось обнять ее крепче, так, чтобы она, Грейнджер, стала еще ближе, стала его частью, и никогда не отпускать несмотря ни на что. Тем более, что в его, Драко, мире осталась теперь только Гермиона. Её прикрытые глаза, её сумасшедшие губы, непередаваемый аромат каштановых кудрей, и странное, но почти осязаемое ощущение, будто не было ни войны, ни жутких событий в мэноре, ни без малого полугода, проведённых в Азкабане; не было даже допросов доблестных авроров и всех остальных «прелестей», причитающихся бывшим Пожирателям Смерти... Всё это больше неважно. Стёрто и забыто. Потому что его, Малфоя, обезумевшее сердце, так же, как очень давно, в прошлой жизни, рвалось сквозь ребра навстречу её маленькому, но такому отважному сердцу.***
6 октября 1998 года. Чистый воздух свободы, пахнущий каплями дождя, только что отстучавшими по жестяным крышам, и жёлтые листья, укрывшие многочисленные лондонские скверы так и не вселили веры в реальность настоящего. Всё казалось искусственным, каким-то до безумия лубочным: и этот воздух, и небо, затянутое тяжёлыми серыми тучами, и даже красота золотой осени, которую когда-то он, Малфой, так любил. Драко боялся всего на миг зажмуриться: даже через три дня после своего неожиданного освобождения, всё так же предполагая, будто, закрой он глаза сейчас, после — проснётся опять в камере с «милым» крошечным окошком, иронично забранным толстыми прутьями тюремной решётки. — Очнись, — чмокнув его в затылок, хихикнула Грейнджер и расслабленно плюхнулась на скамейку. Нужно отдать должное: на протяжение всех трёх дней, Гермиона изо всех сил старалась сделать вид, будто история их любви и ненависти не предана гласности и между ними не образовалась пропасть, до краев заполненная горой трупов из подвалов мэнора, вольных и невольных предательств, и фразы: «Я выхожу замуж» — никоим образом не касавшаяся его, Драко, жизни. Каждый Мерлинов раз, все эти рассуждения всплывали в голове, однако её весёлый голос, и эта деланная непосредственность в поведении, льстила, прогоняя сомнения прочь. Проследив, как уголок губ Малфоя дрогнул в подобии улыбки, Гермиона напряжённо вздохнула, вновь возблагодарив всех святых за то, что он так и не упомянул об их проклятой встрече незадолго до окончания процесса. Однако, слишком хорошо зная Драко (по крайней мере, того, которого когда-то полюбила), она не спешила расслабляться: не стоит сомневаться, пройдёт немного времени, и он взорвётся. Что будет тому причина — характерная ему дикая ревность или характерное же непреодолимое любопытство — не важно, главное — это случится. И даже то обстоятельство, что сейчас он растерян, как маленький ребёнок, не играло сколько-нибудь весомой роли — тяжёлый нрав даст о себе знать рано или поздно. Но пока, нужно наслаждаться сегодняшним днем. Этого ведь ей так не хватало, так? — Какой холодный ветер, — зябко передёрнув плечами, заметила Гермиона и поправила выбившиеся из хвоста непокорные пряди. Малфой как-то очень странно смотрел. Будто принял какое-то решение. — Может, отправимся в Хогсмид? — намеренно небрежно спросила она, когда Драко опустился рядом. Он молчал. Только его серые радужки неотрывно прожигали её лицо. Мерлин, что он задумал? — Или пойдём в Дырявый Котел? Он здесь, неподалеку, всего в паре кварталов, — добавила Гермиона, поправив лацкан полупальто Малфоя. — Я закажу нам медовухи, а потом... Сконцентрировав все свои моральные силы на том, чтобы ни взглядом, ни, не дай Мерлин, видом, не выдать, что он уже представил во всех подробностях то, что будет после, Драко лишь заинтересованно приподнял бровь. — Вишнёвый бисквит, — Гермиона на миг мечтательно закатила глаза, облизнув губы. — Помнишь, какие вкусные бисквиты пекут в кафе мадам Паддифут? Конечно, интерьерчик... Тот ещё, но, — она пожала плечами, — ради такой вкуснятины, я стерплю рябящий в глазах розовый цвет и количество сердечек, превышающее любые нормы приличия. Кроме того... Малфой помнил. Сладкий вкус её губ. После поедания чёртова бисквита. И как красиво её тело без наличия на нём лишней одежды. Как гладка её кожа на ощупь и как безумно крышесносно звучат её стоны во время секса. Помнил каждую капельку пота на её висках, и насколько ему было мало её. Всегда, катастрофически мало. А теперь, выходит, ему, Драко, придётся делить её с каким-то слизняком! — Грейнджер. Она встрепенулась. Наверное, он, Малфой, перебил очередной поток её сознания по поводу разного рода сладостей, однако сегодня, ему надоело обхождение острых углов. — Ты говорила, что любишь меня, — выдавил Драко. Признаться, он совсем не привык обсуждать подобное, но Грейнджер, вопреки ожиданиям, кивнула, и он прошептал: — Тогда останься со мной. — Я... — она перевела взгляд на закованные в гранит тёмные волны Темзы. — Драко, я же... — Погоди. — Малфой заставил себя усмехнуться. — Я имел в виду сегодня ночью. Я не тащу тебя в мэнор, поскольку прекрасно осознаю, что это место значит для тебя. Давай снимем номер? — Боюсь, об этом пока рано, — отчаянно покраснев, выдохнула Гермиона. — Ну конечно, — немного увлекшись, участливо согласился Драко, — твой наречённый, должно быть, сойдёт с ума, если не обнаружит тебя рядом ночью... — она тяжело вздохнула, и явно намеревалась парировать, однако Малфой, отчаянно не зная, что предпринять, лишь бы она согласилась, тихо пробормотал: — Грейнджер, останься со мной, и, обещаю, ты не захочешь больше возвращаться к нему! Печально качнув головой, Гермиона покосилась в его сторону, и Драко показалось (и он отдал бы всё, чтобы просто показалось), что в этом взгляде не осталось ничего, кроме жалости. Чёрт возьми, а началось всё с вишнёвого бисквита! Каким, ради всего святого, образом, у них получается привести разговор в итоге к обоюдно мучительным допросам? — А даже если захочешь, — обречённо продолжил Малфой, в отчаянии обхватив тонкие плечи и прижав её к себе, — даже если так... Чёрт со всем этим! Давай будем любовниками. Всё, что угодно, только... «Только не отнимай у меня мир, носящий твоё имя, — продолжил про себя Драко, надеясь, что она поймет, услышит, почувствует. — Только не забирай россыпь бледных веснушек, кофе с сахаром, ванильный аромат твоего бальзама для губ и водопад густых волос. Полное отрицание туши для ресниц и тихий голос с едва заметной хрипотцой. Делай всё, что хочешь, но только...» — Нет никакого наречённого, — глухо отозвалась Гермиона. — Кроме тебя. И никогда не было. — Что?.. Грейнджер обернулась, и весь флер почти благоговейного трепета, испытывать который по отношению к ней было так привычно для Драко испарился. Казалось, всё живое вокруг вмиг умерло, и краски померкли, превратившись в сплошной безысходный нуар*, так походивший на мировоззрение профессора Снейпа в воспоминаниях... Мерлин, неужели она, Гермиона, могла так правдоподобно соврать? Да не важно! Главное — с какой, чёрт возьми, целью? И страшное предположение о том, что она попросту решила поиздеваться тогда или издевалась сейчас сверлило голову даже хуже, чем долбанная вина перед ней. Да и в чём он виноват? Грейнджер намеренно разбила его сердце считанные дни назад, похоронила надежду, убила всё то, что было между ними, и его промах, из-за которого она попала в мэнор... Да, это был совершенно ужасный, кошмарный, но самый настоящий промах! Просто нелепое совпадение. Не имеющее теперь никакого значения. Мерлин, как же больно! Сколько ещё можно терпеть уколы судьбы, и намеренные издевательства Грейнджер? — Послушай, — её голос дрогнул, а холодные пальцы прикоснулись к его запястью, обжигая словно что-то совершенно чужеродное, ядовитое, — если ты не захочешь меня видеть после этого... — Я уже не хочу, — мгновенно отскочило от зубов. Что, чёрт подери, он творит? Внутренний голос взвыл, как долбаная мандрагора, насильственно вырванная из земли: ведь то, что он, Драко, городил — очередная и самая фатальная в жизни ошибка, так? — Но я хотела помочь, — горько пробормотала Гермиона, — я всего лишь предполагала, что... — Прискорбно, — в миг нацепив маску беспристрастия, протянул Малфой, самодовольно усмехнувшись. Если б только она, Грейнджер знала, как жутко ему было разговаривать с ней так. Если б только она могла читать мысли с таким же успехом, как мог профессор Снейп... — Это очень печально, Грейнджер, но и ты можешь ошибаться. Гермиона виновато опустила взгляд на свои сцепленные в нервный замок пальцы. — Знаешь, думаю, вряд ли я нуждался в такой «помощи», — продолжил лгать Малфой, а она тихо всхлипнула, незаметно вытерев уголки глаз, — и вряд ли буду нуждаться когда-то в будущем. Вот и всё. Вот и отличный конец этой истории. Лучшего, наверное, и придумать нельзя, и Гермиона, очевидно, думала о том же. — Ну что ж... — проглотив душившие слёзы, выдавила она и поднялась со скамейки. И он, Драко, подскочил за ней. Как чёртов верный пёс... Мерлин! — Тогда, — глянув на него из под ресниц, нерешительно продолжила Гермиона, — прощай, да? Язык примёрз к нёбу: Малфой не понимал, какого ответа она ждёт! Как, ради всего святого, можно озвучить крах всего, что было так дорого в его никчемной жизни? И теперь, как бы не было обидно, винить во всем Азкабан, Волдеморта, Люциуса и даже иногда невыносимые обстоятельства бесполезно. Он, Малфой, сломал всё сам, без посторонней помощи. — Драко, — шепнула Гермиона, неловко задев кромку кармана его пальто, — Просто скажи это вслух... — Я больше не хочу... Не хочу тебя видеть. Какая наглая ложь! Он смотрел в округлившиеся от разочарования, возмущения или чего-то ещё, что ему никогда не удастся постичь, карие глаза и не мог отвести взгляда. Как часто, чёрт подери, ему приходилось говорить совсем не то, что чувствовал, не то, о чём думал? И каждый Мерлинов раз всё оборачивалось ещё худшей задницей, чем уже есть. Гермиона невесомо чмокнула его в щёку. Как Визгли или Поттера. Выходит, теперь он, Малфой — только друг? Или хуже? Теперь он для неё — пустое место. Он попытался схватить её запястье, чтобы остановить, объяснить, сказать, что всё это чёртово вранье о замужестве — ничто, по сравнению с уже прожитым, и в конечном итоге, он женится на ней, чего бы это ни стоило, если, конечно, Грейнджер нужен муж из бывших Пожирателей. Но пальцы поймали лишь воздух. А любимые, искажённые горем черты растворились в пространстве, провожаемые только хлопком трансгрессии. Гермиона ушла. Оставив только пустоту. И боль. И теперь, Драко знал: это уже навсегда. _______ *Нуар — кинематографический термин, применяемый к голливудским криминальным драмам 1940-х — 1950-х годов, в которых запечатлена атмосфера пессимизма, недоверия, разочарования и цинизма, характерная для американского общества во время Второй мировой войны и в первые годы холодной войны.***
13 октября 1998 года. Атакуемое перманентным октябрьским ливнем стекло дребезжало в широкой раме, а сад Малфой-мэнора слишком отдаленно напоминал тот замечательный ухоженный парк из детства. Отец был прав: авроры умудрились разрушить всё, чего коснулись их чёртовы руки. Половина деревьев были переломаны, а некоторые — вырваны с корнем, ступеньки лестниц в особняке теперь зияли выщербинами, а портреты предков — изрезаны. Очевидно, блюстители порядка искали тайники Люциуса... Какой-то нестерпимо навязчивый стук в окно и тиканье напольных часов дико раздражало, и Драко приоткрыл глаза, чтобы вновь, как вчера, позавчера и неделю назад, увериться, что это — всего лишь сова, вернувшаяся с его собственным письмом. Грейнджер не ответила ни на одну записку. За неделю он отправил их сотню, а может и тысячу, однако совы возвращались с завидной регулярностью без ответа. Несколько раз Драко порывался заявиться на порог к Поттеру, разузнать, где, чёрт подери, носит Грейнджер, и с какой стати она считает, что может его игнорировать! Но струсил, как, впрочем обычно... А вдруг, Поттер в блаженном неведении того, что произошло? И узнав обо всём, попросту испепелит бывшего врага на месте? — Мастер Драко, — раздалось после тихого стука в дверь. Блейз говорил, что не видел Грейнджер с того самого проклятого дня недельной давности. Ни в доме Поттера, ни где-либо ещё... — Мастер Драко, вы не спите? Послышались тихие шаги, а затем маленькая ладошка опустилась на усыпанный изморосью пота лоб, принеся приятную прохладу. — Снова горячка, хозяин, — скорбно цыкнула эльфийка, достав из кармана грязного фартука какую-то склянку. — Выпейте, сэр, — строго потребовала Дотти. Драко повиновался. Наверное, нужно быть клиническим идиотом, чтобы после всего ещё и заболеть так, что без чёртовых зелий невозможно встать на ноги!Кто, в конечном итоге, заставил его после долбанного разговора с Грейнджер блуждать по Лондону под проливным дождём? — Вам лучше? — уточнила домовиха, и, когда Драко кивнул, сообщила: — Вы болели, хозяин... И я не стала вам говорить... Тяжело поднявшись с кровати, Малфой прошёл к окну, чтобы впустить свою сову. Однако, за стеклом сидела совсем другая птица. Министерская сипуха. — Что ты там бормочешь, Дотти? — даже не оглянувшись, уточнил Драко и попытался открыть тугой замок рамы. — Я нашла это кольцо в кармане вашего пальто, когда собиралась почистить его, — пискнула эльфийка, на всякий случай прижав огромные уши к голове. В глазах потемнело. Пальцы застыли на замке оконной рамы. Чёртово украшение... Когда Гермиона успела сунуть кольцо в карман его пальто? И... Жива ли она ещё?.. — Прошла неделя!.. Какого хрена, а?! — на силу приведя себя в сознание, воскликнул Малфой. — Почему, чёрт возьми, ты не сказала раньше?! — он с яростью взмахнул палочкой в сторону окна. Стекло с оглушительным дребезгом вылетело из рамы, а испуганная министерская сова так и осталась сидеть на внешнем подоконнике. — Чёртовы тупые создания! — злясь на всё вокруг, отчеканил Малфой, неласково отвязав записку от птичьей лапы. — Какой идиот вас выдумал?!... Мерлин!«Жду тебя в 16:00, в Дырявом Котле. И только попробуй не прийти, я лично санкционирую твоё возвращение в Азкабан! Г.П.»
Дело дрянь. Зачем Поттеру в подобной форме приглашать его встретиться в пабе? Подобное обращение оправдано только в одном случае: Гарри похоже, так же, как и Драко, понятия не имеет, куда делась Гермиона. Часы пробили три раза. Малфой ещё раз глянул на раскрытую ладошку Дотти, на которой блестело бриллиантами дьявольское кольцо, и, схватив треклятую побрякушку, буркнул: — Спасибо, — в огромных желтых глазах заблестели слёзы, — Можешь идти.