***
— Кристофер, уйди от края дороги!!! — оттаскивала воспитанника от бетонного бортика Софи, переводя его на внутреннюю сторону тротуара, — что за безалаберность?! Ева, возьми его за руку. — Мама, а мы сразу отдадим подарок мистеру Камбербэтчу и пойдём домой? — поймав непоседу, который так и норовил вырваться на дорогу, спросила Ева, взглянув на мать, которая пыталась уместить три пакета в одной руке и огромную сумку с вещами в другой. — Я не знаю, солнышко. Хочешь домой? — Не знаю, мне как-то всё равно. — Я не хочу, чтобы Вы уходили! — Кристофер резко затих, перестав громко топать ногами по асфальту и прыгать, будто идёт по надувному батуту. — Это уже не мы решаем, дорогой. Тем не менее, мы приглашены на праздник, всё будет так, как скажет твой папа. — Я думаю, ему понравится мой подарок, — мечтательно протянул мальчик, — очень понравится! Больше, чем любой другой! О, папа! — радостно завопил он, увидев вдали знакомую фигуру. Возле машины, на тротуаре, стоял Бенедикт, приобняв жену за талию. Он улыбался, вскидывал к небу голову, улыбался ещё больше. Хантер отвечала ему живо, ведя тонкими бледными ладонями по могучим рукам, плечам и обратно, тут же улыбаясь ему в ответ, показывая все тридцать два зуба, наклонив голову на бок. Софи стало неловко наблюдать эту сцену, если бы не Кристофер, который вырывался из рук к родителям, то она бы взяла дочь и, развернувшись, пошла куда-нибудь подальше. — Я вернусь завтра, — сказала Хантер, прижимаясь к мужу плотнее. — Неужели нельзя отложить? — снова вскинув голову, тихо проговорил мужчина. — Пока есть возможность, надо пользоваться. — Я могу устроить ещё много возможностей поставить твои спектакли. Ты для меня всё же не чужой человек. Я бы хотел, чтобы ты была рядом. — Я рядом. Разве ты не видишь? — Я только приехал, а ты уже уезжаешь. Я уезжаю, ты приезжаешь. Так всегда. — Ничего не поделаешь. Ты же знаешь нашу работу. — Улыбнулась женщина, на что Бенедикт фыркнул. — Да ладно, не обижайся. Я приеду завтра, и мы отпразднуем твоё День Рождения вдвоём, м? — промурлыкала она, накрывая его губы своими, на что получила короткий ответ. Желание Хорсленг побыстрее удалиться усилилось от этого, казалось, совершенно обычного и повседневного жеста мужа и жены. Но этот жест был бы для неё таковым, если бы губы, которые сейчас целовала Хантер, не поцеловали бы её тогда ночью у её же дома. Девушка желала провалиться сквозь землю, внутри что-то сжалось и скрипнуло, кольнув в груди. Тяжёлое молчание, словно оголённый провод с электричеством, который стрекочет и жужжит от напряжения, повисло между Софи и Бенедиктом. Сложно сказать, кто кого избегал. Брюнетка старалась не попадаться никому на глаза, кроме Кристофера. Она стала чаще проводить уроки на свежем воздухе, в парке или в саду. Когда покидала комнату, старалась передвигаться по этажам максимально тихо, особенно мимо комнат, где любил сидеть Бенедикт. Словом, девушка стала мышкой, которая вздрагивала и поддавалась панике при звуке знакомых шагов. Сказать про Бенедикта, что ему было всё равно, словно подобное происходит частенько, — ничего не сказать. Ему было неуютно и неловко. Он нуждался в разговоре с ней и приходил в бешенство, когда Софи вновь ускользала от него. Мужчина искал любой встречи с ней, любой способ. Смотря на происходящее со стороны, частенько смеялся над самим собой, что он — взрослый мужчина — бегал за молодой девушкой, словно подросток, не находя себе места, и приходил в отчаяние, когда понимал, что всё это не просто так, что она нужна ему. Он нуждается в ней, нуждается во всех смыслах этого слова. — Папа! Мама! — долетело до ушей. Бенедикт повернул голову. — Ох, Господи, — вздохнула Софи, отпуская Кристофера, — пожалуйста, только не расшибись. — Э-эй! — потянул мужчина, — наш король вернулся из дальнего плавания? — О, да, а ещё я купил тебе подарок. — Забираясь на руки отцу, улыбнулся Кристофер. — Да? — удивился Бенедикт, — по какому случаю? — У тебя же сегодня День Рождения! — Ах, да! Покажешь мне? — Не-ет, не сейчас. — А скажешь где? — прищурившись, шепнул мужчина. — Рядом. О-очень. — М, дай-ка поду-умать… Мой подарок — ты? — Не-е-ет, — засмеялся ребёнок, — глупенький. — Жаль… — вздохнул Бенедикт, покачивая сына. — Что ж, скажешь маме «до завтра»? — А куда мама уезжает? — Крис повернул голову в сторону матери, которая поглаживала его по макушке. — На работу. Маме нужно на работу, — ответила она. — А ты, папа? Ты не уедешь? Никуда? Ты ведь только приехал! — Нет, никуда. Я дома, сынок, не волнуйся. — Здравствуйте, миссис Камбербэтч. — Заворачивая на лестницу, улыбнулась Софи, — Ева, поздоровайся. — Тихо добавила она, перейдя на русский. — Здравствуйте! — очаровательно улыбнувшись, Ева пошла за матерью, которая встала у двери. — Здравствуй… — мягко ответила Хантер, прослеживая шаги девочки, — кто это? — Дочь Софи, — тихо протянул Бенедикт. — Кристофер, дамам нужна помощь! А ещё Вам нужно спрятать подарок! — крикнула Софи, стараясь не смотреть на мужчину, который развернулся к ней, пытаясь поймать её взгляд. К счастью девушки, её глаза закрывали тёмные очки, и это облегчало ей задачу. — Точно! Уже бегу… — Крис спрыгнул с рук отца, спотыкаясь о ступеньки. — Аккуратнее, — остановила его няня, открывая дверь. — У Софи есть дочь? — посмотрев ей вслед, спросила женщина. — Да, — поджал губы Бенедикт, — ну, ладно, поезжай… А то самолёт пропустишь. — Да, верно. До завтра… — поцеловав мужа, Хантер села в машину, где её ждал Ричард. — До завтра… Бенедикт вздохнул, глядя вслед уезжающей машине. Сегодня большой день. Большой и очень тяжёлый день, если он не расставит все точки. Сейчас та, которая нужна ему, у него за спиной, в его доме. Он понял это. Посмотрела ли она на него в то время, когда он прожигал её взглядом, пытаясь разглядеть сквозь тёмные линзы очков её глаза? Что чувствует она? Чувствует ли она то, что чувствует он? Может быть, она тоже хочет поговорить с ним, но боится, поэтому прячется, убегает от него. А может быть, не только он нуждается в ней… Тот поцелуй… Она ответила ему. Может ли это означать, что не он один такой дурак, который, имея сына и жену, влюбился в девушку, у которой тоже ребёнок? Камбербэтч развернулся к дому. «Желание именинника — закон», — прозвучало у него в голове. Что ж, его желание — узнать ответ на свой главный вопрос: что же между ними на самом деле?***
— Так, давай ещё раз… Берёшь, загиба-аешь, крест на крест, вни-из… Вуа-ля, бантик готов! — хлопнула в ладоши Софи, любуясь на бант из красной ленты, в которую был обвёрнут подарок от Криса для его отца; бант делал вещь более праздничной, — теперь сам! — брюнетка распустила своё творение, предоставляя работу детским рукам. — Софи, — в комнату заглянула Джо, — нам нужна твоя помощь на кухне. — Да, Джо, сейчас приду. Ева, — обратилась девушка к дочери, которая разрисовывала третий листок бумаги, старательно выводя линии цветными карандашами, — следи за порядком, если что, то пусть Кристофер приведёт тебя ко мне на кухню. — Хорошо, мам… Не волнуйся… — не отрываясь от занятия, ответила девочка, немного развернув голову в сторону матери. — Мой Король, Вам всё понятно? — Ещё бы… — пропыхтел тот, закручивая ленту, чтобы она приобрела форму бантика. — Может, всё-таки я завяжу? — Нет-нет! Я сам! Идите готовить! — сдвинув светлые брови к переносице, взвизгнул ребёнок, махая ладошкой няне, словно отгоняя её прочь. — Ну, что ж, Вы знаете, где я… — Хорсленг открыла дверь, — Ева, веди себя прилично! — выглянула она, пригрозив девочке пальцем. — Господи, я поняла! — Ева закатила глаза с рыком дикого зверя, на что обернулся даже Крис, улыбнувшись подруге. — Смотрите у меня… Оба! — Иди уже! — крикнули в один голос дети, заставив Софи выскочить за дверь, улыбнувшись про себя. Поправив причёску из аккуратно свисающих волнистых локонов, брюнетка тихо зашагала к лестнице. По всему дому распространился запах горячих лакомств, наполняя его лёгкими нотками различных пряностей: теста, которое стояло в печи, подрумянивая свои бока и становясь мягким и тающим внутри; запах мясных блюд, которые им даровали различные специи под огнём духовки, так и манил брать его кусками и просто глотать, не заботясь о том, что завтра могут быть проблемы с желудком. Внизу Джозефина, оставив заботы на кухне Кейт, сервировала стол, отгоняя виновника торжества, который так и норовил помочь и пронюхать, что же ему приготовят на этот раз. Ричарда вообще не подпускали к Бенедикту, ведь он всегда всё докладывал хозяину дома о подобных праздниках: — Сегодня на стол поставят каре из баранины. Надеюсь, Ваш желудок дружит с шафраном? — Я не знаю, что это, но пахнет рыбой… — Много всякой индийской фигни. — Что-то круглое и склизкое… Говорю сразу: я этого есть не буду! Будто бы вывернуло нашу собаку! Хотя не припомню, чтобы подобное пахло клубникой. Тихо посмеявшись над всеми комментариями весёлого старичка, который незнакомым с ним людям казался язвительным, невежливым и резким человеком, Софи немного помедлила перед тем как начать спускаться. Снизу слышались возмущения старушки, которая не на шутку раздражилась от присутствия Бенедикта, который всё-таки не желал отступать. Бенедикт. Бенедикт Камбербэтч. Звезда кинематографа и театра поцеловал простую девушку, можно сказать, с улицы, которая работает домработницей и няней его ребёнка. Тот поцелуй. Она ответила ему, и это заставляет задуматься. Если бы для Вас человек был неприятен и отвратителен, Вы бы ответили ему? Полагаю, Вы бы его оттолкнули, ударили или сделали бы всё, чтобы предотвратить любое прикосновение к себе, особенно такое интимное как поцелуй. Был ли Бенедикт отвратителен Софи? Она ответила ему на поцелуй, и сделала она это со всей самоотдачей. Это тепло, которое он излучает, оно так манит, к нему хочется прижаться и не отпускать; хочется водить щекой по мускулистой широкой груди; дышать запахом его парфюма, свежевыглаженной рубашки или хлопковой футболки, которая собрала в себе все запахи дома. Неужели влюбилась? Это будет огромной ошибкой! У него семья: сын и жена. Зачем она ему? Ещё одна любовница или «однодневка» — это обычная жизнь актёра, но хочется верить, что Бенедикт не будет таковым. С каждой ступенькой мысли становятся тяжелее, ноги всё неохотнее двигаются. В груди снова защемляет, хочется бежать и вновь спрятаться. Неужели влюбилась? Это будет страшной ошибкой для неё, для них обоих. — Наконец-то! — всплеснула руками Джо, увидев брюнетку в проёме, — мало, очень мало времени! Торт ещё не готов! Бери крем! — кухарка носилась из одного угла в другой, что-то вытаскивая из духовки, что-то ставя в шкафчики, что-то расставляя на подносах. — Держи… — сунув ей в руки кондитерский шприц, старушка вновь куда-то убежала, оставив Софи и Кейт в суматохе. — Торт в духовке, — буркнула Кейт, сосредоточено нарезая ароматное мясо, каждый кусочек которого, сочась соком, отправлялся на позолоченную тарелку. — Угу, я поняла… — брюнетка открыла дверцу и невольно зажмурилась от хлынувшего ей в лицо жара. Взяв в прихватки противень с горячим золотистым коржом, который и без крема можно подавать на стол в виде праздничного пирога, Софи толкнула бедром дверцу, отходя к столу, стараясь нести будущий пирог максимально аккуратно. Ох уж этот запах, который идеально вписался в другие ароматы кухни. Всё это только раззадоривало аппетит и желание забрать с собой хотя бы кусочек от каждого блюда, который был произведением искусства рук Джозефины и Кейт. Хорсленг довольствовалась своим заданием — смазать торт, это её вполне устраивало. Не хотелось бы испортить праздник своей криворукостью. В коридоре послышался звонок в дверь, а затем и голоса. Скорее всего гости, ведь устраивать такой банкет для трёх человек и потратить столько сил и нервов может только сумасшедший. В крайнем случае, это нелогично. Софи аккуратно давила на кондитерский шприц, закрывая золотистые бока коржа розовым кремом, который на вкус и запах напоминал малину. Крем был очень густым, и девушке пришлось приложить усилия для того, чтобы выдавить малиновые завитки, превращая обычный сдобный корж в праздничный. Голоса становились всё громче, а смех всё чаще. Видимо, гости уже были готовы к началу праздника, рассевшись в главном зале, где накрыли стол, и теперь развлекали себя дружескими шутками. В кухню забежала раскрасневшаяся Джозефина, которая махала руками из стороны в сторону, чтобы охладить воздух вокруг себя. Со стороны это казалось даже смешно: маленькая пожилая дама носится из одного угла в другой, махая на себя руками, наполняя спокойствие кухни суматохой и приговаривая что-то своё, по-видимому, на польском. — Всё готово? Всё готово, точно? — запыхалась она, истерично пробегаясь глазами по блюдам. — Джозефина, успокойтесь! — закончив с тортом, тихо проговорила брюнетка, откладывая шприц в сторону, — всё готово… — Вот именно, — к столу подошла Кейт, — развела тут суматоху, старая. Всё идеально! — Точно-точно? — Точно, — заявили в один голос девушки. — Ладно… — вздохнула старушка, пытаясь успокоиться. — Давайте выносить…***
— С днём Рождения тебя… С Днём Рождения тебя-я… — раздавалось из гостиной множеством разных голосов: от звонкого женского до низкого мужского. Гости, плотно поев, откинулись на спинки стульев и напевали «Happy Birthday to you», ожидая последнего блюда — торта именинника. Сам же именинник, сидя во главе стола с колпаком на голове, подпевал вместе с ними, качая из стороны в сторону Еву и Кристофера, которые устроились у него на ногах и, пожалуй, были самыми громкими певцами. У всех было приподнятое настроение, главным образом от великолепных блюд, которые готовила старушка Джо. — Вы просто волшебница! — восхищался Бенедикт, уплетая вторую порцию мясного, — Господи, не знаю как Вы, а я уже язык прикусил! — Ой, ну ладно Вам, ладно! — смущалась она, прикрывая руками покрасневшие щёки. — Кушайте, не обляпайтесь. Настало время десерта и, может быть, гости могли бы ждать его вечно, если бы не желание отведать ещё одно творение старой кухарки. На кухне Софи зажигала последние свечи, Кейт пересчитывала десертные блюдца и вилки, а Джо стояла у двери, готовая распахнуть их, открывая своему детищу дорогу в новый мир. Кейт вышла первой. Послышался стук тарелок, которые ставились друг на дружку и заменялись на чистые десертные маленькие блюдца. Джозефина помогла девушке убрать грязную посуду. Немного погодя, вслед за ними пошла брюнетка, держа в руках огромное блюдо, на котором покоился торт, верхушка которого мерцала от свечей. — Все по местам! — крикнула Джо, открывая дверь. — Поём с удвоенной силой! Бенедикт, отпустив детей, обернулся назад. Смущённый от громкого пения и поздравлений, которые отсылали в его адрес гости, он не мог остаться равнодушным к завершающей части праздника. Софи, внимательно наблюдая за тортом, осторожно шагала к столу, стараясь не сдуть огоньки свечей, которые беспорядочно барахтались из стороны в сторону. Для мужчины сейчас она казалась особенно привлекательной: густые волнистые волосы, свисающие за спину, аккуратно обрамляли чуть широкое лицо, подчёркивая его бледность; приопущенные ресницы, которые еле заметно подрагивали под движениями век; бледные тонкие губы, тихонько шептавшие что-то под нос; худые руки, обхватившие огромное блюдо, казались такими тоненькими и белым из-за холодно-голубого платья, в которое девушка успела переодеться перед началом приёма гостей. И хотя Бенедикт понимал, что задерживается на ней взглядом дольше чем обычно и дольше чем надо, но он смог отвести глаза только тогда, когда Софи поставила десерт на стол перед ним. — Давай, сынок, — послышался мягкий голос, — задувай свечи. Хорсленг подняла глаза: за столом сидели в большинстве своём знакомые ей люди. По-левую сторону сидели: Кристофер, который обхватил руку отца, дожидаясь, когда он задует свечи; Ванда и Тимоти — мама и папа именинника — приобнявшись поглядывали на уже взрослого сына с той же родительской заботой и нежностью; Том, улыбаясь своей улыбкой акулы; и Ричард, который курил свою неизменную трубку, оперевшись на стул за спиной Джозефины. По-правую сторону стола сидели: Ева, сложив маленькие ручки на худые коленки, поглядывая на мать с улыбкой; Кейт, смотревшая на всё происходящее как всегда холодно, приподняв левую бровь; Адам, еле сдерживающий смех из-за Бенедикта, который сидел в цветастом колпаке перед розовым тортом; Джеймс (Роудс) так же прикрыл лицо, по-видимому, уже содрогаясь от беззвучного смеха; и две молодые женщины, по-видимому, Ребекка и жена Роудса. — Вообще-то, я полагаю, мой торт малиновый, — начал Бенедикт, взглянув на друзей, которые смахивали слезу. — Смею напомнить, Роудс, что твой торт был фиолетовым с белыми розочками и украшенный жемчугом. Адам прыснул от смеха, качаясь вперёд-назад и прикрыв лицо руками. Софи, улыбнувшись, взглянула на дочь. Рядом с ней стоял свободный стул, который так и не был отодвинут от стола, а столовые приборы остались по-прежнему чисты и нетронуты. Это её место. Она провела всё время на кухне, убирая посуду, полируя приборы и подготавливая всё необходимое. Почему бы не присесть сейчас? Тем более, конец застолья… — Задувайте, мистер Камбербэтч. Иначе свечи сгорят до основания. — Отодвинув стул, девушка присела, потрепав дочь по макушке. Бенедикт с непониманием взглянул на неё, но тут же опустил взгляд на торт и нахмурился, поставив подбородок на руки, скрещенные в замок. — Ну же, папа, быстрее… Подарки… — шепнул Кристофер, готовый задуть свечи за него. Выпрямившись, мужчина набрал воздух в лёгкие и, секунду помедлив, задул свечи, разогнав сизый дымок вдоль стола. Улыбнувшись аплодисментам и радостным крикам друзей типа «Я думал уже состарюсь и помру от твоей медлительности, Бенедикт-Черепаха-Тормозная-Камбербэтч», которые раздавались со всех сторон, он взглянул на Софи, которая, всё так же улыбаясь, смотрела в любую точку, но только не на него. — А теперь пода-а-арки! Да-а! — радостно закричали дети, уносясь сломя голову в детскую комнату, чтобы забрать свои подарки.***
Тишина, спокойствие и пустота царили в доме, нарушаемые только тихим журчанием воды, текущей из-под крана, и звоном столовых приборов. За окном в вечерних сумерках стрекотали светлячки, которые готовились к взлёту, чтобы разбавить душную темноту своими светящимися брюшками, будто бы маленькие звёздочки спустились с ночного неба, их и пытались поймать непутёвые дети своими сачками и прозрачными баночками. Прохладный ветерок тихонько шевелил занавески приоткрытых окон, разгоняя душный тяжёлый воздух кухни, даря способность легко дышать. Гости разошлись и разъехались по своим домам, оставив после себя гору посуды и беспорядок в гостиной комнате, который сейчас разгребали Софи и Кейт. Брюнетка, отправив свою дочь домой под присмотром подруги, которая специально приехала, чтобы забрать ребёнка, могла спокойно полоскать посуду, заботясь только о скором возвращении домой. Спина уставала и ныла, и это замедляло работу. Приходилось отвлекаться, чтобы размять позвоночник. Кроме того, нужно было убрать за собой на кухне, сложить посуду в шкафчики и привести в порядок духовку с плитой. На кухню изредка заходила Кейт, которая убиралась в гостиной, так что если открывалась дверь, то девушка уже не обращала на это внимание, только готовилась принять в мойку забытую кружку или ложку. — Софи, — над ухом раздался низкий баритон, от которого Софи дрогнула всем телом, чувствуя как сердце начинает неприятно сжимать.- Когда Вы закончите, зайдите в мой кабинет… — поставив рядом с ней тарелку, выдохнул Бенедикт, медленно убирая руку. — Хорошо, — резко ответила брюнетка, покосившись на него. Мужчина, кивнув, тихо удалился, оставив Хорсленг наедине со своей истерикой, которая бушевала внутри, не позволяя двинуться. — Я закончила. — На кухню зашла Кейт, что была уже переодета в обычную одежду, — оставляю тебя одну и забираю мусор, — девушка вытащила большой чёрный мешок и, толкнув дверь, вышла, волоча его за собой. Софи взглянула ей вслед и, вздохнув, вновь вернулась к раковине, домывая тарелку, принесённую ей Бенедиктом. Ещё немного и она спокойно уйдёт домой. Или нет?***
Бенедикт сидел за столом в своём кабинете и, прокручивая упаковку с пирожными, которые ему любезно подарила Ева, с сомнением поглядывал на дверь. Может быть, зря он решил завязать этот разговор? Уже так поздно и у неё много дел. Дома её наверняка ждёт дочь, которая намного важнее для неё, чем он. Может быть, вообще всё зря? Зря он согласился взять её на работу, зря он дал волю чувствам, зря пытается что-то сделать, зря старается разобраться во всём. Как бы то ни было, странный ком в груди где-то меж рёбер не даёт ему возможности быть спокойным и безразличным к домработнице-няне. Ему знакомо это чувство. Он знает его. И однажды оно сыграло с ним злую шутку. Играет и сейчас. — Мистер Камбербэтч, — дверь с тихим шорохом открылась, — вы попросили меня… — в комнату зашла Софи, тихо прикрыв за собой, чтобы не беспокоить сон Короля. — Да-да, — Бенедикт отвлёкся от пирожных, переведя всё своё внимание на девушку. — Прошу Вас, проходите, присаживайтесь. — Спасибо, я постою. — Устало проговорила она, пройдя вперёд и оперевшись рукой на кресло, которое стояло практически впритык к столу, где сидел мужчина. — Хм, — тихо усмехнулся он, — как Вам удобно… Полагаю, Вы знаете насчёт чего я… — Да, полагаю, я знаю. — Перебила его брюнетка, показывая, что она совсем не блондинка и понимает подобные вещи, которые не нужно разжёвывать для неё. — Мне… мне очень жаль, что мы так и не смогли поговорить тогда… — Поэтому мы можем поговорить сейчас, — Софи взглянула на часы, — в одиннадцатом часу ночи, после большого праздника… Надеюсь, наши чиз-кейки* Вам понравились. — М, да, спасибо. Они… они прекрасны… — Бенедикт опешил от резкости брюнетки, которая смотрела на него с вызовом, пытаясь этим скрыть свою ранимость и чувствительность. — Софи, скажите мне, — начал он, чувствуя как пружина внутри начинает туго сжиматься, разогревая злость, ярость и обиду, — я Вас обидел? Тогда, в тот вечер… — Слабо сказано. Однако я не могу подобрать нужно слова, чтобы описать как я обескуражена и… — Софи… — Мистер Камбербэтч, это оскорбительно! У Вас жена и сын. Вы женатый человек, известны во всём мире. Вы хоть понимаете, что Вы делаете?! — Хорсленг махала руками, выдерживая паузы, ища слова, чтобы высказать свои чувства. — Я могу стать причиной, по который распадётся Ваша семья, и мне ни капельки не хорошо! Я, увы, не та подстилка, которые обычно встречаются в мире шоу-бизнеса, которые тешит своё самолюбие тем, что ссорят людей и разрушают их семьи. У меня самой маленькая дочь, которая живёт без отца! Мистер Камбербэтч… — К чему эта показная любезность?! — взвился Бенедикт, встав из-за стола. — Вы никогда не думали, что всё может быть не так хорошо, как кажется?! Что порой… Порой нужен другой, совершенно посторонний человек для того, чтобы подтвердить это и разобраться во всём. — Только, только не говорите, что… — в глазах предательски защипало, и Хорсленг, пригрозив пальцем мужчине, начала пятиться к двери. — Господи, мне сейчас плохо будет. — Именно так, — Камбербэтч схватил девушку за руку, дёргая её на себя. — На такие темы, пожалуй, говорят на «ты» и… Да, для меня ты именно тот человек… Пожалуйста, посмотри на меня, послушай. — Прижав к себе девушку, он пытался поймать её взгляд, который постоянно ускользал от него. Софи отчаянно дёргала головой и пыталась оттолкнуть его от себя, — послушай, пожалуйста… — она оказалась прижатой к каминной полке. — Ты никогда не встречала человека, который вскружил бы тебе голову, и тебе бы казалось, что ты можешь провести с ним всю жизнь, и он сделает её полной радости и счастья? Никаких разочарований, никакого одиночества? — Софи притихла, только изредка толкая его по плечу, повернув голову, стараясь не смотреть на него. — Так было постоянно и всегда… — тихо ответила она, чувствуя как по щекам стекают горячие ручейки. — Я чувствую это постоянно, и это всегда меня обманывает. — А потом… Когда ты делаешь шаг, к которому стремился всю жизнь, чувствуешь, что постепенно всё это угасает… В голову закрадываются сомнения и с каждым разом их всё больше, и ты уже понимаешь, что всё это было минутной эйфорией, которая длилась несколько месяцев, а то и лет… А совсем скоро понимаешь, что те жаркие чувства угасли, а остались только тёплые угольки, тлеющие где-то в душе, которые просто ярко засияли, выдав это сияние за огонь чувств. И эти тлеющие угольки… не позволяют тебе признаться самому себе, что никакого жара, огня и, может даже, сияния не было. Это была безысходность. Ты просто… — Нуждался в любви и тепле… Хотел, чтобы рядом с твоим костром был ещё один, чтобы можно было делить свой огонь с ним… — тихо добавила Софи, глубоко вздохнув, ведя ладонями от локтей к широким плечам. — А потом появляется маленький лучик солнца. Вот так неожиданно, просто посреди хмурого пасмурного неба, которое, ты думал, уже не станет ясным… И этот лучик, хоть и маленький, но он подогревает тлеющие угольки с каждым разом больше и больше, при каждой встрече ты чувствуешь, что угольки искрят всё сильнее и в один момент вспыхивают, и они не могут погаснуть снова. — Бенедикт прижался щекой к виску девушки, которая, расслабившись, приобняла его за плечи. — Хочу сказать, — начала она, тихо посмеявшись, — что в сравнениях ты мастер. — Софи набралась смелости и, смахнув локон с глаз, взглянула на мужчину. — Ты не понимаешь, что творишь… — Понимаю, — ответил он, чувствуя, как внутри растекается холодок. — Какие последствия это повлечёт… Может повлечь. — Всё, что не делается, всё к лучшему. Пусть сначала и будет несладко… — И что ты теперь от меня ждёшь? — откинув голову назад, выдохнула Софи, поглаживая большими пальцами жилки на длинной шее и оглядывая россыпь тёмных родинок. — Ты… как-то сказала, что желание именинника — закон, и я хотел бы воспользоваться этим… Прошу, будь моим этим самым лучиком, подари мне… себя. — Мужчина выдохнул в губы брюнетке, чувствуя, как она дёрнула уголком. — У меня не клеится с мужчинами… — У меня тоже, — усмехнулся он, прижимая хрупкое тело к себе, — и с женщинами порой… — шепнул Бенедикт, накрывая губами улыбку Софи. Аккуратно подхватив девушку, он, развернувшись, зашагал к столу. Брюнетке пришлось поджать ноги, так как мужчина постоянно о них спотыкался. Почувствовав твёрдую поверхность под собой, девушка провела ладонями с плеч ниже, там, где сердце выстукивает рваный ритм. Бенедикт, скользнув с шеи на упругую грудь, скрываемую плотной тканью, задержался на мгновение, ведя по ней с нажимом, легонько провёл по талии, разглаживая складки платья, и, остановившись на бёдрах, проник под юбку, сжимая их. Софи напряглась, резко сдвинув ноги. — Я что-то сделал не так? — мужчина приоткрыл глаза, прикоснувшись кончиком носа к её носу, заставляя взглянуть на себя. — Ты хочешь это… м… сделать здесь? Я думаю, что эта не лучшая идея. — Захрипела она. — Сюда может кто-то зайти… — Никого нет… Сын спит, Джозефина с Ричардом давно уехали, Кейт тоже ушла. Софи приедет только завтра вечером… — зашептал он, поочерёдно целуя глаза, нос и скулы, оставляя мокрые отпечатки. — Расслабься… Здесь только ты и я, и никто сюда не зайдёт, обещаю… Софи вздохнула и, доверившись своим чувствам, которые несколько мгновений назад были страхом, волнением и злобой, переросшие в доверие и нежность, прильнула к опухшим от поцелуев губам, медленно расстёгивая рубашку и невесомо притрагиваясь к открывшейся коже, чувствуя как под пальцами напрягаются мышцы. Девушка ослабила хватку ног, позволяя Бенедикту прижаться плотнее. Мужчина оттянул её волосы назад, заставив отклониться, и провёл губами от уха до ключицы, наслаждаясь тихим стоном. Брюнетка дёрнулась — неспешные ласки губ щекотали. Почувствовав, что там, внизу, последняя преграда для интимного контакта медленно исчезает, она приподнялась, позволяя Бенедикту стащить нижнее бельё к её ногам. Послышался вжик молнии и мужчина взглянул на Софи будто бы спрашивая разрешения, поддался вперёд, медленно притягивая Хорсленг к себе. — Боже… — заскулила она, шумно втянув воздух носом. — Что? Всё в порядке? Софи… — Бенедикт провёл по волосам девушки, прося её взглянуть на него. — Продолжай, прошу… — прижавшись губами к жилке на шее, которая быстро вздувалась и исчезала, ответила Софи, целуя чуть влажную кожу, поднимаясь выше — к подбородку, скулам, глазам… И он продолжил. Медленно подаваясь вперёд, прижимая её к себе. Целовал всё, что было ему доступно, любое место куда мог достать, каждый открытый участок кожи, слушая хриплое дыхание брюнетки, которая обвила его ногами. С каждой секундой хотелось быстрее двигаться, хотелось сорвать одежду и перейти в другое, более удобное место, но всё желание и страсть сконцентрировались именно здесь, в кабинете, растекаясь по клеткам тела и накапливаясь внизу живота, заставляя впиваться в кожу до крови, прижимать друг друга до боли, сжимать сильнее, не позволяя дышать. Стоны громче, ритм быстрее. Скрип стола, казалось, раздаётся по всему дому и даже за его пределами. — Тщ-щ, — успокаивал Бенедикт, укладывая Софи на столешницу, — всё хорошо… Вс-сё… прекрасно… Ох, боже… — шептал он, уткнувшись в изгиб между шеей и плечом, сжимая женские бёдра до боли, проникая с каждым разом глубже и выходя до конца, шумно выдыхая у уха девушки. — Господи… Как же… же… ты хорош! — Софи пыталась удержаться за скользкие плечи мужчины, чувствуя, что ещё немного и упадёт. Упадёт в пучину, где её затянет в водоворот эмоций и агонии, в которой она будет биться, получая разрядку. — Чё-ёрт! — заскулила она, прежде чем её губы накрыл Бенедикт, не желая выпустить ни единого звука из этой комнаты, желая впитать всё в себя до последнего момента. По позвоночнику словно пустили ток, который парализовал ноги и руки. Хорсленг выгнулась под мужчиной, грозясь сломать крепкое тело, сжимая его ногами и руками, впиваясь в губы зубами, нещадно терзая их. — О, боже… — зашипел Бенедикт, чувствуя как по телу пробегаются судороги, оставляя за собой слабую дрожь и слабость, заставляющие повалиться на часто вздымающуюся женскую грудь, слабо ведя лбом по жёсткой ткани платья, вытирая пот. Приподнявшись, он взглянул на девушку, которая пыталась отдышаться, прикрыв глаза и вздрагивая от его движений. Аккуратно выйдя, мужчина потянул её на себя, прижимая, ведя кончиком носа по влажной горячей коже. — Уже слишком поздно… — начал он, отодвинув растрёпанные волосы и взяв её лицо в руки поцеловал. Нежно и горячо, провёл языком по пересохшим губам, чувствуя как слабо и еле ощутимо ему отвечают, — останься. Пожалуйста, — утыкается в волосы, вдыхая запах. — Твоя комната… она всё ещё для тебя… Прошу, сделай мне последний подарок. — Говорит тихо и быстро, — останься со мной этой ночью… — и улыбается, чувствуя, как она ведёт ладонями по его спине к пояснице и прижимается к его груди, оставляя на ней лёгкий поцелуй.