***
По дороге на любимую работу состояние девушки не изменяется: желудок по-прежнему крутит; голова начинает потихоньку гудеть. Даже бедный водитель такси был обеспокоен внешним, черезчур бледным, видом своей пассажирки, предлагая ей сделать остановку, либо приоткрыть окно. В доме её встречает воспитанник, который до этого энергично махал игрушкой в окно, приветствуя няню улыбкой до ушей. Нянчиться становится некогда, поэтому Софи сразу же объясняет Кристоферу распорядок сегодняшнего дня, соглашаясь на большой перерыв для игры, и мальчик отправляется в комнату, а брюнетка в свою каморку, чтобы переодеться в служебное платье. — Как на счёт того, чтобы поучить буквы? — улыбается няня, листая детскую книгу. — Опять писать? — воспитанник уже устроился за своим маленьким столиком, сложив руки по-школьному и наблюдая за действиями своего воспитателя. — Не опять, а снова. Хочешь поучиться чтению? — А тогда я смогу читать папе на ночь журналы? — Любые, даже те, которые тебе не понятны. — Тогда хочу! — Ты помнишь алфавит? — усаживаясь напротив Кристофера, спросила Софи, положив тонкую книжку перед собой. — М, да… — Я тебя слушаю… — Эй, би, си, ди… — устремив взгляд в потолок, чётко начал он, периодически хмурясь, разглядывая комнату, либо посматривая на няню, -… зэт, перечисление закончилось! — закончил Крис. — Перечисление за-кон-че-но… Так правильно. А теперь пропиши их, пожалуйста, в тетради, — слабо улыбнулась Хорсленг, скользя пальцами по вискам. — А где она? — удивлённо произнёс ребёнок, оглянув стол и пол. — Что? Я её не взяла? Будьте добры, мой Король, принесите её… — няня сама было удивилась из-за своей рассеянности. — Писать сначала? — взяв самый острый карандаш и открыв перед собой чистый лист тетради, улыбнулся он, готовясь начать. — Да. Весь алфавит. Проговаривая. — Э-эй… — и снова по новому кругу. Чёткое произношение букв, вылетающих из Кристофера со скоростью света, эхом раздаются в голове, и к горлу, кажется, подступает позыв желудка, но не очень-то и хочется пугать маленького воспитанника, сорвавшись с места ни с того ни с сего, поэтому Софи, тихонько вдыхая побольше воздуха, сосредотачивается на занятии, натягивая на лицо улыбающуюся гримасу. Как не вовремя застала её головная боль от смены часовых поясов! Злоба на свой организм нарастала, словно снежный ком, но тут же уходила на второй план от недуга. Только бы продержаться до вечера! Хотя бы до шести… Кристофер способный ученик, и это упрощало работу няни. Безусловно, бегло читать он ещё не способен, ровно так же, как и решать примеры двух действий, но запомнить буквы и составлять из них простые слова в два слога — пожалуйста! Только помогай периодически. Интересно, а эти языковые навыки он, наверняка, унаследовал от матери? А от отца? Может, от отца у него весёлый нрав и способности к искусству? Мысли-рассуждения о своих воспитанниках отвлекали Хорсленг от своих проблем, потому как сейчас в её руках находилось будущее, возможно, талантливого спортсмена, а, может, писателя, или просто лежебоки, но её влияние имело огромное значение. — Я закончил. Теперь читать? — улыбнулся Крис, смахивая со лба светлую чёлку. — О, да-да… — опомнилась няня. — Начинай… Вначале прочти букву, потом следующую, и… соединяй. Понял? — раскрыв книгу, улыбнулась она. — Давай вместе… Кхм, ж… — Ж… — вторил мальчик, следя за тонким пальцем, который скользил по глянцевой страничке. — И… Жи. — Жи…л... Жил! — Великолепно! Дальше… В… — В о…д... Од…н...о…м... Кристофер похож на отца, безусловно! Его волосы с каждым годом всё темнее на полутон, и из платинового переходят на русый оттенок. У него даже есть впадинки на скулах, для будущих объектов обожания женской части планеты. А вот глаза либо бабушки, либо матери… Но глубокий голубой цвет у него от матери. Хотя ему только четыре, он ещё поменяется сотни раз! Кристофер самый маленький ребёнок из тех, чьей няней была Софи. Самый маленький и самый интересный. Много ли таких умных для своего возраста детей? В её профессии это редкость, и приятная. Она в самом деле наслаждается, работая с ним. И, если повезёт, то он будет таким же способным и в жизни. Порой работу няни недооценивают, считая это лишь «временным бременем», но, чаще всего, влияние этих людей намного важнее, может быть, даже ценнее, влияния родных. Чаще всего заботливые родители, кто имеет деньги, нанимают няню ребёнку в возрасте пяти лет, для подготовки к школе, и именно в этот момент няне нужно ответственно подойти к своей работе, потому как по её словам и действиям у будущего школьника складываются впечатления и привычки, связанные со школой. Разгильдяям нельзя идти в эту профессию, потому что они только погубят ребёнка; ответственные же, собранные и терпеливые люди способны раскрыть в своем воспитаннике талант, индивидуальность, гения! — Обед подан! — неожиданно звучит со стороны двери. -… п-провёл короля… Точка! — вздыхает Кристофер, повернув голову в сторону кухарки. — О, так Вы уже читаете, — улыбается Джозефина, — вот только придётся прерваться — нужно набраться сил. — Да, конечно, — замешкалась Софи, взглянув на мальчика. — Я дочитал до конца… — Отлично, тогда быстрее мыть руки, ибо время большого перерыва истекает! — улыбнулась она, встав с пола, и, проводив взглядом убегающего в ванну ребёнка, подошла к двери. — С Вами всё в порядке? — заботливо положив руку ей на плечо, тихо спрашивает Джо. — Вы бледны, как никогда… — Да, мне не очень хорошо… — В чём дело? Я могу дать обезболивающее. — Голова начинает гудеть по нарастающей, желудок крутит… Не припомню, чтобы я так реагировала на часовые пояса… — Бедняжка! Что ж ты тогда здесь делаешь?! — Ради Кристофера на всё! — выставляет перед собой руки Софи, улыбаясь. — Ой, да что там! Ты бы мне сказала, чем с ним позаниматься, я бы тебя подменила… В конце концов, можно же поговорить с Бенедиктом! Раз уж у Вас особые отношения, то он бы в любом случае дал тебе отлежаться… Да хоть здесь! — Какие у нас особые отношения?! Нет у нас… — выпучив глаза, испуганно начала оправдываться брюнетка, прижавшись к стенке. — Ой, ну ладно, ладно. — Как Вы… — Дом большой, но старая кухарка видит и слышит всё,— подмигивает Джозефина, улыбаясь, отчего Хорсленг становиться до дури плохо — в голове всплывает их первая ночь с Камбербэтчем. — Ну ладно, ладно. Я буду молчать! Следить надо за Ричардом, а то этот старый пень болтает без умолку, как бы не взболтнул чего ненароком! Ну ладно, ладно, не бледней ещё больше. Пошли, дам тебе что-нибудь… — Дайте мне что-нибудь от живота! Головную боль я вынесу, а вот обниматься с унитазом целый день здесь навряд ли получится…***
— Я не согласен! Мне не нравится эта сказка! Как он так мог ловко провести короля?! Это глупо! — негодовал Кристофер, стуча ложкой по тарелке. — Король был глуп… — останавливает его Софи, потому что звон посуды, кажется, способен разорвать голову изнутри. — Короли не могут быть глупы! — Могут… — То есть я тоже глупый король?! — обиженно складывает руки на груди воспитанник. — Нет, но будешь, если продолжишь отвлекаться от обеда!.. — чётко и грозно проговорила няня, заставив ребёнка приковать своё внимание к еде. За окном царила английская «переосень» и «недозима». Впрочем, «недозима» здесь практически постоянно, каждый год, три месяца подряд. Было зябко, сыро и холодно. Выходить на улицу не было и малейшего желания, но кто-то всё-таки поборол себя. На заднем дворе, в саду, кто-то возился, по-видимому, с кустами роз, укрывая их корни. В прошлом году это делала Кейт, но сейчас в запотевшее окно виднелась более массивная фигура. Последнее время Кейт не видно. Видимо, она появляется только для того, чтобы потрепать нервы прислуге. Особенно Софи, хотя она не понимала, чем успела насолить столь милой леди, но ответ дала старая кухарка: «Она ревнует». К чему? — было подумала няня. Но и тут ответ был прост, как ясное небо, стоило только хорошенько подумать. Внимание хозяина дома Хорсленг, пусть и невольно, завоевала за считанные месяцы, а чтобы перейти на более близкую связь хватило меньше полугода. Она ревнует. Ревнует неистово, готовая поставить подножку в любой и главное неожиданный момент, потому как Бенедикт, на современном сленге, «бортанул» её — няню своего ребёнка — чуть ли не сразу же. Эту историю ей рассказали глаза и уши дома, работающие здесь более трёх лет: — Она нанялась в качестве няни, совсем как ты… — говорила старушка Джо, занятая Рождественским пирогом. — Кристофер был тогда ещё совсем крохой, но оба родителя были заняты работой: Софи — в театре, Бенедикт — в кино, на съёмочных площадках. У них совсем не было времени, но могло бы быть, если бы кто-то остановился хотя бы на секунду и посмотрел в сторону люльки… Ну нянчилась она с ним первое время, первые две недели. Потом приехал Бен, а он у нас мужчина видный, как тут девочкам не влюбляться?! Была бы я помоложе, так я б!.. Ну, в общем, начала девка в сторону от ребёнка ходить к папке его. Так задом повертит, тут пригнётся, здесь глазками постреляет… Детина бедная! Господи, да если б не мои кухонные заботы, то я бы его нянькой была! Ну, в общем, ходила я, дом по углам подбирала, слышу хозяин наш возникает, и выбегает из кабинета Кейт вся надутая, да шаг такой, что до Америки минут через пятнадцать да добралась бы! Ну я с глазами круглыми стою, потом Бен приходит ко мне и выкладывает, что там было… Да так возмущается, да руками машет! Думала: кухню разнесёт! В общем, в тот день Кейт убиралась в доме, ну и прибиралась у него в кабинете со своей манерой, а он у нас уже привык ко всем этим вертихвосткам, так и не обращает внимания… Ну, видимо, ей это наскучило, так она и полезла к нему откровенно… А он её и отшвырнул… С того момента она моя помощница, а ты няня Кристофера. Включилась в ней эта политика «Не мне, так ни кому!», ходит теперь… глаза и уши Хантер, жёнушки его. Знаешь сколько добросовестных девчушек вышвырнуто было Софи из-за того, что одна птичка по имени Кейт напела ей, мол, прилипают они к её мужу? Поэтому, будь осторожнее, солнце. Последнее слово в этом доме за Софи, и ни за кем больше, даже не за Бенедиктом. После этой истории стало противно и от Кейт, и от себя, но бросать свою работу она не собиралась. Она закончит её, как и все предыдущие, а после уйдёт, как Мэри Поппинс с переменчивым ветром. — Няня Софи, а давайте сыграем в прятки? — вырывает её из мыслей Кристофер. — Ты доел? — монотонно произносит няня, по-прежнему глядя в одну точку, где-то за головой малыша. — Да. У нас остаётся ещё время на прятки? — Кто-то сказал «прятки»?! — восклицает хриплый голос сзади, и по ногам начинает тянуть холодный, уличный воздух. — В своей молодости я был королём пряток! Меня даже сейчас Джо найти не может! — смеялся Ричард, стряхивая с кожаной куртки маленькие капли воды. — Вы будете играть с нами, дядя Рич? — Безусловно! — Няня Софи, давайте играть! — Разумеется, только убери за собой посуду, — наконец улыбнулась Софи, вставая из-за стола.***
— Быстрее, быстрее! — шептал Кристофер под эхом раздающийся голос старика, который отсчитывал время до начала поисков. — Куда ты меня тащишь? Кристофер, помедленнее, я не успеваю за тобой! — тяжело дыша, шептала в ответ Софи, стараясь не сбить на крутых поворотах тумбы и не упасть на ступеньках, взлетая по ним. — Быстрее! Сюда! — и дверь тихо открывается, впуская игроков в светлую обитель. — Кристофер, нам сюда нельзя! Невежливо входить в чужую комнату, тем более в спальню родителей! Идём, найдём другое место… У нас ещё 30 единиц времени! Уже 29… — Можно! Мне папа разрешил. Меня здесь ещё никто не нашёл! — закрывая дверь, хвалился ребёнок. — Так, я под кровать, а ты — в шкаф! — Кристофер… — сопротивлялась няня настойчивым детским ладошкам, которые толкали её в распахнутый шкаф столетней давности. — Я иду искать!.. — послышалось внизу. — Быстрее! Никаких «но»!!! — буквально отрезал пути к отступлению Кристофер, захлопнув двери перед носом брюнетки, а сам же, плюхнувшись на пол, покатился под широкую, высокую кровать. В шкафу неудобно: тесно и душно, не смотря на многочисленные щели. Слишком много вешалок с одеждой, и под ногами что-то мешается. Хорсленг пытается бесшумно найти «своё место» в гардеробе, как можно тише, потому что в коридоре слышаться шаги, сопровождающиеся знакомым голосом «вОды»: — Кто не спрятался — я не виноват. Если найду — жаловаться не надо… Но кажется кто-то забыл, как играть в прятки, потому что послышался тихий, детский смешок. Настолько тихий, что Софи услышала его только потому, что находилась в одной комнате с ним. Наконец-то, вешалки раздвинулись под напором спины, и теперь девушка спокойно прислонилась к стенке шкафа, и так кстати в бёдра упёрся какой-то ящик, кажется из дерева, на который Софи с облегчением присела. Не так уж и плохо в этом тесном и душном плену… Игра становится невыносимой, хоть и длится всего минут пятнадцать! Ноги затекли, спина болит и желудок вновь даёт о себе знать. Хорошо Кристоферу — улёгся под кровать и можно заснуть на мягком приятном ворсе, не заморачиваясь о спине и ногах! Почему она не пошла прятаться именно туда? Кажется, Ричард забыл про них, и Хорсленг уже хотела тихонько выйти на разведку, но тут дверь тихонько отворилась, впуская нежданных гостей. — Будем тише, верно? — мурлычет женский голос. — Не будем портить игру… — слышатся шаги, приглушаемые густым ворсом ковра, и кровать тихо скрипит, принимая на себя вес двух тел. В одно время, няня была рада многочисленным щёлкам на двери, которые обеспечивали поступление свежего воздуха, но сейчас хотелось, чтобы шкаф превратился в сейф, который провалился сквозь землю. Комнату наполнили звуки поцелуев, и как на зло кровать стояла напротив дверей, так что Софи могла видеть всё и вся и, возможно, при желании, комментировать происходящее. В любой бы другой момент, она, как приличная девушка, отвернулась, или выпрыгнула из своей игровой засады, но сейчас там, где-то в глубине души, натянулись струнки ревности. Эти его ласковые прикосновения к ней, нежные поцелуи; то, как он притягивает её к себе… Нос защипало, в глазах начали скапливаться слёзы, а внутри таилась злоба и непонимание. Зачем? Зачем она ему, если есть жена, которую он любит? Любовница — приходит на ум простой ответ. Любовница, а не «тот самый лучик солнца, заставивший угольки вспыхнуть пламенем». Дура. Хорсленг хочет, но не может отвернуться. Она видит. Видит, как Бенедикт так упоённо целует жену; как она ласково скользит ладонями по его крепкой спине; как задирается подол её домашнего платья, и широкая ладонь скользит по тонкому бедру; как мужчина приподнимается, готовясь перейти на более близкую прелюдию… — Не думал, что взрослые такие тяжёлые… — выкатывается из-под кровати Кристофер, состроив гримасу мученика. — О, господи!!! — взвизгнула Хантер от испуга. — Кристофер?! — а вот Бенедикт, кажется, был обескуражен появлением сына в столь неожиданный момент. — Что ты тут делаешь?! — А мы тут прячемся, — улыбается в ответ он. — Мы? — с ужасом осознаёт женщина, вытаращив глаза. — Ага, — поднимается с пола ребёнок, — я и няня Софи. — И тут брюнетка судорожно соображает, что воспитанник идёт прямо к двери шкафа, и резко разворачивается, спиной к нему, уткнувшись в заднюю стенку «убежища». — Я же говорил, что нас здесь никто не найдёт! — с довольным лицом обращается к ней мальчик. — Как бы там ни было, но Вам придётся искать другое место для… пря-яток, — недовольно тянет Хантер, — верно, мисс Хорсленг? — удивительно как меняется отношение к происходящему: недавно Софи не могла отвернуться, а теперь не может повернуться. — Мисс Хорсленг?! Девушка медленно оборачивается, стараясь лишний раз не испытывать судьбу, и глаза также медленно поднимают взор на пару. Бенедикт недоволен. Впервые за долгое время, он смотрит на неё с недовольством, — она отчётливо видит это в его глазах. Вдруг таившаяся до этого момента злоба сходит на нет, уступая место страху, и недомогание вновь овладевает телом — действие таблеток закончилось. Софи вновь бледнеет, вновь у неё кружится голова и мутит живот. Так не вовремя! — Идёмте, няня Софи, я знаю ещё одно место, где можно спрятаться. Оно не такое хорошее, как это, но всё же… — берёт её за руку Кристофер, спеша уйти до того, как их услышит дядя Ричард и поймает. Брюнетка молча тащится за воспитанником, пытаясь не смотреть в сторону мужа и жены, чтобы не наткнуться на суровый взгляд мужчины. Почему это он так смотрит на неё?! Всё должно быть наоборот! Это ей следует смотреть на своего работодателя подобным взглядом, потому что он обманул. А она верила. Верила, хотя должна была слушаться свою голову и смотреть на прошлый опыт. Всем мужчинам от неё нужно одно единственное, и Софи с этим уже смирилась, пообещав себе, что какими не были бы обстоятельства, она вряд ли свяжет свою жизнь с мужчиной. У неё есть дочь, кот и подруга, которым она посвятит своё внимание… — Ага, вот Вы где!!! — вдруг раздаётся за спиной, а Кристофер издаёт такой визг, от которого могли бы треснуть все стёкла в доме, если бы он взял на две ноты повыше. — А я уже в погреб даже залез, — смеётся Ричард, — а ну-ка, идите сюда! Сейчас поймаю, и теперь Вы будете мучиться, меня искать! Аха-ха!!! — в коридоре вновь раздаётся душераздирающий визг — это Крис убегает, волоча за собой няню, которая, словно бревно, покатится туда, куда её помчит воспитанник.***
Вечер проходит напряжённо. После той картины во время пряток Софи полностью потерялась в себе. Почему она подобным образом реагирует на всё происходящее? Это же так логично, что Бенедикт будет заниматься сексом со своей женой, целовать, обнимать её, дарить подарки… Но в данный момент няня мало заботилась об этом. Голова была занята мыслями о обиде, предательстве и несправедливости. Почему она уже не так терпелива к ребёнку? Кристофер сидит напротив неё, читает и пишет, но на любой его вопрос она отвечает сухо и кратко. Он чувствует это, принимает на свой счёт и старается ещё сильнее, надеясь получить тёплую улыбку любимой няни, при этом забывая про свою. Куда делась её терпеливость? Каждый раз брюнетка понимает, что её дурное настроение передаётся и воспитаннику, который для неё, пожалуй, был единственным и настоящим лучиком света, и извиняется перед ним, ласково глядя по макушке. Почему она так реагирует на тот взгляд Бенедикта? Ведь он не всегда должен покрывать её, игнорируя жену. Неужели его поддержка потеряна? Почему она заревновала? С чего? И вообще с чего и почему её организм так реагирует на окружающий мир?! Почему она сегодня на взводе?! — Ну что, шпион мой любимый, пора заняться вечерними делами и ложиться в кровать, не так ли? — улыбается Бенедикт, присаживаясь рядом с сыном. — А поиграть? — Игра тоже входит в вечерние дела, но только не больше часа! Ясно? — Ясно. Няня Софи, можно собираться? — осторожно спрашивает Кристофер, улыбнувшись. — Конечно, дорогой, ты можешь собираться. Ты молодец сегодня, я горжусь тобой, — улыбается Софи, мягко скользнув рукой по светлой макушке. — Слышал, папа? Я сегодня молодец! — Конечно, слышал! Я тоже тобой горжусь! — целует сына в лоб мужчина, взяв его на руки. — И няня Софи тоже будет молодец, если зайдёт в мой кабинет. — Взгляд на няню, твёрдый и непоколебимый. — Разумеется, мистер Камбербэтч, — еле удержавшись, чтобы не выплюнуть эти слова, отвечает ему Хорсленг, вставая из кресла.***
— Ну что, я молодец? — с сарказмом произносит Софи, сидя в мягком кресле и слыша, как открывается дверь, и в кабинет входит Бенедикт. — Да, ты — молодец… — отвечает тихо он, обходя мебель и уперевшись руками по обе стороны подле головы девушки, чуть пригнувшись, смотря ей прямо в глаза, отчего брюнетке хочется сжаться в комочек. — Скажи, а ты не можешь постоянно быть молодец, не ввязываясь во всякие казусы? — Например? — она и сама удивлялась своей внезапной дерзости. — Например? Сегодняшний казус в спальне. — Это была не моя идея, это идея твоего сына. — Хорошо, что ты мне это сказала; плохо — я не могу над этим посмеяться. — И что, накажешь меня? — хмыкает няня, тут же поднимая взгляд на собеседника; надо бы держать язык за зубами почаще. Но мужчина лишь хмыкает в ответ, на мгновение опустив взгляд. — Что с тобой сегодня? — меняет тему собеседник. — Ты сегодня бледнее обычного, да и выглядишь болезненно… — Да что ты? Я в полном порядке. Я всегда в порядке, что бы не случилось. — Софи, в чём дело?! — не выдерживает Камбербэтч, всплеснув руками. — В чём дело? Это ты мне, пожалуйста, скажи в чём дело?! Что я тебе такого сделала, чтобы ты так обошёлся со мной!!! За что? Я, что, некачественно выполняю свою работу? Тебе скучно? Извини, я не могу трахаться с тобой сутки напролёт! Я тебе говорила: я не подстилка! — срывается она. — Что?! Софи, успокойся! — недоумевал Бенедикт и пытался удержать брюнетку на месте, сам испугавшись её взрыва. — Не кричи! — Сам орёшь! — Успокойся! — дёргает он её, заставляя сесть смирно. — Объясни мне… — искренне не понимал мужчина. — Зачем? Для чего все эти речи про любовь, если я просто твоя любовница? Сколько нас? С Кейт не получилось, так решил меня взять? Знаешь, а я поверила тебе, дура… Любовь побеждает всё* — так ты, кажется, говорил? Так вот, любовь — это то ещё месиво дерьма, от него никогда ничего хорошего не было! И знаешь, я хочу уберечь своих детей от этой мерзости. — Софи… — Что между Вами?! — Да о чём ты, мать твою за… — Что между Вами?! Между тобой и Софи?! Я прекрасно видела Ваше обоюдное желание, как ты ей угождаешь, как она хочет тобой обладать!.. Зачем… Если я твоя девушка, зачем я тебе, когда ты вполне счастлив со своей женой… — Вполне… — Что? — Вполне… — шёпотом повторяет Бенедикт. — Хочешь знать что между мной и Софи? — вновь упирается руками по обе стороны от головы брюнетки, заглядывает в глаза и приближается предельно близко, что Софи чувствует его дыхание на губах. — Когда мы встречались, я её любил, я был от неё без ума… Мне было уже 38, а я без своей семьи, и я решил, что, если мне так хорошо с этой женщиной, то я хочу, чтобы она стала моей женой, тем более она была беременна. Но после помолвки всё изменилось. Она стала обычной для меня, не вызывала тех чувств… Но у нас должен был быть ребёнок, и я не мог с ней разойтись… Что между нами? Я не люблю её, как свою желанную женщину, но пообещал себе, что буду любить ради сына, как мать моего ребёнка. Она моя жена, и за нашего ребёнка я обязан делать всё, чтобы она чувствовала, что я ей благодарен. Я должен заниматься с ней сексом, спать с ней в одной постели, целовать, обнимать, делать ей комплименты… Как матери моего сына. И она прекрасно знает, какая у нас любовь… И я виноват перед ней. Вот, что между нами. — Я поражаюсь тебе, Бенедикт Камбербэтч… — усмехается Хорсленг. — Да, так тоже бывает. Но я ещё раз повторюсь, ты не любовница, ты моя девушка… — ладонь мягко ложится на щёку, — любимая девушка. Я люблю тебя. Люблю тебя, как свою желанную девушку… Где ты была, когда я ещё был молод и свободен? — Я работала, а не ходила на красные ковровые дорожки, уж извини. — Как мило, — улыбается собеседник, вмиг уничтожая считанные миллиметры между ними, накрывая тёплые мягкие губы своими, нежно целуя, словно подтверждая сказанные пару секунд назад слова, деля с ними такую горькую правду и радуясь, когда следует ответ. — Мне нужно домой, — рвотные позывы вновь не вовремя дают о себе знать, нарушая такой славный момент. — Завтра выходной… — Я знаю. Чёртовы часовые пояса подкосили меня… Мне нужно как можно быстрее оказаться дома. Завтра нужно проводить Еву в аэропорт. — Она такая маленькая и уже самостоятельно летает по миру? — Нет, она полетит с Валей, а потом Валя прилетит обратно… — Давай я тебя подвезу. Боюсь, с таким видом и самочувствием ты навряд ли доедешь до дома. — Я буду тебе очень признательна.***
— Господи, почему же так плохо?! — раздавались стоны из ванной. — Мама, тебе принести чего-нибудь? — в дверном проёме появилась рыжая шевелюра Евы. — Да, пожалуй, матрас, подушку и одеяло… — вздохнула Софи, оперевшись на стульчак унитаза. — А ты почему ещё не спишь, солнце? Завтра рано вставать… — Я ещё даже не ужинала… Так что, нести матрас, подушку и одеяло? — О господи, с этой всей хандрой я совершенно забыла про ужин… Нет, не надо. Я сейчас встану, и пойду приготовлю что-нибудь тебе на ужин… — Тебе помочь? — Так, а ну расступись, детвора. Идёт гуманитарная помощь! — проговорила Валя, отодвинув девочку в сторону. — Держи, — вздохнула она, протягивая подруге длинную, глянцевую упаковку. — Что это? — нахмурилась Софи. — Тест на беременность. — Зачем?! — Тебе ли не знать зачем!!! Насколько мне известно, у Вас с Бенедиктом уже были шпили-вили. Не знаю, предохранялись или нет, но проверить стоит. Я весь день думала, что с тобой. Уж извини, но я тебя достаточно хорошо знаю, и это не перемена часовых поясов. Я видела твою первую беременность, так что… — Боже-господи… — Ладно, ты делай своё дело. Держи ещё один на всякий случай, а мы с Евой пойдём, приготовим что-нибудь. Верно? — проговорила Валя, потрепав девчушку по макушке. — Да, не волнуйся, мам. Всё сделаем, — улыбнулась Ева, убегая в след за девушкой.***
— Этого не может быть… Скажи, что у меня в глазах двоится из-за недуга, — Софи сидела за столом, шокировано поглядывая на тесты, лежащие на салфетке, точнее на то, что они показывали. — Два из двух, брат. Третьего не дано. — Этого не может быть… — повторяла она, уткнувшись в ладони. — Вы предохранялись? — Нет. — Ну и чего здесь невозможного? — Я пила противозачаточные! — Я слышала, что они ненадёжны. Одну таблетку пропустила — залетела. — Боже, за что? — Я не понимаю, чего ты так убиваешься?! Радуйся — беременна не от кого-то, а от своего кумира! Самого Бенедикта Камбербэтча, мать его за ногу! Ну, что, оставлять тесты? Обрадуешь его четырьмя полосками? — Валя! — Ну, ладно, ладно… — засмеялась голубоглазая, выкидывая салфетку в мусорку. — Радуйся, говорю, танцуй и не волнуйся! Сбылась мечта твоей лихой молодости!