Together

Рыжий еблан приходит аккурат после завтрака. Снова. Микки только и успевает, что загрузить посудомойку и отправить Евгения с няней в детсад. Светлана давно умотала к себе на работу, где модели, фотографы и не протолкнуться от журналюг. Сам Микки туда носа не кажет — ну их всех нахуй, у него мастерская, а весь этот гламур... он вертел на хую. — Пошел ты! Слышишь, Микки? Нахуй тебя, понял? Решил, что вот так тебе лучше? Типа не было меня никогда?! Ну и посрать, охуенно! Рыжий орет под окнами, надрываясь, как какая фанатка. Машет руками и фак за факом взмывают в воздух, как флаги в армии каких-нибудь левых повстанцев. Ну что ж, заебись. Если Светка узнает, одним скандалом не закончится дело. Микки вздыхает, снимая телефонную трубку. — Служба спасения? У меня тут у дома парнишка... нет, он не буйный, не ранен... Думаю, не в себе. Вопит какую-то чушь, а я первый раз его вижу. Не то, чтобы правда уж первый, конечно. Пацан таскается уже больше недели, как по расписанию, епта. — Что говорит? Мне даже неловко... Хм... О том, как нагибал меня каждый день в каком-то там гетто, про анальные бусы еще, и... Вы правда хотите, чтобы я об этом продолжил? Достаточно? Ладно. Да... жду. Пацан-то даже не буйный. Молодой, а глаза потухшие и пустые. Такие бывают у тех, кто вернулся с войны. Только вот какое это к нему, Микки, отношение имеет? Микки думает, что мальчик очень даже симпотный. Микки думает, не будь тот двинутым крышей, он бы познакомился даже, и чем черт не шутит... Микки думает, что на минуту... всего на одну... хотел бы оказаться в том мире, где этот вот его прижимает к стене и спускает штаны... — Ты же говорил мне, что любишь, ебаное чмо! Ты говорил, что я у тебя где-то под кожей... Его крики все громче. Кажется, расслышала даже глухая, как пень, миссис Филлипс, что из дома напротив. Теперь точно вынесет мозг и расскажет Светлане, а коготки у той будь здоров... — Я же тоже люблю тебя, Микки. Что мне, блять, сделать, чтобы вернуть все назад? Прости... ты прости меня просто. Ты же говорил, что не сможешь, что загнешься вот так... Ты, сука, мне клялся. Когда свалил из тюряги и дернул в Мексику, и там на границе... "Я и так загибаюсь", — думает Микки, слыша, как сирена завывает уже в соседнем квартале. Глядит на часы, закрывая окно, отрезая себя от мальчишки и криков. Кажется, времени хватит еще на чашку кофе и сигарету. Кажется, про этого можно больше не думать. Кажется... а ебись оно все. — Хэй, нам надо убираться отсюда, — кубарем вниз по ступеням, на ходу надевая рубашку. Кажется, или искры в глазах незнакомца становятся ярче? Они несутся по улице, зачем-то взявшись за руки. "Йен, это — Йен", — стучит в голове. Кажется, он помнит его смех, его запах. Его губы и руки, что вжимают так жарко. Сбитый шепот: "Микки, я знал". Кажется, он съезжает с катушек. Кажется, ему просто посрать.