Иду по коридору, а вслед мне кидают странные взгляды. Взгляды, на самом деле, самые что ни есть обычные, но моя фантазия дала сбой и теперь повсюду мне мерещится только одно: все знают, все читают мысли по моему лицу. Все знают о том, что произошло со мной вчера. Группа пятикурсников замолкает, когда я появляюсь в их поле зрения, а после ещё долго прожигают взглядами мою спину.
Крепче прижимаю стопку книг к груди и заставляю себя дышать как можно размеренней. Считаю до десяти. Потом снова. Раз десять подряд, чтобы наверняка.
Один.
Закрываю глаза и сглатываю.
Его руки такие крепкие, сильные. Я порываюсь было вырваться, передумать; прекратить это безумие, секундное помешательство. Но он понимает это, чувствует, как мои руки легонько отталкивают его. Все ещё неуверенно, будто есть несколько дорог и я не знаю, на какую из них свернуть. Есть ли тут третий вариант, где можно переждать на опушке?
Голос Забини наполнен сексуальной хрипотцой:
— Сбежишь на самом интересном?
Так игриво чертит невидимую линию вдоль позвоночника, а ответа явно не ждёт: приподнимает мой подбородок двумя пальцами, губами настойчиво исследует шею и мочки ушей, а встаёт с парты только для того, чтобы с лёгкостью поменяться со мной местами. Приподнимает за талию и усаживает на своё место. Рубашка с меня слетела ещё с самого начала, а лиф Блейз не трогает, словно нарочно предоставляет мне ещё один шанс сбежать. Ему наверняка нравится наблюдать за птицей, пойманной в клетку. Открывает дверцу и улыбается, когда та и не думает улетать.
Сейчас, когда его губы приблизились к ложбинке меж грудей, ещё более невероятной кажется мысль, что вообще есть какая-то возможность сбежать. Даже если захочется.
Захочется?!
Даже если и захочется, то едва ли это будет желание кончить прямо сейчас. И таким образом.
Два.
— Джереми может прийти в любую секунду, — дрожащим голосом говорю я ему, удивляясь самой себе. Как я могу думать об одном парне, когда рядом со мной другой? Забини немного приостанавливается, прищуривается. Только разве что зубами от злости не скрипит. А после флегматично спрашивает:
— Кто такой Джеффри?
Будто бы не понял, будто бы не знает его имени. А сам едва заметно запирает дверь на заклинание, пока свободной рукой освобождает мои волосы от резинки.
Три.
От него исходит приятный, пьянящий запах шоколада с мускатным орехом, а глаза смотрят так, что сначала ничего вокруг не замечаешь и ни о чём не думаешь, входя в некое подобие транса. Ни одна девушка не устояла бы перед таким взглядом, могу поспорить на что угодно. Поспорить могу и на то, что он дамский угодник, и что какую девушку он хочет, ту и получает в одно мгновение. Улыбка, пара прямолинейных, очень-очень личных вопросов, и девушка уже готова на всё, лишь бы оказаться этим вечером в его постели. А может, даже не в постели, как показывает мой личный опыт.
— Ты не сбежишь.
Не угрожает. Просто смотрит на меня; на то, что я уже даже самой себе призналась, что никуда не уйду. Да и далеко мне уйти на ватных ногах и с дурманящей дымкой возбуждения в голове? От недостатка воздуха кружится голова
А он усмехается возле моего уха, выдыхает медленно. Зарывается рукой в мои распущенные волосы. Взлохмачивает их ещё больше, любуется проделанной работой, чуть наклонив голову к плечу. Его тёмно-карие глаза блестят, а пухлые губы чуть приоткрыты. Блейз наблюдает за мной совершенно спокойно, никуда не торопясь. Медлит, растягивает удовольствие. А я вдруг чувствую, как напрягается у меня всё внизу живота, как всё тело будто бы пульсирует. Краснею.
С хищной улыбкой наблюдает, как мои щёки медленно наливаются румянцем. Проводит по щеке пальцами. И целует в мои чуть приоткрытые губы.
Четыре.
Почувствовала, как напряглась грудь в тесном теперь бюстгальтере и тело начало наполняться сладостной истомой нетерпения. Ведь я уже не девственница, а всё равно чувствую такое впервые. Хотя, чему тут удивляться, если первый и единственный раз был не самым удачным опытом, которым потом хвастаются среди друзей. Того, что происходит сейчас с Блейзом, вытворяющим со мной такие вещи только с помощью одного взгляда, с Роном у меня не было. Сравнения приходят на ум сами собой, хотя сравнивать особо и нечего:
Блейз нежен со мной. Да, он хочет меня, этого можно и не спрашивать, ответ сам собой напрашивается на ум, когда его пальцы скользят по моему колену, затем по бедру и наконец добрались до пульсирующей точки внизу живота. Чуть надавливает пальцем через мягкую ткань нижнего белья, словно ожидая разрешения продолжить. Вежливый дьявол, который не хочет обращать внимание на насквозь промокшее бельё, а хочет услышать «да» или «нет». Не могу произнести ничего лучшего, чем слабый, тихий стон куда-то ему в плечо.
А кто такой Рон?
Пять.
Он очень близко. Я чувствую жар, исходящий от его кожи. И этот пьянящий запах удовольствия, возникающий между возбуждёнными, но всё ещё не доведёнными до предела телами.
Шесть.
То, что он делал, можно было назвать волшебством. Одним движением он уничтожил все мои сомнения, если они всё ещё были, конечно. Судя по моему виду – их не было.
Юбка задрана, трусики сдвинуты вбок, а из всей верхней одежды только и есть, что белый бюстгальтер, кажущийся до жути жарким и ненужным. Волосы ураганом, пот маленькими бисеринками проступает на ключицах, шее и спине. Адски жарко. Адски жарко из-за погоды, из-за Забини, смотрящего за движением собственных пальцев внутри меня… Кончиком языка проводит по своей нижней губе. А у меня мелькает мысль, что внутри меня так же жарко, как жарко и в этом подземелье.
Семь.
Уперлась руками о стол, уже не сдерживая громких стонов и влажных вздохов.
— Не думаю, что…
— Не думай, Грейнджер. Хоть раз в жизни не думай, — коротко смеётся он, а потом расстёгивает ширинку своих штанов и приспускает их вместе с боксёрами.
Стоит ли сравнивать его и рыжего паренька, смазавшегося где-то на фоне сознания? У них нет ничего общего, теперь это понятно более… Теперь это точно понятно. Мысли путаются, кончики пальцев покалывает от нетерпения.
Восемь.
— Мерлин, Грейнджер, ты такая мокрая, — бормочет Блейз и восхищённо, и удивлённо одновременно, пальцами раздвигая половые губы, прежде чем снова погрузить в меня два пальца одновременно.
— Забини, — качаю я головой, на самом деле и не зная, что хочу сказать. Я не хочу говорить. Я хочу только потушить этот пожар внутри себя. — Пожалуйста.
— Сейчас.
И находит силы усмехнуться. Дышит тяжело и глубоко, пот струится по нему так же, как и по мне. Так же сгорает от нетерпения.
Девять.
Он не сразу входит в меня полностью. Замечает, как я замираю не от удовольствия, а скорее от страха. А в голове у меня только: «Пусть это не повторится», когда вспоминаю свой первый раз. Вспоминаю ту боль, вспоминаю то отвращение. И тихонько всхлипываю куда-то ему в ключицу.
— Гермиона? — взволнованно спрашивает Забини, кладя свою широкую ладонь на мою чуть подрагивающую спину. — Только не говори мне, что ты была девственницей.
Или я совсем схожу с ума, или услышала в его голосе тревогу. Бред в горячке.
— Нет, — тихо. — Но… медленнее, пожалуйста, дай мне… дай мне привыкнуть.
Он не спрашивает, но судя по тому, как замедляет фрикции, понимает, что к чему и почему я веду себя так странно.
Не важно.
Не хочу вспоминать.
Это не Рон, это не он.
Такого больше не повторится.
— Быстрее, — говорю я через минуту, когда его становится мало, когда хочется больше, полнее. Почувствовать каждой клеточкой тела. Испытать то наслаждение, которое так превозносят в романах. Неземное наслаждение, вспышки под закрытыми веками. Почувствовать, как внутренности превращаются в воду, и ты безвольно и ошеломляюще летишь вниз со скоростью упавшей дождевой капли, разбивающейся о землю.
Всё происходит быстро. Так, что я теряю на мгновение контроль над собой и своим телом. Откидываю голову назад, а стон звучит откуда-то из глубины, которую ещё не разгадал ни один человек во вселенной. Блейз наблюдает за мной, выходит из меня не сразу. Сначала целует в шею, влажную, мокрую, горячую.
И я не чувствую отвращения.
А после мы поспешно одеваемся. Я нахожу на полу трусики и рубашку. Юбку, галстук и бюстгальтер он так с меня и не снимал. Он тоже застёгивает рубашку, которую я расстегнула в порыве страсти, и снова подымает штаны на свой – тут уж и спорить не с чем – восхитительный зад.
Джереми не сразу понимает, почему мы такие странные. Я рассеянно смотрю в принесённую книгу. Смотрю в неё и не понимаю ровным счетом ничего. Буквы не складываются в слова, а слова - в предложения. Кидаю беглый взгляд на Забини и задерживаю дыхание, когда понимаю, что всё это время он смотрел на меня не отрываясь. Последняя пуговица его рубашки расстёгнута, а галстук сдвинулся вбок. Насмешливая улыбка не исчезает с его губ, как и едва заметный след от моего блеска на его щеке.
— Что тут у вас произошло?
Десять.
— Гермиона, с тобой всё нормально? — вырывает меня Джинни из размышлений, вопросительно приподняв бровь.
— Да, конечно. — Поправляю выбившуюся из прически прядь волос. — Почему ты решила, что со мной что-то не так?
— Ты улыбаешься.
***
— Тише, пожалуйста, — просит строгим голосом профессор Слизнорт, а после почти моментально добреет: — Сегодня вы приготовите эликсир правды, — говорит, а после замечает поднятую вверх руку, отвечая сразу, даже не услышав вопроса: — Да, мисс Грейнджер, вас это тоже касается. Повторение - мать учения. И вы тоже будете его готовить, мистер Забини, никаких возражений.
Я опускаю руку вниз, немного разочарованно подперев голову этой самой рукой. Который раз я буду готовить это чёртово зелье? Осточертело. Надоело. Но всё равно буду, потому что надо. Джинни рядом со мной приходит в движение, когда все в кабинете принялись за дело.
— Гермиона, ты же мне поможешь, да? — и так нагло говорит, уже зная, что я не откажу и обязательно ей помогу. Лучшая подруга – как ни крути, но всё равно не отвертеться.
— Конечно.
И киваю пару раз для убедительности.
Поджигаю синий огонёк под котлом, делаю точно так же и с соседним, поглядывая время от времени на преподавателя, чтобы он не заметил нашей с подругой маленькой хитрости.
— Ты можешь приготовить это зелье не хуже меня. Как-то же ты на этот предмет попала, — недовольно бурчу, но всё равно толку корень на две порции.
Джинни отмахивается от меня:
— Ты лучше скажи, почему светишься ярче солнца?
Наблюдательности рыжеволосой не отнимать. Заметила сразу, что что-то во мне изменилось. Конечно, кто бы не заметил, что я перестала ходить серее тучи и ругать каждого попавшегося школьника на чём свет стоит, даже если тот вообще просто мимо проходил? Передёргиваю плечами, прислушиваясь к собственным ощущениям. Лёгкость, удовлетворение, немного спать хочется… но даже последнее — такое сладкое чувство, что ничуть не портит впечатления.
— Не имею понятия, о чём ты говоришь.
Джинни прищуривается, но не задаёт другого вопроса, потому что увидела приближающегося к нашему столу Слизнорта. Принялась делать вид, будто тщательно отбирает самые лучшие жёлтые лепестки. Профессор одобрительно улыбнулся и прошёл дальше, где подозрительно булькало варево Забини. Джинни обратно высыпала на парту лепестки и обернулась ко мне, чуть приблизившись, чтобы говорить тише. Я же сразу отвернулась от мулата, который пожал плечами и поднял руки вверх, будто сдавался перед Слизнортом и его расспросами насчёт варева, имеющего совсем уж странный вид.
— Рассказывай давай, я жду.
Глянула ещё раз на профессора, но он точно не услышит наших переговоров в шумном классе.
— Я…
—… занималась сексом, — закончила Джинни категорично, когда я всё-таки не смогла закончить начатую мысль. Довольно расплывается в улыбке от уха до уха, едва ли не хлопая в ладоши. — Давай, колись, кто он?
Сказать, что Забини? Поджимаю губы и мешаю зелье сначала по часовой стрелке, а потом в обратную сторону. Движением руки приказываю Уизли делать так же. Нет, рассказывать о слизеринце - не вариант, она наверняка не поймёт меня. Сказать, что с Когтеврана? Вспоминаю Джереми, но слегка машу головой из стороны в сторону. Он слишком милый и добрый, не хочется приплетать к своему вранью ни в чём неповинного милого парня. Вообще не хочется врать, тем более подруге.
Ложь – не выход.
Поэтому молчу. Избегать ответа – тоже не выход.
Но временное решение проблемы мне пока подходит. Тем более, что Забини понял моё: «Это был единственный раз». И даже не возражал такому исходу событий, его это, кажется, устраивало.
Гляжу на задние парты мимолётом, пока Джинни занята дальнейшим приготовлением эликсира. Скольжу взглядом по однокурсникам, пока не встречаюсь с до жути холодным взглядом серых глаз.
Драко смотрит вопросительно.
Чуть приоткрываю рот, понимая, что он с Блейзом ещё не говорил. А когда поговорит, то тот, как своему лучшему другу, расскажет абсолютно всё, во всех подробностях.
Взгляд из вопросительного становится высокомерным.
Если друг уже не рассказал.
И произносит одними губами:
— Ты проиграла.
***
Вздыхаю свободно, когда выхожу из кабинета самой последней, сдав пробирку своего зелья на преподавательский стол. Джинни сбежала с Гарри к озеру, поэтому я даже не пыталась её останавливать, чтобы она подождала меня. Да и зачем?
Причина оказалась проста. И появилась ровно тогда же, как возник вопрос в голове.
— Ну как, тебе понравилось? — спрашивает Драко безэмоционально, легко прислонившись спиной к стене и всунув руки в карманы брюк.
— Тебе-то какое дело, Малфой?
Сердце бьётся быстрее. И так же быстро я стараюсь скрыться из этого подземелья, как можно дальше от него.
— Отвечай на вопрос, Грейнд…
— Да, — отвечаю быстрее, чем он успевает договорить мою фамилию. Не потому, что тон у него, как у командира, а потому что надоело смотреть на его самоуверенное лицо. Бледное, аристократичное, гадкое. Неужели он кому-то может нравиться, раз его прозвали принцем Слизерина? И сразу же приходит мысленный ответ: «Нравится, раз девушки трахаются с ним прямо в коридоре, не доходя до кровати».
Краснею от этой мысли. Сама не знаю, почему.
— Поздравляю, Грейнджер, теперь ты не только дура, но ещё и гриффиндорская шлюшка, — выплевывает прямо мне в лицо, с каждым произнесённым словом надвигаясь на меня, как приливная волна.
— Не твоего ума дело, с кем и когда я сплю, Малфой.
— Грязнокровка, — шипит он, а я, до этого отступающая назад, натыкаюсь лопатками на холодную стену. Сзади – холод, впереди – ещё хуже, до мороза по коже. Даже его рука, сдавившая моё горло, до боли холодная. Я не задыхаюсь, и взгляда тоже не отвожу. Много чести, не боюсь я его высочество слизеринское.
Он смотрит пару мгновений, а потом отпускает меня и отступает назад. Пару шагов, взгляд на собственную руку в неверии.
Неужели я прикоснулся к ней?
— Знаешь, Малфой, — так же безэмоционально отвечаю я, как он с самого начала. Потираю немного саднящую шею. — Тебе нужно научиться сдерживать неконтролируемый гнев. Никогда не слышал о приёме «десяти секунд»? — и так едко получилось, злостно, что я лишь потом понимаю двойной смысл собственных слов, когда уже шагаю в сторону Гриффиндорской башни.
