Забудь о правилах!

После осознания и понимания, насколько плачевным оказалось моё положение, я стала думать, как избавиться от этого чувства раз и навсегда. Первая идея пришла быстро, вызывая облегчённый вздох и улыбку из-за всей простоты исполнения. Нужно занять мысли чем-то другим; вытеснить из головы всё, что касалось или хоть каким-то образом относилось к парням. На помощь мне пришли книги, которые постоянно спасали меня от одиночества и непонимания со стороны однокурсников. Да даже со стороны друзей. Гарри и Рон, например, в очередной раз завидев книгу в моих руках, громко вздыхают и стараются обойти стороной, совершенно нелепо опасаясь "заразиться". Лучше б поближе подошли. Вдруг и правда заражу – больше умных мыслей в голове появится, а то у Гарри только Джинни на уме, а у Рона и вовсе еда, которую он поглощает как кит мелкую рыбёшку. Тоннами. Я легонько прикусила внутреннюю сторону щеки, когда в очередной раз вспомнила о Роне. Нет, на этот раз надо превзойти даже саму себя! – завалиться книгами так, чтобы и не замечать, какое сейчас время суток. Это получилось у меня без всяких загвоздок: за два выходных дня выучила на зубок все уроки и на четверть закончила подготовку к Ж.А.Б.А, чем, кстати, практически до смерти напугала Джинни. Она сначала побледнела, услышав о моих достижениях, а после несколько часов и вовсе смотрела на меня так, как будто я инопланетное существо. Волшебный мир уникален: волшебников больше удивляет хорошая учёба, чем мозгошмыги, например, или даже нарглы. Сомнительное достижение с моей стороны – переплюнуть мозгошмыгов, которые, если верить Полумне, с самого первого учебного дня размягчают мне мозг. Восхитительное заявление. Образное. А всё это удивление насчёт учёбы потому, что все даже не думали начинать подготовку к экзаменам раньше следующего семестра, хоть курс Джинни сдает его вместе с нашим, что сказалось даже на наших уроках, которые общими стали. Преподаватели пытались сделать всё возможное для того, чтоб "дети" забыли войну и все потери за ней несущиеся. А ещё не хотели, чтобы ученики тратили лишние один-два года на обучение – и так натерпелись от идиотских Кэрроу, учёба с которыми была не учёбой, а стратегией для выживания. Сейчас же, сидя в кабинете зельеварения, я одёргивала юбку чуть ниже, чувствуя себя совершенно нелепо. Плиссированная юбка, как у какой-то семилетней девочки, честное слово. А ещё белая блузка с длинными рукавами и тонкая вязанная жилетка бордового цвета, с гербом факультета на груди. В довершение к всему этому – галстук, который хоть и не сильно затянут, но просто мешал жить. Невыносимо. Вокруг тишина. До урока максимум минут пять, а ученики не спешат заходить, опасаясь того, что может происходить в кабинете во время урока. Хоть он и начал принадлежать совсем другому преподавателю, все боялись атмосферы этого подземелья. Его репутация была не самой радужной, а атмосфера не самой радостной. Всё происходящее здесь не так-то легко забыть, как мне кажется. Качаюсь на стуле, ожидая начала урока. Время от времени снова сажусь прилично, думая, что в кабинет кто-то заходит. Но этого не происходит, и я снова отклонюсь назад, отталкиваясь ногами от земли, держась только руками за край парты. Скучно. Дверь открылась. В этот момент я действительно поняла, почему учителя – даже в обычных, маггловских школах, – запрещают кататься на стульях. Во-первых, можно попортить школьное имущество, за которое ты должен будешь потом платить, если поломаешь. Во-вторых, есть мнение, что ты головой ударишься о заднюю парту и к лешему переломаешь себе все конечности. А, в-третьих, из-за неожиданности у тебя выбивает весь воздух из лёгких, и ты пытаешься ухватиться за парту пальцами, приобретая равновесие, которое к чёрту потерял. Это получается не сразу, ведь пальцы от секундной эмоциональной встряски вспотели и теперь скользят. Так что третий аргумент для того, чтобы не кататься – это реальные, очень большие шансы опозориться. Огромнейшие шансы, учитывая совместные уроки со Слизерином. Но, к моей великой удаче, меня даже замечают не сразу, не говоря уже про моё детское поведение. А когда замечает, змеиный факультет пренебрежительно кидает на меня взгляд и презрительно кривит нос, будто почуял дурной запах, унося от него ноги как можно быстрее и как можно дальше. Я хмурюсь. Конечно, я не ожидала искренней любви или вечной дружбы до гробовой доски, но хоть немного уважения; какого-то изменения. Желательно в лучшую сторону. Однако такое чувство, будто война обошла их всех стороной, не оставив ни единого следа. Не научив ничему. Будто этой войны вообще не было. — Прости, — прерывает мои мысли запыхавшаяся Джинни, севшая по правую сторону от меня. Рон и Гарри садятся позади нас за четвёртой партой, приготовив пергаменты и перья. Сначала думала, что для учёбы, но потом поняла, что они начали расчерчивать их для игры. Неисправимые. — За что? — непонимающе хлопаю ресницами, наблюдая за тем, как подруга пытается разгладить волосы, которые будто ураган потрепал, пока она по коридору шла. — За то, что раньше не пришла. За то, что ты одна тут сидела, скучала. — Объяснения выходят какими-то вялыми и усталыми, будто рассказывала она такие вещи, которые маленьким детям не рассказывают – такие они понятные. — Держи, я тебе яблоко принесла, — говорит она, когда остаётся довольной своим более или менее приемлемым видом, и достаёт из сумки красное, почти бордовое яблоко натёртое до блеска. — И вообще, что это за привычка у тебя появилась: не приходить на завтрак? Первый приём пищи, между прочим, самый важный! — Мне не хочется, честно. — Не хочется ей, — бурчит она, бросая быстрый взгляд на другой ряд, где разговаривал зелёно-серебристый факультет, ожидая начала урока. — Если тебе и дальше "хотеться не будет", то ты от истощения завянешь, Гермиона. Давно на себя в зеркало не смотрела? Похудела на нет. — Говоришь в точности, как твоя мама, — чуть улыбаюсь я в ответ. Джинни открывает рот, чтобы возразить, но всё её возмущение остаётся при ней, ведь начался урок. Ученики всё прибывали и прибывали, однако мест становилось всё меньше и меньше. Такой вывод сделали и некоторые студенты, которым места за Слизеринским рядом не хватило, но за средний ряд даже и не думали садиться. — Присаживаемся, присаживаемся, — поторапливал их Слизнорт, заканчивающий сию чудную процессию. Слушать же его не торопились, все только громче загудели, словно рой пчёл. Симус ехидно усмехнулся, локтем толкнув Дина, дабы и тот взглянул на эту забавную, по его мнению, сцену. — Так, чего вы застыли? Места нет? Да вот же есть – садитесь скорее. Только время тратим, — пробурчал он себе под нос, но и на сей раз остался не услышанным. Все стояли, как вкопанные. Джинни раздражённо цокнула языком. Я же только головой покачала, считая, что такое поведение просто глупое. Ничего же мы им не сделаем, если они рядом сядут, в самом деле. — Та-а-ак, понятно, — протянул профессор, задумчиво потерев подбородок, глядя сначала на Грифиндор, а потом Слизерин, между которыми был один пустой ряд; придумывая, как же решить эту проблему. — Старший курс, покажите пример своим младшим на год друзьям. Негоже Слизерину бояться Гриффиндора. Никогда такого не было и не будет. Не позорьте своего декана – быстро пересели вперёд. Гриффиндорцы, та же инструкция. Покажите свою хвалёную смелость. Обернулась, через плечо взглянув на замешкавшихся слизеринцев, краем уха слушая и недовольства со стороны своих однокурсников. Слизерин думал о том, наверное, что им светит за непослушание своего же куратора. Стоит ли получить одно наказание или послушаться, переживая унижение, которого им не избежать за один совместный урок с нами. Первыми со своих мест поднялись гриффиндорцы, что не могло меня не радовать – мы выше всего этого. И на задних партах, что тоже было хорошим делом: с задних парт вид лучше, что бы там чего не говорили другие. Когда все заняли свои места, и Слизнорт остался более или менее доволен исполнением его идеи, он принялся читать вступительную речь насчёт нового зелья, начав совершенно издалека: как начало формироваться это зелье и как его вообще придумали и изобрели. Никогда не думала, что скажу это, но речь была однообразной, монотонной и нудной. Вгоняющая в тоску и уныние больше, чем предмет профессора Бинса, школьного преподавателя Истории. Я уткнулась взглядом в спину впереди сидящего ученика, задумавшись о своём, перекатывая в пальцах бирюзовое перо. А потом чуть не подскочила на месте, когда поняла, что впереди сидят не просто слизеринцы, а их "элита". Блейз Забини сидел прямо передо мной, вальяжно откинувшись на спинку стула. Его, казалось, совсем не волновала близость ко "львиному" факультету. Да и рассказы Слизнорта его тоже не впечатляли: в клубе Слизней и не такого наслушаешься за столом. От такого и есть не хочется, не говоря уже о том, что подташнивать начинает. Он заложил руки за голову и раскачивался на стуле, застыв на одних только задних ножках. Я не то усмехнулась, не то фыркнула, за что получила непонимающий взгляд Джинни. Заправив волосы за уши и чуть покачав головой, я только улыбнулась ей, давая понять, что не надо даже спрашивать. Забини довольно громко зевнул и запустил пятерню в угольно-чёрные волосы, взъерошивая их. А я засмотрелась на его пальцы и руки. Смуглая кожа, длинные, наверняка очень цепкие пальцы, сильные руки. А к чёрным волосам, признаюсь, очень идут зелёные и серебряные цвета его факультета. Потягивается, словно кот. Лениво, медленно, долго. Выдыхаю воздух. Даже перестаю перекладывать из руки в руку перо, сжимая его. Щёки начинают пылать, только в голову проникает мысль о том, как я застала их факультет в раздевалке в самый неудачный момент. Или самый удачный. Не о том я думаю. Мне вообще о таком думать нельзя. Но несмотря на это всё, моя шея покрывается мурашками, а спину приходиться выпрямить, удерживая желание потрогать его плечи, проверяя на ощупь, на самом ли деле они такие крепкие и широкие, какими кажутся. Просто удерживая желание. Желание снять с него одежду. Желание, от которого я напрягаюсь. Сжимаюсь, как пружина или струна: тронешь – зазвеню. Или заору от неожиданности. Закидываю ногу на ногу и стараюсь равномерно дышать, уткнувшись взглядом в парту. Вдох. Выдох. И так по кругу, пока голова ещё больше не закружится и мысли не уйдут в мир грёз, который, похоже, не развеется даже со знаниями всех книжек. Кусаю нижнюю губу, вспоминая, что кто-то когда-то говорил о том, что физическая боль отвлекает от всего остального. Но это действие напоминает поцелуй. А ещё больше – заигрывающее прикусывание, во время которого парень играет с девушкой, которую он хочет. Желает не только её губы, а её всю. Полностью. Блейз, почувствовав мой взгляд на себе, повернулся, а у меня именно в эту секунду с губ слетел едва слышный полувздох, полустон, сопровождаемым треском ломающегося пера в моих руках. Но слух у змеёнышей хороший, видимо, раз Забини даже спрашивать ничего не стал, лишь вопросительно бровь поднял на мой вздох, а потом на перо посмотрел заинтересованно. Сама же я побледнела, и все слова пропали. Главное, чтобы он ни о чём не догадался. — Мисс Грейнджер, почему при приготовлении этого зелья – одном из немногих, прошу заметить, – необходимо пользоваться волшебной палочкой? — Потому, — буркнула я, как мне казалось, не громко. На самом же деле это прозвучало как выстрел, который вызвал истеричный, немного непонимающий смешок Джинни, сидящей рядом. Но она сразу притихла, потупив взгляд, получив пронзительный взгляд от профессора, сполна описывающий всё его не удовлетворение. Слова "удовлетворение" и "Слизнорт" вызывают у меня сначала картинку в голове, а потом рвотные позывы. Если раньше я краснела, потом бледнела, то сейчас наверняка позеленела. Кошмарный аттракцион цветов. — Мисс Грейнджер! Вы мне дерзите? Не ожидал от вас, не ожидал. Лучшая ученица, а такое пренебрежительное отношение ко мне и к моему предмету, — недовольно покачал он головой, после чего огласил мне вердикт совершенно холодным голосом: — Придёте после уроков на дополнительные отработки по этой теме. — Простите, профессор, но… — попыталась я выкрутиться, избежав наказания за оплошность; за одно не вовремя вырвавшееся слово. — Никаких "но", мисс Грейнджер. Когда сделаете Сыворотку правды по моему рецепту и по рецепту профессора Снейпа, тогда и пойдёте туда, куда вам нужно. А пока… И он продолжил рассказывать теорию, к которой я теперь отнеслась более серьезно, ловя чуть ли не каждое слово. Но секундные взгляды, кинутые на меня, и тихие переговоры за передней партой не заметить я не могла.

***

— Вам обязательно сидеть тут? — не выдержала я, всё-таки спросив то, что уже давно крутилось на языке. Придя сюда около получаса назад, я только и делала, что перерывала все книги на информацию о Сыворотке правды, почерпывая факты, которые могли мне понадобиться для идеальной консистенции зелья. Теория теорией, а вот на практике всё оказалось намного сложнее: сделать одно и то же зелье по двум совершенно разным рецептам – не так уж и легко. Глядя на списки, сразу становилось понятно, что его составляли совершенно разные люди, ведь у Слизнорта не было ничего, кроме корений, лепестков и разного типа порошков. Ничего того, что надо было резать, выдавливать или вырывать у животных – всё это было в рецепте у Снейпа с головой. Головой летучей мыши, кажется. Как на зло – будто мне не хватало мучений, или наказание было слабое, – за мной приказали следить. И глаза "сторожей" в прямом смысле буравили меня всё это время, будто я в каждую секунду могу подорваться с места и убежать. Такая мысль у меня появлялась каждую минуту, конечно, но сразу же отметалась: вдруг Слизнорт придумает наказание похуже этого. Хотя, как по мне, хуже уже было некуда. — Конечно, — невозмутимо ответил Забини, сидя на парте и тихонько, как маятниками, болтая ногами вперёд-назад в воздухе. На стуле развалился его лучший друг – Драко Малфой, сползший настолько, что его длинные ноги были практически за пределами парты. Лучше бы он полностью был за пределами этого кабинета. Да и друга пусть бы прихватил, раз и пару часов прожить без него не может. — Зачем вам это надо? — пробурчала я, захлопывая книгу, в которой ничего интересного и полезного не было. — Как это: зачем? — удивлённо спросил брюнет, даже застыв на секунду. — А увидеть, как ты забавно мучаешься, пока зелье всё взрывается и взрывается? — Я фыркнула, закатив глаза. Если и буду что-то взрывать, то и их взрывом убью обязательно. Посмертно медалью потом наградят – от таких идиотов мир спасти – это уже достижение. — Меня забавляет её сумка, — заявляет Драко, а мы с Забини удивлённо кидаем на него взгляд. — Удивительная часть женского гардероба. На этом объяснения прекратились, и даже Блейз посмотрел на него так, будто тот спятил и вообще: "Почему я с тобой дружу, ненормальный?". Посмотрев на всё это, снова повернулась к книгам, на секунду пожалев, что вообще с ними заговорила. Может, это было поспешным решением? Ладно, сидели они себе, молчали, следили, но после вопроса моего могут и сами доставать своими вопросами. А кто знает, что у этих слизеринцев на уме… — Грейнджер, как поживает твой дружок Уизли? Что-то я давно не видел тебя в его компании? — спросил Забини, а я вздрогнула от этого вопроса и нечаянно снесла со стола несколько книг. — Или ты решила его на Поттера поменять? — продолжал допытываться он, а я губы поджала, поднимая книги и не собираясь ему что-то отвечать. Перетопчется. — Нет, с Поттером же малявка Уизли. Забыл, что ли? — ехидно протянул Малфой в своей манере, которую перерос ещё на курсе третьем, кажется. У него волосы тогда ещё назад зализывались. А ещё я ему в нос тогда врезала. Хороший год был. Прям ностальгия нахлынула. — Ну, сейчас она не такая уж и малявка, — тоже протянул Блейз, склонив голову чуть на бок, будто бы вспоминая, как выглядит Джинни. Образовалась тишина, которой я невероятно обрадовалась, думая, что и к самому зелью теперь можно приступить – ни в чём не ошибусь. Закинула все книги со стола в сумку, освобождая пространство для приготовления сыворотки, которая уже сейчас мне надоела, на начальной стадии подготовки. — Вот об этом я и говорю, — указал Малфой пальцем на сумку, даже сев на стуле нормально, выпрямившись. — Грейнджер всё запихивает и запихивает в сумку книги, а той хоть бы хны. — А Панси может впихнуть в сумку только вибратор, — поддержал друга Забини, коротко хохотнув. — И не только в сумку, — добавляет Драко, ухмыльнувшись. — И не только вибратор. Кабинет наполняется громким смехом. Я качаю головой, злобно сжимая челюсти. Все, решено. С этого момента даже голову к ним не поверну, пусть говорят себе, что хотят, но я не буду обращать на это никакого внимания. — А Дафна всегда в заднем кармане сумки носит вагинальные бусы, — добавляет Блейз, будто это крайне интересный факт, который обязаны знать все. Я поджигаю огонёк под котлом, чтобы он нагрелся до тёплого состояния. Мне. На всё. Плевать. Главное повторять про себя чаще. — Это у семьи Гринграсс семейное, — фыркает Малфой, а я наполняю водой котёл, который немного трещит от разницы температуры: горячее с холодным. — Но старшая против анального секса, — добавляет он, щёлкнув пальцами. — Слишком мало со своей сестрой разговаривает. Даже минет не умеет делать. — И такое разочарование в голосе, что хоть рыдай. Словно умеют его делать все, кроме неё одной. — Она слово "член" говорит с трудом, что ты от неё хотел? — говорит Малфой про Дафну. Или про Асторию? Я запуталась. И жутко покраснела, к слову. — Как и "пенис". — А слово "секс" они вдвоём заменяют на "кекс". Как они вообще после этого сладкое едят?.. Вспыхиваю. Мой не понимающий этого всего мозг, отторгает лишнюю информацию. Это нормально, знать такие вещи про друг друга? Или у них секс на факультете – обычное дело? Может, ещё и оргию устраивают по средам? И зачем мне знать всё это? Зачем говорить всё это тогда, когда в кабинете есть я? Не выдерживаю напряжения. Стараюсь успокоиться и взять себя в руки, попутно развязывая галстук на шее, снимая через голову и кидая сверху на сумку. — Ещё как едят, — ехидно пропел Забини, будто заметив мою реакцию, потешаясь. — Особенно сливки любит. Взбитые. С голого тела слизывать. Заправляю волосы за уши, тяжело выдыхая воздух. Одежда стала тесной и очень душной. Невыносимой, как и вся обстановка, которая накаляется. Как котёл, в котором кипит вода и почти все ингредиенты, которые я помешиваю круговыми движениями. — Пенси любит жёстко, ей эти сливки бы не приглянулись, — размышляет Малфой. И голоса у слизеринцев такие странные, будто они тихо, но жёстко надо мной посмеиваются. — Она так громко стонет. Иногда даже хочется ей кляп на День Рождение подарить. — Лучше намордник, чтобы поняла наконец, что нужно сосать, а не кусать. — А лучше плётку. — Или латексный костюмчик… Смотрю на список ингредиентов, а слова и буквы или расплываются, или двоятся. Пальцы дрожат, и жёлтые лепестки жимолости-болтушки, похожие на лепестки клематиса, летят на пол к моим ногам. — Или мозгов, — шепчу я под нос, бросая десять лепестков в котёл, помешав их против часовой стрелки. Прокашлявшись, взмахнула волшебной палочкой в руке, со злостью и раздражением быстро произнеся: — Лори. Кабинет наполнился жёлтым дымом снизу до потолка. Кашляю, ещё больше набирая в лёгкие горьковатый лимонный запах. Ноги подкашиваются, и последнее, о чём я думаю, это то, как дым в комнате развеивается и я, вся такая растрепанная и надышавшаяся этого сонного газа, делаю два шага по направлению к парте и падаю, ещё больше вгоняя слизеринцев в шок.