Ярость

Элизабет очнулась в какой-то комнате. С трудом сев, девушка осмотрелась. Комната была довольно уютная, но в связи с последними событиями, внушала недоверие. Пошатываясь и держась стены, что бы не упасть, Эли и прошла к одной из двух дверей, которые находились на смежных стенах. Комнаткой, в которую вела первая дверь, оказалась ванной, чему девушка была несказанно рада. Смыв с сознания мутные ощущения, она окончательно проснулась. Вернувшись в предыдущую комнату, Элизабет стала ее исследовать. Вот комод, старый, но в отличном состоянии, доверху набитый всякими женскими вещами. Далее, над кроватью, висит яркая, эмоциональная картина, по всей видимости, древнегреческая. Девушка так увлеклась, рассматривая живописного панно, что очнулась лишь от негромких слов. — Калидонская охота. Ее выполнил на заказ один мой знакомый, он современный художник, но имеет влечение к древнему миру. При первых словах, Элизабет испуганно обернулась к говорившему с учащенно бьющимся сердцем. Джон, не торопясь, пересек комнату и остановился перед Элизабет, однако на нее даже не посмотрел. Его взгляд блуждал по холсту, периодически останавливаясь на ком-нибудь из участников тех событий. Эли затравленно следила за взглядом Джона, ожидая его следующих слов. Наконец, Джон опустил взгляд на маленькую, взъерошенную девушку, которую он нагло похитил из кабака. На губах проскользнула легкая полуулыбка. — Как спалось? — ненавязчиво спросил он. — Как спалось? Это всё, что ты можешь сказать? — последующие слова девушка просто выкрикнула. — Объясни! Объясни мне всё! Заливаясь слезами и всхлипывая, она молотила сжатыми в кулачки руками по груди Джона. Тот, устало вздохнув, неожиданно прижал девушку к себе, предварительно, быстро развернув спиной, так что, возможность сопротивления девушки снизилось до минимума. — Пусти! Пусти! — кричала Элизабет, пытаясь вырваться из цепкого кольца рук Джона. Хоть ей и было не справиться с взрослым, сильным мужчиной, попытки освободиться она не оставляла. — Я тебя не отпущу, пока ты не перестанешь истерить, — спокойный, холодный голос молодого человека подействовал на Элизабет, и она перестала сопротивляться. — Вот и славно, — сказал Джон, и, развернув девушку лицом к себе, положил ей руки на плечи. — Если хочешь знать, почему ты здесь, то лучше не психуй. Я не люблю шум, — голос смягчился, стал тише. — Где я? Почему я здесь? Почему ты меня не убил, как тех людей? — Элизабет смотрела на Джона большими, заплаканными глазами, поджимая губы, чтобы не разреветься вновь. — Я хочу домой. Джон слегка надавил девушке на плечо, отчего она опустилась на кровать, и сел рядом. — Я всё расскажу, только сиди и слушай. А еще лучше — не перебивай, — холодно сказал Джон, а затем, смягчив тон, продолжил. — Обо всем по порядку. Ты в моем особняке за городом. Помимо нас с тобой, здесь только два добермана. Особняк найти не просто, он тут один в глуши стоит, так, что глотку тебе нет смысла драть, только голос сорвешь. Я привез тебя сюда, потому что Джеймс мог заложить тебя, когда надет труп своего братца, моим врагам, а это мне совсем не нужно. Я не хочу, чтобы меня нашли, и не хочу, чтобы из-за меня пострадала ты, — тут Джон как-то горько усмехнулся. – Нет, я не маньяк-извращенец и не мафиози. Ну, хотя когда-то я был им. Повторюсь: я не хочу тебя убивать. Ты слишком красива, чтобы умереть так рано. Еще вопросы? Элизабет сидела, сжавшись, и не отрывала взгляда от деревянного пола. — Да. Когда ты меня отпустишь? — едва слышно прошептала она. — Я не хочу быть здесь. Я хочу домой. — Скоро, — задумчиво протянул Джон и посмотрел на дрожащую девушку долгим, изучающим взглядом. — Этот город поделен на два мира, на две крупные банды — Стая Добермана и высшее общество законников, которые не менее серьезно влипли во всю эту историю. На моей стороне осталось мало людей, но есть план. Если удастся осуществить этот план, то мы перебьем законников, и тогда вернется мир, который был до назначения мэра. До девушки медленно доходил смысл сказанных слов. Когда, наконец, голова начала здраво мыслить и сопоставила все слова и догадки, воедино, Элизабет резко подняла голову и посмотрела в глаза Джона. А точнее, он перехватил ее взгляд и неведомой силой заставил смотреть в его серые глаза. Не смея оторвать взгляд, девушка прошептала: — Это ты… Ты — Доберман… — Рабочее прозвище, — усмехнулся мужчина. — Для тебя я просто Джон. Элизабет ошарашено уставилась на Джона. А она еще думала, что хуже, чем в баре, с ней ничего не может произойти. — Ладно, ты осваивайся тут, — сказал Джон, вставая. — Дом в твоем распоряжении. Только не выходи на улицу. Псы не привязаны. Ах, да, комод с одеждой твой. С этими словами, мужчина, провожаемый взглядом девушки, вышел из комнаты. Элизабет, оставшись наедине со своими мыслями, страхами и фантазиями, уткнулась лицом в подушку и дала волю слезам. Она хорошо знала, кто такой Доберман. О нем знали все, кроме детей, которые были слишком малы, чтобы знать. Кто-то считал его главным врагом всего народа, кто-то спасителем от гнета мэра. Но Элизабет не разобралась, что она чувствует. Там, в баре, он казался ей добрым, хорошим, но жестокая реальность исказила первые впечатления и теперь, он — самое страшное зло, какое только могло существовать на земле. Так думал разум. Но сердце считало иначе. Сердце находило его, как ни странно, хорошим человеком. В этом-то девушка не могла разобраться. Взяв себя в руки, Эли утерла слезы и зашла в ванную. Там, на вешалке, заботливо лежали свежие халат и большое полотенце. Недолго думая, девушка скинула свою грязную одежду и зашла в душ. Под струями теплой воды мысли стали яснее, и вернулись на свои места. Однако, одна мысль, на которой девушка пыталась сконцентрироваться, никак не хотела укладываться в мозгу. Эта мысль гласила, что Джон очень понравился Элизабет. Освежившись, Элизабет накинула халат и вышла из ванной. Роясь в комоде, девушка нашла, что ей подходило. Спустив халат с плеч, чтобы одеться, девушка оказалась полностью обнаженной, когда ручка двери дернулась, но сама дверь не открылась — девушка предусмотрительно заперлась. — Нет, не входи! — Элизабет быстро вновь облачилась в халат, позабыв, что дверь заперта. — Да ладно? Ты там занимаешься чем-то неприличным? — послышался характерный смешок Джона. — Если захочешь поесть, поройся в холодильнике. Я уезжаю до вечера. Не скучай, давай. Когда удаляющиеся шаги стихли, Элизабет облегченно выдохнула и быстро оделась в выбранные ею бриджи и майку-топ. Девушка с опаской вышла из комнаты и оказалась в коридоре. Коридор был односторонним — с одной стороны ряд комнат, с другой — перила, а за ними вид на гостиную и прихожую. Элизабет сбежала с лестницы вниз и направилась в одну из комнат. Это оказалась довольно большая, красиво устроенная кухня. В животе раздалось предательское урчания, и девушка подошла к высокому, белому холодильнику. Чего там только не было! Похоже, Джон специально затаривался продуктами. Взяв себе йогурт и яблоко, девушка прошествовала в гостиную, но она была пуста. Значит, Джон уже ушел. Что ж, это даже хорошо. Элизабет решила вернуться в комнату, выделенную ей. На столе, что стоял у комода, лежали какие-то книги. Взяв одну из них, девушка с ногами забралась на кровать и, жуя яблоко, погрузилась в приключенческий роман. Джон вернулся поздно, как и говорил. На улице уже стемнело, когда он подъехал к дому на черной Infiniti. Загнав дорогое удовольствие в гараж, он зашел в дом. За окном сверкнула молния, а затем, вдалеке послышались раскаты грома, сопровождающиеся неожиданным ливнем. Мрачно усмехнувшись тому, что успел попасть домой до того, как начался дождь, Джон поднялся наверх. Вначале, Джон зашел в свою комнату, она была по соседству с комнатой Элизабет. Переодевшись в джинсы, Джон с голым торсом и босой направился к Элизабет. У него не было привычки стучаться, заходя в чужую комнату, даже наоборот, была привычка не стучаться. Поэтому, Джон бесшумно вошел в комнату, закрыв дверь ногой. Элизабет, сидевшая по-турецки, спиной к Джону, вздрогнула и обернулась при глухом хлопке двери. Тусклый свет настенной бра, освещавший только пространство, где была кровать, лишь немного позволял видеть мускулистую фигуру приближающегося Джона. А вот он очень хорошо видел девушку. В ее больших светло-голубых глазах вновь поселился страх. Джон успел увидеть это до того, как девушка вновь повернула голову к книге и уперлась в нее взглядом. Но она не видела строк, что были начертаны там. Девушка зажмурилась, пытаясь успокоиться. Ее сознание вновь разделилось на две стороны — страх и влечение. — Ты меня ненавидишь, я знаю, — спокойно сказал Джон, медленно шагая в сторону кровати, где сидела Элизабет. — Ты вправе меня ненавидеть. Но, послушай, моя безопасность и твоя, кстати, тоже, висят на тебе. Вот смотри. Если я тебя отпущу, ты пойдешь домой. Так? Так. Но Джимми уже слил всю информацию о тебе моим врагам, а значит, за тобой будут следить и поймают тебя в твоем, же доме. Они будут тебя пытать, допрашивать, вымогать ответы. Даже твоя собственная мать тогда будет играть против тебя. При этих словах, Элизабет сжала кулачки и резко повернулась к Джону. В ее глазах стояли слезы. А Джон безжалостно продолжал: — Не специально, конечно, но всё же. Ты ведь не хочешь, чтобы твоя мама пострадала? Верно? — Джон чуть улыбнулся и вытер слезы девушки. — А так, если ты не объявишься, она будет в безопасности, хоть и в неведении, что же с тобой приключилось. Всё, что сказал Джон было правдой лишь от части. Ведь его считали мертвым практически все, кроме самых верных людей. Элизабет напряглась от жестоких слов и замахнулась на Джона. Тот перехватил обе ее руки в запястьях и усмехнулся. Уже второй раз за день, эта девочка пытается ему врезать. — Мы это уже проходили, — напомнил Джон и неожиданно повалил девушку на кровать, так что та оказалась под ним. — Пусти! — закричала Элизабет, пинаясь и пытаясь освободить руки. — Будешь орать, я найду, чем заткнуть тебе рот, — сухо заметил Джон. Элизабет, боясь, что разгневанный Джон сунет ей в рот какой-нибудь кляп, умолкла. Повисла напряженная тишина. Элизабет слышала быстрое биение своего сердца и медленное, нормальное сердца Джона. Она чувствовала это через ткань топа, которая разделяла их тела, потому что Джон буквально вжал девушку в кровать, не давая ей пошевелиться. Испуганные, расширенные от ужаса глаза девушки смотрели в спокойные, стальные глаза молодого человека. Но помимо ровного биения сердца Джона, Элизабет чувствовала еще что-то. Это было напряжение Джона, напряжение, которое тот испытывал при девушке. Как только до Элизабет дошло, из-за чего, или, вернее, из-за кого Джон испытывает напряжение, она стала вырываться, ибо не хотела так потерять честь. Джон лишь усмехнулся, как обычно, собственно, и покрепче сжал запястья Элизабет, отчего та заскулила и оставила попытки освободиться. Джон же чуть ослабил хватку, чтобы ничего ей не сломать. — Хватит, заканчивай уже, — сказал он. — Своим нытьем и бесконечными попытками сделать сложнее жизнь и мне и себе, ты меня ужасно раздражаешь. Элизабет зажмурилась и сжалась. Она боялась Джона, боялась боли, боялась, что же с ней будет. — Ну, вот опять, — устало вздохнул Джон, а затем сухо сказал: — Ты сама себе делаешь хуже. Пойми, я не хочу тебе навредить. Я хочу, чтобы ты привыкла к тому, что тебе придется быть здесь, что тебе придется терпеть меня, терпеть этот плен. Джон приподнялся на локтях, чтобы не давить девушку, но руки ее все равно не отпускал. — Ты останешься здесь, пока я не разберусь с заседателем белой палаты. Когда Лорд будет мертв, можешь идти куда хочешь, — с насмешкой проговорил он. — Только не пытайся убегать и психовать, налетая на меня с кулаками, меня это возбуждает. Элизабет вздрогнула и открыла глаза. Она подумала, что Джон шутит, но его лицо было серьезно. — Думаешь, если я не умею мысли читать, они мне неизвестны? — спросил Джон и, не дав девушке ответить, продолжил. — Я уже пронюхал про твой страх, девочка. Ты боишься меня, боишься того, что я могу с тобой сделать. В глазах девушки отразился еще больший ужас. Да, Джон был полностью прав, и Эли покраснела бы от стыда, что не может скрывать свои чувства, но не сейчас. Сейчас она — нежная, хрупкая, беспомощная — лежала под Джоном, в страхе думая о том, что может быть у него в голове. Джону нравилось пугать Элизабет, но он знал, что пора прекращать. Джон разжал пальцы и выпустил посиневшие запястья, а затем еще приподнялся, на вытянутых руках. Узкие плечи девушки были как раз между широкими ладонями Джона. — Я тебя не тронул и не трону, — серьезно сказал Джон. — Ты же девушка. Тебе нужна нормальная жизнь, и я не буду ее тебе портить. Джон резко поднялся, и вышел из комнаты, даже не оглянувшись на взволнованно — напуганную Элизабет.