***
Годами.***
И за всё это время ничего не слышит о нём. Только… …в сотый раз, закрывая глаза, она видит Бога Смерти и то, как острие его куинке ножом взрезает землю, проходя сквозь глазницы Канеки.***
Киришима проводит недели за слежкой, ожидая момента, когда сможет застать Ариму врасплох и без отряда. Девушка уверена, что сумеет нанести по крайней мере один хороший удар, прежде чем он сокрушит её, и она почти права. Кагуне Тоуки оставляет глубокий разрез на его светлом плаще, что вспыхивает восхитительным алым. И тогда следователь захватывает её. Но не сокрушает.***
Она связана. И брошена во тьму. В ней осталось так мало жизни, и даже это выбили из неё. Киришима обессилена не более чем за пару дней в пустой комнате. Когда дверь открывается, она вскидывается. Совершает рывок и ударяется подбородком об пол. Тоука высвобождает свой кагуне и слегка окрашивает воздух бледным пером. Рычание девушки плавно переходит в стон. Затем всё смолкает; кроме её живота, который сводит от запаха плоти под этой свежей рубашкой. — Кролик, — произносит Бог Смерти. — Киришима Тоука. Девушка пытается плюнуть в следователя, но у неё пересохло во рту. Мужчина опускается на колени, поднимает её, усаживает обратно на стул, и Тоука не может этому помешать из-за скованных сзади рук. Сопротивление Киришимы заканчивается не более чем дрожью и ссутуленной спиной. — Добивай уже, — ворчит она, пытаясь скрыть свой страх, но Арима медлит. Он рассматривает девушку. Она не выдерживает, и её тело пробирает озноб. Это Бог Смерти. — Знаешь, я был бы рад убить тебя, — заявляет следователь. — Но есть нечто, чего я хочу больше. В таком случае, найдётся и то, что ты захочешь больше. — Больше, чем перестать видеть твою гадскую рожу, когда ты и мне глаза выколешь? — спрашивает Тоука. — Это вряд ли. Киришима норовит ударить его ногой, от которой мужчина уклоняется не прилагая усилий. Она шумно выдыхает и продолжает: — Ты убил Канеки Кена. Мне не о чем с тобой говорить. Арима разглядывает её. — Сожалею о том случае. Я слышал, что Сколопендра обладал весьма похвальными качествами. Но он зашёл слишком далеко и представлял опасность для общественности. Канеки Кен, долговязый книжный червь, едва способный сделать сальто или сказать что-либо, не улыбаясь или не рыдая при этом. Канеки Кен, Сколопендра, каннибал и опасность для общественности. Девушка мотает головой, пытаясь стряхнуть слёзы. — Убей меня! — кричит она. — Избавь меня уже от своих дерьмовых слов! — Ты совсем не думаешь о тех, кто пока ещё жив в этом городе? — спрашивает Бог Смерти. — Даже о Фуэгучи Хинами? Сердце Тоуки замирает. Глаза расширяются. — Возможно, о Киришиме Аято, — продолжает он. — Может быть, о Нишио Нишики. И ещё о Косаке Йорико… — Йорико человек, — не выдерживает девушка и ненавидит то, как подавленно и испуганно звучит её голос. — Не беспокойся, — заверяет Киришиму следователь. — Я знаю. — Т-ты… ты не можешь… — Не стану, — говорит он. — Только в крайнем случае. Я бы предпочёл добровольное сотрудничество. Тоука отворачивается от него. — Спроси меня, чего я хочу, — подсказывает мужчина. Тоука закрывает глаза. Он зачитывает адрес, и хотя девушка не узнаёт его, она полагает, что по нему должны жить Хинами и Аято. Её руки сжимаются в кулаки. Киришима цедит вопрос сквозь зубы: — И что же тебе, главному куску дерьма в Токио, понадобилось? — Мир, — отвечает Арима, и девушка искоса бросает на него беглый взгляд прищуренных глаз. — Это правда. Я теряю форму, — объясняет он. — Подтверждением тому служит тот факт, что ты смогла задеть меня. И достойного преемника, способного занять моё место, нет. Я бы скорее предпочёл заключить перемирие, чем стать свидетелем поражения. Уверен, ты считаешь так же. Тоука фыркает. — Не важно, что я думаю. Нельзя всерьёз обсуждать это с кем-либо, тебе сразу же после слова «перемирие» в лицо рассмеются. — Можно. Группа, что я поймал недавно, подала мне одну идею. Они, кажется, считали, — рассказывает следователь, — что в наши времена трагедии уже не в моде. — И? — требовательно спрашивает Киришима. — И что? — этот человек чертовски бесит. — Что тогда в моде? — Любовные истории. Мгновение она не понимает его… …а потом бледнеет. — Да ты больной! — орёт девушка. — Совсем… совсем тронулся на старости лет, извращенец! Чтоб я… я бы никогда не… с таким живодёром… уж лучше убей! — Ты скорее умрёшь, чем добьёшься мира? — интересуется мужчина. — Ты скорее умрёшь, чем поможешь тем, кто, как и ты, проживает свою жизнь, притворяясь людьми? — Нет! Вовсе… нет… — Тоука закусывает губу и поднимает на него взгляд. Она пытается унять дрожь в голосе, но тщетно. — Почему я? — Я уже сказал. Я желаю сотрудничества. Ты единственный гуль в этом городе, для которого у меня есть то, чего ты хочешь. Тот, кого ты хочешь, — уточняет он. Надежда безжалостно пронзает её в самое сердце, у Киришимы кружится голова, и она чувствует, как глаза застилает алая пелена ярости. — Ты чёртов лицемер. Пошёл ты! — рычит она. — Ты же сам убил его! Чтоб ты сдох, садист! Убийца! Пошёл ты! Бог Смерти вздыхает. Пока девушка продолжает вопить, он встаёт и направляется к двери. — Ты в моём доме, — сообщает ей следователь. — Никто не придёт спасти тебя. Помещение звукоизолировано, но здесь есть микрофон. Просто дай мне знать, когда будешь готова поговорить. Мужчина уходит. Даже оставшись одна, Тоука кричит, кричит и кричит, пока не срывает голос; а затем рыдает, даже несмотря на то, что знает — Арима обязательно услышит.***
Киришима понятия не имеет, сколько времени проходит. По крайней мере, достаточно, чтобы она почувствовала, как кислота в желудке пытается разъесть его. Достаточно, чтобы девушка мечтала освободить руки, просто чтобы сжевать свои пальцы. Тоука так и не позвала следователя, в итоге он является сам. Она чует его приближение, стоит ему только оказаться в коридоре за дверью. К тому времени, как мужчина открывает дверь, её рот наполняется вязкой слюной. Киришима снова оказывается на полу, и он водружает её обратно на сидение. Голова девушки мотыляется вверх-вниз от истощения и слабости. Смутно она отмечает, что Арима перенёс её на другой стул. — Ты упрямая, — говорит он как комплимент. — Пожалуй, я помогу тебе умереть, если ты так этого хочешь. Бог Смерти усаживается напротив неё. — Но я подумал, что хотел бы прежде побеседовать с тобой более обстоятельно, чем в первый раз. Согласна? Тоука не отвечает, и он начинает в любом случае. Следователь рассказывает. О гитарном футляре, что использовался им для переноски куинке… об одноклассниках, которых видел убитыми гулями… о сиротах, что пополняют ряды голубей; людях, которые потеряли братьев и сестёр, родителей, конечности, сознание, рассудок. Мужчина говорит о её отце. Её брате. Он рассказывает, как сильно Аято заботится о Хинами, и как она о нём. О том, сколько времени они проводят вместе; о нескольких детёнышах гулей, которых они взяли под своё крыло; о том, что Аято и Хинами поговаривают о необходимости усыновления ещё парочки. Арима красноречиво расписывает, как хорошо бы им было жить всем вместе, не скрываясь. У Киришимы будут родные, которые не осиротеют. Гули, что смогут расти не зная страха, не зная голода. Он внимательно смотрит на девушку, а потом говорит о тех, кого уже потеряли. Несомненно, у неё таких один или два… верно? Если Тоука согласится с его планами, то это будет означать не просто окончание боевых действий, окончание страха. Это будет означать, что она сможет, наконец, получить… — Сделка, — шелестит Киришима. Бог Смерти прерывает рассказ; она отворачивает лицо в сторону, крепко зажмурив глаза. Её голос неровен от молчания, от мук голода, от угрызений собственной совести. — Ладно, чёрт с ним, я пойду на это. На сделку. Тоука ощущает его взгляд. Она не повторяет своих слов. Вместо этого девушка огрызается: — Ну? Дай мне поесть немного, или я сдохну до того, как снимут твой блистательный роман. Киришима ждёт, что он уйдёт, подарит ей последнюю минуту наедине с собой и своей душой, прежде чем она потеряет обеих. Вместо этого следователь пододвигает свой стул ближе к ней, снимает пиджак и ослабляет галстук. В глубине души Тоука понимает, что должна почувствовать отвращение, но всё, что она ощущает — это облегчение и предвкушение. Не нужно ждать. Еда здесь. Он наклоняется к девушке, подставляя мышцу у основания шеи, и она впивается в него, вздыхает и начинает жадно глотать. Её зубы скрежещут в попытке причинить мужчине боль, но он не издаёт ни звука, только помогает ей сохранять равновесие и дышит медленно и глубоко. Когда Киришима взбодряется и пытается вгрызться поглубже, Арима решительно её отстраняет. Зажимает рану платком. — Надеюсь, ты будешь расценивать это как жест моей доброй воли, — уточняет Бог Смерти. Тоука вызывающе облизывает окровавленные губы. Она ищет в его глазах отвращение, хоть что-нибудь, способное выдасть, что следователь думает: «Монстр», — когда смотрит на неё; но его взор непроницаем и равнодушен, как обычно. Девушка думает: «Да пошёл ты», — а говорит: «Освободи меня». Что мужчина и делает. Её руки болят, и Киришима подавляет стон, пока растирает их и добивается восстановления кровообращения и чувствительности. Он внимательно следит за ней, словно ожидая, что Тоука нападёт на него. Она не доставляет Ариме этого удовольствия. Девушка смотрит в пространство перед собой и гадает, реально ли это, на самом ли деле происходит. Как будто с ней могло случиться что-то лучшее. Как будто ей ещё есть на ког… на что надеяться. — Так… — нарушает молчание Киришима. — С чего я должна начать? — С чего мы должны начать, — поправляет Бог Смерти и не собирается больше ничего говорить, пока Тоука не пробормочет: «С чего мы должны начать». — С официального знакомства. — Он кланяется. — Разрешите представиться, меня зовут Арима Кишо. Yoroshiku onegaishimasu. — Здравствуйте… Арима-сан, — мямлит девушка, склонив голову. — Киришима Тоука. Yo… yoroshiku.