Параллели и пересечения

      Сэр Халли посмеивался над тем, с какой осторожностью я день за днем подбирался к Максу. Периодически вызывая меня к себе в кабинет, он спрашивал меня об "успехах": отдался ли сэр Макс мне сегодня ночью, чем закончился наш совместный поход в трактир и не хочу ли я приобрести у него кеттарийский грем по сходной цене. Эти шутки были, безусловно, оскорбительны для меня, но, как всегда, перед начальством я был почти бессилен, поэтому криво улыбался и напоминал сэру Джуффину о том, что вообще-то я женат. С его, между прочим, легкой руки женат. И уже не раз указывал ему на неуместность подобных высказываний в адрес своих подчиненных.       К моему глубочайшему сожалению, воспитание сэра Халли нельзя было назвать идеальным. Всё-таки, детство, проведенное на окраине Соединенного Королевства, в Кеттари, наградило его довольно провинциальными манерами. Не то чтобы я считал жителей столицы Соединённого Королевства существами другого ранга, но мое столичное воспитание и установки, вложенные в меня отцом, продолжают в какой-то мере влиять на мое поведение и оценку поведения других людей, и мне бывает жаль, что я не могу поделиться им с окружающими меня людьми.       Вот и с сэром Джуффином все складывалось аналогичным образом: он не понимал, почему я раздражаюсь, слыша его шутки, а я с трудом удерживал внутри Рыбника, чтобы он не выдал себя в моих интонациях.       Однако данную проблему я все-таки смог решить. Хоть проблема была и невелика, но поскольку она портила качество моей жизни, мое настроение и оскорбляла врожденное чувство прекрасного, она требовала безотлагательного решения любым способом.       Как-то утром, застав нас с Максом в своем кабинете за освоением очередного приема Очевидной Магии, сэр Халли отправил моего коллегу домой, а меня не преминул зацепить: - Ну, как тебе ночь с моим заместителем? Неужели ради него ты не пошел домой к жене? - Вы так часто поднимаете эту тему, сэр Халли, что я могу подумать о том, что вы ревнуете ко мне свое Ночное Лицо.       Эта заранее заготовленная фраза почему-то сработала. Я до сих пор не разобрался в причинах подобного поведения своего начальника, но по большому счету, причины мне и не были важны. Главное, что сэр Джуффин больше ни разу не позволял себе иронизировать в адрес меня и сэра Макса.       Надо сказать, что вышеописанная ситуация была мне неприятна еще и потому, что я не имел никаких подобных видов на сэра Макса. Да, я с удовольствием проводил с ним время, задерживаясь на работе, беседовал с ним на философские темы, делился имеющимися знаниями, учил его простейшим магическим приемам - но только и всего. Это никак не мешало мне быть достойным мужем Хельны, благо, она уже привыкла за много лет к тому, что я далеко не каждую ночь провожу дома.       Макса тоже явно тянуло ко мне. Случайно "записавшись" ко мне в друзья, он с необычайным рвением начал выполнять свои обязанности друга, прежде всего, повысив количество задушевных бесед между нами. Его интересовало всё, что касалось меня, моих чувств, мыслей. Я, если честно, совсем отвык от такого пристального внимания к своей персоне: тот образ, который я показывал окружающим, не предусматривал у меня наличия чувств, меня всегда воспринимали как тонкий механизм для быстрого и безболезненного убийства, и не более того. Сэр Макс же упорно видел во мне обычного человека, что не могло не привлекать меня.       Поэтому, когда через полгода после своего появления в Ехо сэр Макс возжелал отправиться в Кеттари именно со мной, а не с кем-то другим из своих коллег, я вполне искренне этому обрадовался: во всяком случае, так мне не придётся отрывать время от семьи и работы ради приятного общения, ведь в течение как минимум пары дюжин дней я смогу в полной мере наслаждаться обществом своего нового друга. Во всяком случае, я думал, что если даже шутки сэра Халли имеют какое-то отражение в реальной жизни, то это обязательно станет понятно за время нашей поездки. Ведь мы ехали туда не как служащие Тайного Сыска; по иронии судьбы, нас сделали мужем и женой, а это означало общую комнату, быт - и даже постель...       Именно это и насторожило Хельну до такой степени, что накануне отъезда она подошла ко мне, привстала на цыпочки и, приобняв, спросила, действительно ли это рабочая поездка. Я, естественно, не стал отвечать: оправдываться в подобных ситуациях равнозначно унижению самого себя, - но по моему взгляду Хельна, похоже, сама поняла бестактность своего вопроса. Она извинилась, отпустила меня и ускользнула на кухню. А наутро следующего дня, уже подходя к дверям Управления Полного Порядка, я обнаружил в кармане лоохи записку со стихами:

Уезжая, помни, Возвращаясь, слушай: Протянув ладони, Ты вручаешь душу. Я не крала сердца, Я не знала света. Запертые дверцы - Счастье для поэта. Я привыкла, милый, Мне удобно, слышишь: Чуть дыша, вполсилы, Слушать, как ты дышишь. Уходя, подумай: Хочешь ли потери - Я могу бесшумно, Я могу не верить. Я уйду однажды, Если ты захочешь. На листке бумажном Я оставлю прочерк. Дом пустым не станет, Смех в нём не утихнет... Только это ранит, Просто я привыкла.*

      Надо сказать, что это стихотворение поселило в моей душе некоторую смуту, граничившую с раздражением и возмущением. Ведь я точно был уверен, что после смерти Тотохатты больше никогда не смогу, да и не захочу, приближать кого-то и к своей душе, и к своему телу. С другой стороны, я понимал, что обязан как-то успокоить Хельну, но как это сделать - даже представить себе не мог. Можно было послать ей зов, но мы ведь только что расстались, нежно простившись на пороге моего дома. В конце концов, я решил отложить разговор с ней до более подходящего времени. Которое, увы, так и не наступило. Я до сих пор не знаю, ждала ли Хельна моего ответа на свое стихотворение, а Хельна до сих пор до конца не уверена, нашел ли я ее записку.