Параллели и пересечения

      Скорее всего, в те дни я не осознавал до конца всех своих чувств или даже так: не хотел осознавать их, и даже то, что было заметно близким мне людям, сам не фиксировал. Когда, спустя некоторое время, я начал анализировать свои тогдашние поступки, я стал находить в них основания и для волнений Хельны, и для язвительных шуток сэра Халли.       В частности, к таким поступкам можно было отнести запугивание леди Блимм, которая практически сразу стала испытывать определенные чувства к сэру Максу. Тогда я решил, что ее интерес был вызван той шумихой, которую поднял сэр Кофа своей слежкой за домом сэра Халли и бесконечными обсуждениями личности и привычек новичка в Управлении Полного Порядка.       Леди Блимм всегда была несдержанна в эмоциях и даже не прилагала к этому усилий. В те времена я считал ее избалованной и капризной дочкой знатных родителей, не удосужившихся привить своей наследнице элементарные навыки самоконтроля, столь необходимые даже самому заурядному колдуну. А уж как без этого может обходиться сотрудник Тайного Сыска, мне было совсем неясно.        Когда я заметил ее интерес к Максу, я понял, что это меня раздражает. Мне не хотелось, чтобы Макс начинал свое знакомство с нашим миром, Миром Магии и Силы, с общения с этой невоспитанной юной барышней. Тогда мне казалось, что подобные контакты исказят первые впечатления Макса, даже более того, подобная близость может быть опасна для неопытного новичка, который и сам-то навыками самоконтроля не особо обременён.       Однако как-то влиять на сэра Макса мне не хотелось. Я уже тогда понимал, что если этот человек чего-то захочет, то любые попытки отговорить или переубедить только возбудят его интерес и спровоцируют еще более активно добиваться желаемого. Как оказалось, моя интуиция меня не подвела - Макс оказался Вершителем, чьи желания для Мира закон. Поэтому я решил зайти с другой стороны.       Леди Блимм всегда относилась ко мне более чем доверительно. Наверное, ее привлекало мое усмиренное безумие - она хотела быть в чем-то похожей на меня, но особых усилий при этом никогда не прикладывала и результата, естественно, никакого добиться не могла. Справедливости ради надо отметить, что я всегда симпатизировал леди Блимм, даже несмотря на то, что она так быстро и легко заняла место Тотохатты. Этот факт вызывал во мне странное чувство: некую смесь обиды и ревности. Каждый раз, работая с ней в паре и наблюдая, как она, скинув сапожки со своих маленьких ног, босиком, растрепанная, с расширенными зрачками, мчится по следу, я с болью в груди вспоминал Тотохатту, его ритуальные танцы на месте преступления, его исступлённую любовь к делу. Этим, кстати, они были похожи: страстным желанием догнать беглеца во что бы то ни стало. И это сходство помогало мне принимать самые неординарные выходки леди Блимм, а также вызывало в груди странную нежность, сродни отеческой. Видимо, эта особенность - умение полностью отдаваться делу - является неразлучным спутником дара Мастера Преследования.       Однако, несмотря на всю симпатию и нежность к Меламори, Макс был мне намного более симпатичен и интересен, поэтому я принял решение помешать их сближению.       Леди Блимм часто делилась со мной своими переживаниями, в том числе, любовными, так что о ее повышенном интересе к сэру Максу я узнал от нее же самой. Леди была очень взволнована - оказывается, она встала на след сэра Макса, но никакого результата не добилась: Макс по-прежнему был в замечательном настроении. - Даже голова не заболела! - возмущалась Меламори, сидя со мной в трактире и со злостью тыкая ложкой в медовое куманское мороженое.       Я отреагировал не сразу. Сначала взвесил все "за" и "против", подумал о том, имею ли я право вмешиваться, решил, конечно, что такого права у меня нет, и хотел было просто успокоить ее рассказом о невосприимчивости жителей Пустых Земель к подобному преследованию. Но в груди у меня зашевелилось доселе вполне послушное мне безумие: "Не отдавай Макса девчонке! Мы же с тобой не любим отдавать свое."       Тут я немного отвлекусь от основного повествования, дабы прояснить для читателя мои отношения с самим собой на тот момент времени, а точнее - мои отношения с Безумным Рыбником. Надо сказать, что он довольно продолжительное время меня не беспокоил, я даже временами вообще стал забывать о его существовании, а в те редкие моменты, когда он все же подавал голос, я к этому голосу не прислушивался. Со смертью Тотохатты наша "гармония на троих" была разрушена. И если я как-то смирился с мыслью об этой утрате, то Рыбник даже спустя несколько дюжин лет всё также остро переживал потерю. Именно из-за этого он оказался заперт глубоко внутри меня без права голоса и без возможности хоть иногда выходить наружу, что ему удавалось при жизни Тотохатты. Рыбник был глубоко ранен в 9й день 59 года, и я всерьёз опасался тогда за свое спокойствие и равновесие, боялся, что не справлюсь со своей и с его болью, если дам ему чуть больше свободы. В конце концов он смирился и позволил Мастеру Пресекающему полновластно руководить моим телом и разумом.       Но в тот день его голос внутри меня прозвучал так уверенно и заинтересованно, что я покорился его настойчивости и ответил Меламори таким образом: - Макс опасен для тебя. Его желания имеют над Миром особую силу, и если ты позволишь ему увлечься тобой, то уже не сможешь ему противостоять. Его воля поработит тебя и ты больше не сможешь развиваться самостоятельно, ты всегда будешь второй после него. О тебе будут говорить только как о "девушке Макса", и только этим ты будешь известна в Ехо.       Увидев в глазах Меламори страх, я тут же стал ругать себя за то, что поддался Рыбнику и так грубо вмешался в чужую судьбу. Но теперь я понимаю, насколько правильно я поступил тогда, ведь с леди Блимм случилось именно то, о чем я ее предупреждал. В Ехо ее теперь знают в первую очередь как "девушку сэра Макса", а уж потом - как Мастера Преследования Затаившихся и Бегущих.