Часть 3
6 сентября 2015 г., 14:45
Зайдя в кабинет Шурфа и в очередной раз поразившись царившим там чистоте и белизне, я снял сапоги, хоть это и не было принято в Ехо. Шурф посмотрел на меня очень внимательно, но никак не прокомментировал, просто указал приглашающим жестом на подоконник.
Широкое окно его кабинета выходило в сад. Ну, вообще-то все окна домов Левобережья выходили в сад - так уж повелось. Я залез с ногами на подоконник и прислонился спиной к оконному проему. Шурф тут же отзеркалил моё движение — взлетел на подоконник с другой стороны, предварительно скинув сапоги. Я понял его затею — пару дней назад я достал ему из щели между мирами учебник по практической психологии, и Шурф вовсю упражнялся, применяя в жизни полученные знания. Теперь он повторил мою позу для того, чтоб я расслабился и почувствовал себя спокойнее. По большому счету, мне не о чем было беспокоиться, находясь в кабинете Шурфа, где все являлось воплощением его самого. Но все равно я никак не мог приступить к делу. Меня откровенно смущали комментарии Джуффина относительно того, что он увидел в моей памяти. Дело в том, что я никак не мог вспомнить ничего такого, о чём стыдно было бы рассказать шефу. Если он и был отцом по отношению ко мне, то отцом, к которому ребенок испытывает безграничное доверие.
Размышляя об этом, я перевел взгляд со спокойно-внимательного лица Шурфа на его руки, покрытые рунами, потом опустил глаза еще ниже и остановился на его босых ногах с длинными пальцами и идеально постриженными ногтями. Я, кстати, не мог похвастаться тем же самым — мне всегда было лень стричь ногти и волосы.
Меня вдруг посетила шальная мысль о том, что можно было бы вытянуть ногу и коснуться ноги Шурфа. Но я потряс головой, вытряхивая оттуда эту мысль, и приступил к рассказу.
Шурф слушал меня, не перебивая, иногда кивал головой и записывал отдельные мои фразы в тетрадь. Я поймал себя на мысли, что Шурф ведет себя как настоящий психолог с моей исторической родины. Учебника по практической психологии начитался! Надо будет ему Фрейда подкинуть — посмотрим, что он скажет.
Рассказывал я недолго — ну, боюсь непонятно чего, ну, мерзко мне от этого, ну, не прошло после встречи с Хаббой Хеном. Когда я закончил, Шурф задал мне всего один вопрос: он поинтересовался, когда впервые я почувствовал этот страх. Я ответил, что, вроде как, после того, как пострадал от моих рук капитан Фуфлос, но точно я не помнил. Шурф задумался, потом перечитал свои записи, сделанные во время моей исповеди.
— Я знаю, Макс, в чем проблема. И мне кажется, я могу тебе помочь. А параллельно с этим решить и некоторые свои вопросы с твоего позволения. Но для этого мне нужно твое согласие. Я хочу, чтобы ты узнал обо мне немного больше, чем знаешь сейчас.
— Грешные магистры, Шурф! Обычно друзья не спрашивают о таких вещах! По умолчанию считается, что я всегда готов узнать о тебе, как ты выразился, "немного больше, чем знаю сейчас". Я очень ценю твою откровенность и вообще… — тут я запнулся, не зная какими словами еще убедить этого невозможного парня в своем бесконечном интересе ко всему, что его касается.
— То есть, ты даешь свое формальное согласие? Некоторые вещи могут тебя шокировать.
— Безусловно, Шурф! — Я рассмеялся, и меня, наконец, отпустило то напряжение, в котором я жил последнее время и ради избавления от которого пришел к своему другу.
Шурф утвердительно кивнул, спрыгнул с окна и подошел к своему столу. Открыв ящик, он достал довольно большую шкатулку. Издалека мне было ее не разглядеть, и я, грешным делом, подумал, что Шурф достал шкатулку с Перчатками Смерти. Когда Шурф отпер ее, я увидел, что внутри лежала объемистая тетрадь. Шурф пользовался самопишущими табличками только на работе — когда надо было писать отчеты. Все остальные записи он делал только вручную. Большими шагами он пересек комнату, запрыгнул на окно и протянул тетрадь мне:
— Читай.
Я послушался: раз Лонли-Локли сказал, то я должен это сделать — в интересах своей же безопасности. Моя мгновенная реакция действием на слова Шурфа не раз спасала мне жизнь. У меня уже выработался рефлекс всегда слушаться этого невероятного парня. Ведь он же - Истина, он не ошибается.
Я открыл первую страницу — ровным, почти каллиграфическим почерком Шурфа, буква к букве, ни разу не отклоняясь от прямой линии, на первой строке было выведено: «После того, как я обрел свою нынешнюю личность"…
«Стоп!» — подумал я: «Это же его дневник! Шурф не просто так спрашивал меня о готовности что-то о нем узнать!»
Шурф разуверил меня в этом, и я продолжил чтение. Ну, раз, по словам Шурфа, это написано для меня, значит, оно должно быть мной прочитано. В этом, наверное, и заключается мировая справедливость. Ну, как мне кажется.