Параллели и пересечения

      Выполняя задание сэра Халли, я послал зов леди Хельне. Она была удивлена моим предложением, однако не отказалась провести со мной вечер. Я заехал за ней на служебном амобилере на улицу Быстрых Снов, и она пригласила меня войти. Небольшой двухэтажный дом был обставлен с очень большим вкусом. Я был бы не против провести тот вечер у нее дома, рассматривая альбомы с иллюстрациями, которые имелись в доме в несметном количестве. Но я преследовал не свои личные интересы, поэтому мы собрались и поехали в Трехрогую луну — там как раз намечался вечер молодых поэтов. Я хотел убить двух зайцев разом — помочь Хельне прийти в себя и самому получить удовольствие от знакомства с новой литературой. Поначалу Хельна была неразговорчива, но после стакана Осского Аша заплакала и начала рассказывать мне о своем женихе. Поскольку её рассказ не особенно влияет на основную цель моего повествования, приведу его здесь кратко.       Хельна встретилась со своим женихом в первый же день после приезда в Ехо из графства Хотта. Очень общительный, любящий быть в центре внимания, он сначала очень увлек скромную провинциалку: водил ее по трактирам, катал на амобилере, выделывал самые невероятные штуки, причем, всё это - с применением доступных степеней Очевидной магии. Однако скоро он утомил Хельну, ей хотелось одиночества и молчания, а Кенка Ком постоянно собирал вокруг себя толпу. Хельна стала тяготиться его обществом, но Кенки было так много, что других знакомых в Ехо она так и не смогла завести.       Тот день, когда Кенка сделал ей предложение, а она зачем-то согласилась, стал самым черным днем в ее жизни — нелюбимый жених, которому она не посмела отказать, стал докучать ей еще больше. Хельна очень не хотела этой свадьбы и теперь винила себя в смерти Кенки. Она хотела быть свободной, но не такой же ценой!       Рассказав все это мне, она сразу успокоилась — мнимая вина, терзавшая ее со вчерашней ночи, показалась ей надуманной после того, как была озвучена. Все-таки, я был прав, когда предположил, что мое внимание ее отвлечет. Затем я спросил ее о Тотохатте, но ответ меня не удовлетворил — оказалось, что они знакомы совсем недавно, и она практически ничего не знает о нем. Да и приятелем Кенки он не был, просто случайно увязался за ними в тот злополучный вечер. После второго стакана Осского Аша она поведала мне, что тоже пишет стихи, чем очень меня заинтриговала. А после третьего стакана она взяла меня за руку и предложила послушать ее произведения у нее дома. В силу своей стеснительности она боялась выступать в Трехрогой луне. Я не смог отказать ей, тем более что меня мучило любопытство: я люблю хорошую поэзию, и услышать нового автора для меня ни с чем несравнимое удовольствие.       Наутро я ушел очень рано — Джуффин вызвал меня по срочному делу. Я не то что бы досадовал, но был неприятно поражен своей податливости: я не собирался в тот раз оставаться у нее на ночь. Более того, если я и рассматривал ее в качестве кандидатуры для любовных утех, то не в ближайшем будущем уж точно - я не хотел связывать себя какими-либо обязательствами. Как я уже упоминал раньше, в то время мне было вполне достаточно своего собственного общества.       Не успел я добраться до работы, когда услышал безмолвный зов Хельны. Она благодарила меня и просила не продолжать начавшиеся вчера отношения. По ее словам, ей это очень помогло, теперь она вполне готова начать жизнь заново и построить ее так, как она сама посчитает нужным. Я вздохнул с облегчением — проблема меня миновала, не успев толком появиться. В ответ я вежливо предложил Хельне свою помощь в решении любых вопросов, все-таки, я не последний человек в Соединенном Королевстве. Она поблагодарила меня и сказала, что ей это точно не понадобится. На том мы и распрощались.       Единственное, что меня не устраивало в той ситуации: так это то, что стихов своих Хельна мне так и не прочла. Мягко говоря, было не до этого — ночь была бурной до такой степени, что я даже наполовину случайно, наполовину намеренно на мгновение выпустил Рыбника на свободу, и он, то есть я, тут же прокусил Хельне плечо, а потом слизывал выступающие капли драхховой крови, отдававшей отваром дубового листа и ромашки.