Бедивер или операция "Верный Друг"

— Куда ты уходишь? — Шерлок стоит в дверях, сложив руки на груди. В неизменной пижаме и халате сверху. Джон приподнимает бровь, поправляя воротник. — Ты ведь у нас детектив? Угадай. — Злишься из-за Этой Женщины? — Ревность, Шерлок? С чего бы? Мы же с тобой не… Ватсон неопределенно мотает головой, как бы говоря «неважно». Или «забей». — Я пошел. Тихо прикрывает за собой дверь. — Вот именно. Мы «не», — повторяет Шерлок, задумчиво склонив голову вбок. Джон любит дрянные бары на окраине Лондона. Темные, грязные, полные нерасказанных историй, они были его пристанищем еще задолго до работы в агентстве. Он останавливается в таком баре, неотличимом от тысяч других, заказывает двойной виски. Такое клише. Вся эта ситуация — ветеран, заливающий свою боль скверным виски, темный бар с грязной стойкой, бармен с длинными волосами, собранным в хвост. Как сцена из плохого фильма. — Сэр, — окликают его сбоку. — Отставить, солдат. Не мешай пить. — Привет, Джон. — Эггзи. Парень приземляется на соседнее место, заказывает пиво. Как всегда, в нелепой толстовке и кепке. Точь-в-точь молодой бандит с окраины. — В чем дело? Или просто хобби такое — бухать? Джон усмехается. — Всегда найдется пожар, который нужно потушить. — Тушить огонь спиртом? Плохая идея. — Ты же… — мужчина несколько секунд изучает свой стакан. — Ты же не бывал в горячих точках? — Ха, намекаешь на то, что я прохлаждался, спасая Лондон? Что это, типа, такое развлечение? Мне, блин, чуть бошку не отрезали. Джон морщится. — Успокойся. Все агенты в какой-то момент сталкиваются с ПТСР. И бухло, наверное, самый лучший способ, за исключением наркотиков, вырубить это… — вертит рукой у головы, — ощущение того, что в тебя вот-вот выстрелят. Он не говорит «что ты готов рассыпаться на части». Или «что ты снова там, снова прячешься под телом своего мертвого друга». В последнее время ему снится Кандагар. Солнце, вездесущий песок, жесткие, тоненькие матрасы. Тогда он играл простого солдата. Джон любит, когда все просто, когда у тебя есть миссия, и ты делаешь все для ее выполнения. Вновь один и тот же день, уже в который раз. В тот день Мэри принесла ему цветы, достала откуда-то ромашки, Джон до сих пор помнит белые, тонкие лепестки. И ее улыбку. Она выжжена на внутренней стороне его век. Еще он помнит, как она умирала. — Холодно, как же холодно… Он грел ее руки, старательно не смотря на живот, на это кровавое месиво, еще булькающее и теплое. Когда Джон просыпается, в первые несколько секунд ему кажется, что он снова в больнице. В голове раздаются канонады и взрывы, а при каждом моргании он слышит, как верхние и нижние ресницы соприкасаются. Мужчина по привычке отслеживает все повреждения в организме, этот происходит уже на уровне подсознания. Отвратительное похмелье. Check. Сбитые костяшки. Check. Разбитый, возможно сломанный нос. Check. Сквозь шум в ушах пробивается укоряющий возглас. — Мистер Ватсон, ну как же так? Я полагала, что вы будете разумным человеком, который сможет повлиять на Холмса. Агент с трудом садится на койке. — Ты кто? Я с тобой не спал… не спал же? — Салли Донован, сержант Скотлант-Ярда. И не хотелось, фу. Вы еще пьяны? — К сожалению, нет. Джон попеременно моргает глазами, стараясь понять, насколько большой у него фингал. — Со мной больше никого не было? И как… второй парень? — Семь человек в больнице, мистер Ватсон, а вам бы всё шуточки. Ты… черт тебя дери. Нет, я так не могу. С тобой Лестрейд поговорит. — Подождите! — стонет Джон, схватившись за голову. — Среди этих семи нет парня в желтом бомбере? Салли не оборачивается. — Шерлок скоро будет. Что за хрень случилась там, Джон? — Я не помню, — устало отмахивается мужчина. — Я серьезно… семь человек. Ты ведь врач? — Первого лечим, второго калечим, — перефразирует пословицу Джон, усмехнувшись. — От тебя явно сейчас немного толку будет. Скоро будет Холмс. Грег вздыхает. Мотает головой, удаляется, ворча под нос ругательства. — Я думал, что в этой ситуации я буду по ту сторону решетки. Джон улыбается, вытирает кровь из лопнувшей губы. Лестрейд морщится и отворачивается, пока открывают двери камеры. — Искренне надеюсь, что я больше не буду с тобой встречаться в таких обстоятельствах, Джон, — говорит инспектор. — И… в других обстоятельствах тоже. Хотя бы какое-то время. — Приношу извинения, вчера всё… вышло из-под контроля. В кэбе они едут молча. Шерлок внимательно изучает Джона, пока тот, не обращая ни на что внимания, старается немного подремать. Расплатившись с таксистом, детектив вылезает из авто. — Это привычно для тебя, — заявляет он. — Находиться за решеткой и не помнить, как ты провел прошлую ночь. Это привычно для тебя. — Как думаешь, сколько нужно выпить человеку, для того, чтобы забыть о том, как он провел целую ночь под кучей трупов? Сколько? Его снова подводит нога. Он спотыкается, чуть ли не падает, но Шерлок успевает подхватить его. — Я тебя держу. Джон нервно дергается, вздыхает. — Прости. Вытирает лоб. — У тебя кровь. — Ага. Они хромают к дому, слишком усталые и нервные для того, чтобы обсуждать произошедшее. Шерлок открывает перед ним дверь, скользит внимательным взглядом по лицу. Джон осторожно ощупывает ссадину на лбу. — Ты как? — Это не сотрясение, — отмахивается агент. — Черт. Нужно бы компрессы поставить. Сжимает дрожащие пальцы. — Я помогу. Практиковался на трупах. — Утешает. Они вваливаются в квартиру четвероногим неловким существом. Чуть не роняют вешалку, оседают на диване. Джон вытирает кровь ладонью, правда, получается не очень. — Аптечка у меня в шкафу. — Наверху, помню. — Ты копался в моих вещах? Шерлок? Детектив бросает пальто на кресло, в два шага преодолевает расстояние до спальни Джона. Возвращается уже с коробкой лекарств. — Как ты мог подставиться? Я же видел, как ты дерешься. Джон хмыкает. — Кажется, я отправил семь человек в больницу. Наверное, не учел кого-то из них. Он промакивает бинт в антисептике, прикладывает его к ране. — «Кажется»? Ты не помнишь? — А ты думаешь, если бы я был трезв, я бы ввязался в драку? — Ну… мало ли. Я о тебе многого не знаю. Как и об Ирэн. Джон морщится при одном упоминании об «Этой Женщине». Осторожно трогает лоб. — Дай. Шерлок вытирает кровь с лица Ватсона, промакивает распухшую губу. Джон снимает рубашку, являя свету плечи, испещренные черными синяками. Говорит: — Я стараюсь не драться. Я же врач, всё-таки. Детектив берет пластырь, лепит его на ссадину. С опаской трогает нос. — Он выглядит как картошка. Агент со вздохом берется за нос, дергает. Раздается противный хруст. — Как ты научился вправлять нос самому себе? — морщится Холмс. Джон фыркает. — Искренне надеюсь, тебе не понадобится это умение. — Потому что ты будешь рядом, чтобы меня починить. Не вопрос — утверждение. — Здесь и сейчас, да? — спрашивает Шерлок. — Ты говорил, что важен только текущий момент. — Да, — сипло, почти шепотом отвечает Джон. — Здесь и сейчас. Потому что тогда нет прошлого. — Нет трупов. И посттравматического синдрома. И хромоты. — Да. Детектив смотрит на него странным, напряженным взглядом. — Кто ты такой? Ватсон отворачивается. Поводит голыми плечами. — Наверное, я могу назвать себя твоим другом. — Ты больше, чем мой друг. Вот так просто, у Холмса вырывается признание. Констатирует: — Ты ближе, чем кто-либо в моей жизни. Джон утыкается в его грудь головой, хватается за пояс брюк, прижимаясь ближе. Звонит телефон. — Мне нужно ответить. Шерлок отстраняется. — Джон Ватсон слушает! — Если не прибудешь в течение получаса, опоздаешь на тренировку. — Ох, черт. У меня был сумасшедший вечер. — О, я в курсе, Бедивер. Эггзи уже поведал в лицах. — Полчаса? — Полчаса. Джон завершает разговор, виновато вздыхает. — Мне нужно на работу. Насколько плохо я выгляжу? — Видал трупы получше. — Спасибо, очень лестная оценка, — усмехается Джон. Снова звонит телефон, в этот раз, у Холмса. — Лестрейд? Что-то новенькое?