Бедивер или операция "Верный Друг"

— Не под запись? — криво улыбается Джон. Лестрейд пожимает плечами, просяще на него смотрит. — Алдо Марконе. Потомственный мафиози, испорченный деньгами парень. Мажор, как говорят. Наркотики, выпивка, мальчики. То, как он говорит — медленно, напевно, почти что куплетами. То, как на его лице играет свет желтых ламп этого дрянного, насквозь прокуренного бара. Это приближает Лестрейда к пониманию того, почему Шерлок полюбил Джона. А он продолжает, водит пальцем по краю пустого стакана, роняет слова в пространство. — Взболтать, но не смешивать. Наверное, сам даже шнурки себе не завязывает, нанял для этого кого-нибудь. Или ему передал по наследству папаша. Это же у них в крови. Семья. Стая… озлобленных волков. Готовых вгрызться друг другу в глотку в любой момент, стоит только показать слабину. Бармен наполняет стакан Джона, вопросительно смотрит на Лестрейда, который отмахивается едва початой бутылкой пива. Ватсон пьян вусмерть, и инспектор не понимает, как мужчина вообще сейчас может находиться в сознании. Но, раз уж так вышло, Грег не собирается упускать свой шанс. — Значит, он привык приказывать? Джон катает алкоголь на языке. Медленно кивает. — Марконе может приказать что угодно, и любой из его подчиненных в лепешку расшибется. Я так и не понял… этой слепой, собачьей верности. Джон вспоминает Валенсию. Как он впервые встретил там Алдо. У Артура тогда не было четкого плана, и Джон провел смехотворно долгое время, наблюдая за итальянцем через прицел оптической винтовки. Как его трясло, как ему снились кошмары — эти мальчишки, которых он обучал искусству ассассинов, натаскивал на человеческую кровь, убивали его. Или он убивал их? Джон до сих пор не смог решить, какой расклад лучше. — Почему он? — Он был заданием. Легким отпуском. Мне нужно было такое. Отдых, так сказать. Особенно после того, что я натворил. Натворил… Пьяно смеется. Лестрейд качает головой. — Даже сейчас контролируешь себя, а? — бормочет под нос. — Что? — Ничего. Так жизнь с ним была… отпуском? — Поначалу, надо признать, да. Он носился со мной, как с писаной торбой, восхищался каждой моей идеей, каждым рисунком. Обещал, что я стану самым именитым модельером в Европе. Что бренд Марконе заменит Диор. Глупости, конечно. Допивает, показывает бармену пустой стакан. — Когда же всё пошло не так? — Когда он начал избивать меня, — Джон смотрит на него с приятной, легкой улыбкой. — Не знаю, почему я его тогда не убил. Долг, наверное. Мы должны были уничтожить его семью. Каждый раз, когда он пинал меня ногами по животу, я думал, что сейчас встану и выбью из него всё дерьмо. — Так выбил? — Нет, что ты. Как я мог? Как мог изнеженный художник ударить кого-то? Я бы уничтожил свое прикрытие. Агент умолкает. Лестрейд, боясь, что он сейчас уснет, спрашивает: — Где он был в позапрошлый понедельник в десять утра? Джон хмурится. Сжимает зубы. — Ты хочешь его в чем-то обвинить, Грег? Я слишком пьян, чтобы сложить два и… три. Два. Один. О чем я? — Позапрошлый понедельник. Десять утра. — Убийство мертвой журналистки, — бормочет Джон. — Ах вот в чем дело! Ты хочешь его обвинить в убийстве? О, нет, Грег, ты не понимаешь, они же уничтожат тебя. И ведь mon cher уже нашел кого-то? — Да, верно, Шерлок нашел убийцу, — раздраженно отвечает инспектор. — Ее начальник. Меня интересует другое. В ее блокноте было твое имя. Откуда? Мог ли твой итальянец вписать его туда? Джон хохочет, запрокинув голову. Хлопает в ладоши. Выдавливает сквозь смех: — Ебаный принц на ебаном белом коне. Господи! Отсмеявшись, Бедивер вытирает слезы. — Вот кем он хочет быть. Принцем, спасителем. Эти его жесты — купить замок, сотни букетов цветов, и плевать, что они умрут. — Замок? — Чертов избалованный мальчишка. Вот кто он. Но как же изящно, а? Всего лишь вписать имя, — блондин качает головой, фыркает. — Ты выглядишь польщенным. — Я просто не могу поверить в то, что он готов на это. Что он… цепляется за иллюзию того, что было когда-то. Что он не может отпустить того человека, которым я притворялся. Инспектор кивает, но остается при своем мнении, что Бедиверу нравится такое внимание.