Бедивер или операция "Верный Друг"

— А как же дело? — лениво тянет Джон в воротник Шерлока. Тот в ответ лишь обхватывает посильнее и целует в макушку. — Нет, правда, ты же мне звонил, говорил, что старый знакомый… Ватсон пытается приподняться, ставит руки на диван у головы Шерлока, смотрит ему в глаза. — Завтра мы пойдем к нему, если ты не против. А пока что не мешай проводить эксперимент. — В чем же он состоит? Детектив сжимает ткань его свитера на спине, глаз не отводит. — Сколько окситоцина способен выработать мой мозг при твоем виде, как он влияет на дедуктивные способности, пометка — влияет плохо, и когда… Джон с тихим смехом утыкается Шерлоку в грудь. — Мог бы просто сказать, mon cher. Я тебя тоже, — смазанно целует в щеку. Холмсу кажется, что в его животе трепещут крыльями сотня бабочек, если не больше. Холмсу кажется, что он никогда не был так счастлив, как сейчас — лежащий на диване в пальто, с Джоном, уткнувшимся в него лицом. На следующее утро Джон просыпается в одиночестве. Находит в телефоне сообщение от Шерлока — извинение и пожелание скорейшего излечения его больной лодыжке. И целый абзац восхищения новым местом преступления: ноль прямых улик, человек с размозженным затылком в запертой изнутри комнате. Новую трость с удобной, тяжелой ручкой, Джон находит у кровати. Задумчиво стукает ею по полу, оглядывается вокруг. Хоть с того момента, как он был тут, прошла всего пара дней, Джона не отпускает странное беспокойство. Словно что-то неуловимо изменилось в спальне Шерлока. Может быть, детектив сделал перестановку, или выкинул какой-то предмет мебели в порыве гнева? Нет. Мебель вся на месте, тогда что же… От размышлений Джона отрывает шум в гостиной. Тяжелые шаги явно не принадлежат ни легкому и стремительному Шерлоку, ни его чопорному братцу, чья мерная походка больше всего напоминает тиканье часов. Уж тем более она не похожа на дробный, легкий шаг их домовладелицы. Насторожившись, агент поудобнее перехватывает трость, стараясь как можно более неслышно переместиться к двери. Незнакомец в гостиной также затихает. Джоном завладевает нехорошее предчувствие. Как назло, ногу разрывает от боли, так что он не может в полной мере использовать трость как оружие. Выпустив воздух с едва слышным присвистом, агент резко распахивает дверь, ожидая увидеть кого угодно, но никак не того, кто стоит посреди гостиной с охапкой кроваво-красных роз. — Какого черта, Алдо? — Джон опирается о косяк двери плечом. — Я принес цветы. — Так унеси их. — Ты ведь любишь розы, Олли. — Нет. — Ты всегда меня прощал, что же изменилось в этот раз? Мужчина в два шага преодолевает расстояние между ними, хватает Джона за плечи, и тот понимает, что Алдо вусмерть пьян. От воспоминаний о том, чем Марконе любил заниматься, когда напивался, к горлу агента подступает тошнота. Он невольно досадует на себя за то, что стоит только в одних пижамных штанах, ему хочется закрыться всеми возможными слоями одежды, чтобы Алдо не пожирал так жадно его глазами. — Я не Оливер. Ты был моим заданием, дурья твоя башка. Удара Джон не ожидает. Вот что его предает, вот почему он не успевает отклониться от тяжелого кулака, летящего ему в ухо. Он расслабился, размяк, позволил любви Шерлока окутать его со всех сторон, позволил себе забыть о том, кем он был. Кем был его отец. Алдо отбрасывает трость, пока Джон пытается сориентироваться в пространстве, и роняет его на пол. Зубы лязгают, во рту появляется привкус крови. В памяти вспыхивают все те разы, когда Джон позволял Марконе взять то, чего тот хотел. Джон был хорошим агентом. Он воспитал в себе страх перед итальянцем, тупую покорность кролика перед удавом, и сейчас этот страх восстает в нем с новой силой, когда Алдо нависает над ним и раздвигает коленом его ноги. — Тебе же нравилось, детка, признай. Тихо, не дергайся. Когда Марконе запирает его запястья в левой ладони, Джон пытается вырваться, пинает его под ребро коленом, в ответ на это Алдо перекрывает ему воздух. У Джона темнеет перед глазами. — Я так скучал по тебе, детка. — Пошел ты! — хрипит Джон. — Ну не груби, малыш, — Алдо кладет собственническим жестом руку ему на пах. — Я не хочу делать тебе больно. Ты ведь не хочешь меня расстраивать, Олли? Джон, распятый под ним, всхлипывает и мотает головой. Сейчас он почти готов поверить в то, что он — Оливер, что он привык к такому обращению. — Как думаешь, твое тело помнит меня? — Джон чувствует, как его штаны спускаются ниже. — Умеет ли твой франт в пальто трахать тебя так, как я? — Франт в пальто может показать, — доносится холодный голос Шерлока от двери. — Встать. Медленно. Руки на виду. — Сэр, без резких движений. Освободившись от чужого веса, Джон испускает длинный вздох облегчения, прерывающийся в конце рыданием. Растерзанный, с красными пятнами на щеках, с наливающимся следом от чужой руки на шее, он выглядит жертвой. Непривычный вид для рыцаря круглого стола. Шерлок набрасывает на него пальто под цепким взглядом Лестрейда. — Пройдемте, мистер Марконе, — инспектор защелкивает наручники на запястьях итальянца. Он старается не прислушиваться к ласковым увещеваниям Холмса, поднимающего Джона с пола. Это кажется чем-то слишком личным, интимным даже.