Димкина месть

План я начинаю воплощать немедленно. Мое нежелание ужинать воспринимается фифой в переднике (это и есть неведомая Эмма Ивановна) вполне спокойно — я все-таки жертва насилия, отдохнуть мне нужно больше, чем поесть. После отказа от завтрака и обеда дружелюбие у тетеньки испаряется бесследно, и она начинает потихоньку злиться, так как видит в моих капризах тайные намеки на невкусно приготовленную пищу. Я не разубеждаю ее, в конце концов, она работает на похитившую меня скотину так что пусть тоже помучается. На третий день голодовки происходит скандал. Я сижу на кровати, бездумно пялясь в потолок, ставший мне почти родным и близким, и совершенно не реагирую на появление Эммы. Отсутствие нормального питания сопровождается слабым головокружением (хотя в целом я чувствую себя удовлетворительно, легкость в теле даже нравится), а потому приветствовать посетителей стоя я считаю нецелесообразным. Да и не настолько у меня манеры безупречны, в конце концов. Демонстративно нетронутый завтрак, накрытый салфеткой, наконец, выводит дамочку из себя. — Вы ничего не едите, Вам не нравится? — ледяным тоном интересуется она, вставая около постели и упирая руки в бока. Я молчу. Трещины надо мной чрезвычайно увлекательны! Их ровно девять, и каждая образует уникальный рисунок. Практически современное искусство! Ни фига не понятно, что нарисовано, но таращишься с восторгом… — Или Вы специально? Заверяю Вас, зря Вы надеетесь чего-то добиться таким образом, Марк Витальевич не обратит ни малейшего внимание на Ваши глупости. — Тогда ему придется вскоре готовить место для могилки, — насмешливо хмыкаю я и, поднимаясь с кровати, пересаживаюсь на подоконник. Отсюда мне лучше видно горничную (или, скорее, управляющую хозяйством), уже бледную от гнева. — Маленький засранец, — шипит она, отбросив всякие правила приличия, включая вежливость, — я сейчас позову охранника, и он впихнет в тебя силой все, что я принесла! И вот тут я взрываюсь. Мне осточертело торчать в неизвестности в чужом доме, ежесекундно раздумывая над тем, зачем я нужен Привалову-старшему и что будет со мной потом, когда необходимость в моем присутствии отпадет. Терпеть грубость неизвестной бабы я и вовсе не намерен! — Пошла ты на хуй! — ору я в ярости и, подаваясь вперед, одним движением смахиваю поднос на пол, отчего его содержимое весьма живописно разлетается в разные стороны. Вскрикнув от неожиданности, Эмма пятится назад и, круто развернувшись, исчезает за дверью. А буквально через пару минут в моей комнате появляется симпатичный охранник, я его видел несколько раз вместе с местной королевой порядка, внезапно принявшей свой истинный облик — ведьминский. Высоченный амбал с квадратной челюстью и неожиданно стильной стрижкой, в любое другое время он непременно привлек бы мое внимание (фигура супер!), но в вот прямо сейчас я смотрю на него с опаской:, а вдруг тут к нарушителям спокойствия принято меры физического воздействия применять? — Следуй за мной, — безапелляционным тоном говорит он мне и жестом предлагает пройти вперед. Желания поспорить у меня не возникает, судя по его широким плечам, в случае моего сопротивления он запросто потащит меня на себе и не запыхается! Медленно и печально мы спускаемся по лестнице, и по тягостному молчанию у меня создается впечатление, что меня ведут на казнь. Кто бы мог подумать, что мои смутные предчувствия на самом деле не обманут… Дойдя почти до конца просторного холла, мы останавливаемся около двойных дверей, ведущих в неизвестное мне помещение. Но пока я усиленно соображаю, что происходит, строя в уме различные версии, охранник распахивает шикарные створки из светло-орехового дерева и совсем не деликатно выталкивает меня вперед. Это кухня Но какая! Любой повар, узрев такое великолепие, помер бы в корчах зависти! Потрясающий интерьер, отделанный под английскую старину и в то же время — напичканный под завязку кухонной техникой всех сортов и мастей (я узрел даже электрошашлычницу!), а посередине всего великолепия расположился нереальных размеров обеденный и однозначно раритетный стол, явно из какого-то-там-летия. Да у кого-то мания величия процветает, хмыкаю я про себя с иронией, осталось только трон в туалете поставить для полноты картины! Впрочем, долго любоваться удивительной обстановкой у меня не получается, так как около изящного камина-обманки мой обалдевший взор выцепляет инородный предмет, в котором я с некоторым трудом опознаю Привалова-старшего. В светло-голубых джинсах и белой футболке, подчеркивающей неожиданно выдающиеся рельефы его мышц (в этом состязании мускулов мистером стал бы однозначно не Андрей), он напоминает обычного человека, но, разумеется, впечатление обманчиво, ибо конкретно он — сволочь. За каким чертом он меня сюда пригнал? Как теленочка на водопой… — Садись, — предлагает он вполне мирно, — я слышал, тебя не устраивает здешняя еда? — Кто сказал? — холодно интересуюсь я, небрежно плюхаясь на стул и настороженно наблюдая за непредсказуемым типом. Не собираюсь я общаться с ним, у нас война! — Эмма Ивановна вот переживает, что ты помрешь с голоду, — с откровенной насмешкой отвечает Марк и вдруг ставит передо мной огромную плоскую тарелку, доверху наполненную различной снедью. Я различаю яичницу, бекон, сыр, зелень, какие-то колбаски, оливки…рот моментально наполняется слюной, но я не даю себе ни шанса расслабиться. Хрен вам, а не завтрак, дорогой товарищ, будете знать, как тырить ни в чем не повинных людей и издеваться потом над ними! Моя очередь, мой внутренний скандалист прямо-таки требует реванша! Намеренно игнорируя любезность своего тюремщика, я аккуратно беру блюдо за край и со всего размаху швыряю вниз! Слышу негромкий удар и почти сразу за ним — звук разлетевшейся на куски посуды, после чего воцаряется тишина. Напряженная. Давящая. Сердце колотится как ненормальное, я чувствую выступившую на лбу испарину, но все же рискую посмотреть на Привалова. Судя по его тяжелому, немигающему взгляду, мысленно он давно раскатал меня в лепешку. –Убрал все, — негромко и стараясь сдерживаться, приказывает он. — Быстро. Ну не охуел? Я похож на Золушка? Синдерелла в брюках, бля! — Пошел ты! — Выпаливаю я, впадая в тихий ужас от своих деяний. Меня прокляли? В какого демона я мутировал?! –Говнюк! Видать, мало тебя пороли в детстве, — цедит Марк сквозь зубы, хотя ему хочется грязно выругаться. — Воспитание ни к черту!  — Мое воспитание не твоя забота! — откликаюсь я с независимым видом, вызывающе выставив подбородок. Нотации он мне тут читает! — А это весьма хорошая идея, — вдруг усмехается он, — я бы сказал, правильная! И он неторопливо направляется ко мне, на ходу расстегивая стильный кожаный ремень с витиеватой пряжкой. Я немедленно вскакиваю на ноги, с силой отпихивая стул, который с отвратительным скрипом отъезжает в сторону, оставляя глубокие царапины на блестящем покрытии.  — Ты…Ты что?! С ума сошел?! — мой голос прерывается от настоящего, первоклассного испуга. — Отвали от меня на хрен, больной придурок! Светлая улыбка на его лице пугает меня до безумия, и не дожидаясь, пока меня отметелят, я бросаюсь к выходу, лелея слабую надежду, что двери не заперты и мне удастся где-нибудь скрыться от этого маньяка. Однако Привалов вовсе не планирует меня догонять, нет, вместо этого он весьма прицельно швыряет мне вслед винтажную (и невероятно тяжелую) металлическую табуретку. Она благополучно врезается в меня и, потеряв равновесие, я, как подкошенный, с жутким грохотом валюсь на пол. Но оперативно восстановить вертикальное положение не удается: едва я успеваю встать на четвереньки, как меня настигает Марк. Свободной рукой он хватает меня за многострадальную шею и одновременно надавливает коленом на мою спину, вынуждая меня почти «поцеловаться» со стильным деревянным паркетом. И пока я беспомощно барахтаюсь, обездвиженный массой его тела, и нелепо задирая вверх пятую точку, внезапно слышу подозрительное «вжиканье» в воздухе. В ту же секунду мой зад обжигает первый удар. Бля!!! Боль оказывается адской! У него там плетка-семихвостка, что ли?! Я вскрикиваю и начинаю активно вырываться, но получается хреново, слишком разные у нас весовые категории. Вскоре мои вскрики превращаются в сплошное подвывание (волки бы точно приняли меня за своего), а конца-края этому издевательству не видно! Наконец, почти вывернувшись наизнанку из собственной шкуры, мне удается освободиться из стальной хватки экзекутора, и я буквально кубарем качусь вон. Забившись в ближайший угол, обалдевший от происходящего и обуреваемым винегретом из чувств жгучего стыда и злости, я исподлобья слежу за старшим Приваловым, давая себе клятву, что убью его, если он вздумает продолжать, ну, или покончу с собой прямо тут, что вероятнее, учитывая разницу в наших комплекциях. — Знаешь, хорошая взбучка никому еще не мешала, — остановившись около меня, ласково говорит он, и зачем-то наклоняется ближе. Его ремень случайно прикасается к моему запястью, и меня передергивает, ощущение до жути неприятное, особенно после недавней порки.  — А тебе вообще полезно, характер не дай боже. Понимаю, почему мой братишка на тебе зациклился — ты его просто с ума сводишь своими выходками! Марк некоторое время рассматривает меня, словно прикидывая, не добавить ли еще, но потом все же отступает, и я чувствую почти физическое облегчение: если Андрей пугал приступами немотивированной агрессии и неоправданной жестокости, то этот буквально парализует! Непредсказуемостью и мощной харизмой, пропитанной уверенностью и еще чем-то таким, необъяснимым, но откровенно мужским, непрошибаемым. По мне, лучше уж колотушки Андрея, те хоть понятны. А то, что случилось сейчас … бляяя… армагеддец полный. Почему мне так везет на психов?! — Да, и надеюсь, наши разногласия улажены, — вдруг добавляет мой надсмотрщик у выхода, — больше никаких капризов по поводу питания! И советую вести себя вежливо с обслуживающим персоналом или, — я слышу угрозу в голосе и быстро поднимаю голову: точно, та самая улыбка, что напугала бы до икотки и царя зверей, — мне придется повторить воспитательные меры. Я убеждаюсь, что он ушел окончательно, и только после этого выползаю из своего сомнительного убежища на свет божий. Задница горит огнем, спину ломит, шея…а, бля, лучше не упоминать про нее! Скоро я превращусь в один большой синяк! Понятное дело, после убедительной «беседы» с Марком мне приходится забыть о голодовке. Я может, и с придурью, однако не самоубийца! Но теперь я совершенно точно убежден в том, что из сего «гостеприимного» дома надо валить. И как можно быстрее! Пока меня не вынесли отсюда завернутым в ковер… Суровое мироздание, видимо, развлекается за мой счет (или издевается), так как возможность сбежать представляется очень скоро. Устроившись на подоконнике ранним утром в субботу, я пускаю в небо разноцветные самолетики. С весельем здесь туго, так что за неимением ничего лучшего любое развлечение сойдет. С интересом наблюдая за очередной бумажной поделкой с крыльями, грациозно лавирующей в потоках теплого воздуха, я вдруг замечаю забытую кем-то около забора лестницу. Лестница. Достаточно высокая, чтобы с ее помощью форсировать любое препятствие… Я замираю. Идея проносится в мозгу, словно японский скоростной поезд по рельсам. За забором — дорога. Если я доберусь до нее, то смогу поймать попутку и исчезнуть в голубой дали! Или спрятаться и пересидеть в лесу, как вариант. Остается только придумать, как попасть во двор… Я задумчиво выглядываю в окно, и паззл моментально складывается: прямо подо мной виднеется козырек какой-то крыши. Напрягая память, я с трудом припоминаю, что это, по всей видимости, веранда, во всяком случае, нечто похожее на нее я видел, когда меня сюда привезли. Значит, мне нужно сначала попасть именно туда, на крышу, а оттуда каким-то образом спуститься вниз. И если после всех акробатических трюков я благополучно добегу до лестницы — я свободен. Но действовать нужно немедленно, пока мое средство побега не убрал кто-нибудь бдительный! Очень жаль, что я никогда раньше не занимался паркуром… Придется осваивать сие спорное искусство прямо сейчас! Я резко выдыхаю и, сжав в кулаки ладони, вспотевшие от возбуждения, смешанного с волнением, решительно взбираюсь на подоконник. От представшей моему взору высоты — метра два, наверное, а то и больше, ноги начинают дрожать, меня ощутимо потряхивает, бля, не переломать бы кости! Но раздумывать особо некогда, иначе страх возьмет верх, и ничего не выйдет. Я облизываю пересохшие от волнения губы и, стараясь не закрывать глаза, прыгаю вниз. Ветер бьет в лицо, взлохмачивая волосы, в ушах шумит море и кажется, что я навечно останусь парящей пташкой, но в действительности мой безумный полет занимает несколько секунд. Соприкосновение с поверхностью, впрочем, оказывается неожиданным. И жестоким. Левое бедро, бок и локоть пронзает острая боль, я прикладываюсь и головой, но слегка: на мое счастье, в последний момент умудряюсь кое-как сгруппироваться. Так что удар не вышибает из меня дух — только дурь, которой скопилось за годы немерено. Аккуратно перевернувшись на спину, несколько минут я лежу, рассматривая чистое, без облачка, голубое небо. По виску катится теплая капля, и смахнув ее рукой, я вижу кровь. Бля! Все-таки зацепил… Надеюсь, мне повезло и сотрясения нет, как и переломов. Забавно получится, если меня отсюда «спасать» будет сам хозяин… Так, хватит валяться, скоро противная Эмма притащит завтрак и обнаружит мое отсутствие. Со стоном я поднимаюсь, осторожно оценивая собственное состояние. Что ж, башка не кружится, тошноты нет, все части организма тоже, вроде, функционируют как положено. Ну, умирать в любом случае буду позже, сначала покину это милое местечко…Чуть прихрамывая (колено как будто тупой иглой проткнули), я подхожу к краю невзрачной крыши, слава богу, до земли действительно недалеко, веранда невысокая. Хватаясь обеими руками за кирпичный выступ, медленно и аккуратно я сползаю вниз и через пару мгновений уже вишу в воздухе. Отсутствие опоры под ногами моментально вызывает панику, но кое-как я заставляю себя успокоиться и разжимаю сведенные страхом пальцы. Секунда нелепого барахтанья, и я приземляюсь пятой точкой на свежевырытую земляную кучку, чудом не угодив в клумбу с колючими розовыми кустами. И в этот момент из дома выходит мой знакомый охранник — приятель ведьмы в белом переднике. Секунду мы таращимся друг на друга, подозреваю, с одинаково ошалевшим выражением лица, потом он бросается ко мне с яростным воплем, а я, чуть не перекувыркнувшись от неожиданности, ломлюсь от него к забору, наплевав на все свои синяки и ушибы. — Толян, он к тебе бежит, лови его там! — доносится до меня чей-то крик. Я машинально ускоряюсь, хотя это кажется невозможным, но, когда заворачиваю за угол дома, мне наперерез бросается незнакомый чувак в камуфляже. Бля! До лестницы я не успеваю, он меня перехватит! Я притормаживаю, пытаясь сообразить, куда мне теперь деваться, раз план дал дуба, но на обдумывание времени нет, поэтому, резко меняя направление движения, несусь прямиком во фруктовую рощицу. То, что это ошибка, я понимаю сразу же, ведь дальше тупик! Если только затеряться среди деревьев, их тут много, и как-то скрыться от преследователей, чей топот позади меня добивает сильнее, чем острая боль под ребрами. Кто там из охранников такой настырный? Дружок Эммы или неведомый, но упорный Анатолий? Я оборачиваюсь и от ужаса чуть не лечу носом в пыль: за мной мчится, успешно сокращая разделяющее нас расстояние, сам Привалов! Терминатор хренов, бля!!! Да оставь ты меня уже в покое! Чего тебе спокойно не живется, зараза спортивная? Ветки хлещут по лицу, спине, кровь из ссадины на виске смешивается с потом, мешая нормально обозревать окрестности, но я упорно бегу, не обращая внимания ни на бухающее как кузнечные мехи сердце, ни на жар, разгорающийся в груди. Впрочем, скорость у меня снижается с каждой минутой, так как предыдущие не самые удачные приземления отзываются во всем теле крайне неприятным образом. Около кустов малины я решаю резко свернуть, чтобы избавиться от «хвоста», но грубо просчитываюсь, поскольку в этот миг Марк неведомым образом оказывается рядом и, с силой ухватив меня за плечо, дергает к себе. Я нелепо взмахиваю руками, пытаясь удержать равновесие, но ноги подламываются, и мы, сцепившись в клубок, вместе грохаемся на землю, причем я неслабо прикладываюсь затылком и ненадолго отключаюсь. Когда сознание возвращается, я обнаруживаю себя в интересной позиции: лежащим на травке, с восседающим сверху Приваловым-старшим. Мне бы твое телосложение и мышцы, вяло думаю я, фиг бы ты меня поймал. Тут до меня внезапно доходит, что меня практически «оседлал» здоровый молодой мужик с отличной фигурой, и я неожиданно для самого себя ощущаю слабое возбуждение. Бля! У меня, наверное, слишком давно секса не было, раз я так реагирую на постороннего козла! Причем — родного брата собственного любовника… хотя Андрей по сравнению с ним худосочный хлюпик, между нами… Твою мать, да когда он уже слезет с меня, навечно пристроился, что ли?! Неуютно мне под ним! Словно послушав мои панические мысли, Марк странно усмехается, и в его нереальных, болотных глазах, на мгновение вспыхивает золотистый огонек. Он наклоняется ко мне и, чуть не касаясь губами уха, от чего по моей коже скачут толпы бешеных мурашек размером со слонов, говорит, интимно понизив голос: — Ты собираешься заночевать здесь? Я не против, готов даже палатку выдать, но мы все же не ковбои, да и горбатые горы здесь не встречаются. А потому, шевелись, давай, Димуля! Он быстро поднимается и, не давая мне опомниться, одним рывком вздергивает меня вверх. Ну и сила! Я шатаюсь как пьяный, тело ломит и почти разваливается на отдельные фрагменты от сегодняшних объятий с неласковыми поверхностями, а Марк, равнодушно игнорируя мое не вполне адекватное состояние, внезапно резко скручивает мне руки за спиной. Я вскрикиваю и сгибаюсь пополам, и вот в таком положении меня конвоируют обратно. Что он собирается со мной сделать? Попытка побега — это вам не тарелки побить или там нахамить прислуге. Заточит в подземелье? Прикует цепями к стене? Нервно гадаю я, пока он невозмутимо тащит меня мимо явно удивленных таким поворотом событий обитателей дома. Я сам не в курсе, что происходит, ребята, моргаю я им в ответ, ибо нормальная речь мне неподвластна, в данный момент я могу только скулить. И куда мы вообще направляемся? Моя временная камера вообще не здесь! Сука, он меня инвалидом сделает, я уже не ощущаю некоторые конечности! Через некоторое время мы оказываемся в шикарной ванной, где мой мучитель, наконец, выпускает меня на волю. Я растираю запястья, озадаченно оглядываясь по сторонам. Где это мы? И зачем? — Прими душ, ты похож на бомжа в этих грязных шмотках! — Привалов легонько подталкивает меня в спину, но я, несмотря на вероятность получить по несчастной шее за дерзость, злобно огрызаюсь: — Какого черта я должен здесь мыться? Почему не в своей комнате? — У тебя там сегодня гребаная неведомая херня приключилась с сантехникой, ты нас чуть не затопил с утра, — снисходит до пояснений мой тюремщик, — пока не починят, придется тут плескаться. Короче, приводи себя в порядок и выходи в кухню, пообщаемся. Да, кстати, чистые шмотки найдешь на второй полке вон в том белом шкафчике. — А с моими вещами что приключилось? Тоже какая-то беда? — язвительно осведомляюсь я ему вслед. Одежды у меня предостаточно вообще-то! — Эмма Ивановна с ними приключилась, — судя по фырканью, Марк сдерживает смех, — они в стирке. Бля! Я с трудом давлю готовые вырваться наружу грубые ругательства, похоже, эта помешанная на чистоте и порядке баба на метле решила сделать мою и без того сложную жизнь еще более невыносимой! Ладно, фиг с ней. Немного подумав, я целенаправленно хромаю к джакузи, вполне здраво рассудив, что мне не помешает немного расслабиться. Долго, впрочем, я не выдерживаю: от горячей воды и пара у меня раскалываются виски и зрение ведет себя как-то неправильно, очертания предметов немного расплываются. Видимо, головой я здорово ударился все же… Надо постоять под прохладным душем, решаю я и осторожно встаю. Спустя некоторое время мне действительно становится лучше, но мое райское блаженство совершенно внезапно прерывает заинтересованный голос, доносящийся от двери: — Откуда у тебя шрамы под лопатками? — БЛЯ!!! — дернувшись от неожиданности, я чуть не впечатываюсь спиной в стену, и, кое-как восстановив равновесие, ору как ненормальный: — Убирайся отсюда!! Какого хрена ты здесь делаешь?! Тебя не учили, что нельзя врываться к голым людям, когда они моются?! Сердце у меня колотится, как у вытащенного из силков зайца, ноги дрожат, и вообще я испытываю иррациональное желание прикрыться. Но нечем, разве что губку пристроить на причинное место. — Так я у себя дома вообще-то, — пожимает плечами Привалов-старший. — Мне ни у кого разрешения спрашивать не требуется, чтобы войти. — Это не повод!!! Мог бы постучаться сначала!! — от бешенства и запоздалого испуга у меня трясутся руки, имей я возможность — придушил бы его на месте! — А в чем дело, Димка? — Марк прищуривается. — Ты стесняешься? Мы ведь оба парни, а ты еще и гей вроде… И что, геи бродят обычно в чем мать родила?! Или занимаются эксгибиционизмом на регулярной основе? Я открываю рот, чтобы выпалить очередную гадость, но, наткнувшись на насмешливый взгляд болотно-зеленых глаз, вдруг отчетливо понимаю, что за эмоции меня обуревают, и потому затыкаюсь. Он меня просто-напросто смущает. Меня! Смущает! Пиздец, приплыли! Да я в принципе не помню, когда такое со мной приключалось! И почему он? Почему теперь? — Выйди, а? — прошу я, наконец, почти жалобно, выведенный из равновесия своей дурацкой реакцией на происходящее. Кроме того, в его присутствии воздух со скрипом проникает в легкие и мне тяжело дышать. — Ох, и странная же ты, Аннушка*, — отвечая цитатой из старого фильма, соглашается он, но напоследок все же повторяет: — Ты не сказал, откуда шрамы? — Не твое дело, — сквозь зубы цежу я и отворачиваюсь, давая понять, что не намерен больше поддерживать разговор. Уход Привалова я ощущаю физически, мне кажется, в ванной даже просторнее становится. Какого черта сейчас было? Он ведь…какой-то извращенный интерес ко мне проявляет? Понять бы только, естественнонаучный (мало ли, что за зверушку его младший братик завел) или…  Нет, «или» не про него, так не бывает! Хватит им в семье и одного нетрадиционно ориентированного придурка, Андрея. Закончив с мытьем, я вылезаю из джакузи и, тщательно вытеревшись мягким ворсистым полотенцем, задумчиво рассматриваю свое бледное, измученное лицо в запотевшем зеркале. — Мда, приятель, вляпался ты по самое не хочу, — шепчу я отражению. — Если так будет продолжаться, увезут тебя отсюда в дурдом… Или в морг. И не известно, что хуже. Я натягиваю узкие светло-голубые джинсы (фирменный цвет Приваловых, что ли?), оказывающиеся мне впору, и бежевую футболку с непонятными геометрическими фигурами и медленно плетусь на выход. _________________________________________________________ * Эту фразу произносит Софья переодетому в женское платье гардемарину Алешке Корсаку в фильме «Гардемарины, вперед!».