Димкина месть

Привалова я нахожу хлопочущим в кухне около плиты, на которой шкворчит нечто вроде яичницы с беконом, во всяком случае, витающие в воздухе ароматы недвусмысленно намекают о чем-то подобном. От ирреальности происходящего (меня не будут убивать за организацию массовой игры в догонялки?) я испытываю смешанные чувства: с одной стороны, есть возможность полюбоваться на привлекательного мужика, занятого настоящей мужской работой, приготовлением пищи, а с другой — у нас с ним противостояние, и вроде как мне не положено не него пялиться. А положено тихо читать молитву, учитывая его крутой нрав. Тем не менее… — Как твое самочувствие? — прерывает мои философские рассуждения сам объект раздумий. – Ты, конечно, везучий засранец, раз ничего себе не сломал, но башкой-то ударился, вижу. — Нормально все со мной, — неохотно откликаюсь я, продолжая неуверенно топтаться у входа. –Выживу… — Ты-то? Конечно, выживешь, и после ядерного взрыва, думаю, тоже, — мой тюремщик изображает радушного хозяина, но от его дружелюбия я начинаю нервничать. — Останутся только тараканы и ты… Садись, тебе поесть нужно. — Какая трогательная забота, — мрачно бурчу я, осторожно устраиваясь на краешке стула, готовый моментально вскочить в случае любой угрозы здоровью. — Или ты решил меня отравить? — Я решил тебя покормить, — укоризненно качает головой мой личный повар, — не болтай глупости и ешь. Он ставит передо мной огромную тарелку с целой горой еды и не менее огромную чашку с кофе, после чего непринужденно садится напротив и неторопливо принимается поглощать собственноручно приготовленный завтрак. Я с завистью наблюдаю за тем, как он ест: лично у меня от бредовости происходящего последовать его примеру получается попытки с третьей, наверное. Какое-то время мы мирно жуем, но вот Привалов-старший начинает беседу, и  аппетит сразу меня покидает. — Послушай, я уже понял, что ты рисковый парень и готов на многое, — он усмехается, — чтобы свалить отсюда. Но… — Но? — переспрашиваю я напряженно. На кой-черт делать такие драматические паузы? Так и помереть можно от волнения! — Но я настоятельно рекомендую тебе больше не экспериментировать с моим терпением. Оно не бесконечно, — приятная полуулыбка на его лице создает жуткий контраст с пронизывающим взглядом и тоном, от которого веет могильным холодом. И вроде бы ничего особенного не сказал, но я сразу понимаю, что Марк больше не намерен терпеть мои, наверняка детские, с его точки зрения, игры. Черт побери, как ему это удается? Там, где младший брат действует силой, старший — словами. Зато сразу понятно, почему он удачлив в делах: кого угодно «убедит» на любые инвестиции, стоит ему только посмотреть на жертву своими болотными глазами опытного ведьмака. А модуляциям голоса любой дрессировщик позавидует. — Скоро все закончится, Дима, обещаю. И ты вернешься домой, — вдруг сообщает мне собеседник серьезно, чем мгновенно выводит меня из философской задумчивости. Но собственным ушам я не верю, мало ли, вдруг появились слуховые галлюцинации на почве стресса, и потому осторожно уточняю: — Домой? Вот так просто, после всего? А… А ты не боишься, что я пойду в полицию? — Нет, не боюсь, — Привалов широко улыбается, демонстрируя идеально ровные и белоснежные зубы, — потому что ты не пойдешь. Пораженный, я пару мгновений смотрю на него, но почти сразу осознаю его правоту. Какая полиция, что за чушь я несу? У этого чувака полно возможностей отследить и мои перемещения, и звонки. Не удивлюсь, если он и мысли мои насчет компетентных органов перехватит. А потом аккуратно утрамбует в цемент… Или куда там сейчас определяют нежелательных свидетелей? — Я все равно не врубаюсь! — наконец, произношу я, откидываясь на спинку стула. — Зачем я тебе сдался, в чем смысл? — Ты и не разберешься, Димка. Это наше внутреннее дело, маленькие семейные разборки, — странно хмыкает Марк. — Тебе просто банально не повезло: ты оказался завязан на Андрейке, потому невольно «вписался» в ситуацию. Ничего, как только я завершу сей гешефт, ты получишь обратно свою жизнь. — И долго ждать? — угрюмо интересуюсь я, выводя вилкой непонятные квадратики и ромбики на бамбуковом коврике. Судя по невидимым рисункам, художники-абстракционисты, на выставку которых меня вытаскивал Гошка, оставили во мне неизгладимый след… — Недели полторы по моим подсчетам, — загадочно отвечает мой собеседник. — А посему давай пока на этот период заключим перемирие. Ты не портишь мне спокойное существование своими гениальными прожектами, а я не порчу тебе шкурку. Подвал у меня не очень комфортабельный (там влажно и холодно, да и живность хвостатая бегает), зато надежный. Как раз для непонятливых мальчиков, добавляю я про себя, чертыхаясь. На этом наша занимательная беседа и завершается, поскольку за Приваловым заходит Галчонок, резко мрачнеющий при виде меня, и после недолгих переговоров они отбывают вместе в неизвестном направлении. А мне не дает покоя эта дурацкая история с похищением. Марк, конечно, суровый тип, но серьезный бизнесмен. Ну, во всяком случае, позиционирует он себя именно так. И если раньше, во времена бурной молодости, он и был склонен к авантюрам, то сейчас навряд ли, уровень не тот. Выкупа он за меня точно не просил, тупо не у кого, я сирота, близких родственников тоже нет, ведь не Андрея же он трясет! Это ни в какие ворота не лезет, да и сомневаюсь, что с ним такое прокатит… Вывод только один (и поведение старшего брата косвенно подтверждает его): мое пребывание здесь — попытка надавить на младшенького. Не знаю, может, он денег задолжал грозному родственнику, а я в качестве залога выступаю… Крайне любопытная идея! Главное, реалистичная, надо запомнить и позже озвучить местному воротиле бизнеса. Но поговорить по душам у нас не выходит, вернее, выходит, да только немного не так, как я рассчитываю. Пару дней после побега я усердно стараюсь не высовываться и даже робкие идеи о покидании временного пристанища, регулярно посещающие меня перед сном (подозрительные наклонности у меня проявляются!) пресекаю в зачатке, опасаясь переселения в сырое помещение. Но мы ведь помним про мироздание и его страстную любовь ко мне? В четверг случается непонятная фигня, перечеркивающая все мои мирные планы по скорому возвращению в родные пенаты. Начинается все с того, что я остаюсь без обеда. Причем, завтрак мне выдают как всегда, полный комплект из кофе и бутербродов с колбасой и сыром. Я даже улыбаюсь ведьме, чем привожу ее в неподдельный восторг (баба вообще привязалась ко мне, я боюсь, как бы она не решила меня себе оставить!), однако, несмотря на нашу взаимную любезность, в час дня я ее нет. И в три тоже. Когда она не появляется к пяти, я дохожу до ручки, во-первых, от голода (желудок скручивается в неизвестный науке иероглиф), а во-вторых, от неотступных мыслей, что я умудрился что-то натворить (в беспамятстве, видимо), и сейчас меня таким образом воспитывают. Но, проблема в том, что я весьма успешно косил под паиньку! Какого черта тогда происходит? Про пост какой-нибудь вдруг вспомнили? Или свалили дружно на гулянку? Забухали всем составом и тупо забили на кормежку арестанта? Самое интересное, что вокруг на самом деле слишком тихо. Обычно я слышу голоса, отзвуки какого-то шума, топот ног по коридору. А вот сегодня ничего нет. Абсолютно. Что ж, похоже, пришло время осваивать новое искусство. Перевернув верх дном нижнее белье на полке в шкафу, я, наконец, выуживаю искомое. Булавка. Обычная женская булавка. Ее в свое время обронила Эмма, а я подобрал и предусмотрительно спрятал. Да, конечно, угроза подвала здорово ограничивает мои возможности, и я обещал Марку не рыпаться, но… В жо…э, нет, к черту Привалова! Подойдя к двери, я наклоняюсь к замку и аккуратно определяю тонкую иголку в небольшое отверстие, но дальше дела категорически не идут. Блин, какой из меня на редкость фиговый медвежатник! Ни хрена не получается. Эх, гугл, где же твой «о’кей!»! Сразу бы инструкцию по отпиранию любых механизмов нашел…Твою мать, почему никто не сказал, что это так сложно?! Когда спустя полтора часа изматывающей возни я, наконец, слышу характерный щелчок, то пару секунд искренне недоумеваю, никак не врубаясь, что замок взломан. Впрочем, внезапный приступ тупоумия проходит, как только дверь тихонько приоткрывается от сквозняка. Постояв на пороге пару секунд, я решительно выхожу из комнаты и начинаю красться по коридору, ощущая себя вором-домушником. Тишина. Четкое ощущение, что дом вымер. Странно…Где же все? Спустя полчаса блужданий по этажам я достоверно устанавливаю, что никого на самом деле нет. Я еще понимаю, куда девалась Эмма, она тут не живет постоянно, но охранники-то с какого перепуга испарились? Впрочем, радоваться одиночеству я не спешу, так как выйти наружу я по-прежнему не в состоянии: дворец заперт кардинально (я перепробовал понажимать на все доступные кнопки и защелки!), и сдается мне, просочиться в хоромы под силу только хозяину и его верным псам… А если разбить окно? Хм, банально, зато действенно. Сработает сигнализация, приедут менты…И хорошо, сдамся им! Скажу, меня похитили… Нет, плохая идея. У Привалова все схвачено, вдруг он с ними договорится, а меня в итоге похоронит под яблоней, неплохое удобрение выйдет, между нами, садоводами-любителями. Так, сделаю иначе, сначала поем, а потом определюсь с дальнейшими действиями. Но по пути в кухню память неожиданно делает кульбит и услужливо подсказывает мне, что за какой-то из приоткрытых дверей вроде бы мелькал ноутбук. А ведь с его помощью вполне реально отправить письмо Гошану или выцепить кого-то по скайпу… Я решаю исследовать территорию внимательнее, и на мою удачу действительно нахожу вполне пригодный для использования продукт компании «Хьюлетт паккард» в одной из соседних комнат. Причем, «начинка» помещения, куда я в итоге попадаю, здорово наводит на мысль, что я попал в святая святых самого хозяина — в кабинет. Светло-бежевая гамма интерьера, на стенах висят фотографии Марка в компании известных личностей (я узнал депутата и политика, а еще знаменитого врача), белый кожаный диван, низкий кофейный столик с недопитой посудиной кофе (язык не поворачивается назвать это ведро чашкой), шикарнейший ремонт, даже завидно. Интересно, дизайнеру щедро платили за разработку концепции или держали взаперти на хлебе и воде, угрожая лишением жизненно важных органов, если результат не понравится? Зная Приваловых, возможны оба варианта… К сожалению, ноут оказывается запаролен, и как я ни пытаюсь подобрать заветное слово, отгадок нет. Предусмотрительный, гад! Я с досадой выползаю из-за стола и повторно осматриваюсь по сторонам, раздумывая над сложившейся ситуацией. Внезапно мой взор привлекает неприметный шкафчик из потрескавшегося дерева, очередной раритет, не иначе. Что это у него там, замаскированный сейф? Но нет, все оказывается куда лучше, потому что это бар! Жизнь сразу становится веселее. — Glen-li-vet, — читаю я по слогам, рассматривая этикетку на одной из бутылок. Хрен его знает, никогда такого не пил…О, хеннеси! И мартель! А вкусы в выпивке Андрей явно у старшего брата перенял…Ага, а вот знакомая пузатая бутылочка Кальвадоса! С него мы и начнем. В конце концов, меня никто не спрашивал, когда похищал, так что я имею полное моральное право сделать ответную гадость. Например, слегка уменьшить запасы «огненной» воды. Да и много там для него одного, пусть делится со страждущими. Главное, не перебрать лишку, а то у моей печени довольно непростые отношения с такого рода напитками (последствия крайне идиотского подросткового спора), но хоть стресс сниму… Я несусь на кухню за штопором, потом возвращаюсь обратно и, отхлебывая прямо из горлышка (ну, не аристократ, не аристократ!) ароматную жидкость, с энтузиазмом первооткрывателя принимаюсь изучать ворох бумаг, найденных в ящиках стола. Счета, приглашения на мероприятия, благодарственные письма от…приюта? От садика? А это что за документ? — АО «Веста», именуемое в дальнейшем «Даритель», в лице Привалова Марка Витальевича, действующего на основании Устава, с одной стороны, — с выражением читаю я, — и Детский дом № 3 «Ласточка», именуемый в дальнейшем «Одаряемый… Минуточку. Договор пожертвования…чего там, телевизоров? А вот еще один, и тоже пожертвование, только обогревателей и интернату. И еще, и еще, и вот. Что за фигня? С каких пор Марк в благотворительность ударился? Грехи юности замаливает, что ли? Да построил бы сразу монастырь или церковь, и не мучился, говорят, помогает спать спокойно. А то вещички он детишкам раздает, тоже мне, Дед Мороз доморощенный! Урод! Крайне раздраженный и злой, поскольку образ Привалова-старшего мало вяжется с меценатством, я выметаюсь вон из пещеры местного дракона, прихватив с собой шампанское и одновременно один из коньяков. В животе бурчит от голода, но, соблазненный алкоголем, до запасов еды я так и не добираюсь. Вместо этого я гуляю по дому, радостно чокаясь с каждой дверью и слегка цепляясь за стены, так как выпитое здорово дает по мозгам и еще больше — по координации. Где-то на полпути к своей комнате я полностью теряю связь с реальностью, ноги подкашиваются, и я благополучно отрубаюсь, нежно прижимая к себе очередную бутылочку с чем-то невыразимо прекрасным. Впрочем, блаженное небытие, в котором я пребываю, довольно скоро прерывается, причем достаточно грубо: меня немилосердно трясут, отчего моя голова болтается в разные стороны, как у тряпичной куклы. — Придурок, ты живой? Кивни, если в порядке! Надо ж было так нажраться! Что за разгром ты тут устроил? — Привалов-старший, определяю я безошибочно, недовольный, как всегда. Орать-то зачем, я ж так оглохну. Или он уже начал меня убивать? Да я и сам подохну, что-то мне хреново… — Я в норме, — выдавливаю я, наконец, из себя через силу, язык с трудом мне подчиняется, а виски неожиданно пронзает ужасная боль. При этом пол и стены почему-то безостановочно вертятся. Или скачут, это как посмотреть. Бляяя… — Как ты выбрался, говнюк? Ну не парень, а заноза в заднице! .. –Марк, — шепчу я, и он моментально наклоняется ближе, обдавая меня ароматом дорогого парфюма, от которого меня начинает плющить еще сильнее. — Мне плохо… — Блядь! — с чувством отвечает он и, решительно схватив меня в охапку, тащит в уборную, как я смутно догадываюсь, на всякий случай зажав мне рот широкой ладонью. Правильно делает, поскольку мутит меня кардинально, и за те несколько минут, что меня волокут, я пару раз порываюсь избавиться от содержимого желудка. — Действуй, — предлагает Привалов, совсем не деликатно сгружая меня неповоротливой кучкой около толчка. Повторять дважды мне не нужно, алкоголь сам просится наружу и, едва я успеваю схватиться за унитаз покрепче, как меня скручивает пополам и неудержимо рвет. Жестокие приступы сменяются один за другим, словно организм пытается вывернуться наизнанку, мне то жарко, то трясет от озноба, в горле как будто наждачкой провели и больно глотать, а где-то внутри застряла раскаленная спираль. Кроме того, меня мотает, и пару раз я вполне ощутимо шарахаюсь башкой о крышку «белого друга», что, по понятным причинам, не улучшает самочувствия. Как печально, что от дорогой выпивки чувствуешь себя так же отвратительно, как от «яги» какой-нибудь или дешевой водки… Вот он, железобетонный довод в пользу трезвого образа жизни. Сколько продолжаются мои мучения, я не знаю, но как только внутренности мои малость успокаиваются, около меня неслышно появляется Марк. Караулил он за дверью, что ли? –Ты как? — присев на корточки, спрашивает он и осторожно убирает с моего лба намокшие от пота волосы. Я перевожу мутный взгляд на него: болотно-зеленые глаза кажутся темными, почти черными, на лице… беспокойство. Волнуется? Кто, он? Ха, небось, прикидывает, куда меня пристроить в случае скоропостижной кончины. — Я спрашиваю, ты как? — мягко повторяет Привалов, но я кожей чую исходящую от него угрозу и пробую собраться, насколько возможно в данной ситуации. — Нор…- я откашливаюсь, но все равно хриплю: — Нормально. — Да неужели? — его ирония ощущается как нечто овеществленное. — С твоими девчачьими реакциями на алкоголь тебе вообще пить нельзя, ты в курсе, Димчик? Старое прозвище больно режет уши, и я мгновенно вскидываюсь, игнорируя головокружение: — Не называй меня так! — Хорошо, — легко соглашается он и, непонятно усмехнувшись, говорит: — Раз ты в порядке, то пошли. Тебе не помешает душ принять, алкоголик. — С чего вдруг? — с трудом, но без посторонней помощи я поднимаюсь, однако стоять нормально не в состоянии, меня ощутимо ведет в разные стороны. И в итоге Марк крепко хватает меня за плечо, чтобы не дать мне рухнуть обратно на гостеприимный пол. — Ты себя видел? — явно сдерживает улыбку мой тюремщик, и я рискую осторожно посмотреть на себя. Бля! Вся одежда в грязных разводах, непонятных пятнах, а штанины еще и порваны снизу. Чем я занимался? Не помню ничего подобного… –А…что это? — покачнувшись от удивления, с недоумением вопрошаю я. — Ты мне скажи, засранец. Раздолбал вазу с пальмой в холле, а землю разнес по всему дому. Про кабинет молчу, отдельно побеседуем. В кухне и вовсе как будто взрыв произошел, у Эммы Ивановны утром истерика будет. — Так ей и надо, ведьме этой, — мстительно фыркаю я и добавляю, подняв палец: — А мыться не буду. — Никто тебя спрашивать не будет, пошли, поросенок. И вот меня снова тащат по коридору, не обращая ни малейшего внимания на непроизвольные попытки свалиться — навыки самостоятельного хождения не спешат ко мне возвращаться. Да чтоб я еще когда столько пил! Не в одиночестве, точно. — Раздевайся и лезь, — командует Привалов-старший в ванной, пока я, прислонившись к стене, перевожу дух. От опоры лучше не отходить, есть подозрение, что нижние конечности готовятся подлянку устроить. — Ты выйти не собираешься? — вяло спрашиваю я, сдирая с себя перепачканную в неведомой дряни футболку и отбрасывая ее куда-то в сторону. –Нет. Ты едва на ногах держишься. Не могу позволить, чтобы ты утоп, — усмехается Марк с любопытством наблюдая за моим сражением с брюками. Черт, да как же их снять-то…руки словно чужие. — Помочь? — невинно интересуется хозяин дома. — Отвали, — огрызаюсь я. Блин, как он меня задолбал! И вроде ничего особенного не говорит, но у меня все время какое-то смутное ощущение двусмысленности возникает. Странный товарищ, не зря Андрей с ним прекратил общение. Я бы тоже прекратил, пугает он меня. Кое-как я освобождаюсь от одежды и, наплевав на посторонних зрителей, (да кто только меня голым не видел!) деловито забираюсь в ванну. Правда, не с первого раза. И не так, чтобы совсем удачно… Растягиваюсь я там, короче, чуть не пропахивая носом гладкое покрытие. И, конечно, мне помогают подняться, что не удивительно. Сюрпризом становится то, что меня еще и мыть собираются! Да епт, я не настолько беспомощен! И вообще, позвал бы кого-нибудь из охраны, чисто последить, чтобы я в натуре ласты тут не склеил… Бляяя… Я догадался, Приваловы — извращенцы. Один садист, второму нравится раздетых и похищенных мальчишек намыливать! Неладно у них в семействе с генами чего-то… Эту нехитрый вывод я тут же сообщаю Марку. Алкоголь не самым положительным образом влияет на меня, что поделать. — А ты забавный, — сообщает мне вместо ответа старший брат Андрея, тщательно полируя губкой мою спину. Но тут его пальцы случайно касаются моих шрамов, и я невольно вздрагиваю. Не люблю я, когда их трогают. — Откуда это у тебя? — он становится серьезным. — Забей, — я досадливо дергаю плечом, — давняя авария. Пустяки. — Да ты полон загадок, — хмыкает он, включая душ. — Как и Андрюшка… Вы с ним на редкость гармоничная пара. — Сомневаюсь, я не такой псих, как твой братец. Он однажды сломал мне руку! — С удовольствием ябедничаю я, какая еще гармония, в задницу! — Он мудак, — протягивая мне полотенце, коротко отвечает Марк. В точку! И не поспоришь. От горячей воды меня развозит, и я практически засыпаю, пока мы поднимаемся наверх. Впрочем, около моей комнаты я неожиданно прихожу в себя, очень зря, как выясняется, лучше бы спал! — Знаешь, вы оба сволочи, — как только мы входим внутрь, заявляю я безапелляционно, продолжая, как мне кажется, вполне логично предыдущую тему. — Да ну? — усмехается старший без тени обиды. — Да! Ты меня похитил, запер, побил, и пялишься! А я оратор, бля! Как бы еще заткнуться…не нравится мне разговор совсем. — Пялюсь? — после паузы, негромко переспрашивает он. — Постоянно! — я энергично киваю, но почти сразу прекращаю, так как содержимое черепушки реагирует несколько отрицательно на подобные необдуманные действия. — Ты брат Андрея, тебе не положено…и вообще! — я поднимаю голову, чтобы говорить непосредственно с Марком, а не с его широкой грудью, но в итоге натыкаюсь на насмешливый взгляд его колдовских глаз, и смешиваюсь. Алкогольный туман, в котором я пребываю, здорово мешает формулировать мысли, во всяком случае, в слова они складываются престранно. — И я с Андреем…а ты ж не гей, так не бывает в семьях, чтобы оба…и... И вы с ним совершенно не похожи, — вдруг перебиваю я себя, пока моя рука тянется к его лицу, с явным намерением погладить по щеке. Бля, что я делаю, он меня размажет сейчас! Я оказываюсь прав, он действительно перехватывает мое запястье, но отнюдь не с тем, чтобы влепить как следует. Нет, он без особых затей просто дергает меня к себе, отчего я почти валюсь на него, и тихо произносит: — Не похожи? А сравнить не хочется? Я успеваю пару раз озадаченно моргнуть прежде, чем он меня целует. Властно, уверенно, с напором, но в то же время — аккуратно, не пытаясь меня сожрать или показать, кто тут главный, как любит его братец. Я торможу лишь секунду, а потом принимаюсь с жаром отвечать, обхватив Марка руками за шею и отчаянно вжимаясь в его тренированное тело. Мне нравится то, что я ощущаю, а мощная фигура и цитрусовый аромат «Армани» с нотками бергамота заводят неимоверно. Когда его юркий и дразнящий язык проникает в мой рот, я невольно издаю слабый стон, отчетливо осознавая, что прямо сейчас готов практически на все, что мне тут предлагают, похоже. Однако меня ожидает катастрофический облом: в какой-то момент Привалов резко прекращает это безумие, буквально отпихивая меня от себя. И пока я изумленно таращусь на него, пытаясь успокоить сбившееся дыхание и одновременно понять, что, собственно, случилось, он неторопливо шагает к выходу. — Спокойной ночи, Димка, — роняет он, после чего выходит, плотно прикрыв за собой дверь. Блядь! Это что вообще было? Во что я, черт побери, вляпался со своей идиотской идеей отомстить Андрею? Ноги больше не держат меня и, измученный событиями сегодняшнего дня и ночи, я обессиленно падаю в кровать. Мне хочется обдумать происходящее, но в мягкой постели усталость моментально берет свое, и в итоге я лишь посылаю парочку убийственных проклятий в адрес Приваловых перед тем, как окончательно отключиться.