Отцы и дети.

Озлобленный Коннор глотает эль в таверне, то и дело с громким стуком ставя большую кружку на дубовый стол. На его голове капюшон, но весь внешний вид парня, все его жесты, от нервного постукивания пяткой по дубовому полу, и до того, как он переодически сжимает и разжимает кулаки, отталкивает желающих сыграть с ним в какую-то игру посетителей, а так же держательницу таверны, что больше не осмеливается сунуться и предложить этому странному человеку еще эля. Чарльз Ли... Как Хэйтем может защищать этого человека, это чудовище? Он сжег родную деревню Коннора, он убил его мать, он разрушил всю жизнь юного Ассасина на корню, и что теперь? Отец в лицо Коннору буквально бросает слова, что не даст убить Ли ни за что. Причем уже не в первый раз. Хотя какая к черту разница? Чарльз в любом случае будет убит, даже если придется ради этого пройти по трупу отца. Коннор не отступится от цели. Хэйтем остался наверху, в комнате, а парень же, в свою очередь, после очередной ссоры сорвался и ушел вниз, в таверну. И сейчас сидит и просто пьет. Вот в чем вопрос. А достойно ли такое поведение Ассасина? Коннор никогда не пил толком. Может, пара глотков, не больше. Только сейчас это уже вторая кружка, в глазах красная пелена злости, а в голове туман. Ох, ну и крепкий же у них тут эль... Кулаки начинают чесаться, хочется набить чью-нибудь рожу, вот только младший Кенуэй держится, собрав всю свою волю и выдержку. Просто так в драки ввязываться -- высшая степень глупости и неосмотрительности. Да если еще и стража прибежит, вообще будет весело. От мрачных мыслей Коннора отвлекает стук каблучков где-то рядом. За стол к нему садится какая-то девушка, лет девятнадцати, одетая в красное платье, настолько же яркое и броское, как и ее помада. Длинные черные волосы красиво вьются, спадая на оголенные тонкие плечи, а огромные голубые глаза смотрят из-под густых длинных ресниц. Яркие губы брюнетки растягиваются в нежной улыбке, и она певучим сладким голосом произносит: -- Здравствуйте, сэр. Не будете против моего общества? Пусть Коннор в стельку пьян, но он без проблем узнает в незнакомке девушку легкого поведения. Ох, помнится, Ахиллес упоминал о них в одном из разговоров. Так как на территории было мало больших борделей, чаще всего такие особы просто ходили по барам и тавернам, ища подработку. И, возможно, будучи пьяным, любой парень его возраста купился бы, но не этот. Коннор уже было собирается открыть рот и прогнать ее к чертям, как над девушкой сзади нависает тень, ее тонкое запястье сжимает мужская ладонь, и тихий, однако четкий голос, с явным оттенком раздражения, шипит: -- Пошла. Вон. Девушка подскакивает со стула, и, вырвав руку, вылетает из таверны, лишь взметнув складками алого платья напоследок и громко хлопнув дверью. -- Развлекаешься, сын? На место, где только что сидела беглянка, садится Хэйтем, кладя на стол руки и переплетая пальцы. В глазах его бегает ухмылка, насмешка, а так же легкая тень ярости и злобы. Коннор только ухмыляется, допивая содержимое кружки и отодвигая ее на край стола. -- Я смотрю, ты соизволил выйти из комнаты? Как же это неожиданно, отец. Я-то думал, что ты оттуда вовсе не... выползешь, -- Ассасин пару секунд подбирает последнее слово, что вызывает неловкую паузу, заполненную гулом голосов других посетителей, стуком посуды и смехом. -- Тебя слишком долго не было. А мне совершенно неизвестно, что сейчас в твоей голове, -- пожимает плечами Кенуэй, смотря на Коннора из-под угловатой шляпы и слегка растягивая губы в ухмылке. -- Пошел ты, -- фыркает парень, откидываясь на спинку стула и скрещивая руки на груди. -- Взаимно. Милая, принесите еще эля, пожалуйста, -- последнее уже было сказано девушке, что разносила по столам посуду. *** Голова просто чугунная с утра, во рту отвратительный вкус, а тело не слушается вообще, будто это вовсе не его руки и ноги. Пора бы было встать, вот только Коннор не мог даже подняться с кровати. Мало того, что он вчера умудрился неплохо так подпить, так с приходом Хэйтема все окончательно покатилось в тартарары. И сейчас вот результат. Не стоило больше пить с отцом вчера, Ассасин даже дрыбнуться не может. Вопиющая неосмотрительность, Ахиллес бы огрел его по голове своей тростью, если бы все это видел. Коннор с трудом поворачивает голову. В другом конце комнаты одевается Хэйтем, застегивая рубашку и завязывая на шею привычную красную ленту. Так, ладно. Нужно вставать. Парень садится на кровати, но тут же со стоном падает назад на подушку, ибо головокружение так резко бьет по черепу изнутри, что тело полностью отказывается держать вертикальное положение. Кажется, теперь Коннор понимает, почему все пьяницы всегда жутко злые. Конечно же, постоянно такое испытывать... -- Доброе утро. -- Заткнись, -- ворчит в ответ Ассасин, взлохмачивая рукой волосы и зажмуривая глаза. -- Вчера я усвоил один важный урок, -- полностью игнорируя слова сына, Хэйтем накидывает на плечи плащ и надевает на голову шляпу, -- никогда не пить с теми, кто к алкоголю непривычен. Зря я вчера взял тебе еще. Это моя вина, поэтому я сейчас принесу тебе воды, а после собирайся. У нас сегодня много дел, я выследил одного офицера, который может что-то знать, -- и Кенуэй выходит из комнаты, прикрыв за собой дверь. -- Ничего мне от тебя не... -- хлопок двери оповещает о том, что все протесты были проигнорированы, -- надо. И, выругавшись на родном языке, парень снова жмурит глаза, накрываясь одеялом с головой.