Отцы и дети.

То ли досада, то ли раздражение, то ли злость. Коннор не понимает, что вообще сейчас плескается в его душе, когда выходит из особняка и идет по направлению к конюшням. Выбрав гнедого коня, уже оседланного, Ассасин задумчиво проводит ладонью по лошадиной шее, а потом быстро заскакивает на скакуна, пришпоривая его и направляясь в сторону Фронтира. Буквально десять минут назад он пытался убедить Ахиллеса в том, что убивать отца совсем не обязательно, что достаточно прикончить Чарльза Ли. А после объединиться в тамплиеарми, таким образом построив для страны нерушимую защиту из двух самых сильных организаций, война которых шла испокон веков. Когда-то это все должно было закончиться, все эти разногласия, перепалки. Ведь два враждующих Альянса могли создать нечто сильное, настолько, что Британская Корона даже не полезла бы больше в дела Америки. Но Ахиллес был непреклонен. Он считал смерть Хэйтема Кенуэя, как тамплиера, но котором, считай, вся система держится, обязательной. Именно это и ввело Коннора в состояние крайней задумчивости, а так же злобы. Пока конь несся по мудреным лесным дорогам, Ассасин почти полностью ушел в себя, пытаясь найти хоть какую-то альтернативу, лазейку. И только боги знают, было ли это рвение к объединению с тамплиерами голосом здравого смысла и справедливости в голове у парня, или же проснулись в нем семейные чувства к далекому и только недавно узнанному отцу. Второе было весьма вероятно, ведь вряд ли Коннор сошел бы с намеченного пути и отказался от кредо из-за того, что это просто казалось ему правильным. Но он не осознавал этого. Ему было стыдно это признать, но он не хотел убивать своего отца и перешагивать через его труп на пути к Чарльзу Ли. Очень не хотел. Однако был уверен, что если такая досадная необходимость появится, то придется прикончить Хэйтема. Так было нужно. *** В глазах все плывет, земля под ногами не чувствуется вовсе, а левую руку будто парализовало. Глаза заливает кровь, кровь бежит изо рта тонкой струйкой, кровь просто везде... Коннор еле идет по развороченному выстрелами с кораблей двору, прихрамывая и держась за живот. Собравшись с силами, парень во всю глотку кричит, сжимая в руке верный томагавк, чудом не утерянный в череде бесконечных ударов пушечных ядер, которыми стреляли по крепости с заливов: -- Где ты, Чарльз?! -- Его здесь нет, -- раздается где-то рядом совершенно спокойный голос, и Коннор чувствует, что из легких вышибает весь воздух. Град ударов обрушивается на грудь и спину, самый болезненный, в основание шеи. заставляет потерять равновесие и вместе с ним и без того мизерную возможность выйти из захвата. Не смотря на свой возраст, отец не утратил внушительной силы и умения, однако Ассасину удается зацепить его и выиграть пару секунд, пару раз достав Хэйтема и перехватив его руки за спиной. -- Не надейся одолеть меня, Коннор, -- сквозь сжатые зубы шипит Кенуэй, -- ты способный мальчик, но навыков у тебя не хватит. Стремительное движение, и тамплиер уже вырывается, а после бок Коннора обжигает стальным холодом, когда в плоть входит лезвие скрытого клинка. С тихим судорожным вздохом парень отскакивает назад, припадая на колени и удерживаясь на руках. Его взгляд устремлен на стоящего напротив, и утирающего кровь с поврежденной руки, отца. -- Отдай мне Ли! -- Ни за что... -- Хэйтем сам, кажется, уже на краю, тяжелое дыхание и хриплый голос выдают его, -- он -- залог лучшего будущего. Стаду нужен пастух. -- Он осужден всеми и изгнан, -- Коннор поднимается с земли, с трудом распрямляя спину, -- он вам уже ничем не поможет! -- Это ненадолго, -- Кенуэй встряхивает рукой, смотря на то, как его сын поднимается, держась за какую-то бочку, -- он еще вернется, -- раздается металлический скрип, Хэйтем вынимает из-за пояса саблю, его голос спокоен, уверен, он уже даже не дышит так тяжело, как минутой ранее. Коннор стискивает зубы, а в руке сжимает томагавк. Что же. Как бы ему этого не хотелось... Придется покончить с отцом. В глазах алая пелена, то ли крови, то ли ярости, непонятно. Сейчас Ассасин сосредоточен на одном: выжить и победить. А потом добраться до Чарльза Ли. Хэйтем наседает сильно, быстрыми движениями сабли, Коннор только и успевает их парировать. Рука затекает просто ужасно, каждый удар по отражающему атаку отца томагавку, отдается в кисти и предплечье жуткой болью, стреляя в плечо. Сейчас Хэйтем слишком сильный противник для ослабленного мальчишки. Поэтому нужно менять тактику боя. Пока Хэйтем пытается втолковать сыну, что Тамплиеры -- не моральные ублюдки, что служат короне, и что патриоты приведут страну к еще большему хаосу, Коннор забалтывает его, ведет диалог, нарушаемый лязгом оружия, а сам продумывает действия. Придется использовать подручные предметы. Извернувшись и ухватив отца за плащ, Ассасин бросает его в ближайшую бочку, что моментально разлетается на груду досок. Однако надолго Кенуэя это не задерживает, и он снова рвется в бой. Такая тактика прокатывает не раз, однако вскоре усталость и раны дают о себе знать, и Коннор делает промашку, оказываясь на земле, утянув за собой и отца. -- Сдайся, -- хрипит Ассасин, хватаясь пальцами за окровавленный камзол Хэйтема, -- и я тебя пощажу. -- Смелые слова для умирающего, -- оттолкнув сына, Тамплиер поднимается, и, заставив того перевернуться на спину, садится на него, придавливая к земле и лишая возможности двигаться. -- На себя посмотри, -- сквозь стиснутые зубы отвечает Коннор, чувствуя во рту металлический привкус крови. Хэйтем тихо смеется, сжимая пальцами горло Ассасина, сжимая сильно, с явным намерением задушить -- Даже когда вы отпразнуете победу, мы возродимся. Знаешь почему? Потому что в Орден нас приводит понимание. Нам не нужно кредо или ложь отчаявшихся стариков. Нам нужно, чтобы мир оставался собой. -- на горло Коннора ложится и вторая рука, в глазах стремительно темнеет, парень скалит зубы, смотря на спокойное лицо отца, -- вот почему Тамплиеров нельзя уничтожить. Воздух кончается, на шее стальная хватка пальцев отца, и, казалось бы, это конец, но... Но будто провиденье направляет руку Ассасина вверх, и лезвие скрытого клинка входит в горло Хэйтема. Хватка тут же слабнет, Тамплиер отшатывается назад, зажимая рану, но безуспешно, кровь льется по пальцам, заливая и без того уже багряную рубаху. Хэйтем поднимается на ноги и делает пару шагов назад, неверяще смотря на свои покрытые кровью руки. -- Думаешь, я проведу рукой по твоей щеке и скажу, что был неправ? -- Хэйтем смотрит снизу вверх на сына, что еле поднимается с земли, -- я не стану рыдать и жалеть о несбывшемся. Уверен, ты поймешь, -- ноги подкашиваются, мужчина падает на колени на землю. Коннор уже стоит на ногах, неуверенно, однако ровно, смотря на умирающего отца сверху вниз. Он не хотел его убивать. Так было нужно. -- ...но, -- продолжает Кенуэй после глубокого вдоха, -- я горжусь тобой. Ты проявил убеждение, силу, мужество... благородные черты, -- постепенно теряющий осмысленность взгляд направлен куда-то в пустоту, пальцы все еще зажимают рану на шее, но свою жизнь ему уже не спасти. Коннор нетвердой походкой подходит ближе к сидящему на мерзлой земле отцу, когда-то великому Магистру Ордена Тамплиеров, а сейчас всего лишь умирающему человеку, -- надо было убить тебя раньше. Рука, пытающаяся остановить кровь, опускается, и Хэйтем падает на землю, смотря уже пустыми глазами в холодное Нью-Йоркское небо, полное ярких звезд. Где-то на заднем плане гремят пушки, кричат люди, но Коннор не слышит всего этого. Он лишь произносит на своем родном языке несколько слов, после чего разворачивается и уходит, даже ни разу не обернувшись. -- Прощай, отец.