***
В комнате было темно и слишком холодно, как если бы кто-то открыл окно ещё утром и до сих пор не потрудился прийти и остановить потоки свежего воздуха. На столе, ожидаемо, не оказалось ничего особенно привлекательного, возможно, в другое время подрывник внимательнее изучил отчёт, чтобы знать действительное финансовое положение семьи. Время было строго ограничено, поэтому не стоило тратить драгоценные мгновения на то, что не представляло непосредственной пользы. Парень быстро осмотрелся вокруг и стал проверять ящики, стараясь действовать как можно аккуратнее и не мять бумажные листы слишком сильно. В какой-то момент ему стало казаться, что он вовсе не найдёт ничего интересного, многочисленные сувениры, стоящие баснословных денег, укоризненно глядели на него своими тёмными глазами и кривили рты в демонстративном отвращении. Отчёты сменяли друг друга сплошной чередой, лишь изредка среди них встречались какие-то объяснительные и фотографии новых членов семьи. В конце концов, парень со злостью хлопнул ящиком и судорожным жестом растрепал свои волосы, до боли оттягивая пряди, прежде чем пропустить их сквозь пальцы, он старался взять себя в руки, судорожно пытаясь найти неизвестный ему тайник. Новая догадка буквально поразила его, поэтому он быстро подскочил к сейфу, который отец никогда и не пытался скрыть от своих детей, полностью уверенный в их неспособности угадать пароль. Это попросту выводило подрывника из себя, потому что в этом он видел демонстративную насмешку и вызов, который был ему брошен, может быть, не совсем осознанно. Пароль просто обязан был быть связан с Бьянки, или же с деньгами, но в таком случае можно было безрезультатно проторчать около железного ящика всю ночь и остаться в итоге ни с чем. - Ты ещё долго? Тот парень скоро вернётся. - Ямамото стоял на пороге и сдержанно осматривал помещение, словно мог таким образом как-то помочь напарнику. - Я делаю всё возможное, а ты лучше бы за коридором следил. Спустя несколько мгновений, стоивших Хаято самообладания и опасного приближения паники, дверь с щелчком открылась. Подрывник схватил самую первую стопку документов и принялся судорожно перебирать их, без раздумий откладывая ненужное в сторону. Когда он увидел до болезненной одури знакомую папку, сердце пропустило удар, а рот наполнился вязкой слюной, потому что прямо сейчас в его руках находился ключ ко многим ответам. Быстро убрав документы назад в сейф, светловолосый парень захлопнул его и прислонился к холодной поверхности лбом, и несколько нервно рассмеялся. Такеши удовлетворённо кивнул, когда увидел, что его напарник вернулся не с пустыми руками и выглядел так, словно только что совершил нечто безумное. Обратная дорога казалась совсем уж лёгкой и быстрой, хотелось добежать до собственной комнаты, закрыть дверь на замок и с головой погрузиться в изучение новых материалов. Но шуметь было всё ещё нельзя, поэтому приходилось сдерживать все ребяческие порывы. Бьянки всё ещё не спала и как будто бы чувствовала особенную необходимость слоняться по поместью после полуночи, когда все нормальные люди уже спали. Судя по всему, ей что-то понадобилось от младшего брата, потому что иначе ей просто не было никакой причины идти к нему так поздно. Она шла по коридору и довольно-таки громко ругалась на Ури, решившую составить ей компанию и оглушительно мяукавшую из-за того, что девушка не догадалась взять её на руки, чтобы донести до комнаты. Хаято ушёл в свои мысли слишком глубоко, чтобы сразу заметить приближение нежелательного свидетеля, им оставалось пройти совсем немного, чтобы скрыться за надёжной дверью. И они заведомо не успевали. Сейчас наследница увидит взбудораженных парней и маленькую папку в руках брата, этого будет вполне достаточно, чтобы понять смысл их небольшой прогулки. Это был слишком торопливый и грубый поцелуй, в котором место нежности заняла только страсть и желание обладать, от которых сжимались эфемерными тисками рёбра, что-то в клочья разрывало лёгкие, в которых воздух был густо смешан с приторным дымом, и сердце тяжело билось о рёбра. Хаято закрыл глаза, делая себе только больнее, представляя, что ему это вовсе не кажется и в глазах напротив действительно нет отвращения. Ему было страшно хотя бы на секунду разомкнуть веки и увидеть разочарование на обычно улыбчивом лице. Такеши осторожно вынул папку из ослабевших рук, спрятал её себе под футболку и притянул напарника ближе к себе, практически не оставляя места для отступления. Как будто бы у него были силы, чтобы самостоятельно прекратить эту пытку и уйти. - Что вы... Упс! Удивлённый голос подстегнул Гокудеру воспользоваться тем положением, в котором он оказался, и извлечь из него хотя бы призрачную выгоду. Он чувствовал тепло на своих губах, жадно отвечал на поцелуй и кончиками пальцев чертил ему одному понятные символы на чужой спине, обтянутой мягкой тканью. Ему пришлось пойти на самую настоящую сделку с самим собой, чтобы набраться храбрости, запустить пальцы в тёмные пряди и с силой за них дёрнуть, чтобы тем самым вызвать болезненное шипение со стороны Ямамото. В обмен на эту боль он прильнул к тренированному телу ещё сильнее, так, что их собственные запахи смешались в один, и с удовольствием прижался ртом к чужой шее, вылизывая загорелую кожу и прослеживая слишком быстрый ритм, разливавшийся по выступающим венам. Не он начал эту игру, но правила всё ещё оставались за ним. Стало совершенно плевать на то, что всё это происходит на глазах у Бьянки, сердце безнадёжно терпело поражение на всех позициях, а они на самом деле не являются никем друг для друга. Если в этих документах было то, на что надеялся подрывник - их время закончится совсем скоро.***
- Кошки или собаки? Хаято в прямом смысле сказал первое, что пришло на ум, когда все относительно важные и серьёзные вопросы были заданы, а информация бережно отложилась где-то в сердце. Он просто обязан был найти что-то, что могло разочаровать его и остановить это сумасшествие одним лишь своим фактом существования. Парень закусил губу, терпеливо дожидаясь ответа, который, на самом деле, последовал практически сразу. - Собаки. - Как оригинально, - подрывник закатил глаза, скорее по привычке, чем из-за действительного раздражения. Он честно обещал себе не прислушиваться к искреннему смеху и не смотреть на яркую улыбку, которая почему-то резала по живому и заставляла пресловутых бабочек нервно трепетать где-то в желудке. Это было совершенно отвратительно и глупо, потому что все эти слащавые и избитые фразочки много раз повторяла Бьянки, когда её настигала новая влюблённость. В такие минуты отец умильно улыбался, любуясь своей воодушевлённой дочерью, а светловолосый парень готов был выброситься из окна, лишь бы только не видеть этой малиново-сахарной сцены. Для него не было ничего хуже, чем влюбиться в образ, который, возможно, совсем не связан с настоящим положением дел. Но именно этим Хаято и занимался каждый чёртов день, который проводил в компании улыбчивого мечника, это было странно и совершенно нелогично. Он не влюбился в Хару сразу, прошло приличное количество времени, прежде чем она стала его неотъемлемой частью и накрепко засела в голове, уничтожив все прочие мысли. Сейчас же он словно вдруг очутился в гоночной машине, которая на сумасшедшей скорости летела прямо к обрыву, а тормоза наотрез отказывались работать и дарить шокированному водителю хотя бы шанс на спасение. - Ну, по крайней мере, они добрые и преданные, - заметив скептический взгляд, парень продолжил, - я действительно люблю этих животных, а не пытаюсь выставить себя лучше, чем я есть на самом деле. Гокудера верил ему даже без этого уточнения, но говорить об этом самому телохранителю было вовсе не обязательно, равно как и делиться мыслями насчёт того поцелуя. Ему хотелось задать тысячу вопросов об этом, узнать каждое чувство, которое охватило в тот момент кареглазого парня, зафиксировать самые незначительные подробности в собственной памяти или вырезать на коже. Тогда ему бы не пришлось доказывать самому себе, что не всё ещё испорчено и потеряно, его шанс не сгорел, как бумажный журавлик от пламени свечи, и всё было возможно исправить. После этой крайне изматывающей вылазки адреналин вязкой патокой разлился по венам, заснуть казалось совершенно проигрышной и неосуществимой идей, которую даже не следовало и пробовать воплотить в жизнь. Подрывник стал гораздо болтливее чем обычно, что проявилось в его тяге выговориться благодарному слушателю и получить достаточно полезные советы и иногда толику осуждения. Возможно, именно из-за того, что в воздухе безраздельно витало какое-то безумство и заставляло творить сумасбродные вещи, они вдвоём лежали на кровати светловолосого парня и честно пытались смотреть какой-то боевик, который был нужен лишь в качестве белого шума. Они могут попробовать стать друзьями - эта мысль набатом пульсировала в висках и подчиняла себе все прочие идеи и даже манеру поведения Хаято. Он пытался успокоить себя тем, что даже этого было бы достаточно, потому что первоначально он был вовсе уверен в том, что между ними не может быть даже таких отношений. Стоило хотя бы попытаться, а затем вымыть, с корнем выдрать из себя воспоминания о мягких губах и несколько терпком, но до безумия приятном запахе. Ямамото заснул сразу после того, как с лихвой затянутый сюжет стал набирать хоть какие-то обороты и появились претензии на логичность всей картины. Подрывник слушал тихое дыхание и сам едва мог справиться с наплывом сонливости, которая пришла на смену бодрости. Его совершенно разочаровал боевик, потому что всё было предсказуемо с самого начала, а событий сегодняшнего вечера с лихвой хватало для того, чтобы начать снимать свой собственный сериал. Как полагается, с каким-нибудь любовным многоугольником и выяснением того, что брат и сестра на самом деле являются мужем и женой, но вынуждены скрываться от полиции и выдавать себя за других. Парень выключил осточертевший ему телевизор и устало лёг обратно на кровать. Только сейчас его в полной мере настигла усталость и опустошённость, вполне привычные спутницы подобного рода авантюр. Стараясь не разбудить телохранителя, парень осторожно протянул руку и взъерошил волосы на тёмной макушке. Друзья ведь могут ночевать в одной комнате и спать рядом друг с другом, верно? До этого Хаято не приходилось оставлять у себя кого-либо на ночь, за исключением Хару, которую иногда было просто невозможно отправить домой. Если бы он тогда открыл глаза, то не увидел бы и намёка не неприязнь или осуждение. Если бы он решился посмотреть на правду, то смог бы разглядеть намёк на свои собственные чувства в тёмных глазах. Если бы на следующее утро он проснулся раньше, то понял, что они спали, держась за руки.