All At Once

Мне не хватает слов, чтоб объяснить тебе Мне не хватает снов, чтоб объяснить тебе Ты стоишь и куришь, и единственный вопрос нет, ну ответь мне: неужели ты всерьез Дай мне, дай 5 минут на любовь странная такая у нас любовь Дай мне, дай 5 минут на любовь ну, чем, ты мне скажи, не такая любовь Доктор Альфред Хилл любит свою работу. Но при данных обстоятельствах… ему это не нужно. Это обычная практика. Готовиться к приёму пациента. Заранее. Читать истории их болезней в медицинских картах. Изучать записи своих предшественников. Ставить предварительный диагноз. Планировать будущий курс лечения. Искать тот момент, где ошиблись другие. Это естественно. Однако в этот раз дело обстояло несколько по-другому. Дело не в том, что все семеро принадлежали к числу счастливчиков, которые посещали психолога разве что в школе во время запланированных проверок. Для галочки, так сказать. И в их медицинских картах, по определению, не должно было быть болезней психологического характера. Таких… бытовых расстройств психики, к которым привык доктор Хилл. Привык настолько, что ему удивительно видеть лишь «пустяковые» недуги в «шаблонных», тоненьких, медицинских картах его новых… кхм! Нет, у него даже не поворачивается язык назвать их своими «пациентами». Дело в том… — Добрый день, Мэтью. Пожалуйста, проходи. Первым в его кабинете появляется Мэтью Дуглас. В тот день и час, когда ему было назначено. Без опоздания. — Добрый день, — он присаживается на диван, — доктор Хилл, — тут же вскакивает на ноги и протягивает правую руку для рукопожатия, — сэр. Они жмут руки, и Хилл усмехается. Доброжелательно так. Чтобы не спугнуть Мэтта. Ведь, несмотря на крепкое рукопожатие, глазки-то у спортсмена бегают. Дело не в том, что Хилл заведомо решил, что ему будет скучно и неинтересно. — Мистер Хилл? Второй к нему в кабинет заглядывает Эшли Росс. Она испуганно озаряется по сторонам, пока доктор Хилл проводит её в центр комнаты, к дивану. Со стороны может показаться, что он это делает из соображения галантности. — Присаживайся, — он радушно улыбается. — Чай или кофе? На самом деле он так себя ведет, чтобы она от испуга не убежала куда глаза глядят. — Благодарю, я бы выпила чашечку чая. Она приходит раньше назначенного времени и не выпускает из рук свою шапку в течение всего сеанса. И не в том, что он оказался прав и ему действительно было нудно. Третьей, постучав в дверь и не дождавшись ответа, в его кабинет проходит Эмили Тейт. Она несколько раз переносила время приёма. Если быть точным, то 4 раза. Да и не она сама, а секретарь её родителей. — Я рад, что мы наконец смогли встретиться, — он встает из-за стола и снимает очки, — Эмили. Девушка успевает усесться на диван и, услышав его приветствие, отворачивается, чтобы не так явно закатить глаза. — Давайте! Делайте свою работу! — она забрасывает ногу на ногу. — Я не собираюсь здесь сидеть весь день. Дело не в том, что он считает самого себя непревзойденным мастером своего дела, которому достаточно собственных умозаключений для постановки диагноза. Четвертой на приёме оказывается Джессика Шефилд. Она приезжает в центр с катетером на сгибе локтя и стойкой с капельницей, в сопровождении медсестры. — Очень извиняюсь, доктор Хилл, — виновато улыбается Джесс. — Надеюсь, это не помешает. — Разумеется нет, — спешит заверить её мужчина. Медсестра помогает ей устроиться полулёжа на кушетке и, едва кивнув в сторону Хилла, закрывает за собой дверь. Джессика улыбается. Доктор Хилл улыбается в ответ. Видно как летают пылинки в солнечном свете. Слышно как тикают часы на полке. Она улыбается и смеётся невпопад, старается лежать неподвижно, чтобы не сбить катетер от капельницы. Дело не в том, что никто из них не оплачивает дорогостоящее время его приёма, и у него нет мотивации. Майкл Монро заявляется в его приёмной пятым. Без предварительной договоренности. Доктор Хилл застаёт его строящим глазки своему секретарю. — О! Доброго дня! — два шага и парень стоит прямо перед его носом и пожимает ему руку. — Будем знакомы, мистер Хилл! Я как раз упрашивал мисс Ли, чтобы она сообщила вам о моём приходе или записала на приём «на прямо сейчас». У секретаря округляются глаза, и она встаёт из-за стола: — Доктор Хилл, я… — Все в порядке, Сара, — мужчина не смотрит на нее. — В этом не будет необходимости, мистер Монро, — он не сводит глаза с Майкла. — Я приму вас. — Отличненько! Доктор Хилл делает шаг в сторону, приглашая его войти в кабинет. На самом пороге Монро делает какой-то неописуемо грациозный поворот, чтобы подмигнуть и без того смущенной секретарше. Дело даже не в том, что он заочно со всем ними знаком. Кристофер Оуэн стучится в дверь его кабинета шестым. — Можно? Так захотел сам доктор Хилл. — Да, прошу, Кристофер. Оставить его напоследок. Прихрамывая и смотря под ноги, парень игнорирует предложение присесть на диване или тахте и садится напротив Хилла так, чтобы между ними был стол. Как сладкое. — Ничего личного, доктор Хилл, — в ответ на вопросительный взгляд поясняет Крис, — но я наслышан об этом кабинете… и мне не хочется сидеть там, где сидел Джош… Все это не имеет значения, ведь… Последней напротив него присаживается Саманта Найт. Её волосы заплетены в аккуратную, тугую косу. Девушка перестала заклеивать раны на лбу пластырем, оттого её лицо сейчас открытое и бледное. Она всё бросает на Хилла настороженные взгляды. Она опоздала. Не больше чем на 10 минут. — Извиняюсь, я надеюсь, Вам не пришлось долго ждать? Потому что она все время отказывалась приходить. Отказывалась, пока ей не сказали, что «все уже побывали на приёме». — Ничего страшного, Саманта, — он берет в руки солидную тяжелую ручку. — Главное, что ты здесь. Мужчина разглаживает страницы в своём массивном блокноте. Проводит ребром ладони вдоль корешка. Вверх-вниз. — Итак, приступим. Ведь… — Ну как, док? Доктор Хилл не двигается, когда слышит этот голос. — Я так рад, что Вы с ними познакомились! Альфред устало вздыхает и, подавшись вперед, упирается локтями в стол. Он складывает руки таким образом, чтобы кончики пальцев соприкасались. — Вот увидите — они вам понравятся! Хилл прикрывает веки, когда в поле его зрения появляется знакомый силуэт. — Ведь они же мои дорогие друзья! Если бы его спросили, то доктор Альфред Хилл отказался бы комментировать… «сию анормальность». Во-первых, такое уже с ним происходило. И не раз. — Вы только полегче с ними, хорошо, док? И, во-вторых, нет, он не сумасшедший. И, в-третьих, все приходило в норму, каждый раз. — Эй, док? Вы меня услышали? Только нужно довести дело до конца. — Да, я тебя услышал, — смотрит поверх своих рук, — Джош. Плод его воображения усмехается, так… натурально, коварно, что кровь... леденеет. Прям как когда-то это делал оригинал.             «Ты не спишь?» /02:43/ «Как всегда» /02:43/             «Поспишь по телефону со мной?» /02:45/ «Конечно» /02:45/ Первое, что говорит Альфред Хилл, когда они приходят к нему на приём… Кроме приветствия и общих вопросов о самочувствии, погоде или как они добрались... Первое, что делает доктор Хилл… Кроме того, чтобы усадить их, понаблюдать за их поведением, мимикой, жестами и сделать пометки в своём блокноте... Первое, о чем спрашивает доктор Альфред Джей Хилл… Вы вряд ли догадаетесь и, скорее всего, удивитесь. — Джошуа, ваш друг… Как бы вы описали свои отношения? Мэтт опешил. Джесс скривила губы и посмотрела в окно — под предлогом задумчивости. Эшли открыла рот, но не нашлась, что сразу же ответить. Эмили закатила глаза и одарила доктора раздраженным взглядом. Майкл выдыхает, растирая лицо рукой. Он склоняет голову набок и, не открывая глаз, смеется. Крис удивляется. Всего на мгновение. Моргает. С подозрением смотрит на доктора, будто бы говоря: «Вы были лечащим врачом Джоша и не знаете, какие у нас с ним были отношения?» Саманта, одна-единственная, и глазом не моргнув, отвечает: «Он был влюблен в меня, а я в него — нет». Доктор Хилл, делает легкое движение рукой, давая понять, что он ожидает развернутый ответ. Мэтт говорит: — Мы познакомились на катке. В спортивном центре. Ханну и Бет водили на фигурное катание, а его отдали в секцию по хоккею. Именно там мы и встретились. У него не было особого таланта, но он довольно быстро научился кататься и стоять на льду, — парень наклоняется вперед, упираясь локтями в колени. — Тогда мы еще не были друзьями. Джош был молчаливым… и странным. И слишком умным для своего возраста, — Мэтт поводит плечом. — Я не хочу утверждать, но даже будучи ребенком у Джоша были проблемы… кхм, с агрессией. Ну, то есть хоккей, конечно же, не самый мирный вид спорта, но Джош влезал в драки по поводу и без. Но как бы там ни было, в секцию он проходил один сезон — и бросил. Мэтт чешет затылок. — Мы сблизились уже в школе. Ну, как сблизились? Начали зависать в одной компании. Можно пересчитать по пальцам те разы, когда мы оставались наедине. Да, я знаю у нас с ним немного общего, но тем для разговоров у нас находилось достаточно. Достаточно, чтобы я мог назвать его моим другом. Достаточно, чтобы у меня сложилось впечатление, что и он так считает. «я заскочу в мак» «что тебе принести?» /17:20/             «принеси себя и большую картошку» /17:21/ Эшли поправляет чёлку и говорит: - Джош… он лучший друг Криса! И он брат Ханны и Бет! И он влюблен в Сэм! И он очень умный, креативный, уверенный в себе… был. Он был таким, — она сглатывает, — когда… он был жив. Когда мы учились в школе, он… завораживал меня. Она поднимает глаза и смотрит на доктора Хилла. — Только не подумайте ничего такого! Её руки сложены у неё на коленках, и она сжимает их в кулачки. — Будучи творческим человеком, я всегда распознавала его талант, пускай и не видела его пределов. Талант Джоша впечатлял и пугал одновременно. Её костяшки такие же острые, как и коленки. — Мы никогда не ссорились и даже не спорили. Иногда, — Эшли поправляет чёлку и усмехается, — даже дурачились. Поливали друг друга из садовых шлангов, танцевали на вечеринках, толкали друг друга в реку. Конечно, только если инициатором был Джош. Но несмотря на всё это… Она прикусывает губу и поправляет cвою шапку. — Я всегда его боялась и боюсь, — она прикрывает рот обеими руками и смотрит на доктора с опаской. — Я хотела сказать…             “Ок, я пойду приму душ»             «если я не напишу через 30 минут»             «это потому что я заснула в ванной»             «и умерла» /21:47/ Джессика говорит: — В детском саду Джош дразнил меня, дергал за хвостики, и мы дрались. Но несмотря на долгое знакомство, он никогда особо меня не интересовал. Да, он был популярен. В школе и за её пределами. Он снимал свои ужастики, делал презентации и видео подборки по случаю и без. И я была популярна, — она вздыхает (немного наигранно). — Первый состав чирлидерш, как никак. Мы были популярны. И наше общение казалось мне самой естественной вещью на свете. Девушка ёрзает на кушетке, подавляя желание повернуться на бок. Она же лежит под капельницей. — Джош… был странным. Как все творческие люди. Наверное… Сам себе на уме, весь такой загадочный и труднообъяснимый. Я никогда не могла понять: делает ли он мне комплимент или же смеется надо мной. Джессика касается своего лица. Осторожно. Избегая бандажа и швов под ними. Проверяя, есть ли у нее температура. — Мы… никогда не оставались наедине. Всегда кто-то еще был с нами. Почему я уверена, что «никогда»? — она сама себе задаёт вопрос. — Потому что в детском саду Джош обсыпал меня песком, прятал мои вещи и поджигал мои волосы, — сама себе отвечает Джесс. — Мы выросли. А страх того, что он может причинить мне вред — остался. «у тебя все хорошо?» /17:40/             «ага»             «норм»/17:46/ «уже набираю тебя» /17:46/ Эмили говорит: — Что вы хотите от меня услышать? Джош был моим одноклассником. С младшей школы. Во время учебы меня с ним часто ставили в пару, и мы вместе выполняли проекты. Я никогда не забывала поздравить его с днем рождения и всегда знала, что подарить, чтобы привести его в восторг. Я не пропустила ни одной его «премьеры», — девушка делает характерный жест «кавычки», — и тратила время, чтобы оставить комментарий на каждый его vlog и видео на его youtube канале. Она складывает руки на груди и отворачивается: — Он умел меня рассмешить и никогда не обижался на мои едкие высказывания. И если Джош не прислушивался к моему мнению, то он хотя бы всегда мог рассчитывать на то, что я скажу правду, — Эмили смотрит с вызовом на доктора Хилла, — потому что для этого и нужны друзья. Говорить друг другу правду и принимать тебя таким, какой ты есть. Я так считаю.             «Я сонная»/23:37/ «тогда иди спать»/23:37/             «но я хочу говорить с тобой»/23:38/ «тогда не ложись спать»23:39/             «но я так хочу спать»/23:39/ «Я тебя щас убью»/23:40/ Майкл говорит: — Джош был моим другом, — видно, что ему хочется отвести взгляд, но он продолжает смотреть прямо перед собой. — Всю мою жизнь я был окружен людьми. Всегда и везде. Где бы я не появлялся, меня тут же окружают люди, жаждущие моего внимания, общения или меня. Он откидывается на спинку дивана и вытягивает ноги. — Благодаря своему врожденному магнетизму, обаянию и скромности у меня повсюду есть знакомые. Люди, с которыми я учился, против которых играл на футбольном поле, которых встречал в других городах и поддерживал отношения… Они все то появлялись, то исчезали, не оставляя какого-либо заметного следа в моей жизни. Но Джош… Джош был постоянным. Майк кладет перебинтованную руку себе на живот и трет лоб правой. — Естественно, мы никогда не были закадычными друзьями. У него и у меня были свои дела и интересы. Выборы и жизнь, которые мало где пересекались. Но он… оставался. Джош мог быть на другом конце мира, но оставаться на расстоянии телефонного звонка. Он выдыхает: — Странный… странный Джош. Я никогда не знал, что творится у него в голове. Но это не мешало нам быть друзьями. «Йо!» «Я сделал для тебя плейлист»/00:11/ Крис говорит: — Вы знаете, что я его лучший друг. Я не знаю, зачем вы допрашиваете. Хотите обнаружить несоответствия и уличить кого-то во лжи? — недовольно начинает парень. — Я знаю, что Джош вам говорил, что «мы — лучшие друзья». И я это знаю почему? Потому что я его лучший друг! Он складывает руки на груди. Возмущенно так. — Быть может, вы хотите знать, что подразумевала наша дружба? Мы всё друг про друга знали. Он знал, откуда взялся шрам на моём предплечье. Я знал, на что он на самом деле потратил деньги, которые копил на машину. Я подделывал подпись его мамы, он знал, где я храню порно-журналы, — Крис загибает пальцы. — Нас часто ловили за передачей записок и шпаргалок, поэтому к 7-му классу мы выучили эльфийский язык Толкиена, чтобы даже если мы спалимся, и учитель нас заставит читать её вслух, то никто ничего не поймет, и мы сохраним свои дела в тайне. Его плечи расслабляются, а руки опускаются. — Я был первым и единственным слушателем всех его сценариев и идей. Я единственный видел отснятый материал, и мне первому он показывал финальную версию. Несколько раз я даже выступал спонсором его фильмов. Мы садились в машину Майкла и ехали в Вегас на выходные. Втроём. Майкл играл в рулетку, совсем не подозревая, что Джош привез меня туда считать карты. Крис усмехается: — Что только я ради него не делал… Я выигрывал для него пару тысяч, и мы ехали домой. Он снимал своё кино и никто не задавался вопросом "на какие деньги?". Он наклоняется вперед и снимает очки. — И я совсем не думал, что с ним что-то не так.             «с тобой все в порядке?»             «ты кажешься далёким и удрученным»/19:21/ «у меня кончились орео»/19:23/ Саманта больше ничего не говорит.             «после сеанса с доктором Хиллом»             «нормально будет, если я завалюсь спать?»/15:54/ «конечно»/15:56/             «в твоей постели»/15:56/ «конечно»/15:57/             «я так взволнована»/15:57/ Майкл всегда относил себя к тому числу везучих людей, которым благоволила госпожа Удача. Подобное умозаключение стало результатом многочисленных ситуаций, сложившихся в его пользу. Оказываться в нужном месте в нужное время. Особенный кайф, когда он ничего заранее не планировал, и всё получилось само собой. — О, Сэмми! Как, например, сейчас. — Где бы мы еще встретились… — особо не разделяя его энтузиазма, отвечает девушка. Они встречаются в лобби «Reform Club», элитарном мужском клубе. Может показаться, что подобное словосочетание, как «мужской клуб» стало архаизмом, понятием, встречающимся в ретро фильмах и возможно где-то на просторах «старой доброй Англии», где это явление собственно и зародилось. Явление, которое представляет собой собрание солидных, почтительных и благовоспитанных мужчин, которым нравится, когда их называют «джентльменами». Причем каждый из джентльменов преследует свою личную цель. Начиная с «желания расслабиться» и заканчивая «решением вопросов государственного уровня». Никто не скрывал сей «общеизвестный» факт, но и не делал излишней рекламы. В мире есть множество комнат, в которых за закрытыми дверями вершится история. Так было всегда. И в Бостоне подобная комната имела место быть. Саманта приравнивала такое заведение к «клубу по интересам» и абсолютно не парилась по поводу «невозможности» своего членства. «Ну, нравится мужчинам рассиживать в кожаных креслах, покуривая сигары и попивая виски в тускло освещенных комнатах. Не вижу в этом ничего плохого. Каждый имеет право на безобидное хобби», — отвечала Саманта на выпады своих знакомых феминисток. Майкл же всегда знал, что рано или поздно, но он станет завсегдатаем подобного заведения, так же как и его отец, и в своё время его дед (на которого он так похож!). Комната, где все решается. Монро ясно осознает, что хочет в ней оказаться. Он знает, что обязательно в ней окажется. Но в этот раз они здесь по-другому поводу. — Мистер Моррис и мистер Симонс извиняются, но они сейчас на переговорах, — сообщает мужчина, чей возраст невозможно угадать, в сером костюме, сшитом на заказ. — Они просят вас их дождаться. Прошу, пройдемте за мной. Коридор, по которому их ведут, предназначен для обслуживающего персонала. Стены совсем голые, без натюрмортов и пейзажей в позолоченных рамах, и абсолютно бежевые. Их шаги заглушаются толстым слоем ковролина. А еще это, как оказалось, короткий путь. — Подождите здесь, — открывая для них дверь, объявляет мужчина, — переговоры должны скоро закончиться. — Почему вы так уверены? — снимая шарф, интересуется Сэм. — Члены нашего клуба никогда не пропускают обед, — отвечает мужчина с такой серьёзностью, что непонятно, иронизирует ли он или же шокирован тем, что она не знает такой очевидно вещи. — Потому что все дела, как правило, решаются за обедом, — подсказывает Майкл, раскинув руки в стороны вверх. Девушка вежливо улыбается в ответ. За ним закрывается дверь, и они остаются одни. Эта комната напоминает гостиную из фильмов про высшее общество на рубеже 20-го века. Текстильные обои бордового цвета с изображением гербовой лилии, массивная деревянная мебель, слишком сильно напоминающая антиквариат, чтобы оказаться подлинной. На полу паркет расцветает множеством изгибов и переплетений, а через французские окна помещение заливает солнечный свет. Наверное, благодаря игре лучей в комнате тепло и уютно, несмотря на то что всё: начиная от отделки и заканчивая предметами мебели — дорогое и эксклюзивное. За неимением вешалки Саманта бросает свою парку цвета хаки на одно из кожаных кресел, как раз у этих самых французских окон. Прищуриваясь, девушка выглядывает во внутренний дворик, где ослепительно блестит снег. Она еще не успевает подумать, чем себя занять, когда к ней обращаются: — Поиграем? Она поворачивает голову на голос. Настолько спешно, что эпитет «быстро» граничит со словом «резко». — Что? — она несколько раз моргает, чтобы глаза привыкли к комнатному освещению. — В пул, — отвечает парень, занятый снятием своей куртки и не смотрящий на девушку. Она только сейчас замечает бильярдный стол в другом конце комнаты. — Я почему-то приняла его за обеденный стол, — она проходит глубже в комнату.  — Будет грех не воспользоваться представленной возможностью предаться игре одинаково любимой в высшем обществе и в барах с сомнительной репутацией. — Будто у элиты не может быть сомнительной репутации. Саманта трет левый глаз и не видит, как на неё смотрит Майкл. Как человек, которому что-то напомнили. Он совсем забыл как легко можно привыкнуть к её спортивному стилю. Не то чтобы он имел что-то против. Удобная, практичная, функциональная одежда, которая подчеркивает подтянутость и атлетичность её фигуры. Все эти хлопковые футболочки, обтягивающие водолазки и короткие топы. Не говоря уже о леггинсах, коротеньких шортиках и теннисных юбках. Её спортивный стиль плавно переходит в кэжуал или спорт-шик. Он вспомнил, как легко можно забыть, что она любит бохо. То, как она сочетает кружева, фланель, бахрому, шерсть, бархат… Сочетать несочетаемое. Как она носит макси-юбки, свитера тонкой вязки и льняные блузки. Как в её нарядах соседствует винтажные изделия и брендовые вещи. Он забыл, как ей идет этот хулиганский стиль. Не смотря на всю «многослойность», Майкл тоже ничего не имеет против… Например, сейчас… Саманта надела один из своих многочисленных свободных свитеров… едва держащихся на её плечах и созданных для того, чтобы её бельё специально было заметно. Он забыл, как это её… нижнее бельё, которое бюстгальтер-не-бюстгальтер, топ-не-топ, но всё такое кружевное-ажурное со сложно переплетающимися бретельками… как оно умеет ударять ему в голову. Он забыл, как он сходит с ума от её дерзкой женственности. Майкл забыл, но Саманта, не зная того, напомнила. Майк и Сэм берут по шару-битку, кладут их справа и слева от передней отметки и становятся в стойку. Им нужно выполнить удар одновременно. — Один… — начинает Саманта, фокусируясь на шаре. — Два… — продолжает Майк, осторожно упираясь на забинтованную левую кисть. Сэм ничего не может с собой поделать и бросает короткий обеспокоенный взгляд на его руку. — Три. Два белых шара несутся через весь стол к заднему борту и обратно. По правилам побеждает игрок, чей шар остановится ближе к переднему борту. — Ты поддаешься, Монро? — изогнув левую бровь интересуется девушка. — И не думал, — убирая свой биток со стола, отвечает парень. Не сговариваясь, они собираются играть в «восьмерку». Девушка разбивает, не забив ни одного шара, что очень предсказуемо. Майкл заказывает фиолетовую «7» и забивает. Что, опять же, очень предсказуемо. Майкл не позерствует. Просто он умеет играть, знает несколько приёмчиков и использует их по назначению. Когда наступает его очередь, он умело чередует удары с прокатом вперед, удары с остановкой и удары с оттяжкой во время которых биток оказывается соответственно ближе к лузе, останавливается или возвращается на исходную позицию. У Саманты дома нет бильярдного стола и уж тем более её родители не нанимали тренера, который давал бы ей индивидуальные уроки. Но у нее дома есть стол для пинг-понга и в школе она была одной из тех, кто больше любил геометрию, а не алгебру. А еще она азартная и никогда не сдается. Поэтому совсем неудивительно, что она забивает в лузы заказанные полосатые шары. Майкл наблюдает за расстановкой шаров вполглаза, всё чаще и чаще переводя взгляд на свою соперницу. В его защиту нужно сказать, что наблюдать за играющей в пул Сэм намного… — Еще чуть-чуть и на мне загорится одежда, — не отрывая взгляда от шара, делает Сэм замечание, — от твоего… кхм, пылкого взгляда. …намного интереснее. Парень стоит позади нее, и она не может видеть, куда он смотрит и что он делает в принципе, но всё равно он послушно тупит взгляд. И никого не волнует то, что он при этом усмехается и про себя отмечает: «Было бы неплохо иметь такую суперспособность». Между тем Саманта прицеливается, и Майк покорно исполняет её просьбу. И вообще не смотрит в её сторону. Он слышит, как она делает удар, шары бьются друг об друга, и один закатывается в лузу. И тут же его взгляд возвращается к ней. Застывает на уровне её затылка и обнаженной шеи. Как приклеенный. Саманта не смотрит на него. Совсем не смотрит. Фокусируя всё своё внимание на столе, шарах и траекториях. Будто бы её абсолютно не волнует, что на неё пялятся. Пялится довольно ничего себе такой парень, между прочим! А она от него отмахивается как от приставучей мухи. Обидно. Но на ней черные зауженные джинсы в обтяжку, и когда она становится в стойку для очередного удара Майкл готов закрыть глаза… на её отношение. Потому что её ноги и попа в этих джинсах… стоящее зрелище. «Боже, дай мне сил…» И он будет пялиться. Без зазрения совести. В качестве моральной компенсации. Девушка промахивается и наступает его очередь. Она заведомо знала, что проиграла. Она закусывает нижнюю губу и морщится, словно ей физически больно от этой мысли. Саманта Найт не любит проигрывать. Она умеет делать это достойно, но это не значит, что ей это в кайф. Но она трезво оценивает свои шансы. Она и Монро имеют абсолютно разный уровень: навыка, подготовки и практики. Кто-то может заметить, что Майк играет с травмой, что должно уравнивать их шансы. Это на словах. А на деле. Счет 5:3 в его пользу. Этого не достаточно. Конечно, это ничего не значащая игра в пул на интерес, но Саманта Найт, ой, как не любит проигрывать. У нее есть выбор… не придавать происходящему особого значения. Проиграть, сохранив достоинство. Как она умеет. Или… постараться выиграть? Если вы достаточно хорошо знаете Сэм, то уже знаете ответ. Она проходит вдоль длинного борта. Не спеша, слегка покачивая бедрами. С самым невинным видом, будто это её обычная походка. Ну, или насколько может быть «невинным» вид у девушки, специально обращающей на себя внимание противоположного пола. Но, думала ли она о последствиях своего решения? Она уверена, что Майкл смотрит на неё. Ей даже не нужно поворачивать голову в его сторону, вот насколько она уверена. Нет, не в своей «неземной красоте», «привлекательности» и «попе». Она никогда не была особенно тщеславна. Нет… Она уверена в Майкле, в силу его привязанности и в том, что он хочет её. Никто не скажет наверняка… Счет 5:3. Он промахнулся. — Ох! — в удивлении округлив глаза, реагирует Сэм. — Дрогнула рука? — Такое бывает, — упираясь о борт стола, отвечает Майк. Не подумайте, что она ведет нечестную игру. Саманта Найт всегда играет честно. А конкретно сейчас она пытается сделать игру честнее. Её совесть нашептывает, что это как бы против правил. Игрок, не выполняющий удар, должен ожидать своего удара и не мешать своему сопернику. Логично? Логично. Но Саманту игре в «Восьмерку» учили старшекурсники в общаге и ничего такого они ей не рассказывали. Так что… Она посылает свой шар в лузу. Счет 5:4. И не забивает следующий. Майкл заказывает шар и среднюю лузу, и, пока он натирает кончик кия мелом, Саманта останавливается где-то между средней и угловой лузой. Не совсем «перед носом», но в поле зрения. — Я не мешаю? — интересуется она, опустив руки на борт стола. — Нет, совсем нет, — отвечает он и делает вид, что ни разу не спалился, когда его взгляд опустился чуть ниже её ключиц. — Вот и отлично, — вздохнув, она облокачивается об борт и делает вид, что не замечает как Майк все не может оторвать глаз от её голого плеча и глубокого декольте. Это его проблемы, если он на нее ведется. Он промахивается, и её свитер тут же отдергивается, а плечо прикрывается. Она совсем не собиралась подслащать его неудачи. К сожалению, тот факт, что ей удается заставить Майкла промахнуться, не гарантирует стопроцентного попадания её собственного удара. Счет 5:4 и не ясно, сколько бы это еще продолжалось. Сколько раз Саманте пришлось бы его «отвлекать»? Сколько Майкл поддавался бы её чарам? Сколько бы они еще… играли? В конце концов… все разрешается в один миг. Когда наступает очередь Майка, когда Сэм отворачивается и подходит к окну. Когда Майкл ставит перевязанную кисть в мост и морщится от тупой боли, когда Сэм распускает свои волосы. Когда Майкл застывает в стойке и не может отвести глаз. Когда Саманта поднимает обе руки, чтобы снова собрать волосы и её свитер подскакивает вверх, делая зазор между её джинсами и этой чертовой кофтой. Когда ему кажется, что свет исходит от нее самой. В комнате появляются мистер Моррис и Алек Симонс. Прямо в момент его удара. Кий отклоняется на пару градусов и вместо «заказанного» шара, Майкл отправляет в лузу пурпурную «восьмерку». — Крестный! — она еще не закончила завязывать волосы, но уже несется к мужчине через всю комнату. Моррис расплывается в улыбке и с готовностью принимает её объятья. Он обнимает её одной левой рукой, придерживая недокуренную сигару в правой. — Одно радует, что мы с тобой стали чаще видеться, — негромко произносит мистер Моррис, трепля её правую щеку. — Жаль, что по такому поводу, — кривясь в грустной улыбке, также негромко отвечает Сэм. — А так пришлось бы ждать Пасхи. Алек оглядывает стол, подсчитывая шары, и делает вывод: — Ты проиграл? — Случайно забил «восьмерку», — поджимая губы, отвечает Майк. Его адвокат снова переводит взгляд на стол и со знанием дела угадывает кто какими играл, кто вел, а кто догонял. — Мальчик мой, ничего случайно не бывает, — констатирует Алек, беря в руки изумрудную «шестёрку». «Мальчик» ничего не говорит, только смотрит на него. Смотрит недовольно и с некоторой долей презрения, удерживаясь чтобы не закатить глаза и не цокнуть языком. «Да, что ты можешь об этом знать, Алек?» — думает Монро. — «А, вот я, черт побери, знаю!» — Простите, что заставили вас ждать, — привлекает их внимание к своей персоне Моррис, — но теперь мы в распоряжении друг друга. Саманта и Майкл переглядываются. Обоих накрывает чувство дежавю. Такое уже было… Чувство, что они в «одной команде», когда они, не сговариваясь, собираются заступаться друг за друга. Вчетвером они проходят в другую комнату, специально зарезервированную для них четверых. Несмотря на усилия дизайнера придать хоть сколько-нибудь уюта и сохранить стиль «под старину, но практично», эта комната сразу же выдает своё назначение. Переговорная. С огромным деревянным столом, заполняющим почти все пространство. Майкл отодвигает для Саманты стул, пока она на ходу собирает волосы. Она молча присаживается, никак не выказывая, что вообще-то она не хотела садиться именно там. Майкл садится слева от нее, что очень ожидаемо. Мистер Моррис и Алек Симонс садятся напротив. Именно за этим столом им говорят: — Вы последние, кто видел Джоша живым. — И миссис Вашингтон идет по ваши души. Ни Майкл, ни Сэм никак не реагируют на подобное заявление. Только продолжают смотреть на своих адвокатов. Устало и апатично. — Технически, это я последний оставался с Джошем, — озвучивает Монро то, о чем подумала Сэм, но не сказала вслух, чтобы её не обвинили в эгоизме. — Нам не подходит такой расклад, — Алек сказал, как отрезал. — Прошу прощения? — девушка прищуривается и её тон совсем не извиняющийся. — И какой расклад… вас устраивает? На слове «вас» она подчеркнуто смотрит на Алека и своего крёстного. Не удивляйтесь… вас же предупредили. Они сидят за одним столом, но для нее это почему-то игра два на два. Алек и Моррис переглядываются и говорят: — Вы находитесь в щекотливом положении. — Вы оба. — Не думайте, что мы не заметили… — Как вся ваша компания изменила свои показания. — Незначительно, но достаточно чтобы повернуть расследование в свою пользу. — Одному вряд ли поверят. — Но не семерым. Саманта отмечает, что у обоих адвокатов приятные голоса. Наверное, это профессиональное. У Алека — напряженный и теноровый, а у её крестного — неторопливый и хриплый. — Тело Джошуа Вашингтона так и не нашли. — Ни останков, ни следов его пребывания. — Но будет лучше, если его найдут. — В любом состоянии. Под словом «состояние» они подразумевают «целый труп» или «часть трупа», и Саманта это знает. — Когда его найдут, а его найдут! — Тогда экспертиза определит точное время и причину смерти, и с вас снимут обвинения в убийстве. — Обращаю ваше внимание на два ключевых момента. Это «время» и «причина». — Мы не сможем угадать «причину». Делая выводы из ваших показаний, это может быть «смерть от утопления», «смерть от переохлаждения» или даже «смерть от лап дикого животного»… — Поскольку мы не знаем наверняка, то вам лучше вообще об этом не говорить. — Но мы можем… кхм, «подкорректировать» время. Саманта все поняла. Поняла и без их многозначительных взглядов. Они говорят: — Если тебя спросят, скажи, что выбираясь из расщелины, ты услышала крик животного, доносящийся из шахт. Она слышит: — Соври. Они говорят: — Скажи, что вы втроём побежали, и Джош отстал от вас. Соври. — Скажи, что Майкл полез за тобой. Солги — Скажи, что ты ни на секунду не теряла Майкла из виду. Солги — Скажи, что ты помогла ему выбраться, и вы вместе пошли к дому. Солги… — Скажи, что оставляя Майкла с Джошем, ты ему полностью доверяла. Скажи правду. Неудивительно, что человек, о котором идет речь, категорически против. — Сэм, пожалуйста, не слушай мистера Симонса, — Майкл касается её левого плеча. — Я никогда не посмею тебя просить давать неправдивые показания. Мы оставим всё как есть. Они смотрят друг другу в глаза. У нее сдавливает легкие, и она не может дышать. За этим столом, в этой комнате, её просят спасти Майкла Монро. Предсказуемо, что его адвокат так не считает. — Ты что же не понимаешь, что если «оставить всё как есть», то тебя могут посадить! — вспыхивает Алек. — Чтобы найти сестер Вашингтон понадобился год, восемь студентов-первогодок, извращенный розыгрыш и смерть их брата, — мужчина загибает пальцы. — У нас нет столько времени, Майкл. — Вы просите её лжесвидетельствовать! Конечно же её крестный вставляет свои 5 копеек: — Эта ситуация довольно скользкая. Да мистер Монро подтвердил твоё алиби… Но никто не знает, что случилось на самом деле, там в шахтах. У Саманты руки непроизвольно сжимаются в кулаки. — Это знаешь только ты, — мистер Моррис делает кивок в её сторону, — и многоуважаемый мистер Монро, который поступает очень благородно. Благородно, но глупо, — указывает на парня всей ладонью. — Ну, еще и Джошуа Вашингтон, да покоится его душа с миром, — он возносит взгляд к небу и тяжело вздыхает. Болдуин Моррис смотрит на свою крестницу и говорит: — Нам не нужна правда. Нам нужно то, во что все поверят. Во что все поверят и что спасет вас двоих от тюрьмы. Но она слышит: «То, что спасет Майкла от тюрьмы.» Естественно, она соглашается.             «Почему ты еще не спишь?»/02:45:33/ «Почему ты еще не спишь?»/02:45:33/             «А-а-а-ааа-а-аа!» /02:46:09/ «аАа-ааААА-аа-АА!”/02:46:10/ Официальный отчет о психическом состоянии каждого из выживших после трагедии на горе Блэквуд еще не готов. Он и не может быть готов за неделю. И все это знают. Доктор Альфред Джей. Хилл знает, как делаются дела во время следствия и потому предугадывает приход адвокатов. И они приходят. Всего лишь трое. А не как ожидал Хилл. Болдуин Моррис, Алек Симонс и Фей Лонг. Они приходят под предлогом «консультации». В частности за разъяснением отчетов, составленных и написанных им же. Но намного раньше. О Джоше. Приходят вроде как за этим, но при этом сидят напротив и смотрят на него выжидающими глазами. — Я продолжаю сбор анамеза всех семи пациентов. Мне еще нужно «оценить» склонность к самоубийству и выявить наявность психопатических синдромов и прописать план лечения для каждого конкретного случая. Хилл заканчивает говорить. Трое адвокатов молчат. Моррис снисходительно улыбается, у Алека в глазах проскальзывает недоверие, мисс Лонг поджимает пухлые губы. Все трое молчат и ждут. — Но уже сейчас, без дополнительных тестов. Я могу со стопроцентной уверенностью сказать… — мужчина делает паузу. Трое адвокатов задерживают дыхание (естественно, непроизвольно). — Они все здоровы. Фух! Вот. Он это сказал. — Вы абсолютно уверены? — спрашивают Алек и Фей в один голос. Мужчина и женщина переглядываются. Раздраженно-удивленно. — На сколько возможно быть здоровым в век пропаганды насилия в масс-медия, — делает небольшую поправку Хилл. — Конечно же у них есть комплексы. Комплекс отличника, комплекс вины, тревожные расстройства. Подозрение на неврастению и обсессивно-компульсивные расстройства. Следуя врачебной этике, доктор Хилл не называет обладателя того или иного комплекса. Будто это не очевидно. — Я думаю мои коллеги хотели спросить, — вступает в разговор Моррис, — могло ли какое-либо имеющиеся у ребят… «расстройство» помешать им здраво воспринимать реальность? Конкретнее события той ночи? Хилл складывает руки в замок на столе и едва наклоняется вперед. — Нет… Опираясь на отчеты медиков, они не принимали алкоголь, наркотических или психоактивных веществ. Поэтому ничто, и я повторяю, ничто не могло исказить их восприятие реальности. Они были и остаются вменяемыми. Адвокатов сдувает будто ветром. Они получили то, что хотели, и дальше спешат по своим делам. Доктор Хилл мог бы очень многое им рассказать, при этом не нарушая врачебную этику. Но у него никто не спрашивает. Пускай все происходит, как он предугадывал, и никто из друзей Джоша не представляет для него интерес, как для практикующего врача-психиатра. Но это не значит, что они не интересны. Кто меньше. Эшли, Джессика, Мэттью и Эмили. Кто-то больше. Майкл, Кристофер и Саманта. А знаете почему? Доктор Хилл ожидает следующего сеанса с особым нетерпением. Из-за их снов. Все семеро ведут себя с ним с нескрываемым подозрением и осторожностью. По крайней мере, с начала. Майкл отшучивается, остроумничает, но при этом думает, что говорит. Крис говорит. Говорит много, но ничего такого, чего доктор Хилл не слышал. И они оба это знают. Саманта нехотя, через силу и с горем пополам говорит правильные и умные вещи. Говорит то, что никто другой не рассказывает Хиллу, и что он так хочет услышать. Но все трое так легко рассказывают ему о своих снах. Без уговоров и наводящих вопросов. Они не теряют бдительности. Ни в коем случае. Просто не считают эту информацию хоть сколько-нибудь важной. Майклу снятся волки, Крису — кролик, Саманте — койот. Неправда ли, любопытно? И нужно быть недальновидным идиотом, чтобы не заметить, что это не просто так. «В своих снах я часто возвращаюсь на гору Блэквуд. Чаще всего в пансионат». «Мне снится лес. Непроглядный. Повсюду снег, но деревья настолько высокие, и их кроны растут так близко, что мне почти не видно небо и совсем не разглядеть звезд». «Мне снится поле. Бескрайнее и открытое. Звездное небо. Ясное и вечное». У них разные начала. «Я снова прохожу коридор за коридором, палату за палатой. Но мне не страшно. Потому что со мной мой белый волк». «Я не успеваю испугаться из-за обстоятельств, в которых оказался, как в моём поле зрения появляется кролик. Я замечаю его, потому что его шерстка белее снега. Ну, и потому что это самый большой кроль, которого я когда-либо видел». «Я иду. Шаг за шагом. Движимая одним намерением не стоять на месте. Я сначала слышу вой и лай. До того как увидеть его, я знаю, что это — койот». Потом появление животного. «Мой волк следует за мной или это я следую за ним, но мы оказываемся снаружи раньше, чем я могу это осознать. Там нас встречает волчья стая». «Кролик играет со мной. Бегает вокруг меня. Наматывает круги. Настолько быстро и резко, что у меня начинает кружиться голова. Неожиданно он прыгает на меня и толкает своими лапами меня в грудь, сбивая меня с ног. А потом сидит и умывается своими лапками». «Он ведет себя, как собака. И, как собаку, я глажу его. Койот хватает меня и тянет за собой. И я следую. Следую, пока не перехожу на бег. И мы бежим по полю. Наперегонки. И я смеюсь». Схожие середины. «Это хороший сон». «Странный, но приятный сон». «Этот сон хоть как-то подпадает под категорию «хорошего сна». И одинаковое завершение. Занимательно, неправда ли? Хилл знает, что есть множество вариантов трактовки их сновидений. Волк — это сложный символ и довольно неоднозначный. Опасный хищник, способный убить человека. Ненавистный символ злобы, агрессивности и свирепости, алчности и кровожадности. Одновременно выступающий «богом войны» и родоначальником. Индейцы видели в этом животном собрата-охотника, уважали его и восхищались им. Майклу снится волк, потому что он встретил это животное в пансионате? Или же есть какая-то неведомая причина? Интерпретировать кролика в снах Криса ни чуть ни легче, чем волка Майкла. Еще одно животное с двусмысленной репутацией. С одной стороны быстрота, бдительность и ловкость, а с другой — лживость, трусость и похоть. Почему Крису снится этот лунный зверёк? Воплощением какого чувства, эмоции, страха может быть кролик для Кристофера? Быть может кролик с горящими глазами и светящийся белоснежной шкуркой может олицетворять героя из легенд? Кролика, который выкрал огонь и отдал его людям, как Прометей? Койот — это… луговой волк. Да, он намного меньше и слабее обычного волка, но… это всё равно волк. Это одновременно оборотень, герой и спаситель. В верованиях американских индейцев этот зверь уводит от опасности, но обладая лунным характером, насылает наводнения. Но почему «дух ночи» и «хитрец» снится Саманте? Такой положительной, честной, правильной? В своих записях доктор Хилл встречает три рисунка: волка, койота и кролика, — сделанные им же во время раздумий. Разумеется, очень упрощенные изображения. Он рисует их и запрещает себе слишком долго ломать себе голову о символике и о том, что сказал бы Фрейд, будь эти трое его пациентами. Он рисует и думает, что вряд ли сможет написать научную работу на эту тему, но статью в научно-психологический журнал вполне. «Прошу прощения!» «но я буду переживать и я буду волноваться!» «За кого ты меня принимаешь?» /14:25/ На двадцать седьмой день в городе начинает таять снег и становится ощутимо теплее. День недели — четверг. Именно в этот день они идут в ночной клуб. Это была идея Джессики. Зависнуть где-нибудь и расслабиться. Выпить и потанцевать. Всем вместе. Сперва вся компания, которая славилась своей «легкостью на подъём», отнекивается и ломается. Но Джессике удается всех «раскачать», и они соглашаются. Она заказывает столик в клубе, назначает время и … не приходит. Иронично, не правда ли? Их компания демонстрирует чудеса пунктуальности, приезжая в клуб плюс-минус 5 минут от назначенного времени. Они ждут Джессику, еще не зная, что она и вовсе не собиралась приезжать. Джесс с дня на день выпишут. И она не знает, как ей к этому относиться. С одной стороны ей очень хочется домой, в свою комнату, к её вещам. С другой — больница и эта частная палата стали для нее неким убежищем. Местом, где её не может достать реальный мир. За стенами больницы против них готовится судебное разбирательство и тает снег. За стенами больницы есть её колледж с пропущенными сроками сдачи эссе и тестов. За стенами больницы ей нужно будет что-то решать со шрамами на лице и… с Майклом. Эта инициатива с походом в клуб — первый шаг к возвращению в её жизнь. Доказательство, что она еще что-то может делать как надо, что у нее есть хоть над чем-то контроль. Пускай это «что-то» всего лишь клубная жизнь её друзей… Но Джессика делает свой выбор и… … дает повод девочкам надеть вечернее … парням повод выпить и прихорошиться … напоминает всем, что им всего лишь 19. … и совсем не подозревает о последствиях. Хотя, какие последствия могут быть после обычного похода в клуб? Майкл будет душой компании. Крис будет шутить. Эмили напьётся. Эшли будет танцевать до кровавых мозолей. Сэм обязательно споёт в караоке. Мэтт развезёт всех по домам. Джесс может без запинки назвать коктейль, который каждый из них закажет. Что такого может произойти? Осмелевшая после май-тая Эшли утаскивает хромающего Криса на танцпол. Эмили все строит глазки Майку и пьёт яблочный мартини. Один за другим. Монро попивает сезарк и старается не встречаться взглядом ни с Эмили, ни с Мэттом. Спортсмен пьёт безалкогольное мохито и очень недоволен. В конце концов Эмили встаёт из-за стола, напоследок кладет руку Майклу на плечо, тот не ведется, и девушка уходит на танцпол. Мэтт следит за ней «коршуном», бросает взгляд на стол и после секундного раздумья, допивает «Том Коллинз» Криса и встает из-за стола. Оставляя Майкла и Сэм. Она следит за уходящим Мэттом одними глазами, не отрывая губ от трубочки, через которую потягивает мятный джулеп. Она и Майк остаются одни. Можно было предугадать подобное стечение обстоятельств? Сложно, но возможно. Но откуда она могла знать? Откуда она могла знать, что Саманта вместо привычного струящегося сарафана наденет одно из своих «кукольных платьев»? То самое. Темно-бордовое с длинными прозрачными рукавами, вышивкой и кружевной отделкой на груди. То самое. Свободного кроя, доходящее до колен. Откуда она могла знать, что сезарк и мятный джулеп считаются «южанскими напитками», и Майкл, естественно, об этом осведомлен? Знает состав и какой её коктейль на вкус. И что в его голове зародится шальная мысль, что он знает какой сладкий вкус он почувствует, если поцелует Саманту. Вот сейчас. Откуда Джессике было знать? Между тем, в Саманте борются два диаметрально противоположных желания. Вскочить со своего места и затеряться среди танцующих, прокладывая между собой и Монро как можно большее расстояние, и желание, чтобы Майкл сидел с ней, тихо разговаривал, смотрел на нее, и чтобы этот момент никогда не заканчивался. — Сыграем? Она сидит к нему боком и бросает на него косой взгляд, в буквальном смысле. — Ты хочешь реванша? — она размешивает лед трубочкой. — Но я не вижу здесь бильярдного стола. Майкл усмехается, и её маленькое сердечко гулко бьётся у неё в груди. — Ты можешь всегда рассчитывать на мою фантазию, а я могу рассчитывать на твоё благородство, и что ты всегда дашь мне возможность отыграться. Она закатывает глаза, но не может сдержать улыбку. — Я боюсь спросить, что ты себе нафантазировал. Он кладет левую руку на спинку её кресла. Она делает вид, что он это сделал для удобства. Ведь он упрямец, не желает носить фиксатор для пострадавшей руки. — Ты удивишься какими невинными могут быть мои фантазии, — он остается сидеть на расстоянии вытянутой руки. Она демонстративно оглядывает его, не скрывая свой скепсис. Майклу всё равно. Он залипает на её губы, точнее на трубочку, которую эти губы сжимают. — Но мы не будем этого проверять, — заключает девушка, ласково улыбаясь. — Так во что ты хочешь сыграть? Вместо ответа Монро кричит через три стола, привлекая внимание бармена за стойкой, и заказывает сет с шотами. Заказ принят, а Майкл сидит, подпирая голову правой рукой, и улыбается как Чеширский кот. И в это мгновение на Саманту находит озарение. — Нет, мы не будем в это играть. — Что? Почему? Это же наша любимая игра. — Ничего подобного! — Не ври, тебе она нравится. Майкл отмахивается от её протестов, всё также улыбаясь. — Мы не будем играть в «Я никогда не…»! — на полном серьёзе заявляет она. Но у нее дрожат уголки губ, и парень совсем ей не верит. —  Саманта, — он произносит её имя, одновременно требуя и прося. — Майкл, — она произносит его имя ему в тон, как заклинание. Они смотрят друг другу в глаза. Оба пропускают тот момент, когда следовало бы опустить глаза или перевести взгляд и сделать вид… Сделать вид, что Майкл не смотрит на нее так, как он смотрит. Сделать вид, что Саманта совсем ничего не поняла. В очередной раз. Они смотрят друг другу в глаза. И это новый вид игры в «гляделки», только проиграет не тот, кто первый моргнет. А тот, кто первый отвернется. Их обоих спасает подошедшая с их заказом официантка. Перед ними на столе появляется сет из 12 стопочек, выполненных в форме пробирок, чьё содержимое переливается всеми цветами радуги в тусклом свечении ламп с танцпола. — Я выбрал игру, а значит первый ход — твой, — беззаботно объявляет парень, протягивая ей ярко-зелёный шот. Вздохнув, девушка берет в руки пробирку. — Ведь ты же знаешь, что я выиграю, — разглядывая содержимое, размышляет она. — Пускай победит сильнейший. «Я никогда не…» в большинстве случаев играется большой компанией и предназначена для того чтобы лучше узнать друг друга. Ну, еще для того чтобы повеселиться и узнать такого рода информацию, которую можно было бы использовать для шантажа. Причем элемент алкоголя вносится, согласно правилам игры, как раз для того чтобы притупить голос здравого смысла и развязать язык. Когда же играют двое людей, которые давно и хорошо друг друга знают, то здесь игра приобретает другой смысл. — Я никогда не была президентом класса. — Я никогда не был председателем комитета по защите окружающей среды. Начинают с общеизвестных фактов. Чокаются и выпивают по шоту. — Я никогда не была на охоте и не стреляла в животных. — Я никогда не был вегетарианцем. Еще пара фактов с которыми не поспоришь. Еще две выпитых пробирки. — Я никогда не играла в футбол за сборную школы. Майкл молча закидывается шотом, кривится и говорит: — Я никогда не оставался после уроков в качестве наказания. Сэм складывает руки на груди, недовольная тем, что в игре "два на два" этот ход в его пользу. — Ты всю жизнь будешь припоминать мне тот раз? — Это мой долг, — одним взглядом он показывает на подставку с пробирками и, всплеснув руками, девушка выпивает свою порцию. — Я никогда не принимала участия в конкурсах красоты. — Эй! Это был конкурс «Мистер Беверли Хиллз High School»! — Да? А рекламная компания была будто за звание «мисс Вселенная» соревновались. Она также непреклонна и с удовольствием наблюдает, как он опустошает четвертую пробирку. — Я никогда не лазил по крыше школьного корпуса. По тому, как беспрекословно она залпом выпивает шот, можно догадаться, что она до сих пор гордится этим своим безрассудным поступком. Крепкие миксы обжигают обоим горло и тепло растекаются по всему телу. Саманта, все это время сидевшая к нему боком, поворачивается на своём стуле лицом к Майклу. Он не убирает руки со спинки её кресла и становится до невозможности ясно, что ей никуда не деться. Тем более алкоголь уже немного ударил в голову. И музыка теперь не кажется такой громкой, и решение прийти сюда — таким верным. А следующие слова так и вовсе кажутся блицкригом. — Я никогда не подсматривала за тем, как ты… кто-либо из участников этой игры переодевается. Майкл не отпирается, лишь бубнит на выдохе: «Ну, это того стоило…» — Я никогда не отказывал семи людям, которые приглашали меня на выпускной. Саманта внимательно смотрит на него. У нее на языке вертится логичный вопрос: «А откуда ты вообще это знаешь? Ты что, считал?» Она открыла было уже рот, но тут же закрывает его. Ведь тогда он ответит на другой вопрос: «Тебе было интересно, скольких я продинамлю, после того, как отказала тебе, великому и прекрасному, Майклу Монро?» И выпивает пятый шот. На этот раз напиток проходит не «в один глоток», и она едва не закашливается. А еще морщит нос и кривит рот, высунув язык. Майкл наблюдает за ней. Наблюдает и думает, что он уже пьян. Потому что отчетливо осознает, что любуется и умиляется её гримасам, как бесхарактерная тряпка. Сэм прикрывает рот рукой и ёрзает на месте. К сожалению, ей нечем запить и приходится терпеть, пока пройдет неприятное ощущение. Они сталкиваются голыми коленями. Потому что на нем рваные джинсы, а она в платье без колгот или чулок, только в гетрах. Это её отрезвляет. — Я… я никогда… И заводит. — Я никогда… И будит любопытство. — Я никогда не… И заставляет рисковать. — Ну, так что? Ты сдаешься? Ведь она всё еще хочет обыграть его больше всего на свете. Саманта Найт прочищает горло, но все равно, с легкой хрипцой и без запинки произносит: — Я никогда не представляла нас, занимающихся жарким, страстным, местами извращенным сексом. У Майкла выпадает пробирка из рук. Вот насколько он опешил. Опешил, оробел, оторопел, растерялся и смутился. Нужное слово подчеркните. Он облизывает неожиданно пересохшие губы и ровным (насколько это возможно голосом) спрашивает: — Ты мне спуску не дашь? — Это мой долг, — не сводя с него глаз, с самым невинным выражением бросает она ему его же слова. — Так какой твой ответ? В сете остается всего одна пробирка. По цвету и текстуре легко угадывается «опухоль мозга». Майкл берет шот, подносит к губам и пьёт. Слои водки, сладкого вермута, гренадина и Бейлиса смешиваются у него на языке. Он пьёт и не сводит глаз с Саманты. О чем думала Саманта в тот момент мы никогда не узнаем. Только с уверенностью можно сказать, что девушка не слышала музыки, голосов и шума толпы. Она не видела снующих туда-сюда людей. Она не чувствовала, как завибрировал в сумочке телефон. В тот момент весь её мир клином сошелся на нем. В тот момент, пока он пил. Это можно точно утверждать. — Ой! Вы играете «Я никогда не…»? — падая за их стол, спрашивает Эшли. Оба, и Майкл и Сэм, подпрыгивают на месте. — Кто выиграл? — замечая ряды пустых пробирок, интересуется их подруга. — Сэм, — быстро признает своё поражение парень. — Саманта выиграла. Победительница садится прямо и одаривает Эшли лучезарной улыбкой и спрашивает: — А где Крис? — Он вышел подышать воздухом, — с готовностью отвечает Эшли. — Я его затанцевала. — Я не сомневаюсь, — комментирует Эмили, держа в зубах трубочку от её нового коктейля. — Свежий воздух — это отличная идея! — наигранно улыбаясь, Саманта встает из-за стола. — Я, пожалуй, составлю ему компанию. Удаляясь, она полностью игнорирует вкрадчивые взгляды Майкла, направленные в её сторону. Так еще раз зададим вопрос. Откуда Джессика могла это знать?             «Прости меня»             «пожалуйста поговори со мной»             «эййй!»             «самый замечательный человек на свете???»             «солнышко?»             «сладкий рулетик с корицей, который слишком прекрасен, слишком идеален для этого мира» /20:17/ «твои извинения не вернут мне мои чертовы M&Ms»/20:20/ — Альфред… а хочешь я расскажу тебе о них? Снова… Я же т-а-а-а-к хорошо их знаю. Доктор Хилл упрекает себя в непрофессионализме. Ведь даже самые отъявленные преступники: маньяки, серийные убийцы и детоубийцы — имели право рассчитывать на его беспристрастность. В данном же случае… Он скорее подтверждает чужие выводы, чем делает собственные. — Мэтт, — Джош закатывает глаза, — такой правдивый, такой честный, такой добропорядочный. Такой… наивный Мэтт. Доктор, не глядя, может угадать кислое лицо Джоша. — Так легко быть добрым и благородным, когда ты с самого детства больше и сильнее других. Когда все заинтересованы в дружбе с тобой, когда никто не затевает с тобой драк, когда никто над тобой не издевается, — в его тоне не чувствуется зависть, а только сухая логика. — Не так ли, доктор? Краем глаза Хилл видит, что Джош застыл в по-кошачьи расслабленной позе. Полулёжа в кресле, так что левая нога свисает с быльца. Он так всегда делал. — Вам не скучно? Мне ужасно ску-у-у-у-чно-о-о, — закидывает голову и смотрит в потолок, — Мэтт не то чтобы тупой… просто образование — это не его стезя… Да и зачем себя напрягать? Корпеть над учебниками? Ходить на дополнительные занятия? И правда, — силиться подавить смешок, — зачем? Если все двери перед ним открыты до тех пор, пока он показывает результат на льду. Мэтт встает со своего места и начинает ходить по комнате. Доктор Хилл никак не комментирует желание парня «размяться». Джош одними глазами отслеживает траекторию, по которой двигается Мэтт. — Я бы посмотрел на него… — голос звучит глухо и нечетко, — как это. Именно поэтому доктор Хилл поворачивает лицо чуть вправо, чтобы убедиться, что он все еще здесь. — Люди никогда не задумываются о том, на сколько хрупкие у них тела… как легко ломаются кости, рвутся связки, сдирается кожа… При правильных обстоятельствах. — голос-эхо становится разборчивее и четче, — я бы хотел посмотреть, как Мэтт сломал бы ногу, или раздробил себе колено, или вывихнул локоть. Нет, не его мучения из-за болезненной травмы. О, нет. Доктор Хилл и не заметил, как его взгляд снова вернулся к Джошу. — Я бы посмотрел на его лицо, когда врач ему объявит: «Сожалею, но вам придется забыть о спорте», — у Джоша дергается левый уголок губ. — Я бы хотел посмотреть, что тогда сделал бы наш Мэтт? Остался бы таким же добрым и честным? Не думаю…             «когда я приду к тебе, то заобнимаю до смерти» /21:33/ «мне уже страшно» /21:34/             «готовься»/21:34/ — Эшли-и-и-и, — его губы растягиваются в улыбке одновременно с тем, как он растягивает её имя, — напуганная крошка-Эшли. Джош разваливается справа на кресле и наблюдает за девушкой. Самодовольно и лениво. — Эшли-я-не-при-делах, Эшли-что-обо-мне-подумают, Эшли-промолчу-и-посмотрю-что-будет, Эшли-когда-же-он-сделает-первый-шаг, Эшли-я-комплексую-от-того-что-еще-девственница, — Джош говорит на тон выше и кривит рот, — Эшли-милашка, Эшли-малышка, Эшли-с-газельими-глазами. Такая… сладкая-сладкая. Как кленовый сироп… Между тем девушка говорит. А доктор Хилл задаёт новый вопрос. — Настолько сладкая, милая и сахарная, что раздражает… Доктор Хилл, до этого не сводивший взгляд с девушки напротив, бросает мимолётный взгляд на лицо Джоша. Тот смотрит исподлобья, передергивает правым плечом, выдыхает. — … что аж хочется нагнуть её и трахнуть. Сзади, — монотонно продолжает Джош. — Чтобы не видеть её Бэмби-взгляда. Чтобы… запачкать эту её белоснежную сахарность.             «я в одиночку сожрала почти целый торт за последние 24 часа»             «как ты можешь общаться со мной?»             «я бедовая» /11:03/ «потому что ты в одиночку сожрала почти целый торт за последние 24 часа» «вот и ответ»/11:05/ Джош сперва молчит. Молчит и не смотрит на Эмили. Отворачивается. — Не делайте вид, будто удивлены, доктор Хилл. Девушка забрасывает ногу на ногу и откидывается на диване, как у себя дома. — Я же вам рассказывал… какая Эмили. Краем глаза Хилл замечает, что Джош больше не сидит, развалившись в кресле. Мужчина еще не успевает подумать о том, что могло бы это значить, когда слышит его голос: — Сучизм из нее так и прёт. Прямо у себя над ухом. — Как так получилось? Ведь если не знать о её характере, то Господь не обидел Эмили. Ни в чем, — он облокачивается на спинку дивана так, что их лица на одном уровне, — и внешность, и интеллект, и души не чающие в ней родители, достаток, место в обществе. Она… талантливая. За чтобы она не бралась… она достигает завидных результатов. Будь-то спорт, учеба, организация вечеринок или банальная выпечка маффинов, — монотонно перечисляет парень, — и она все равно стала такой. Тем временем Эмили смотрит прямо на доктора. Нескромно. Исподлобья. — Мне кажется, что это неслучайно. Ну, то, что ее так наградила природа. Как будто Боженька знал, что если хоть чего-то из этого у нее не будет, что если хоть в чем-то она будет хуже других, — Джош выпрямляется в полный рост, но его руки так и остаются лежать на спинке дивана, — то она просто сжила бы со свету всякого, кто имел несчастье быть лучше неё. От бешенства. Делает паузу. Доктор Хилл переворачивает страницу. Эмили закатывает глаза. Джош отходит в сторону. — Вы знаете… она никогда не признаёт свою вину. Просит прощение таким тоном, что любому понятно, что ей совсем не жаль. И она никогда не раскаивается в содеянном. Произносит все безэмоционально. Даже апатично. От чего его реплики приобретают жуткий смысл. — Таких, как Эмили особенно приятно ломать. Привести её в положение полной беспомощности. Когда не будут иметь значения её средний бал, сумма на кредитке, лайки в соцсети, её таланты, её достижения и маленькие победки, — его голос звучит из ниоткуда и со всех сторон сразу, — заставить её почувствовать себя слабой. И только тогда заставить раскаяться. Хилл моргает, и Джош появляется у дальнего окна, позади Эмили. — Вы спросите, как я могу утверждать это с такой уверенностью? Он поворачивается лицом и смотрит прямо на доктора. — Но вы же сами говорили… Мы очень похожи. Я и Эмили.             «могу я попросить тебя кое о чем?»/01:55/ «открою тебе страшную тайну» «ты можешь заставить меня сделать, что угодно» «своим сонным голосом»/01:57/ Перед Хиллом на кушетке расположилась Джессика, а позади него стоит Джош. Стоит и молчит. Доктор его не видит. Но ощущает его присутствие, будто он физически может там быть. Может стоять и наблюдать за происходящим. Именно это и делает. Стоит и молчит. Первые минут 20. — Джессика всегда шла по пути наименьшего сопротивления, — делает шаг в их сторону. — Списывала домашние задания, жульничала на контрольных, мухлевала на соревнованиях. Но при этом ей редко когда удавалось быть «лучшей» или «первой». Хах, наверное, это не очень приятно осознавать, что даже когда у тебя есть преимущество перед другими, то этого всё равно недостаточно. Джош появляется в поле зрения. Он обходит кушетку с Джессикой прогулочным шагом и глядит по сторонам. — Хотя я вру… Она первая со всего школьного потока начала делать маникюр, краситься и носить лифчик. Он продолжает: — Она давно поняла, что добиться хоть чего-то в этой жизни… она сможет только через постель. Это похвально, — Джош кривится в усмешке, — знать себе цену. Ручка в руках у доктора Хилла замирает, и он фокусирует свой взгляд на парне, который останавливается у изножья кушетки. Возможно это игра света, привычные синяки под глазами и его немного ссутуленная спина, но он застывает в таком вот нависающем положении, с таким вот злобным выражением лица. — Тупорылая завистливая дрянь, — едва шевеля губами произносит Джош. — Она всегда всем завидовала. Завидовала Эшли, что её приняли в нашу компанию просто так. Завидовала своей лучшей подруге, Эмили, которую, не смотря на весь её сучизм, мы продолжали считать подругой. Завидовала моей Бет, которой не нужно было сверкать ляжками или сиськами, чтобы на нее обратили внимание. Завидовала моей Ханне… моей милой, наивной Ханне, потому что видела в ней «соперницу», — Джош облизывает губы и сглатывает. — Она завидует… моей… Сэм… За то, что она специально не старается, но её все любят. К ней тянутся. К ней прислушиваются. Джессика поёживается и передёргивает плечами. — Мне даже противно об неё руки марать… — брезгливо морщась, заключает Джош. «эй» «все будет хорошо» «у тебя же красивые волосы» «а исследования показывают, что в большинстве случаев» «у людей с красивыми волосами все проблемы разрешаются»/23:19/ Джош демонстрирует внезапное оживление с приходом Монро. С живым интересом следит за каждым его движением. Склоняет голову то влево — когда Майкл смеётся над своей же шуткой, то вправо — когда тот бухается на диван. — Майкл Монро… Эта наглая сволочь, которую все обожают, — с откровенной теплотой начинает Джош, — это не от того, что он красавчик, просто у него есть врожденное очарование, от которого никому нет спасения. Либо ты разомлеешь от его чар, либо он будет раздражать. — Майкл… это как если бы реальная жизнь была похожа на мюзикл. Он делает жизнь похожей на бродвейский мюзикл. Кто-то их обожает, кого-то они раздражают… но все о них слышали. Надоедливое трепло, которое все терпят, потому что он привносит каплю шоу в серые будни обычных обывателей. Скрашивает рутину, будоражит воображение, — Джош смотрит на него сквозь полуоткрытые веки, — одним словом… возбуждает. — Очень странно… но я совсем не злился на Майкла, — продолжает он. — Я имею в виду после пропажи девочек. Нет, естественно, я был зол. На всех и каждого. Но… Майкл был первым, кого я простил, — по-деловому перечисляет Джош. — Вам интересно почему? Ах, да! Я же вам уже рассказывал. Монро снова шутит, и доктор Хилл неожиданно для самого себя ухмыляется. — Я обожаю Майкла, — на лице Джоша расцветает жуткая усмешка. — Он так похож на главного героя фильма, который я обязательно сниму. «Я не хочу о таком думать»/16:12/             «Тогда включи музыку погромче и не думай»/16:17/ Доктор Хилл делает над собой усилие, чтобы не сводить взгляд с Криса. Во-первых, это было бы грубо с его стороны, ведь Кристофер смотрит ему в глаза. Во-вторых, это было бы не профессионально. Хиллу важно проследить за сменой или отсутствием той или иной эмоции на лице парня, который на данный момент является его пациентом. Это важнее, чем наблюдать за лицом его бывшего пациента, который является плодом его воображения и чьи комментарии не внушают особого доверия. Но все равно… Краем глаза Хилл следит за Джошем. За тем, как он встает со своего места, как делает один, два, три шага назад. Неуверенных шага. Расширяя расстояние между собой и Крисом. Своим лучшим другом. Лицо — непроницаемая маска, только в глазах — паника. — Я знаю Криса давно. Очень давно. Большую часть своей жизни, — начинает Джош из далека. — Он умный. Самый умный человек из всех, кого я когда-либо встречал. Он добрый, верный и безотказный. И все это знают. И все этим пользуются, — Джош резко выдыхает и это очень похоже на смех. — Я рискну предположить, что ему это даже нравится. Хилл отворачивает от Криса, обращая своё внимание на Джоша… который облизывается. — Когда на него рассчитывают, когда его просят помочь, когда ему изливают душу, — парень громко выдыхает, — так он может почувствовать свою значимость и убедить самого себя будто он сильнее… и имеет хоть сколько-нибудь власти над нами. Доктор переводит взгляд на Криса и не видит, как Джош прикрывает глаза и громко сглатывает. — А вы знали, что Бет нравился Крис? Ах, ну да, я же вам рассказывал! Будет преувеличением, если я скажу, что она прям была влюблена в него. Никаких мечт о будущем доме с белой оградкой, тройке детей и каникулах в Диснейленде. Ей нравилось с ним общаться, он её смешил и ей было очень любопытно с ним переспать, — перечисляет он, загибая пальцы. — Откуда я это знаю? Я читал её дневник. Хилл помнит, как Джошуа однажды признался, что нашел дневник своей сестры. Они тогда вступили в жаркую полемику о том, остается ли за умершим право на приватность. Доктору так и не удалось убедить его не читать «записки о сокровенном», заведомо зная, что это только усугубит состояние Джоша. — Но Крис втюрился в Эшли, и это было так очевидно, — парень морщится. — Хотя, это сугубо моё мнение, Бет бы ничего не стоило взять нашего ботана в оборот. И она это знала. Потому что я ей так сказал. — Я знаю, что он кроткий, как барашек, что он послушный, покорный и так легко внушаемый, — его слова звучат вяло и сипло. — Вы тоже скоро это заметите, док. Хех. Я бы… Я бы так мог выкрутить ему мозги, сломать и заставить его подчиняться моей воле, — мечтательно продолжает Джош, — но, Крис — мой самый лучший друг. Я его люблю. Именно… Именно поэтому я дал ему роль «герой-любовника» в моём фильме.             «эй, крис, ты мой лучший друг»             «я люблю тебя”/09:46/ «эй, сэм, ты тоже мой лучший друг» «я тоже люблю тебя”/09:47/ Девушка присаживается на диван, так же как и другие до нее. Хилл моргает. Джош оказывается слева от нее. Сидит на другом конце дивана. Сидит, развернувшись к ней всем телом, поджав под себя правую ногу и не сводя с неё глаз. — Я уже много раз это говорил, Альфред, — тихо заговаривает он, — но я повторюсь… Джош подвигается к ней поближе. — Я боготворю её. Делает глубокий вдох. — Я отдам свою жизнь за нее. Без промедлений. Он сидит возле нее, и потому доктору Хиллу ничего не стоит переводить свой взгляд между ними. — Сколько я её знаю, она всегда была отважной. Она построила клетку из ребер и кожи и сразу же заперла в ней льва, — Джош тянется к ней левой рукой, касается её правого плеча и проводит пальцами по её ключицам. — Вы возразите, что это варварство и совсем на нее не похоже… закрывать зверя. Ведь, конечно же, лев начнет лакомиться её сердцем, — он неотрывно смотрит на её шею, — однако, зверь был умным и просто жил в её грудной клетке, защищая её сердце. Доктор Хилл моргает. И Джошуа держит свои руки при себе. Сидит, понурив голову, дергано перебирая пальцы, не в силах долго на неё смотреть. — Я боготворил её, Альфред, — произносит он с обожанием в голосе. — Я готов был на всё, лишь бы она стала моей. А она бы стала… у нее просто не было другого выбора. Джош оказывается позади дивана. Он ходит туда-сюда, жестикулирует руками и из-за него почти не слышно Сэм. — Несмотря на то, что все парни были хоть немного, но влюблены в Саманту, я никогда не считал их соперниками. Мэтт не подходит ей по уровню интеллекта. Его тупых шуток и общей любви к спорту не хватит, чтобы удержать её. Крис… Безынициативный, нерешительный, скромный Крис всегда умел правильно оценивать свои шансы. Он бы никогда не посмел подкатить к Сэм с целью с ней замутить. Почему? Потому что ко всему вышеперечисленному Крис еще и пиздец какой благородный. Вы спросите при чём тут благородство? Да, при том, что Крис — мой лучший друг, и он знает о моих чувствах к Сэм. Майкл… Как бы выразиться, чтобы никого не обидеть? Монро — ветреный сукин сын. Порядочный соблазнитель. Любвеобильный рыцарь. Он знает, каков он, и что Саманта больше всего ценит верность, — он закашливается перед тем, как произнести, — и она тоже. Не смотря на то, что она влюбилась… она знает, какова она, и что Майкл больше всего ценит свою свободу. Хилл опускает глаза, чтобы сделать отметку в своих записях. — Я — все, что ей нужно. Мужчина поднимает глаза. — Нам суждено было быть вместе. Джош сидит у ног Саманты. — Ей суждено было быть моей. Кладет голову ей на колени. — Мне суждено было быть с ней. Делает глубокий вдох. — Ты… ты вырезала моё сердце… и отдала своему ручному льву на съедение. Целует её колено. — А меня оставила истекать кровью. У него дрожит и хрипнет голос. — Ты — единственная, кому я могу доверять. Ты — единственная, во что я могу верить. Альфред Хилл на мгновение задумывается над тем, что Джош, будучи «плодом его воображения», должен осознавать и понимать, что только он может его слышать и видеть. — Пожалуйста… не оставляй меня одного. «как прошел сеанс?»/15:31/             «он говорит, что у меня облегченная форма латентной депрессии»             «бесит»/15:34/ «и как с этим бороться?»/15:34/             «ты не мог бы»             «вытрахать из меня печальку?»/15:36/ «эм…» «как на счет того, чтобы ты рассказала мне о том, что тебя печалит?» /15:40/ Намного позже, когда Хилл засядет за подготовку отчета для коллегии адвокатов, когда в его кабинете наступит оглушающая тишина... — Эй, док! Мужчина даже глазом не моргнет при звуке его голоса. — Ну, как вам мои друзья? Доктор Альфред Джей. Хилл не сошел с ума, и он в этом уверен. — Я же говорил, что они вам понравятся. Просто у него работа… вредная.             «я правда не могу представить свою жизнь без тебя»/01:17/ «я тоже»/01:17/             «с кем бы я еще валялась в постели и спорила?»/01:18/