Истории ненаписанных песен

Сакура стояла около зеркала, аккуратно расправляя руками складки длинного белого платья, подол которого едва доходил до лодыжек. По правде говоря, она никогда не любила его надевать, и оно бы так и пылилось в шкафу, но обязанности в племени принуждали делать то, что, может быть, и не хотелось. С тоской посмотрев в угол зеркала, где отражался ее излюбленный холщовый наряд, уютный и удобный, Сакура грустно вздохнула, переведя взгляд обратно. Чуть растрепав рукой розовые волосы, с трудом доходившие до угловатых плеч, девушка шагнула в сторону выхода из дома, собираясь покинуть пределы дома, как услышала легкие, крадущиеся шаги матери, которые за свою жизнь изучила так хорошо, что с легкостью могла узнать их из сотни тысяч других. — Доброе утро, Сакура, – девушка мгновенно обернулась, когда сзади прозвучал любимый и ласковый голос родительницы, Мебуки. Та стояла, скрестив руки на груди, устало и нежно глядела на дочь болотного цвета глазами и, как всегда, слабо улыбаясь уголками губ, – сегодня тебе нужно провести небольшой урок с мальчишками? — Да, госпожа Харуно, – полушутливо ответила Сакура, немного склоняя голову, на что Мебуки недовольно поморщилась, мягко одергивая дочь, если это можно было так назвать. — Не нужно этих формальностей, мы же не на собрании, – она одарила девушку лукавым взглядом. – Хотя, думаю, в последние несколько месяцев их было так много, что ты привыкла меня так называть. Не правда ли, госпожа Сакура-сама, новая певчая Конохи? — Мам, ты же знаешь, я не люблю свой новый титул. Не называй его, пожалуйста, – слова Сакуры прозвучали несколько резко, но Харуно-старшая нисколько не оскорбилась, а лишь подошла к дочери и ласково потрепала по щеке, таким образом, как и всегда, выражая сожаление. — Прости, – она быстро поцеловала дочь в лоб и отступила на шаг, – иди, а то опоздаешь. — Хай! – звонко отозвалась юная Харуно, выбегая из дома, – вернусь как обычно! — Уже соскучилась. И не носись так по всей деревне! Вдогонку послышался стук двери. Сакура тихонько засмеялась, привычно обогнув тропинку, ведущую к Конохе, и направилась бегом сквозь огромное поле, давая волю своей безудержной энергии. Во ржи, где бежала девушка, было просто заблудиться, да она и сама это прекрасно знала, но всегда неизменно сворачивала во владения небесной лазури, усеянной редкими белыми облачками, бесконечного золота колосьев ржи, чуть щекотавших раскинутые широко руки. Это было лучшее на свете чувство, окутывавшее ее с того момента, как она ступала на эту дивную землю – свобода! Можно было смело забываться и не думать о событиях, происходивших вокруг нее в последнее время, совершенно не помышлять о почетном и ненужном титуле певчей, свалившемся на ее хрупкие плечи. Хоть сейчас ее и звали, прибавляя к имени суффикс «сама», кланялись при встрече, как всякой уважаемой в деревне особе, Сакура так и осталась обычной юной девушкой пятнадцати лет из родовитого, но небогатого торгового клана. Харуно, как и любой девушке ее возраста, хотелось развлекаться со сверстницами, болтать с мальчишками, вести привольную жизнь, а не сидеть целыми днями дома, изучая разные языки и нудные дисциплины. Сакура безумно тосковала о своей утерянной свободе, глядя из окна дома, когда отрывалась от книжек. Ее путь был решен другими людьми и свернул не на тропу обычной девушки, о которой она грезила теперь лишь во снах. Ее судьбой было теперь – стать достойной певчей, личной помощницей главы деревни и одной из умнейших женщин Конохи. Но перед этим ей предстояло около пяти лет долгого и мучительного обучения, и от этой мысли Сакуре хотелось плакать от досады и обиды. Однако как бы то ни было, ей оставалось лишь вытирать рукой слезы и гордо распрямлять спину, высоко поднимая голову. Последней отрадой стало пение, не считая ставших редкими прогулок по лесу. Сакура часто тихо напевала куплеты колыбельных, песен и разных мотивов, услышанных когда-то. Голос у нее был звонкий и высокий, и мать часто говорила девушке, что та отлично поет. Впрочем, ей было положено: недаром ее звали певчей. Все представительницы данного титула имели прекрасный голос и поразительно тонкий слух. Само название было получено от Мито – по преданию, первой певчей, которая звуками своего голоса могла усмирить горе людей и облегчить страдания во время Великого Плача. Сакура считала, что ей было очень далеко до легендарной Мито, ведь та была мудрейшей и очень понимающей женщиной, сумевшей стать для хокаге Хаширамы – главы деревни – лучшим помощником и другом, верной советницей и любящей женой. Сама Харуно только училась тонкостям жизни и пониманию чувств людей, да и к тому же была очень молода и неопытна. Девушка стремилась делать все как можно лучше и пыталась даже через силу примириться с ненавистным званием певчей. Это удавалось ей не слишком хорошо, но Сакура старалась изо всех сил. Даже сейчас, стремительно минуя золотистое поле, она почти без тоски думала о том, что ей сейчас предстоит небольшая прогулка по лесу с двумя молодыми людьми примерно ее возраста, которым она должна объяснить свойства трав и правила оказания первой медицинской помощи. Так сложилось, что певчие всегда проводили эту церемонию: как правило, она всегда предшествовала посвящению юношей в боевых магов. После этого они обретут свой личный клинок, будут учиться боевому искусству, применять элементы стихий… Сакура всегда им завидовала в этом плане. Впрочем, девушки тоже могли учиться мастерству боя, и Харуно могла, но дело было не в этом. Мало кто возьмется учить певчую, ведь процесс обучения всегда чреват сложностями и опасностью. Если с Сакурой что-то случится, мастеру, который взялся бы ее учить, было бы несдобровать, а возможно, даже не избежать гибели. В Конохе всегда были суровые порядки. Всем в деревне заправляли старейшины, их мнение, авторитет были непререкаемы и не подлежали сомнению. Некоторые правила устава жизни в Конохе казались Сакуре чересчур жестокими и даже немного глупыми. Например, правило о том, что любой, кто случайно услышит разговор старейшин, будет казнен. Сакура не понимала, зачем принимать столь крайние меры, ведь, по ее мнению, можно было ограничиться лишь простым наказанием. Однако к ее мнению мало бы кто послушался, поэтому она благоразумно держала его при себе. Поскольку Сакура вышла из дома чуть раньше, чем положено, она пришла к дубу, назначенному месту, раньше, чем ее подопечные. Отдышавшись, Харуно принялась ждать парней, облокотившись спиной о дуб и спокойно размышляя о чем-то своем. — Добрый день, Сакура-сан! – вдали начал виднеться силуэт молодого паренька, постепенно увеличивающийся. Девушка прищурилась, пытаясь хоть что-то разглядеть. Долго напрягать глаза ей не пришлось, ведь незнакомец довольно-таки быстро оказался напротив, в непосредственной близости от нее. — Узумаки Наруто, – громко произнес юноша, протягивая Сакуре руку, которую та пожала в небывалом изумлении. Манеры парня явно оставляли желать лучшего, а внешний вид с первого взгляда мог показаться неопрятным, но это по необъяснимой причине лишь добавляло ему очарования: взлохмаченные пшеничные волосы, пронзительно-чистые и глубокие голубые глаза, точь-в-точь цвета той самой небесной лазури, и удивительные полоски-шрамы на загорелых щеках. Губы были изогнуты в дружелюбной улыбке, располагавшей к себе с первого взгляда. — Здравствуй, – Сакура позволила себе немного улыбнуться, сбрасывая маску строгости, к которой привыкла за последнее время. — Мы сейчас пойдем в лес, да? – нетерпеливо спросил Наруто, неотрывно и восхищенно глядя на девушку. — Да, надо только дождаться еще одного человека, – пояснила Харуно, немного смутившись под его пристальным взглядом. — Саске? – Сакура вскинула удивленный взгляд на будущего спутника. – Он подойдет через несколько минут. — Ты с ним знаком? — Да, доводилось встречаться, – коротко пояснил Наруто, переводя взор на крупные кроны деревьев, густой листвой закрывавшие собой почти все небо в пределах видимости. Вскоре действительно подошел Саске – он оказался полной противоположностью Узумаки. Черные волосы и антрацитовые равнодушные глаза, бледная кожа, высокий рост. Сухое и официальное приветствие для Сакуры и полное игнорирование Наруто дополнили первое впечатления о парне. Он был здесь только для того, чтобы выслушать ее, и не испытывал никакого удовольствия от грядущего похода в лес. Впрочем, Сакура по этому поводу нисколько не переживала и с чистой совестью начала исполнять свои обязанности. Как оказалось, Наруто знал лес и получше нее самой, и в результате церемония превратилась в беседу с Узумаки. Девушка рассказывала нужный материал, объясняя свойства различных трав и кореньев, в перерывах беззаботно болтая с разговорчивым Наруто. Было так приятно беседовать с тем, кто так же любит и понимает то, что лежит к сердцу. В то время Саске просто молчал, ни разу не вступив в разговор и, очевидно, пропуская мимо ушей что нужную информацию, что болтовню спутников, думая о чем-то своем. Сакура не заметила, как они постепенно углубились все дальше в лес и в конце концов оказались в незнакомой глуши. Харуно боязливо озиралась по сторонам, опасаясь, что они заблудились. И все это Узумаки со своими разговорами не по теме! В лесу пахло приятной прохладой, негустая трава приятно шелестела под ногами. Осторожно ступая по крупным кореньям деревьев, поросших мхом, Харуно лихорадочно перебирала варианты дальнейших действий, но весь поток ее мыслей был мгновенно перебит чьим-то тихим шепотом. Обернувшись к спутникам, она заметила, что оба устремили взгляд в сторону, где предполагаемо находился источник звука. Встряхнув головой, она медленно направилась к месту, откуда доносился чей-то голос. Неразборчивый шепот начал постепенно складываться в отдельные слова. — Вы же прекрасно понимаете, чем это чревато, господин?.. Сакура в ужасе замерла, не в силах пошевелиться. Голос старейшины! — И кто, как не вы, понимает, чем может завершиться сложившаяся ситуация в Конохе...