Ее ставка - жизнь, ее судьба - игра.

— Я бы хотел увидеть сына вновь, — произнес Фугаку, когда пыль из-под копыт лошадей, что увезли Сакуру в родовое поместье, осела на дорогу, — чтобы сказать ему, что я ошибался, когда возражал против этого брака. — Вы возражали? — стоявший рядом Неджи повернулся к нему, насколько это позволила наложенная на его плечо повязка. — Почти запретил. Хотел для Саске союза с Минамото. — Сакура-сан хорошо держится, — после короткого раздумья заключил Неджи. — Вот и я не ожидал такого от дочери Хироши, — Фугаку поджал разбитые губы и двинулся вперед, к давно оседланному жеребцу. Ему пришлось воспользоваться помощью Неджи, чтобы сесть верхом: с неподвижной правой рукой в одиночку ему было не управиться. Фугаку сжал поводья, потянул слегка на себя, и конь под ним принялся беспокойно перебирать ногами. — Выдвигаемся, — коротко приказал мужчина, оглядев собравшихся во дворе солдат. Он тронулся с места первым, следом за ним — Неджи, а затем потянулись воины. Когда почти все они выехали за ворота, два последних слаженным движением подняли руки, и в воздух взлетели горящие, пропитанные маслом стрелы. Фугаку был уже далеко, когда в поместье занялся пожар, когда огонь с приятным слуху треском принялся пожирать тростниковые татами, мебель и стены. Когда его высокие столбы взметнулись ввысь, а воздух вокруг стал черным от горького дыма, разлетавшегося далеко-далеко. Когда его заметили в Эдо и забили тревогу, когда к медленно тлевшему поместью прибыли солдаты императора и люди Тайра, когда пошедший ночью дождь с шипением потушил алые угли. Они не могли скакать во весь опор, поскольку с ними было много раненых, но Фугаку все равно гнал, торопясь. Скоро пройдут первые, критичные сутки, и самое время было им начинать действовать. Вместе с Наруто он отправил в поместье приказ собирать солдат и выдвигаться к границам земель Учиха. Призывы о поддержке разлетелись также по монастырям и кланам, еще не занявшим открыто чью-либо сторону. При других обстоятельствах Фугаку побрезговал бы обращаться к ним. Но в этот раз ему был нужен каждый: каждый человек, каждый меч. Они заметили погоню к исходу второго дня. Впрочем, их преследователи и не таились. — Мы не поведем их в земли твоего клана, — сказал Фугаку, отведя от глаз раскрытую ладонь. Неджи прищурился: с крутого холма они оглядывали окрестности, и недалеко на севере он видел вздымавшееся от копыт лошадей облако пыли. Судя по его размерам, преследователей было не меньше сотни. Он не был согласен с решением Фугаку-самы и считал, что лучше бы им было поспешить к границам Хьюга, но вслух возразить не посмел. — Сделаем крюк и свернем к реке, — Фугаку ударил пятками коня и слетел вниз, увлекая за собой ожидавших их у подножья холма солдат. Незадолго до заката они достигли реки Удзи и перешли ее по шаткому мосту. Каждый раз Неджи оборачивался со все нараставшим беспокойством: среди них не найдется и пяти десятков солдат, а способных держать оружие будет и того меньше. Численность солдат Тайра, по самым жизнеутверждающим его прикидкам, была вдвое больше. — Разбирайте мост, — велел Фугаку, когда последний воин ступил на берег. — Фугаку-сама? — Неджи подошел к нему, ведя под узды коня. — Пусть переходят вброд, — глава клана хмыкнул. — Или ищут другой мост. Он как раз в паре ри* отсюда. — Мы не выстоим, даже если убьем половину, когда они полезут через реку, — сказал Хьюга, наблюдая за солдатами, что снимали настил моста. Фугаку промолчал, только взглянул, но Неджи, устыдившись, осекся почти мгновенно. Вспомнил, кому и что говорил, и склонил голову. Закатное солнце осветило их спины, когда на другом берегу показался отряд Тайра. Неджи понял, что ошибся в своих расчетах: их было больше сотни. Кончиками пальцев он погладил оперение стрелы и, прищурившись, натянул тетиву. — Сдавайтесь! — крикнули с того берега, и Хьюга по голосу узнал молодого самурая Асигаку из побочной ветви Тайра. Он переглянулся с Фугаку-самой, уверенный, что они подумали об одном и том же. Нобу Тайра намеревался покончить с ними как можно быстрее, раз уж отправил следом ближайшего своего сторонника. Дождавшись кивка Фугаку-самы, вместо ответа Неджи выпустил стрелу. Та, звеня, взвилась вверх и воткнулась в землю ровно у ног Асигаки. Тот, к его чести, не вздрогнул и даже не отшатнулся. Оглядел наполовину разобранный мост, выстроившихся вдоль берега солдат Учиха и Хьюга и обнажил катану. Повинуясь взмаху меча, его воины двинулись вперед. — Раз! — выкрикнул Неджи и выпустил вторую стрелу одновременно со своими людьми. Боль в его раненом плече стала почти нестерпимой. — Два! Он успел сделать третий выстрел, когда с другого берега — их отделяло не больше половины тё* — начали отвечать. Неджи приник к земле, пока над ним со свистом проносились стрелы, и с тревогой повернул голову, чтобы отыскать взглядом Фугаку-саму. Тот, припадая на правую ногу, на корточках продвигался ближе к берегу. Характерный всплеск воды дал им понять, что солдаты Тайра преодолели не разобранную половину моста. Неджи вскочил и бросился туда, презрев поредевший град стрел. Почуяв запах крови, на двух берегах испуганно заржали лошади. Неджи ступил по колено в воду, и его пятки утонули в мягком иле. Подле него выстраивались воины, а напротив спрыгивали с моста в ледяную речку солдаты Тайра. Хьюга удобнее перехватил катану, готовясь занести ее для первого удара. Они заняли удобное положение, перекрыв единственный подступ к крутому, покатому берегу. В этом месте речка мелела, и ее с трудом, но можно было перейти. Чуть дальше же вода накрывала с головой, и потому можно было не опасаться, что кто-то из людей Тайра сможет обойти и их и выбраться на берег в стороне, нанести удар в спину. Их сил хватит, чтобы выдержать прямую атаку. Не так уж много солдат нужно, чтобы защитить узкий подступ к берегу. — Токи-но-коэ! * — зло закричал Неджи и стремительно шагнул вперед, чтобы первым встретить врага. Его катана с чавкающим звуком вспорола чью-то плоть, и он увидел, как закатились глаза поверженного солдата. Очень скоро река вокруг них стала алой от крови, а ее течение унесло мертвые тела на много тё вперед. — Токи-но-коэ! — раздавался то с одной, то с другой стороны старинный самурайский клич. Непримиримые соперники умирали с одними словами на устах. Неджи потерял счет времени; иногда ему казалось, что небеса и земля поменялись местами — настолько все смешалось перед глазами. Он падал и уходил с головой в воду, поднимался, отфыркиваясь, в потяжелевшей, набухшей одежде, что стесняла движения. Он убивал и получал ранения, отступал и шел вперед. Перешагивал через мертвых — своих и чужих. Ярость питала его изнутри, не позволяла опустить катану. Схожую ярость он видел и в глазах воинов: расправа над Саске произошла в их присутствии, и за поруганную честь своего господина они отплатят сполна. Неджи рычал сквозь зубы, когда стало невыносимо раз за разом вскидывать оружие; стискивал зубы и замахивался вновь. В конечном счете их спасли сумерки и ярость — столь истая, что заставила Асигаку отступить на берег. Он первым опустил оружие и велел своим воинам уходить. Неджи пошатнулся, с трудом удержав в ослабевших руках катану. Он оглядел оставшихся воинов: мертв был каждый второй. С противоположного берега долетали приглушенные стоны и ругательства: Асигака уводил людей. — Они уходят, — среди воинов прошел удивленный шепот. Мало кто из них надеялся увидеть новый рассвет. Но свою жизнь каждый собирался продать задорого. Возле самых подступов к берегу Неджи увидел Фугаку-саму. Его катана была в крови, и против воли Хьюга улыбнулся деревянными губами. Он приказал трем своим людям всячески оберегать главу клана Учиха, который все же изыскал возможность скрестить с врагом катану. Фугаку-сама смерил его долгим взглядом, и Неджи понял, что ему еще предстоит ответить за проявленное своеволие. Они разожгли костер и перевязали самых тяжелых раненных, выдвинувшись в путь в час перед рассветом. К полудню их поредевшее войско достигло границ Хьюга. Хиаши Хьюга был желчным, неприятным стариком. Хината — его единственное выжившее дитя — родилась, когда его волосы уже побила седина, а сейчас они были белыми, словно снег на горе Фудзияма. Выслушав рассказ о произошедшем, он свел на переносице густые брови и хмыкнул. — Ты втянул в это наш клан, племянник, хотя, видят Боги, я был против! В ушах Неджи шумело от полученных ран, но он смог поднять голову и встретиться с дядей взглядом. Тот смотрел насупленно, рассерженно. — Но подпись на соглашении о союзе — твоя, — заметил Фугаку и сделал глоток чая, невозмутимо выдержав взгляд старика. Они с Хиаши слишком давно и хорошо знали друг друга, чтобы Фугаку могли обмануть его слова или недовольство. Почти бесшумно разъехались двери, и в комнату с подносом вошла Тен-Тен. Как и всякий раз в ее присутствии, взгляд Хиаши потеплел. На жену своего племянника он смотрел с почти отеческой любовью, которой редко удостаивалась его родная дочь или сам Неджи. Поклонившись, Тен-Тен присела перед низким столиком и принялась расставлять на нем пиалы и чаши. После трех дней, проведенных в пути на рисе и воде, даже столь скромная трапеза будоражила аппетит. Хиаши не притронулся к еде и, сложив на груди руки, ждал, пока закончат Фугаку и Неджи. — Хорошо бы сперва наказать Харуно за предательство, — сказал он. — На это еще будет время, — Фугаку отложил в сторону палочки. — Нужно спешить. Тайра непременно ответят на поражение. — Я приказал разрушить все мосты вдоль по Удзи на много ри в обе стороны, кроме основного, дорога по которому ведет в поместье. У нас достаточно времени. Фугаку широким движением сдвинул на край стола опустевшие пиалы и развернул карту. — Нужно ждать нападения здесь, здесь и здесь, — он пальцем указал на три точки, две из которых были вблизи границ Учиха, а одна — в месте, где Удзи вытекала из озера Оми. Там начинались земли клана Ода, боковой ветви Тайра. Хиаши, проследив за его движениями, согласно кивнул, отчего пряди его длинных белых волос скользнули со спины на грудь. Он нахмурился, и глубокие морщины появились на лбу и щеках. — Неджи, вечером отправишься на юг, к озеру. Возьмешь с собой… четверть наших воинов. А сейчас оставь нас. В глазах мужчины что-то вспыхнуло, и он поджал губы, но молча склонил голову, поднялся и вышел. С главой клана не спорили. — Тайра ударят очень скоро, если не ударили уже. Вы слишком долго добирались, — жестко сказал Хиаши. — Из Эдо я отправил гонца в поместье, Яшамару должен будет собрать солдат и встретить Тайра. Я уверен, что они начнут с моих земель. — Ты поручил это мальчишке, — более доброго слова у Хиаши для жениха своей дочери не нашлось. Он был прав в чем-то: Наруто действительно был моложе Неджи и Саске, но Фугаку ни за что не назвал бы его мальчишкой. Он видел их в сражении, всех троих. — Больше некому, — скривившись, сухо ответил Фугаку. — Что ты будешь делать, если они станут присылать тебе сына по частям? Хиаши смотрел на него цепко, безотрывно, стремясь уловить малейшее проявление эмоций. — Мстить. Ты хочешь спросить, не дрогну ли я, не сдамся ли? — процедил Фугаку сквозь зубы. — Будь на твоем месте другой… — Да, хочу, — Хиаши отвернулся. — Потому что не уверен, как поступил бы, окажись на твоем месте. А я собираюсь отдать тебе своих людей. — Ну что ж, — с горечью усмехнулся Фугаку, — знай, что я не отступлюсь. Пока хоть кто-то из Тайра жив. — Я попрошу Хиаши-саму отправить вас в летний дом в горах. Там безопаснее. Руки Тен-Тен, державшие расческу, дрогнули, но она продолжила водить ею по длинным волосам мужа. — Пусть Хината-сан уезжает вместе с нашей дочерью. Я поеду с тобой, — сказала она и почувствовала, как напрягся ее муж. — Нет, — отрезал Неджи. — Это не обсуждается. — Я онна-бугэйся! — прошипела Тен-Тен, сплетая черные пряди в сложную косу. — И я не стану бездействовать, когда наш клан в опасности. Неджи подорвался на ноги и обернулся к ней столь стремительно, что Тен-Тен едва успела отскочить. От чрезмерного усилия на его повязках выступила свежая кровь, но мужчина едва ли это заметил. Все его внимание было устремлено на непокорную жену, с разметавшимися по плечам волосами и пылавшим взглядом. — Я прикажу тебе, — предостерег он. — А я обращусь к Хиаши-саме. Он согласится, я уверена, — Тен-Тен вздернула подбородок, но почти сразу же пожалела о сказанном, когда увидела, как дернулся и скривился Неджи. Она выждала какое-то время и приблизилась к нему, мягко ступая. Уперлась лбом в плечо, прохладными губами коснулась напряженных мышц. — Неджи, пожалуйста, мое сердце не спокойно, когда ты уезжаешь один. Ты дозволял мне раньше… — Раньше у нас не было ее, — глухим голосом ответил он, указав на люльку, в которой мирно сопела их дочь. — Я принесу больше пользы рядом с тобой в бою, чем здесь, — Тен-Тен принужденно рассмеялась. — За дочерью присмотрит Хината. Она справляется с этим намного лучше меня. Неджи прикрыл глаза. Кажется, на спор с женой у него не осталось сил. Он вспомнил, сколь яростной была Тен-Тен в бою, как без промаха била в цель. Вспомнил, кем она была до свадьбы с ним. — Хорошо, — выдохнул он и опустился обратно на татами, позволив жене доплести себе косу. — Спасибо, — счастливо прошептала Тен-Тен, и ее губ коснулась мимолетная улыбка. Она закончила прическу и подошла ко встроенному в стену шкафу, в котором хранилось столь заветное для нее боевое облачение. — Фугаку-сама постарел, — сказала она, погладив кольчугу. — То, что случилось с Саске-саном, его очень подкосило. Неджи рвано выдохнул, словно ему вдруг стало слишком больно, чтобы говорить. — Он… он сдался Тайра за всех нас. — Может быть, Боги будут к нему милосердны. — Он не верит в них, Тен-Тен. Они отправились в путь незадолго до рассвета. Неджи хмуро и мрачно разглядывал облаченную в доспехи жену и лишь крепче сжимал поводья. Тен-Тен происходила из горного клана, и ее учили обращаться с оружием, едва она начала ходить, как учили мальчиков во всех самурайских родах. Глупо было полагать, что рождение дочери изменит в ней то, что она сама впитала с молоком матери. «Вы должны разбить их, — он вспомнил приказ Хиаши-самы. — Напасть первыми и разбить. Затяжное противостояние не в наших интересах: мы не сможем обороняться от Ода на юге и одновременно воевать с Тайра». Такого допустить Неджи не мог. Он еще собирался поквитаться с Тайра лично за то, что они сделали с Саске. Он сцепил зубы, уловив восторженные взгляды воинов, которыми те проводили его сошедшую с крыльца жену. Тен-Тен с легкостью забралась на жеребца, потрепала того по холке и поправила на плече колчан со стрелами. Неджи посмотрел на стоящих в дверях главного дома дядю и сестру и ударил пятками по лошадиным бокам, сорвавшись с места. После отъезда Наруто-сана и Яшамару-сана поместье опустело. Они забрали с собой почти всех солдат, оставив с ней не больше двух десятков под предводительством Такуми-сана, и теперь Сакура очень хорошо могла прочувствовать значение слова «одиночество». От ее привычных, повседневных дел, которыми она занималась раньше, осталась едва ли десятая часть. Ей не о ком было заботиться; приглядывать, чтобы вкусно и сытно кормили, чтобы вовремя менялась прохудившаяся одежда, чтобы слуги расторопно убирали солдатские минка. Мало с кем Сакура могла обменяться и парой слов: не с Мисаки же и Мамору ей обсуждать войну! Первые несколько дней она бродила по поместью неприкаянной тенью, то и дело натыкаясь на места, нахождение в которых причиняло почти физическую боль. Площадку, где она наблюдала за тренировками Саске и недолго тренировалась с ним сама, Сакура теперь обходила дальней дорогой. Равно как и конюшни, и солдатские минка, и комнату для трапез… впрочем, едва ли в поместье нашлось бы место, которое не напоминало ей о Саске. Иногда она задумывалась, пыталась отыскать среди бушевавших внутри чувств разумное зерно. Пыталась понять, отчего ее тоска была столь острой. Столь горькой. Разъедающей душу, выжигающей сердце дотла. «Я ведь так мало о нем знаю! Почти ничего». И буквально через секунду перед глазами проносился десяток воспоминаний, показывающих, как сильно ошибалась Сакура в подобных суждениях. Она знала о Саске много больше, чем сама могла представить. Она знала, как часто он может дышать, как крепко сжимать в объятиях, излившись в нее. Как он обуздывает свой гнев и ярость, как держит удар. Как он скрипит зубами, разглядывая ее избитое тело. Как ласковы его руки, когда он накладывает повязки. Как нежно скользят его ладони по ее коже. Она знала, как сильно он любит отца, любил мать и будет ненавидеть брата до последнего вздоха. Как избегает ту часть поместья, в которой некогда жил его большой клан. И еще Сакура помнила, как смотрел он тогда — в последний раз. Из бездны болезненных воспоминаний ее выдернуло послание Наруто-сана. Он предупреждал, что в скором времени им понадобятся все лекарственные снадобья, которые она сможет достать. А еще — знамена, с которыми надлежало идти в атаку. И Сакура вновь погрузилась в водоворот хозяйственных дел. Из прочитанных трактатов она неплохо помнила лекарственные растения, и знала, что и как следует смешать, чтобы получить необходимую настойку или мазь. Теперь ее дни были наполнены горьким вкусом трав, что оседал на языке, пучками и связками, ступками и пестиком, о который поначалу она стесывала ладони до кровавых мозолей, хоть и привыкла держать в них оружие. Вместе со слугами она собирала травы в обширном саду, отправляла на поиски солдат — ей самой они не позволяли выйти за ворота поместья; перебирала, сушила, толкла, смешивала, выжимала… В ее же руки со всех обширных земель Учиха стекались сведения об ожидаемом урожае, о забранных в солдаты крестьянах, о тяготах деревень, оставшихся без мужской силы. Сакура не чувствовала себя вправе разрешать подобные проблемы, но больше было некому. Несколько раз ей даже пришлось осуществить правосудие: в сопровождении Такуми-сана, Мамору и нескольких солдат она навещала деревни, из которых пришли вести о совершенных проступках, и назначала наказания для провинившихся. Мисаки рассказала ей, что Фугаку-сама или Саске-сама занимались подобными вещами лишь в редких случаях, когда провинность была столь серьезной, что без вмешательства господина обойтись было нельзя. В остальном же правосудие осуществляли старосты. Но сейчас шла война, и малейшее послабление могло обернуться большой проблемой. Да и крестьянам следовало напомнить, что над ними все еще есть власть клана Учиха, что у них есть госпожа. Сакуре претило приговаривать людей к отрубанию рук — за воровство — или головы — за предательство, но иного ей не оставалось. Помогала мысль, что Фугаку-сама, верно, ждет от нее стойкости и решительности, ждет, что она справится с ведением дел поместья и управлением деревнями. Она не собиралась его подводить. И потому старалась. Старалась походить на Учиха чуть больше, чем на самом деле. Старалась вести себя как Учиха. Поступать так, как поступил бы Фугаку-сама… или Саске. Хотя вспоминать его Сакура зареклась. Постепенно она привыкла и к своим новым обязанностям, и к одиночеству, перестав обращать внимание на стремительный бег времени. Отметками ей служили не дни или недели, а послания — от Фугаку-самы или Яшамару-сана. Они приходили редко, и каждое Сакура разворачивала с замиранием сердца, боясь прочесть горестные вести. Но Боги были милостивы к ней. И к тем, за кого болела ее душа. Если послание долго не приходило, то отражение своего тоскливого взгляда Сакура видела в глазах Мамору и Мисаки, без меры переживавших об отце. В нервозности Такуми-сана, отчаянно старавшегося казаться невозмутимым. В затихавших разговорах воинов. Ожидание порой могло быть до крайности болезненным. Однажды утром Сакура проснулась и, подойдя к окну, обнаружила на деревьях яркую зеленую листву. Теплое солнце светило ей в глаза, а в воздухе сладко пахло вишней. Начинался май. * 1 ри = 3,927 км * 1 тё — 109 м * Токи-но-коэ — боевой клич, перевода я не нашла