Ее ставка - жизнь, ее судьба - игра.

Поместье Узумаки отличалось от ее дома разительно. Сакура поймала себя на том, что готова вертеть головой по всем сторонам, будто невоспитанная девчонка! Все здесь было другим, все было не так. В поместье Учиха царила приглушенная тишина; голоса звучали негромко; в движениях слуг и самураев отсутствовала суета; жизнь текла степенно. Не медленно и не быстро, но размеренно и упорядоченно. Сакура знала почти всегда, где может найти Саске — утром он испытывал мальчишек на тренировочном поле, днем — отвечал и писал письма, занимался делами, что требовали его внимания; вечером — рубился со старшими самураями, иногда уезжал на Молниеносном, чтобы дать застоявшемуся жеребцу размяться, иногда наблюдал за их дочерью. Поместье Учиха утопало в зелени деревьев и в тени, которую дарили их ветви. Даже в самый солнечный летний день в воздухе чувствовалась прохлада. Сакура любила и густую тень, и рассеянный, неяркий свет, проникающий на землю сквозь пушистую листву, и утреннюю свежесть. У Узумаки все было по-другому. Гораздо, гораздо больше людей, открытых пространств, прямых солнечных лучей, торопливых движений, громких голосов. Поначалу Сакура даже вздрагивала всякий раз, как слышала чье-то восклицание, или ее едва не сбивал с ног летящий куда-то человек. А сколько у Наруто-сана было дядюшек и советников! Родственники матери и отца, те, кто знал его с детства, кто служил в поместье с незапамятных времен. Он обсуждал с ними дела поместья и клана, показывал письма, в их присутствии подписывал брачное соглашение. Всеобщая суета, и без того присущая поместью Узумаки, лишь усиливалась ввиду близящейся свадьбы. Дни, как всегда, бежали стремительно, а подготовка, как всегда, была далека от завершения. Времени оставалось все меньше, а дел — все больше. Предстоящее торжество ни шло ни в какое сравнение со свадьбой Сакуры; впрочем, она и не стремилась сравнивать. На свадьбу Наруто Узумаки и Хинаты Хьюга ждали гостей со всей страны, из множества кланов, земель и монастырей. Ждали даже бывших союзников Тайра – из тех, кто вовремя отрекся от Нобу и нашел нового покровителя. Саске говорил, да и сама Сакура понимала, что торжество станет местом заключения новых союзов и торговых контрактов, местом важных переговоров и встреч. Но не только сторонников можно будет обрести на свадьбе; легко и нажить врагов, и вспомнить старые распри. Неосторожно брошенное кем-то слово, сделанное вскользь замечание – такой искры хватит, чтобы разжечь давние споры, чтобы вспыхнула с прежней силой вражда. Сакура знала также, что в поместье Узумаки решат, наконец, кто получит титул сёгуна. - Сакура-сан? Услышав, что ее зовут, она подняла взгляд от свитка, который читала, и с некоторым удивлением осмотрелась. - Да? – ее окликнула девушка – одна из родственниц Наруто-сана, и сейчас Сакура с мучительным стыдом пыталась вспомнить ее имя. За два дня, что они провели в поместье, им представили множество незнакомых людей, чьи имена исчезали из памяти в самый неподходящий момент. - Это правда? – девушка смотрела на нее, ожидая ответа, а Сакура даже не знала, каков был вопрос. Она увлеклась чтением и потеряла нить общей беседы. Минувшие дни она провела в компании девушек и женщин – кто-то из них был также приглашен на торжество, кто-то являлся частью клана Узумаки. Из них Сакура, к своему огромному сожалению, знала лишь Како Минамото. Дайго-сама взял племянницу с собой, оставив старшего сына с женой в поместье. Впрочем, за все время она ни разу не говорила с Како-сан, даже взглядами старалась не пересекаться. Повторять тот ужин у Минамото ей не хотелось. Согласно традициям, развлекать девушек беседой надлежало хозяйке поместья – матери Наруто-сана. Но накануне свадьбы она неожиданно покинула земли своего клана. Из объяснения Наруто-сана следовало, что она посещала одно из дальних поместий, когда разыгралась непогода – сильнейшие ливни, которыми размыло дорогу, и теперь госпожа Узумаки не могла вернуться домой к свадьбе сына. Но ходили также слухи, что мать Наруто-сана не приняла его невесту и не дала родительского согласия на проведение церемонии, и теперь, не пожелав на ней присутствовать, уехала в один из монастырей. Саске подтвердил Сакуре правдивость этих слухов. И потому вместе с девушками, в отсутствии хозяйки поместья, они собирались в просторной, светлой комнате и предавались исконно женским занятиям – долгим беседам и рукоделию. Вчера Сакура вышивала, а сегодняшний день решила провести за чтением. - Я, к сожалению, пропустила вопрос, - заговорила она, все еще не вспомнив имя миловидной девушки, что к ней обратилась. - Это правда, что вы одна управлялись с поместьем во время войны? На нее с живейшим интересом смотрели почти двадцать девушек, и Сакура несколько смутилась. - Правда, - с несвойственной ей робостью ответила она. – Но в нем почти никого не осталось. Мне не было очень трудно. Ее слова, однако, не погасили ни изумления, ни прежнего любопытства во взглядах девушек. - Совсем одна... – произнес кто-то. – А я, признаюсь, не поверила, когда мне рассказывали. Ведь должны быть советники, управляющие, старшие родственники мужа! А, впрочем... – она поспешно осеклась, вспомнив, что у главы клана Учиха не осталось старших родственников. Сакура благоразумно сделала вид, что не услышала ее оплошности. Она чувствовала на себе цепкий, насмешливый взгляд Како-сан – он буквально впивался ей в висок. - Такова наша судьба, - заключила женщина, в темных волосах которой уже виднелись седые пряди. Ее звали Тсукико-сан, и в замужестве она принадлежала к роду Адзаи, потомкам рода Фудзивара. – Мужчины уходят на войну и оставляют на нас все свои дела. А когда возвращаются, то спрашивают, как с равных, если дела идут не так хорошо, как им хотелось бы. Вот только во всем остальном равными нас они не считают. Тсукико-сан уже достигла того возраста, когда она могла говорить правду и не оглядываться на чужое мнение. Большинство девушек переглянулись с плохо скрываемыми усмешками. Хихикали те из них, кто никогда не оставался один и не держал после перед мужем ответ за свои решения. Сакуре же смеяться не хотелось. Все действительно было так, как говорила Тсукико-сан. - И думают, что мы ничего не понимаем ни в их делах, ни в их политике, - беседу, к удивлению Сакуры, подхватила Како-сан. – Вот сейчас решают, кто станет сёгуном. А как выйдут из комнаты, то будут ждать, что мы удивимся их выбору. Хотя об этих их обсуждениях нам давно все известно. Судя по шепотку, пробежавшему среди девушек, далеко не всем из них было известно о том, какие решения предстояло принять на торжествах в честь свадьбы Наруто Узумаки. В молчаливом осуждении Сакура приподняла брови. Не всякими познаниями следовало делиться. - Готовы стать женой нашего нового сёгуна, Сакура-сан? – Минамото смотрела на нее с прежней насмешкой, сложив тонкие губы в ухмылку. В просторной комнате, залитой солнечным цветом, разом стало не хватать воздуха. Прежде чем ответить Сакура некоторое время расправляла на коленях шелк кимоно сливового цвета. Саске не говорил ей, что собирается стать сёгуном, и ей отчего-то казалось, что он этого и не хотел. Но слова Кико-сан звучали столь уверенно... - К сожалению, я знаю гораздо меньше вашего, - Сакура изобразила легкую улыбку. – А потому мне нечего вам ответить. Мог ли Саске ей не рассказать, если все уже было решено? Или Како-сан лишь воображает, стремясь придать весомость своим догадкам? - Любопытно, как тут можно быть готовой? – спросила Тсукико-сан с иронией. – К тому, чтобы в одно утро проснуться женой главного военного правителя нашей страны? К своему стыду, историю сёгуната Сакура знала плохо. Она не добралась еще до свитков, описывающих столь давние события, в обширной библиотеке Учиха, а в доме отца их просто не было. Она слышала лишь, что последний сёгун официально назначался Императором очень и очень давно – более трехсот лет назад, и с тех пор в стране никто не занимал такую должность. Но теперь, когда императорская власть ослабла, пришло время. - Это же такая власть, - глаза Како-сан загорелись нехорошим огоньком, - быть женой единственного в стране человека, который может созвать столь огромное войско! - Это еще и ответственность, - Тсукико-сан покосилась на Минамото с неприкрытым неодобрением. – Но ты слишком молода, чтобы это понимать. И совсем не знаешь жизни. Како-сан небрежно дернула плечом, но в спор вступать не стала. Весь ее вид говорил о том, что Тсукико-сан пребывает в заблуждении, но может думать, как ей угодно, а уж она сама, Како, знает и жизнь, и кто из них прав. - ... говорят, по стоимости свадебные одежды Хинаты-сан превосходят стоимость нескольких больших деревень с крестьянами. - Ужасное расточительство, и сразу после войны. Сакура с трудом сдержала фырканье. Она была уверена, что никто из девушек не стал бы осуждать столь ужасное расточительство, если бы шла речь об их свадебных одеждах. - Ничего удивительного, - сварливо отозвался кто-то. – Земли Хьюга война, считай, и не затронула вовсе. Отсиделись и переждали ее. Известно, что у Хиаши Хьюга золота сбережено столько, что дорогу до Эдо можно им выложить. Помимо воли Сакура вздрогнула. Хьюга отсиделись? Неджи-сан мертв, Тен-Тен-сан мертва, их дитя отдано на воспитание в чужой клан... «Как давно это стало называться — отсиделись? Так и про Саске вскоре начнут говорить — что он отсиделся в подземельях Тайра». Слова жгли ее изнутри, так и норовили сорваться с языка хлесткими укорами, устыдить и усовестить. Но она сдерживала себя и молчала, потому что ей было противно и тошно начинать этот разговор. Если кто-то допускает такие мысли, она не сможет ничего доказать и ни в чем переубедить. - Свадьбы после этой войны одна за другой назначаются. Удивительно! – голос Како-сан заставил Сакуру насторожиться, и, как оказалось в дальнейшем, ее опасения были полностью оправданы, поскольку Минамото продолжила: - И даже в ныне опальном клане Харуно намечается одна. Сакура прикусила язык. Взгляды большинства женщин и девушек были устремлены на нее, и ей разом сделалось неуютно. Она поежилась и неосознанно скомкала в ладони подол кимоно. Свадьба ее сводной сестры, Ханами... Они встретятся очень скоро — не пройдет и пары недель. А потом проведут долгую, долгую жизнь в стенах одного поместья. И изо дня в день Сакуру будет преследовать укоряющий, обвиняющий, обличающий взгляд ее сводной сестры, которая, вероятно, считает ее источником всех своих бед. В памяти мгновенно и очень ясно всплыл тот день и разговор с Саске. Очередной непростой разговор. Правда заключалась в том, что по-настоящему спокойным выдался лишь самый первый день возвращения Саске. А сразу после их жизнь закрутилась и понеслась: каждый день он или принимал в поместье глав мелких кланов, или ездил по обширным землям Учиха сам; вершил суд, наказывал и миловал, вел переписку с императорским дворцом в Эдо, с Узумаки, Хьюга, Минамото, с министрами и советниками. Он навещал монастыри, которые сражались на стороне их альянса, чтобы поблагодарить и вновь заручиться их поддержкой – на сей раз, против Минамото. И обезглавленный – ах, какая ирония – клан Харуно стал для Саске еще одной головной болью. Когда шла война, все было просто — он казнил нескольких его представителей, не желавших подчиниться наиболее отъявленно, и прочие смутьяны присмирели. Но сейчас ростки неповиновения вновь появились в поместье Харуно, а Саске уже не мог рубить голову каждому, кто смотрел на него косо. В мирное время так делать не следовало, и о своей недавно пробудившейся благоразумности Учиха иногда крайне жалел. Ханами в глазах бунтовщиков являлась истинной и единственной наследницей клана, и вскоре, как подозревал Саске, он может получить еще одну войну – на сей раз в границах собственных земель. Да и за пределами клана Харуно о Ханами помнили. Дочь некогда презираемого всеми Хироши, которая в иное время не могла и надеяться на удачное замужество, вдруг превратилась в желанную невесту. И потому Саске должен был держать Ханами поблизости. И проследить, чтобы ее муж был предан ему как никто иной. Интуитивно Сакура чувствовала и понимала почти все из того, что рассказал ей тогда Саске. Она ведь не была дурой. «- Мне ведь нечем возразить тебе, знаешь? – они говорили поздним вечером на деревянной террасе одного из дальних домов поместья, примыкавшего к небольшому онсэну*. Над поверхностью воды клубился белый пар, уносимый прочь тихим ветром. Сакура, сидящая в светлой купальной юката у самой кромки воды, подняла голову и посмотрела на Саске. Он стоял в шаге от нее и напряженно вслушивался в окружавшую их тишину. Минуту назад ему показалось, что среди деревьев раздался какой-то шум, и он вылез из горячей воды, чтобы оглядеться. На досках, которыми был устлан пол, остались мокрые следы его шагов. Саске кивнул и, еще раз обведя настороженным взглядом деревья вокруг, отошел от поручней и с тихим всплеском вновь погрузился в воду рядом с тем местом, где сидела Сакура. - Но я не хочу жить рядом с Ханами больше всего на свете, - просто договорила она и сама же усмехнулась своим словам. – Я и так вижу отрубленную голову отца, когда закрываю глаза. - Я вижу своего брата, - Саске пожал плечами, отчего вода вокруг него всколыхнулась и разошлась широкими кругами. – Ты не избавишься от призраков людей, которых ты убила, даже если ничто не будет напоминать тебе о них. Они у тебя в голове, а не перед глазами. Сакура отозвалась долгим, тоскливым вздохом. Некоторое время она молчала, размышляя о чем-то своем. Саске, откинув голову на деревянный бортик, наблюдал за Сакурой сквозь опущенные ресницы. Когда его жена ослабляла контроль за выражением лица, на нем можно было прочесть каждую ее мысль, уловить каждую из стремительно мелькавших эмоций. Когда она хмурилась, ее брови надломлялись, и меж ними, ближе к переносице появлялась глубокая складка. Когда она сосредоточенно что-то обдумывала, то кусала изнутри губы, и морщила лоб. Когда она расстраивалась или обижалась, то ее лицо вдруг становилось по-детски беззащитным и ранимым. А когда она смеялась, то ее глаза светились ровным, мягким светом. - Когда ты планируешь церемонию? – спросила Сакура наконец. - Через месяц, может, чуть больше. Лучше – как можно раньше, но я не успеваю завершить все приготовления в клане Харуно. Удивительно много твоих родственников обнаружили в себе тягу к восстаниям. При твоем отце и деде у них ее явно не наблюдалось, - Саске усмехался, но ходящие среди Харуно настроения отнюдь не казались ему смешными. - Очень странно, - Сакура перебросила распущенные волосы через плечо и поправила задравшийся подол юката, спрятав под него лодыжки. – Мне всю жизнь казалось, что только я спорила дома с отцом. Никогда не слышала, чтобы ему кто-то перечил. - Тех зачинщиков кто-то направляет. Иначе все затеянное ими – невероятная глупость. Они говорили, и над ними сгущались сумерки. Небо, видневшееся сквозь деревья, из персикового цвета с вкраплениями розоватых облаков стало насыщенно темным, синим почти до черноты. В принесенных ими каменных лампах неровно горел огонь; пламя на тонком фитиле подрагивало от малейшего порыва ветра. Сакура бросила на Саске тревожный взгляд. Ей все казалось, что война закончилась месяцы назад в поместье Тайра. Но, быть может, она ошибалась в своей наивности?.. Саске почувствовал ее волнение. Повернув голову, он сказал: - Думаю, это Дайго-сан заскучал в своем поместье. Кроме Минамото никому не надо ворошить Харуно. - Но зачем? Земли клана все равно же отойдут им... Усмехнувшись, Саске вылез из онсэна и облачился в купальный халат. Горячая вода источника оставила на его бледной коже розоватые, совсем светлые пятна. Они пришли к онсэну, чтобы поговорить вдали от чужих глаз и ушей. Учиха знал, что в поместье есть человек Минамото. Может быть, даже несколько человек. И пока он не знал, кто именно, все важные разговоры велись вдалеке от главного дома. Во время трапез и прогулок по саду они говорили о погоде, поэзии, урожае и запасах, о шелке для новых кимоно, о том, что нужно заказать у мастера роспись новых ширм, и ни о чем по-настоящему значимом. - У клана твоего отца плодородные земли, - заговорил Саске, когда они вошли в небольшой минка с единственной комнатой, чтобы сменить одежду. – И расположены они хорошо. По ним проходит сразу несколько торговых путей. Твой отец не умел ими управлять, но они могут принести своему владельцу много пользы. Пошлины за проезд, сборы за разбитую бесконечными повозками дорогу, налог на каждый кан* товара, - Саске хмыкнул. Прежде, под выразительным взглядом Сакуры он отвернулся от нее, пока она надевала хададзюбан, и потому теперь не видел ее лица. - Минамото нужно золото и нужно, чтобы клан Харуно достался ему задолго до свадьбы его внука. - А нам? Саске услышал шелест ткани позади себя и тихие шаги. Подойдя к нему, Сакура стала напротив и заглянула в лицо. Он запахнул на груди короткую куртку и повязал пояс, умело и привычно управившись с ним одной рукой. - А я не купец, Сакура. Свое золото я привык отбирать силой. Но мир, кажется, меняется». - Моя младшая сестра Ханами выходит замуж, - твердым голосом произнесла Сакура и обвела взглядом сидящих вокруг женщин. – Будет скромная церемония в кругу нашей семьи. Семьи. Забавно. Она говорила, сохраняя каменное выражение лица, и не позволила себе улыбнуться даже краешком губ. Этому она научилась у Саске, и теперь для нее не было навыка ценнее. - Вы не позовете даже гостей? – удивительно, но столь бестактный вопрос принадлежал не Како-сан, которая, предложив для сплетен и обсуждений любопытную весть, скромно удалилась в тень. Она сосредоточилась на вышивке и не принимала участия в беседе, лишь лукаво улыбалась тонкими, яркими губами. - Ханами все еще носит траур по нашему отцу, - вскинув голову, с дерзким огоньком в прямом взгляде сказала Сакура, и никто не посмел продолжить расспросы. Беседа вскоре вернулась в гораздо более мирное русло: обсуждали ткани, цвета и набивные узоры для пошива новых кимоно, воспитание детей, недавние произведения японских поэтов в жанре вака*. Сакура продолжила прерванное чтение, и безуспешно пыталась сосредоточиться на иероглифах перед глазами. Они никак не хотели складываться в слова, а слова – в осмысленные предложения. Внутри себя она кипела от раздражения. Ее больше ни о чем не спрашивали, но Сакура и чувствовала обращенные на нее косые взгляды, и улавливала негромкие перешептывания за спиной. «Это будет со мной всю жизнь, - подумала она с горечью. – Я идеально подхожу Саске. Он убил брата, я – отца». Их женское уединение было нарушено тихим шелестом раздвинутых створок. Показавшаяся в дверях служанка сказала, что Саске-сама просит Сакуру-сан присоединиться к нему для трапезы. Сакура вздернула брови. Ей было нелегко смириться с тем, что на различных торжествах, подобных грядущему, когда собираются вместе представители большинства японских кланов, мужчины и женщины проводят дневное время раздельно. Раздельно проходят также и трапезы. Она воспринимала это как некое унижение женщин. Ведь пока мужчины обсуждают по-настоящему значимые вещи и, без всяких преувеличений, решают судьбу страны, женщины проводят время за вышиванием, чтением и напрасными разговорами. Сопровождаемая взглядами – как удивленными, так и нарочито-насмешливыми, - она покинула комнату с пылавшими щеками и вслед за служанкой прошла извилистыми коридорами, пока не оказалась напротив спальни, которую они заняли в поместье Узумаки. Саске ждал ее, сидя за низким столиком и быстро черкая что-то на пергаменте. Он хмурился и выглядел задумчивым, глубоко погруженным в себя. Он коротко взглянул на нее, подметив раскрасневшиеся щеки и сверкающие глаза, и вопросительно приподнял брови. - Отец и Ханами, - Сакура махнула рукой. Обсуждать это она не хотела. Саске пожал плечами и протянул ей свиток: - Прочти. Сакура опустилась на футон рядом с ним и протянула руку. «Соглашение о союзе между Минамото-но Ёритомо и Учиха Хоши», - произнесла она, едва развернув свиток, и окинула мужа пристальным взглядом. - Составил Дайго-сан, - коротко сообщил Саске, не прервав своего занятия. – Надеюсь, не увидим там между столбцов упоминания того, что вместе с поместьем Харуно клану Минамото отходит еще и половина земель Учиха, - он фыркнул. - А что, такое уже бывало? – заинтересовавшись, спросила Сакура. Бушевавшая внутри нее буря постепенно утихала, злость и раздражение сменялись глухой тоской – так случалось всякий раз, когда она вспоминала отца и сестру. - Когда младших императорских детей отсекли от наследования и лишили статуса принцев крови – с чего и начался клан Минамото, между первым его главой и Императором было также подписано соглашение. Когда советники Императора прочитали его внимательнее, то увидели, что должны Минамото десятую часть казны, - лицо Саске хранило непроницаемое выражение, но глаза улыбались. Сакура, которую рассказ мужа отвлек от переживаний, рассмеялась в голос. Сложно представить, что советники – ученые люди! – допустили такую нелепую ошибку. Она сосредоточилась на чтении и внимательнейшим образом просмотрела свиток три раза, прежде чем отложила его в сторону и взглянула на Саске. Тот, окончив писать, смотрел на нее уже некоторое время и по выражению лица угадывал, какой из разделов она читает. - Такие соглашения часто составляются? – не утерпев, спросила Сакура. Она ничего об этом не знала. Отец никогда не говорил о чем-то подобном, и до этой минуты она даже никогда не задумывалась, что некоторые браки заключаются также и на бумаге. - Когда брак скрепляет союз между кланами – всегда. Но в нашем клане они редки. Раньше Учиха заключали браки внутри клана. Моя мать приходилась отцу дальней родственницей, также как и бабушка – деду. А вот мать бабушки была из Хьюга. Сакуре вдруг сделалось горько. За словами Саске, по обыкновению, стояло гораздо больше, чем произнесено вслух. Раньше браки заключались внутри клана – до того, как его старший брат истребил весь клан. И теперь традиция, которой следовали не меньше двух сотен лет, исчезла. И неизвестно, возьмет ли она когда-нибудь свое начало вновь. - Минамото хотят назначить своего управляющего поместьем, - произнесла Сакура, размышляя вслух. – Это странно, ведь до свадебной церемонии пройдет еще не меньше шестнадцати лет. И они на самом деле хотят управлять всеми делами клана эти годы?.. - Семнадцати, - поправил ее Саске. – Церемония состоится после семнадцатого дня рождения Хоши. Я исправлю это в соглашении. - Тогда лучше сразу после двадцатого... – грустно улыбнулась Сакура. – Я не уверена, что смогу отпустить ее и в двадцать пять лет. Саске скрыл за усмешкой быструю улыбку. Привязанность его жены к их дочери была и впрямь невероятно сильна. Он слышал, что некоторые называли ее излишне сильной, чрезмерной. Он сам думал так какое-то время после их ссоры, когда Сакура отказалась ехать к Узумаки без Хоши. Она хотела взять с собой обеих девочек – и дочь, и Томоэ. Разумеется, об этом не могло быть и речи; Саске так и сказал. Сакура в тот день кричала на него, чего не позволяла себе, кажется никогда. А потом расплакалась, что было еще хуже, и рассказала, наконец, как ненавидела и презирала себя за рождение девочки, в то время когда клану нужен наследник, и чувствовала себя бесконечно виноватой; как отворачивалась от дочери, отказывалась кормить ее грудью, как не могла на нее смотреть. У нее случилась сильнейшая истерика; Сакура не могла связно говорить и захлебывалась словами, и Саске пришлось насильно давать ей саке и успокоительную настойку. Ночью, всматриваясь в ее смятенное даже во сне лицо и вслушиваясь в тихое дыхание, он пообещал себе, что никогда не назовет ее привязанность к дочери чрезмерной. - Их желание назначить своего управляющего можно понять, - потирая лоб, отозвался Саске. – Это то, о чем мы говорили в поместье. Дайго-сан хочет золота и контроля над торговыми путями. Я думаю, управляющих будет два, и одного будем выбирать мы. Тогда у нас у всех появится уверенность, что поместье не растащат по камешку до свадебной церемонии. Он бросил взгляд на улицу, чтобы определить час пополудни по тени от деревьев, и встал. - Вскоре меня ждут самураи и Яшамару, я обещал им занятие. Пройдешься со мной? Улыбнувшись, Сакура кивнула. Она проследила взглядом за Саске, скинувшим кимоно – благо, мужское завязывалось проще женского, и его можно было снять самому, даже и одной рукой. Он надел привычную куртку из грубой ткани и широкие штаны-хакама, сам подвязал их поясом, сам закрепил на нем катану. Это занимало больше времени, чем если бы кто-то ему помогал, но Сакура сидела неподвижно и не вмешивалась. Помощь не всегда была к месту. Саске обратился к ней лишь раз – заплести волосы в традиционную самурайскую прическу. Пока они шли по длинным коридорам поместья, Сакура все косилась на Саске. Время, проведенное дома, смягчило его черты. Он вернулся, и первые недели не знал, что делать, хотя дел было предостаточно. Он никогда в этом не признавался, но Сакура видела. Бывало, Саске бесцельно бродил по поместью часами – он говорил, что общается с самураями, вновь погружается в рутинную жизнь, но он лгал. Он бродил, потому что не находил себе иного места. Он бродил, потому что воспоминания о войне и обо всем, что было, не хотели его отпускать. Саске встречался с главами вассальных кланов, упражнялся с самураями, писал Узумаки, Хьюга и Минамото, держал на руках дочь, но все равно не знал, чем себя занять. А по ночам война и плен возвращались к нему в кошмарах. Сакура тоже, порой, видела страшные сны – раз за разом отрубленная голова отца катилась по земле, но к Саске его призраки приходили каждую ночь. Он никогда не рассказывал, но по его бормотанию в полузабытьи она догадывалась, что ему снится. Ему снилась клетка глубоко под землей, из которой он не мог выбраться, снилось пепелище, в которое превратилось поместье, снилось, что ему не отрубили руку. Этот сон был страшнее прочих. После него Саске никогда не возвращался в постель – он уходил и гулял по саду, пока не занимался рассвет, и не просыпались слуги. Сон, в котором он владел обеими руками, обнажал самое затаенное его желание, самую большую боль. Он бывал раздражителен и резок в те дни, злился без повода, от любого сказанного слова, особенно — если оно было сказано против. Но время шло, и Саске постепенно вспоминал, каково это — жить без войны. Он привык к кошмарам, как привыкают к ноющей, не проходящей зубной боли. Но горечь разочарования оседала на губах всякий раз, как он открывал глаза и обнаруживал на месте левой кисти аккуратно замотанный обрубок. Они шли по дорожке, огибающей широко простершийся главный дом поместья. Навстречу им попадались слуги, кланявшиеся вслед и отходившие в сторону, чтобы уступить путь, и представители других кланов. Некоторым Саске кивал первым, но большинству лишь отвечал на приветствия. Косые лучи клонившегося к горизонту солнца бросали на землю длинные тени. Сакура любила это время суток больше всего – когда свет золотистый и мягкий, когда он уже не слепит, и воздух словно соткан из его искр. Она все оборачивалась, чтобы полюбоваться окутанными солнцем деревьями, зарослями кустов и высокой травой. Это мгновение было прекрасно, потому что все тревоги и заботы вдруг отступили прочь. И сёгунат, и соглашение с Минамото, и скорая свадьба ее сводной сестры, и разлука с дочерью. Светило закатное солнце, щебетали птицы, постепенно умолкая под вечер, воздух был пропитан свежестью летнего вечера. - Так красиво, - понизив голос, произнесла Сакура, словно боялась, что слишком громкие звуки разрушат эту красоту. – Я больше всего люблю солнце вечером. Когда оно уже не яркое, но еще согревает, и так красиво, искоса ложится на землю. - Не из обычных людей Тот, которого манит Дерево без цветов*, - отозвался Саске без улыбки. Сакура полуобернулась к нему, подозревая насмешку в процитированном хокку, но, поймав его взгляд, передумала оскорбляться. - Сегодня до того, как ты позвал меня, когда мы собрались вместе с другими девушками и женщинами, Како-сан спросила, готова ли я стать женой сёгуна, - она произнесла то, что мучило ее последний час, решив, что после может не случиться удачной минуты. Саске поморщился, словно от резкой зубной боли, и Сакура догадалась, что установление сёгуната является давней и все еще неразрешенной проблемой. - Любопытно, откуда у Како-сан такие мысли. Мы дали слово не говорить ни с кем о том, что обсуждаем между собой, - медленно, с расстановкой проговорил Саске. – Едва ли ты станешь женой сёгуна, Сакура, - прибавил он. – Лишь если сменишь мужа. Она фыркнула и улыбнулась, с трудом сдержав смех. Ответ мужа ничуть не удовлетворил ее любопытство, а только раззадорил. Но расспрашивать дальше Сакура не стала. Судя по реакции Саске, еще ничего не решено, а в хитросплетения переговоров он ее посвящать не намерен — не зря подчеркнул, что между ними (Сакура подозревала, между Учиха, Узумаки, Хьюга и Минамото) существует договоренность молчать. Она мало знала и, в чем признавалась сама себе, откровенно мало понимала в том, что представляет из себя сёгунат, но была уверена, что быть сёгуном – крайне почетно. Это большая власть и большое уважение. И тем удивительнее для нее были столь категоричные слова Саске. - Разве быть сёгуном – не почетно? - Крайне почетно, - только и сказал Учиха. Больше Сакура его не расспрашивала. На следующий день состоялась свадебная церемония Наруто и Хинаты. Она запомнилась всем чрезвычайной торжественностью, и до конца того года только и обсуждали, что три дня празднеств в поместье Узумаки. Хиаши-сама не поскупился, выдавая единственную дочку замуж. Ее свадебные одежды – отрезы тончайшего шелка, расшитого вручную золотыми и серебряными нитями, длинные ленты из невесомой, прозрачной ткани; ее свадебные украшения – заколки, булавки и гребни в волосах – все было подарено отцом. Хината-сан за три дня, что пировали в поместье, сменила одиннадцать кимоно, и каждое было единственным в своем роде и не похожим на предыдущие. Гостей на церемонии увеселяли пением и музыкой женщины, некогда игравшие перед самим Императором. Хиаши-сама пригласил также для чтения хокку поэтов, произведениями которых восхищались все образованные люди того времени. В глазах Сакуры это торжество затмило те несколько приемов во дворце Императора, на которых ей случилось побывать. Она лишь надеялась, что у нее получается поменьше глядеть по сторонам с неподдельным изумлением во взгляде да сохранять отстраненное-вежливое выражение лица. Как и на любом другом торжестве, кто-то перепил саке, кто-то ввязался в постыдную драку, кто-то обронил несколько резких, оскорбительных слов, кто-то украл со столов изящные чашки, кто-то начал перепалку, кто-то наступил и порвал подол женского кимоно. Так случалось всегда, когда собирались вместе люди многих сортов и сословий, имевших различное воспитание и происхождение. Сакуре все было дико и непривычно, и она, бывало, отшатывалась в сторону от переборщивших саке весельчаков, идя по коридорам поместья. В те три дня особенно сильно ощущалась незримая стена, отделявшая глав и наследников великих кланов от прочих гостей. Саске, равно как и Дайго-сама, и Хиаши-сама, и даже Наруто-сан, присутствовал на торжествах лишь в первый день. В остальные два Сакура почти его не видела – он возвращался в спальню ближе к ночи, с уставшим лицом, словно он провел весь день в сражении. Она подозревала, что именно так и было. Просто сражался он не катаной. Они торопились договориться – праздничные торжества подходили к концу, и гостям пора было разъезжаться. Не следовало проводить столь много времени вдали от родовых поместий, пока в стране все еще царило смятение. Сакура особенно торопилась домой, к дочери. Она с удовольствием уехала бы после первого дня, но не смела оставить Саске. Ее угнетала не только тоска по Хоши. Дружба с Хинатой-сан была безвозвратно, навечно утеряна. Бывшая Хьюга, ныне Узумаки не смогла простить ей разлуку с Томоэ, хотя вовсе не Сакура была в том виновата. Но Хината-сан винила ее, и Сакура не находила в себе сил ее за то осуждать. Лишь надеялась, что боль от разлуки с племянницей, единственной дочерью горячо любимого и мертвого брата несколько притупится, когда у Хинаты-сан родятся собственные дети. И тогда, кто знает, они смогут говорить друг с другом без ледяного холода, без надменно поджатых губ, без ненавистных, тяжелых пауз, от которых внутри все обрывалось?.. Однажды ночью Саске сказал: - Прикажи слугам собираться. Завтра я подпишу соглашение о союзе с Минамото, и мы уедем. Сакура встрепенулась и села на футоне, глядя на мужа широко распахнутыми глазами. К тому дню в поместье остались лишь представители четырех великих кланов. - Вы обо всем договорились? – спросила она напряженным шепотом. Ее длинные волосы спутанными прядями стелились по ее правому плечу, кончиками щекоча грудь. В ночной темноте ее молочно-белая кожа и светлый хададзюбан выделялись ярким пятном, светясь изнутри мягким, серебристым светом. - Договорились... – эхом отозвался Саске. По его выражению лица невозможно было определить, доволен ли он или нет достигнутыми договоренностями. - Дайго-сан приглашает нас погостить, когда Хоши подрастет. Говорит, будет хорошо, если дети познакомятся пораньше, - и Саске фыркнул. – Не могу только понять, с какой поры он обеспокоился союзами вслепую, - он лежал навзничь, положив под голову правую руку и ленивым взглядом следил за причудливыми тенями на потолке. Сакура вздохнула. Ее девочка однажды выйдет за внука старика, оказавшегося самым большим интриганом в их поколении... - Если хочешь, можешь пойти вместе со мной, – Саске чуть повернул к ней голову, ловя взгляд, и Сакура энергично кивнула несколько раз подряд. Она вновь легла на бок, устроив щеку на сложенных ладонях, и некоторое время задумчиво смотрела на Саске. - Кто станет сёгуном? На его губах мелькнула усмешка. - Тот, кто наиболее достоин. Сакура мысленно закатила глаза. - Отчего ты не расскажешь, если все уже решено? Саске молчал столь долго, что она уже потеряла надежду услышать ответ. Его грудь мерно вздымалась в такт спокойному дыханию, а небрежно накинутая простынь не скрывала на ней ни давнего клейма, ни уродливых шрамов. - Все будет решено, когда глашатаи разнесут эту весть по всей стране, - наконец, проговорил он. – Имя сёгуна сейчас – это тайна, которой нет равных. За лишнее слово можно заплатить жизнью. - Я не понимаю... Раньше сёгун лишь помогал Императору в управлении страной, разве нет? Но теперь Како-сан говорит, что он будет созывать армию?.. - У него будет единственная армия в стране, - поправил Саске. – Раньше было так, как ты говоришь. Но власть Императора себя исчерпала, - его губы скривились в уничижительной усмешке. – Только посмотри на него!.. Совсем обезумел от денег и женщин, отдал все управление на откуп советникам да чиновникам. Он давно лишился чести. - Так будет то же самое? - Сакура не отводила от мужа внимательного взгляда. – Только вместо Императора теперь будет сёгун? - Это будет сёгун, избранный нами, - Саске выделил голосом последнее слово. – И довольно разговоров об этом. Хватит уже того, что Како-сан болтает без умолку. Прикусив язык, Сакура подавила всплеск раздражения. Еще не хватало сравнивать ее с этой Минамото! Ее недовольство было столь сильно, что она решила приберечь радость, которой хотела поделиться с Саске. Она расскажет ему о том, что ее лунные крови не приходят вот уже второй месяц, потом. Через несколько дней по всей стране разошлись письма с именем нового сёгуна. Им стал Наруто Узумаки.